Это не должно было завернуться в ту сторону, в которой окочуривается сейчас. Никак. Совсем. Не с ней. Не с ним.
***
План был прост: понаблюдать на вечеринке искоса за обаятельным и умопомрачительно красивым испанцем, которого шепчущиеся вокруг девчонки считали просто «смазливеньким», выпить от силы рюмку водки и уйти пораньше, чтобы — если повезёт — помастурбировать в пустой до трех ночи комнате. И, конечно, всё пошло под откос практически (как оказалось) сразу же, потому что кто-то очень внимательный, а кто-то излишне самоуверенный и палевный, как цыпленок в коровнике. Сравнение кажется странным и совсем не подходящим ко внешности, что она и говорит, неуверенно пригубляя угощение. Сладкое. С потрясающей горчинкой послевкусия. А Лу-уиз улыбается, лениво опираясь на локти рядом с ней. Смотрит прямо в глаза тёмными затягивающими омутами, и мимолетно проходится по слегка мятой рубашке в клеточку, заднице в максимально не подчеркивающих её штанах, заканчивает осмотр то ли светло-рыжими, то ли темновато-русыми грязноватыми волосами. — Ты такая же яркая и маленькая. Говорит он и хватает за руку, обхватывая запястье горячими пальцами, когда она выпрямляется и разворачивается, готовая уйти как можно дальше от невероятно красивого плейбоя, громкой качающей музыки, непередаваемой атмосферы студенческих бюджетных вечеринок и активисток-одногруппниц, ради которых, собственно, сюда и припёрлась. — И смешно супишься, когда злишься. Она вскидывает голову, вбирая в грудь побольше воздуха, но останавливается. Луиза со спины обнимает девица из параллели. Блэйк, кажется. Красивая, с красными губами и вьющимися кудрями. Светлыми и яркими. Начинает что-то интимно шептать на ухо, и ей наконец удаётся освободить руку, и рвануть к двери, все ещё чувствуя фантомные поглаживания на коже. В пизду. К черту. На хуй. Потом извинится, написав команде «без одиноких баб» что-то типа банального «перепила». — Пойдём танцевать, Льюис? — Нет времени, дорогая. — А на эту мышь ес… А я поняла. Хочешь завалить её в постель и доказать, что и такие не могут тебе отказать? — Ты очень догадлива, детка. Я действительно надеюсь, что с ней не будет также скучно, как было с тобой.***
Сплошные коридоры нервируют не хуже собственного характера. Она идёт спешно (пустая комната — небывалая роскошь), обняв себя руками (холодновато) и матерясь себе под нос. Вспылить из-за слов стереотипного плейбоя и лишиться возможности найти хотя бы такого же завербованного беднягу! Пиздец, каких мало. Вспоминая, к тому же, что и алкоголь, и закуски продавались практически за центы. — Эй, мы можем поговорить? Привлекательный голос с акцентом врывается в мысли. Но останавливают её исключительно принципы и стойкое обещание быть взрослой, спокойной и собранной. Оборачивается, складывая руки на груди, задирая голову. В полутьме коридора она действительно кажется маленькой на его фоне. — О чём? В таком освещении он кажется ещё красивее и привлекательнее, хотя куда уж. Но, оказывается, есть куда. Потому что ей всё больше и больше нравится его внешность, соответствующая всем стандартам симпатичности, и которую лично она легко может назвать эталонной. Жаль, правда, что с людьми такой внешности ей не по пути. — Хотя бы о том, что я не знаю твоего имени, а ты моё знаешь. — Эрика Стоун. — Луис Сера. — Это всё? Или тебе ещё что-то от меня нужно? — Спросить о странной холодности по отношению ко мне. Я тебе настолько противен? Или настолько нравлюсь? В ответ на аккуратное приближение, Эрика делает всего один шаг назад и спрашивает себя, что она теряет. — Может, второе. Может, первое. Тебе ли не все равно, если ты решил затащить меня в койку? Она не привыкла размениваться лишними фразами, и поэтому спрашивает прямо, на мгновение ощутив захлестывающую существо волну самодовольства от секундного удивления в тёмных глазах. — Хах, linda, я планировал лишь угостить тебя выпивкой. Спросить, кто ты, чем занимаешься, на кого учишься. А ты так смело и неожиданно заявляешь о таком. Я поражён. — Верю. Ты действительно выглядишь как человек, настроенный на пьяные разговоры. Только не в моих глазах. Так что, пожалуйста, перестань ломать комедию. — Какая ты серьёзная, linda! Не пробовала поступать в педагогический? Она смотрит на него немного устало, но без обычного ритма моргания. Потому что всё-таки он красивый до невозможности. А её немного колотит от того, что она делает и говорит. — Давай договоримся? Сейчас мы идём туда, куда бы ты повёл меня после того, как угостил выпивкой и расспросил. Занимаемся сексом и расходимся. Ты — поставив очередную галочку, я — выбрасывая из головы этот день, выбивающийся из моей обычной жизни. Забиваем на друг друга и живём, как жили раньше, идёт? Сера прекрасен и сексуально проводит большим пальцем по своей нижней губе, задумываясь над предложением.***
Заходя в комнату с тремя кроватями, Эрика надеется оказаться или скучным бревном, или перестаравшейся старательницей. Потому что такие (она слышала) чаще всего оставляют после себя неизгладимое желание разорвать все контакты нахер. Обнимает Серу за широкие плечи, не особо уверенно отвечая на поцелуй, когда тот с силой притягивает её к себе. Осторожно, не сдержавшись, проводит языком по солоноватой нижней губе, посасывает её и стонет, когда Сера, не отставая, слегка прикусывает её верхнюю, параллельно ловко расстегивает пуговицы рубашки, обнажая простого кроя бирюзовое бра. Отстраняется, оставаясь слишком близко, утыкается носом в щёку и изучающе проводит ладонями от выпирающих ключиц до едва-едва проглядывающих рёбер, спускается к широковатой тазовой кости. Шаловливые руки расстегивают ширинку джинс, забираются под ткань, обхватывая ягодицы, сжимая их до рваных выдохов, пальцы периодически соскальзывают вниз, трутся о трусики и не упускают возможности погладить промежность меж больших половых губ. — Не нравятся прелюдии? Усмехается, горячо шепча на ухо. Возбуждение сладким узлом заплетается внизу живота. — Сейчас они кажутся бессмысленными. Эрика вынуждена с ним согласится, потому что сейчас она до охеревания мокрая и возбужденная. Луиз — не пять минут за просмотром дешёвого порно и десять под неловким одноклассником, он — больше, он — выше, он — чувственнее в разы, и опасен, как наркотик. И Эрика не уверена, уже, блять, не уверена, что сможет остановится на одной дозе. Страстно целует в ответ, судорожно расстегивая белую прекрасную рубашку в стиле девятнадцатого века, в которой Сера смотрится просто охуительно, но заканчивает с поддержкой и самодовольной усмешкой на ухо. — Откуда ты такой выполз… Из какого столетия… Луиз хрипло смеётся, и весь её план (опять) летит куда-то в пропасть. Она спускается губами к его шее, покрывая каждый миллиметр, токсикоманкой вдыхая терпкий запах парфюма и его собственный. Тянет на себя, ближе, ближе, отходя к ближайшей кровати, но теряется на мгновение, и падает на мягкий матрас, сжимая широкие плечи, отвечая на горячие поцелуи, широко раздвигая ноги. Комната сжимается до него, неё и пиздецки яркого света лампочки, светящего прямо в глаза. Но похер, как же похер, ведь пальцы уже на голых ногах, гладят, сжимают, доводят до исступления на пару с грубыми почти-укусами в шею. Луиз возвышается обжигающей стеной, хрипло выдыхает на ухо, в ключицы, в ложбинку груди и обводит кончиком языка родинку на правой, когда Эрика прогибается в спине, ощущая грубую кожу большого пальца на клиторе. И два пальца у малых половых губ. — Кажется, ты что-то говорила про интерес с моей стороны. Усмехается он, возбужденный, лохматый, с горящими чёрными глазами, и оказывается гораздо прекраснее, чем раньше. Черт бы подрал этого треклятого испанца! — Про свою сторону я умолчала. Говорит она и послушно ждёт, распаленная, кусающая губу, широко расставившая ноги, пока Луиз натянет презерватив. Комната неожиданно погружается в прекрасную темноту, и Эрика не сдерживает ни радости, ни удовольствия, ни других чувств, когда Сера входит сразу на всю длину, и двигается, двигается, двигается, отвечая на ласки, съедая сладкие стоны, умело доводя до грани чистейшего наслаждения.***
Надежды на «подрочить в пустой комнате» безвозвратно сожжены. Во-первых, потому что дрочить уже не хочется, а во-вторых (обиднее всего) — комната больше не пуста, хуже — наполнена двумя любопытными взглядами не-настоящих-настоящие-бы-были-в-хламину студенток. — Что? — Можно поздравить? Спрашивает одна из активисток, и Эрика выдыхает, потому что отпираться не стоит — она еле двигается, расслабленная, немного мятая. — С сексом — да. С одиночеством — нет. — Там, где есть секс, одиночество быстро пропадает. Клишированно философски замечает одна из, разве что не поднимает вверх наманикюренный указательный палец. — Ну, рассказывай. Как, с кем, сколько?.. — Вам так не терпится узнать, кто пихал в меня член? — Да. Эрика машет на них рукой. Идти в наверняка занятый душ и стоять в очереди не хочется, так что она привычно скрывается за дверцей шкафа, переодеваясь в наскоро выловленную — вроде свою — футболку. Ложится в кровать под изучающими взглядами и накрывается практически до носа одеялом. — Аккуратный какой, даже засоса не оставил! Последнее, что она слышит, погружаясь в сон. Ей снится Луис, его терпкий запах и — неожиданно — крепкие-крепкие объятия с ласковым и нежным люблю тебя — чистой воды фантастика. Утро оказывается таким же, как до этого.****************
— Эй, Эрик, можешь уйти на… пару часиков? У нас тут намечается… Эрика выдыхает (почти) без раздражения, закрывает тетрадь, закрепляя ручку за колпачок в пружинках, разворачивается на дешевеньком, но на колёсиках, компьютерном кресле. И замирает, ладно, что не успев открыть рот. А то бы не закрыла его ни в жизнь. — Неожиданно. Улыбается Луис, будто бы повзрослевший, опустивший ниже волосы, заимевший щетину и выглядящий просто восхитительно. — Да, обычно о таком предупреждают заранее. Чтобы человек успел уйти. Соглашается Эрика, против воли оглядывающая его снова, снова, и снова, вспоминающая сладкие минуты единственной близости, и отмечающая как бы между прочим — выросла, повзрослела, оформилась, неплохо было бы заиметь постоянный (или около того) секс для поддержания физического и ментального здоровья. — Я писала, но ты, должно быть, опять поставила беззвучный! Упрекает Кирсти, хотя упрекать следовало явно её саму, не способную, как большинство нормальных соседок, предупреждать значительно заранее, чем двумя смс-ками за… хм… полчаса до неловкой ситуации. — Эрика. — Ухожу. Развлекайтесь. Стол и мою кровать не трогать. Она берет тетрадь, найденный мобильник, цокает на разрядившийся плеер. Оперативно переобувает тапочки с кроликом на разношенные балетки и, стянув со шкафа у двери кофту, выходит в коридор мимо посторонившейся парочки. Невольно, конечно же, задерживаясь у «посторонившегося» в узком дверном проёме Луиса, вдыхая терпкий с горчинкой запах, ощущая знакомое тепло, от которого что-то откликается внутри. Эрика искренне надеется: что-то, отвечающее за согревание в отвратительный период еле тёплых батарей. — Удачи. Бросает она, уходя. К черту. Кирсти, Луиса, его тепло и запах, который растраханная, не способная встать Кирсти не сможет вывести путем открытого окна, и тот останется, по крайней мере, до завтрашнего полудня. К черту и скакнувшее быстрее обычного сердце. — Злющая сучка. Шипит Кирсти соседке вслед, едва ли не выставляя фак ей в прямую спину. Противная, правильная, умная сука, не водящая парней и (поэтому, не иначе) не одобряющая подобного от неё, Кирсти, и Шерен, которая (понятно почему) добилась переезда в другую комнату. — Такая же, какой была. — Ты её знаешь? Откуда? Не важно! Согласись, она черствая сука, которую наверняка никто нормально не ебал. Не удивлюсь, если вооб… — Не говори того, чего не знаешь. И разве мы пришли чтобы обсуждать твою соседку? Мне казалось, что… Губы у Кирсти пухлые, мягкие и с малиновым вкусом.***
Пиздец. Она не может сосредоточиться на статье, и тупо сидит над пустой половиной листа, раздраженная практически донельзя. Это какая-то хуйня. Трюк из дешёвых романов. Пиздецкая ситуация. Она сменила универ, специальность, город. Прошло почти два года. Но Луис здесь. Трахается с её соседкой в пустой комнате под мягким светом лампочки. Помнит Эрику, хоть после секса не писал ей ни-ху-я и в редкие случайные встречи не обращал внимания. Удивляется тому, что встречает её, ничуть не меньше. Ачегоемунеудивлятьсяонведьнеподстраивалэтого. Шумно выдыхает, закрепляя ручку на пружинках. Находит начало статьи, пытается вчитаться, но сдаётся спустя пару секунд и лезет в телефон, выискивая, вероятно, сообщение от Тео — с которым вроде как у неё что-то срастается. Непонятно, правда, во что, но это уже мелочи. — Журналистика? Блять. Блять. Блять. — Уже всё? Можно возвращаться? — Если хочешь наткнуться на бущующую соседку, то иди. Хотя я не советую. Она чертовски злая. — А что так? Переоценил собственные силы? Ей нахуй не надо знать это, но она спрашивает, потому что лучше (наверное) разговоры о сексе, чем «сокровенная» или с подобной поеботой тишина. — Можно и так сказать. Ты невыносимая, знаешь? Черствая сучка. — Ожидал объятий и поцелуев в головку? — Хотя бы приветливого тона, но предлагаемой тобой тоже вполне неплохо. Прикосновения жгут калёным железом. Сера обнимает её за талию, прижимается, затачивая между подоконником и собственным телом. — Слушай. Мы не общались практически два года, мы вообще, если подумать, суммарно не общались даже трех часов за все время знакомства, а ты вновь ищешь, куда приткнуться. У меня. — Не было оснований, не искал бы. Ухмыляется он, и наклоняется близко, к самому уху, забираясь под кофту, лаская спину через тонкую ткань майки. — Но основания есть. Обида, которой от тебя несёт за километр, тоска, практически такой же силы. И да, желание. Там же, где и в прошлый раз, между влечением и неприязнью. Этого достаточно? — Но почему я, а не Кирсти, она уж точно симпатичнее цыпленка? — С ней невыразимо скучно. С тобой — веселее. — Неужели за столько времени ты не нашёл такую же «весёлую»? Слабо ве… — Ты не устала ещё от себя? От ненужного выяснения чувств, отрицания очевидного, попыток… Отвадить меня? Чтобы я прозрел, и пошёл искать себе ве-сё-лую прямо сейчас. Эрика хмурится, впиваясь пальцами в подоконник, чувствуя, как отколупывается очередной кусок краски. Открывает рот для ответа и замирает, потому что Сера прижимается к нему сухими с сигаретным привкусом губами. Зачем она ему? Именно она, в растянутой кофте, старой пижаме и светлым гнездом на волосах, а не та же шатенка-Кирсти в сексуальных шортиках и футболке с пуговками? Или в облегающих штанах какая-нибудь саркастичная брюнетка, с которой спать будет точно веселее, чем с Кирсти и ей подобным? Отвечает на поцелуй, позволяя усадить себя на подоконник, сдвинув в сторону горшок с никому до усыхания ненужным цветком. Млеет от поглаживаний на бёдрах, жар которых передаётся через хлопковую ткань штанов. Смущается реакцией собственного тела, когда чувствует, с каким приятным дискомфортом трутся вставшие соски о грубую ткань холщовой рубашки. — Всё ещё станешь отрицать, что тебя ко мне тянет, и опираться на придуманную тобой же мораль? Шепчет он хрипловатым тоном, касаясь носом её щеки. Сжимает крепкими руками бедра, ждёт ответа. — Да. Потому что тебе на меня все равно практически также, как на Кирсти. — До чего с тобой сложно, linda. Он улыбается, отходя и выставляя руки ладонями перед собой. Эрика сводит ноги вместе и отворачивается, кусая губу. Улыбка Луиса кажется неподдельно грустной.***
Выволочку от Кирсти она все же получает. «У меня были планы на него, а ты взяла и одним своим видом все испортила, чёртова, черствая сука!» шипит она, при этом пытаясь вцепиться в волосы. Эрика выдаёт достаточно грубое «мне он нахуй не нужен», хотя хочется сказать больше, чтобы глаза покраснели от ярости, как у быка, пар повалил из носа. Но она этого делать не будет, потому что нельзя совмещать ментальный диссонанс и физические увечья, которые обязательно нанесёт бешеная недотраханная сука с подпиленными ногтями. Так что она просто, игнорируя визжащую соседку, наскоро собирает вещи в рюкзак, и выходит из комнаты. Нужно побыть одной, отвлечься от проблем, и не думать о том, что на мгновение мелькнула мысль пойти за Луисом, сказать «прости» и поцеловать, выдохнув «нравишься очень» на ухо.*******************
С Тео ничего не выходит. Он — хороший, светловолосый, добрый и понимающий. Говорит без акцента, смотрит миндалевидными зелёными глазами, одевается в футболки, нежен по отношению к ней настолько, что, кажется, она могла бы провести с ним всю оставшуюся жизнь. Он — не Луис. И это перечеркивает всё разом глубокой линией потекшей шариковой ручки. Практически год отношений летит в корзину смятым листом, а Эрика решительно переворачивает страницы, хоть и закусывает губу, заглушая душевную боль физической. Тео — хороший, она — не очень. Последняя практика перед дипломной работой проходит в какой-то маленькой редакции научного журнала. Практически за полгорода от её маленькой клетки-студии, заставляя каждое утро вставать в пять утра, и ближе к шести спускаться в переполненное метро. Перекусывая на бегу, сбивая режим дня, погружаясь в работу по самую макушку, не оставляя времени на важную личную жизнь! как говорит Вероника, не отвязавшая от неё со времен смененной учёбы в медицинском. В отличие от своей подруги, укатившей в Аризону. Важную для кого, Эрика уже не уточняет — одна и та же шутка имеет свойство приедаться. Ей, нормальным людям, всему живому, но только, очевидно, абсолютно, не судьбе. Ровно напротив неё сидит Луис и воркует с кем-то по телефону, потрясающе красивый, с заостренными временем чертами, добавивший к белой рубашке кожаный жилет без рукавов. На него посматривает женщина рядом с ней, стайка школьниц у самых дверей и — восхищенно — типичный ботаник в огромных очках с толстыми стёклами. Эрика тоже, из-за этого и отворачивается к окну, понимая — выскакивать рано, до редакции остановок шесть, и она не успеет дойти, как бы не бежала. Да и вообще глупо бежать от прошлого, которое (черт возьми!) её из раза в раз находит. Так что сидит. Злосчастные шесть остановок, благодарит какого-то офисного клерка, загородившего обзор. Смотрит искоса в экран женского телефона — яркое пятно интуитивно привлекает внимание. «Каких только красавцев в метро не увидишь…» Пишет она кому-то по имени «Дженнифер», и Эрика отворачивается, смотря время на наручных часах. Если бы выскочила на две остановки раньше, добежала бы без проблем, срезав у кафе «Мангоро», в котором частенько дописывала статьи. Ну, а так зато сэкономила минут пятнадцать, которые не прочь было бы потратить на приведение мыслей в порядок и настройки на рабочий лад. Потому что сейчас голова (опять опять опять) забита не тем, чем нужно. Прошло три года. Три долгих года, за которые успела измениться (пусть не кардинально) её жизнь. Эрика выросла, переосмыслила взгляды на многое, собрала волю в кулак, успешно накопила практически больше половины на собственную квартирку, поблагодарил родителей за остальную сумму, пробовала себя в разных сферах работы, побывала в отношениях, сейчас почти заканчивает универ. И не находит в себе сил выбросить Луиса Серу из головы, как и понять реакцию на него собственного тела. Потому что да, клишированно, но он её все ещё волнует. Не будучи первой любовью, без страстного романа в стиле бредовых оттенков («оттенков серого», поправляет Эрика, потому что обзывательство, оказывается, характеризует их взаимоотношения чертовски правильно и верно). И она не понимает, по-че-му Когда они сойдутся, она обязательно напишет роман… Стоп. Эрика едва не останавливается посередине улицы. Отчасти из-за собственного потока мыслей (ебанутого, как ситуация). Отчасти из-за голоса с акцентом за спиной. — Не думал встретить тебя здесь, linda. Сера улыбается самым обаятельным плутом, настигая её за пару слишком быстрых секунд. Идёт рядом, высокий, пользующихся все тем же парфюмом, слишком идеальный и плейбойный, чтобы находиться с ней, обыденной, в непроглаженной юбке. — Взаимно. — Что ты здесь делаешь, если не секрет? — Прохожу последнюю практику перед дипломом. — В том клоповнике, по ошибке названном научным журналом? На этот раз Эрика и правда останавливается под раздражённое фырканье прохожих. Что это за ху… — Не супься, цыпленок, я приехал по работе. Видишь ли, с учёбой я уже покончил. Эрика вспоминает, что он старше её на год-два. Выдыхает, ставя диагноз. Паранойя. — Мог бы спокойно пройти мимо. Не обязательно подходить к тем, кого мало знаешь. Знакомый путь из лёгкого, быстрого и напряженного превращается чуть ли не в самую злую пытку в её жизни. Опять. Из-за человека, которого она мало знает. С которым однажды трахалась, и которого не может забыть. — Нам все равно по пути, linda, а строить из себя максима-ально незаинтересованного человека не в моём стиле. Как ты?***
До редакции они доходят, ведя удивительно нормальный, даже интересный диалог. Она рассказывает о жизни, он делится опытом своей, оба обсуждают плюсы и (в основном) минусы медицинских университетов, тема отношений затрагивается мельком, и практически не обсуждается, понятная и так — у Серы были романы, у Стоун тоже… кто-то да должен был быть. Ключевое слово, выцепленное обоими, «были». Коллеги встречают её приветствиями различной степени вялости, коллеги женского пола — хитрющими взглядами и вопросами полушепотом, на которые Эрика не отвечает, принимаясь за работу. Статья на проверку сама себя не напишет, и определённо даст настроиться на нужный лад. Почти на час. Потому что на лежащий рядом телефон приходит с вибрацией смс от неизвестного номера. «Не думаешь, что надо бы попробовать и такое общение? :)» «Откуда у тебя мои контакты?» «До чего же эмоциональны порой одинокие дамы» Эрика поджимает губы, и убирает телефон в сторону. Тянет удалить недопереписку, сменить номер и место жительства, но она лишь награждает неизвестный номер таинственным «тот» и ставит точку после очередного абзаца. Работа не идёт, в каких бы направлениях Эрика не пыталась её вести. Одногруппники (Отныне — «коллеги», практика это тоже работа. Да, мисс научный руководитель) вокруг поднимают первые признаки перерыва на обед (завтрак). Из кабинета «начальства» слышится какое-то приглушенное копошение. Взгляд то и дело скашивается на небольшой чёрный кирпичик. «Сходишь со мной, очень уставшим, в кафе Мангоро?» Который оживает словно по волшебству. Эрика практически без труда сдерживает неясное торжество.***
Практика в таком темпе (дом-метро-знакомая-почти-родная-усмешка-редакция-метро-часто-спокойное-одиночество-и-уставшие-от-бега-ноги-реже-насмешливое-"linda» — пустая-клетушка-студии) пролетает довольно быстро. И вот — Эрика вместе со всеми идёт в местный клуб отмечать её окончание. В чёрном платье до колен, с золотым браслетом на руке и большими сережками-кольцами. В чёрных туфлях-лодочках на небольшом каблуке, одолженных, немного большеватых, оттого и слегка спадающих с пятки, что хоть как-то развлекает на пару с все ещё первым стаканом мохито. — Почему не танцуешь? Не признаться самой себе — глупо. И Эрика говорит мысленно — ждала. Подсознательно, каким-то уголком души, налившимся теплом сердцем. Потому что привязалась сильнее, чем раньше, узнала получше, поняла — с ним тепло, уютно и весело. И если бы дали возможность отмотать время назад, сказала бы «нравишься очень» у обшарпанного подоконника, как хотела, как рвалась. Именно тогда, а не в запутанном полутемном коридоре. Потому что тогда бы обожглась, наверняка, и сильно, а в общежитие — согрелась, расцвела. И возможные отношения не имели неясный привкус горечи, который бы заимели сейчас. — Не хочется. — А если со мной? Он опирается спиной на барную стойку, расслабленно откинувшись на локти, лукаво смотрит в глаза. Громкая музыка глушит приятный тембр. Бармен ставит рядом с ним стакан виски и уходит в противоположную сторону к другим клиентам. Семисекундный взгляд в чёрные омуты затягивает Эрику на глубину. — С такими я не танцую. Улыбается она хитро, игриво щурится, делает медленный глоток вкусного коктейля. Глубина при дальнейшем рассмотрении оказывается завораживающей бездной. — Тогда что ты с нами делаешь? Спрашивает он неожиданно (ожидаемо) хрипло, пригубляет виски и медленно облизывает губы, отражая её неосознанное действие. Взгляд Эрики сам собой скользит поверх его плеча, к коридору.***
Щёлкает замок, но Эрика не обращает внимания, вовлеченная в поцелуй, прижатая к двери. Целует в ответ со всей возможной страстью, запустив пальцы в волосы, прижимая к себе за плечи, крепко, крепко, как можно крепче. Буквально задыхаясь от поглощающих её чувств. Отстраняется первой, тяжело дышит, и едва ли не вскрикивает, когда Луис с чёрной бездной в глазах, прикасается обжигающе-горячими губами к шее. — Linda… mi locura… Хрипло шепчет он, и Эрика жмурится от удовольствия, разводя ноги шире, позволяя приподнять левую. Отключила голову, оставила только пьянящую страсть и раздирающее нутро желание.*****************
— Тебе не кажется, что всё слишком поспешно? Спрашивает он с ухмылкой, поправляя рукава неизменно белой рубашки. Стоит перед зеркалом, справедливо красуясь, пока Эрика, прикусив губу, печатает очередную страницу будущего произведения. В розовой футболке и мягком пледе на ногах. — Ммм? — «За три года пообщались от силы часа четыре», а съехались меньше, чем за две недели. — Если тебе не нравится то, что я живу у тебя на выходных, я могу прямо сейчас уйти. — Linda… Право слово, не надо вспыхивать. И напрашиваться на комплименты, которых у тебя итак в достатке. Ты ведь понимаешь, что я имею ввиду. Она вздыхает, откладывает ноутбук, и встаёт, плотно укутавшись. Подкрадывается сзади, обнимает, трётся носом о лёгкую щетину. — Прости. Я тоже не до конца верю, что дала настолько большую свободу чувствам к тебе. — И ищешь подвох. — И ищу подвох. Она закрывает глаза, не в силах видеть контрастное в данный момент отражение. Воспроизводит в памяти зеркало в холле театра, где они смотрелись вполне (очень) гармонично, жмурится от сухих губ на руке. — Тебе завтра ко второй паре? — Я легко могу взять заслуженный выходной.***
— Луис Сера. Констатирует факт Вероника, пока Эрика молча собирается, проверяя карманы рюкзака, задние — джинс, передний — рубашки. До защиты диплома чуть больше суток, но мандраж одолевает руки и мозг уже сейчас, в маленькой комнате с тремя кроватями. — Луис Сера. Подтверждает не нуждающееся в подтверждении Эрика, и буквально плюхается на голый матрас, выдыхая. Приглашение поучаствовать в сборах, успокоиться, и вспомнить старые времена показалось очень заманчивым, но сейчас кажется только ненужной тратой времени и укусом ревности, в уже провакцинированное от такого сердце. — В голове не укладывается… Прости. Она, защитница красных дипломов, лежит на спине, свесила голову и подметает светлыми длинными волосами пол. До съезда два дня, и Вероника берет от них всё, втягивая атмосферу общажной комнаты глубоко в лёгкие. — Ничего. Мне тоже не верится. Не врет ни капельки. Потому что все ещё кажутся сказкой нежные взаимоотношения, недавний окончательный переезд в его квартиру, внимание, отданное только ей одной. — Прямо с той вечеринки общаться стали? Эрика кивает, хотя хочет пожать плечами и выдать несуразную правду в духе «Ну, как сказать. Потрахались, забили друг на друга на два года, встретились — пофлиртовали несколько минут, опять забили — на год. Встретились в метро, поработали вместе, потрахались в клубе, съехались, живём практически душа в душу». Потому что передавать все бумаге — процедура не особо помогающая. — Более менее. — Охрененно, конечно. Бывают же сказки. — Ну да. Пишет ему первая, умиленная воспоминаниями. «Уже скучаю по тебе» Что-то внутри ёкает от невыразимо большой любви.***
А потом он не появляется дома, и Эрика ночует одна, съедаемая кошмарами, накручивающая себя, периодически рыдающая в подушку, и повторяющая каждое утро практически одно и тоже сообщение. «Ты там как?» С кем? Почему не звонишь, не пишешь, не отвечаешь, не приезжаешь, говорил, что любишь, предложил сойтись, неужели врал все эти ебаные годы, почему вообще прицепился, охотник, и не отпускаешь больше трех лет. Вероника рвётся приехать, успокоить, но, получая отказ и неровное «я привыкла», пишет: «сама понимала, на что шла». Затихает, возникая раз в пару дней, дублируя саму Эрику. Исхудавшую, с ломаными грязными волосами и потухшими глазами. Похудевшую, закутавшуюся в плед, как во вторую кожу, и удалившую заготовки романа нахуй. Решившую переехать обратно в свою студию-клетку, где все было просто прекрасно (нормально), забрав с собой разве что кактус с подоконника — единственное живое существо в треклятой квартире с усыпанным осколками чужой души полом.***
Всё окончательно идёт по пизде (исправляется), когда на пороге её квартиры возникает оно. Самое ублюдочное мудачье, что было в жизни. Белая рубашка, жилетка без рукавов, обросшее сильнее повседневного ебало, заимевшее еще более острые черты. Тёмные говнища глаз и… Нахуй. — Открой дверь. Я не уйду, ты знаешь. «Не знаю, тварь, поскуда, не знаю, блять» — Убирайся нахуй из моей жизни. Она плачет, всхлипывая, хрюкая и не сдерживая истерики. Скользит по двери вниз, оседая на порог, и воет куда-то в ладонь, кусая, мыча, надеясь, что оно уйдёт, как уже уходило, заберёт боль и вспыхнувший огонь в почти истлевшем (как феникс) сердце. Но интуитивно понимает — нет, потому что привалился к двери снаружи, и теперь сидит, задумчиво рассматривая носки туфель. «уйди ис мтеы дизри, прошк те в» Она не обращает внимание на ошибки, написала, взмолилась, выплеснула частичку боли. Кружкой из ебучего озера. Закрывает глаза, и на автомате отвечает на звонок, заглушая противную трель. — Mi cielo, пожалуйста, открой дверь. Мы поговорим, и я уйду, если ты захочешь. Навсегда. Прошу. — Я не верю тебе. Хрипит она, отползает от двери и что за сентиментальная дура. Сера опускается перед ней на колени, обхватывает лицо горячими ладонями и стирает потоки слез большими пальцами. Смотрит пристально, с щемящей нежностью во взгляде, не скрывает боли на дне чёрных омутов.***
— Я… Выслушала тебя. Уходи. Она не смотрит на него, истеричка, выплакавшая реки у него на руках, сладко уснувшая там же. Не смогла простить, хоть поняла причины. Боящая до ужаса той болезненной апатии, захватившей сознание. Ответившая на солёный поцелуй со всей возможной любовью, с блестящими от счастья глазами закрывшая дверь. «Я обязательно вернусь, linda, и всё будет хорошо» — Да? Эрика почти дописала главу, улыбается описанным событиям, отвечает воодушевленно и радостно, потому что настроение — верить в сказки, смотрит на остывший чай и нетронутую конфету. С кофе, каких на кухне ещё целый мешок. — Эрика Стоун? — Да… — Это Леон Скотт Кеннеди… друг Луиса. Мы не могли бы где-нибудь встретиться? «Я тебе не верю, Луис» Ничего не будет хорошо