Сейчас, но не здесь

      Она поцарапала руку об острый угол стола. Все поверхности в Малфой Мэноре были заточены, как ножи. Сидя на полу и проверяя рану на ощупь в полумраке, Ханна затуманенным взором смотрела на луну в окне. Было просто больно, если надавить, но влаги она не ощущала. Зато она ощущалась на губах. Альт не могла привыкнуть к ежедневным пыткам, захлебывалась болью, при этом закусывая губы так, что ещё несколько раз и она сломает зубы и они останутся воткнуты в обветренную, розоватую кожу. Нарцисса сказала ей, что она привыкнет. Что боль со временем будет восприниматься как что-то повседневное. Как заехать щеткой в десну или прикусить язык при трапезе. Никогда. Грин-де-Вальд никогда, ни за что в жизни даже пальцем её не тронул. Другие женщины – да и мужчины – в его рядях тоже за свою безопасность не беспокоилась. Ханна не знает, что было до неё, но после того, как она полноценно поселилась в Нурменгарде, она ближе познакомилась с жизнью там. Сторонники боготворили Геллерта, но это было хотя бы заслуженно. Наказания за проваленное задание, шли всем на пользу, если исключить некоторые факторы – тренировки почти до изнеможения, пока не начинаешь валиться с ног. Истощенное магическое ядро доставляло массу проблем, но это решалось двумя зельями энергии. Круциатус нельзя было перебить даже обезболивающим.       Она вдохнула через нос, прикасаясь кончиком носа к золотому кольцу на указательном. На внутренней стороне были выжжены инициалы, а небольшой драгоценный камень блестел в свете луны. Он не должен был узнать, что она замужем. Возникнут вопросы о том, где её муж и почему он не присоединяется к ним. Не сможет она и слова сказать про личность супруга. Не найдется у нее ответов на вопрос о существовании наследника. А всё потому, что они оба, под руководством Розье, дали клятвы, что не смогут разглашать личные данные супругов своим врагам. Это было ещё очень-очень давно, когда Эрих ещё даже не знал, что за ней охотиться МАКУСА. Конечно, позже эта молва пронеслась по всей Европе немного другим образом, но фактически клятву они не нарушали. А значит она была ещё действительна. Но рядом не было Геллерта, который мог бы снять откат, если она вдруг сломается.       А значит она не имеет права на ошибку, потому что единственное, что ей не простит Геллерт это смерть. Потому что откат может быть настолько мощным, что вытянет из нее всю магическую суть, не говоря уже о том, что родилась она, можно сказать, недоношенным волшебником. Тогда уже никакой крестраж не поможет, ведь такие штучки не действуют на обычных людей.       Она со стоном поднялась, упираясь в стену, с поджатыми губами смотря на злосчастный угол тумбочки. Колено через несколько мелких шагов уперлось в матрас. Комнатка была маленькой, а точнее такой, какой и должна быть у «второсортного» Пожирателя. Ханна дышала воздухом 1997 только десять дней и очень сомневалась, что в такие короткие сроки можно пробиться в Ближний Круг, даже если исправно справляешься со всеми заданиями. Ему точно нравилось, что новая приспешница сильнее многих в его армии, но она старалась не подавать ему поводов для волнения о том, что она превосходит и его тоже. Ханна никогда в жизни не думала, что специально проигрывать каким-то неуравновешенным так сложно.       Альт легла набок, подкладывая под гудящую голову подушку. Выдох получился свистящим. Ничего не хотелось. В груди поселилось чувство неполноценности. Оно скребло изнутри, а вместо крови Ханна захлебывалась непролитыми слезами. Она не могла заплакать – ей было нельзя – и соленые капли будто заливались вовнутрь, перекрывая доступ к дыханию. Сдерживаемые слезы делали голову тяжелее и её было всё сложнее поднимать с постели. Хотелось встать на колени и умолять дух Мерлина, чтобы он решил её проблему, потому что она сама не видела выхода. Её слабость может обернутся тем, что она просто лишится мужа, друзей, положение и себя. Но без Геллерта мир, казалось, совсем потерял краски. И не только для неё. На небе не было и намёка на солнце все эти десять дней. Мрак окутывал поместье, а муть в глазах после пыточного только укрепляло мысли о том, что мир охватывает бесконечная серость.       Она уже который раз сжигала магазины, жилые дома, деревни... В них горели люди, семьи, возлюбленные и дети. В её времени её волновали только волшебники, которых нужно было спасти от правил идиотов, что придумали прогибаться под маглами. Сейчас, убивая семьи, она видела как пары тянутся друг к другу, прикрывают плачущих детей от огня, на ходу перекрикивая хохот Пожирателей и говоря успокаивающие слова и последние признания в любви. А она стояла и смотрела. Ей больше не хотелось убивать, потому что без Геллерта она сама будто бы медленно умирала. А может уже разлагалась. Кто знает.       Она уснула. Вот так просто, с неспокойным волком, который выл где-то под ребрами. Ей снился огонь, разрушенные здания и Геллерт среди них. У него в руках не было палочки, но Ханна, медленно переставляющая ноги в его сторону, знала, что ему не всегда она нужна для совершения чего-то подобного. Он отдалялся с каждым её шагом всё дальше и она наконец остановилась. Что-то мешало. Левую щеку пронзило болью, а Ханна вдруг поняла, что уже не спит, а отдаляющийся Геллерт был лишь мимолётным, прекрасным лично для неё, видением.       Алекто Кэрроу отлетела в стену с такой силой, что по камню пошли трещины. Альт схватила нож, который Кэрроу рассекла ей кожу на лице и случайно выронила от неожиданности, когда Ханна открыла глаза. Сложно вывести Йоханну Альт на эмоции, но разъяренная жена Грин-де-Вальда – страшный сон всех обитателей Нурменгарда, кроме пожалуй самого Геллерта. На комоде зажглись свечи, а за ними и все остальные серебряные канделябры. Ханна быстро оглядела комнату, пытаясь обнаружить ещё Пожирателей, но найдя лишь слегка помятое одеяло под собой, она вполне бодро спрыгнула с кровати, слегка наклоняясь вперёд, чтобы разглядеть нападавшую в полумраке.       – Алекто? – Нож пришлось опустить. Если она попытается, что-то сделать одной из приближенных Волан-де-Морта, тот позже самолично убьёт её. Ханна закатила глаза на свои мысли – какая честь! – Unzureichende, hirnlose Schlampe! Какого ты делаешь?!       У Алекто смех хриплый. Он не мог быть получен в связи с простудой, и Кэрроу не могла родиться с таким. В армии Геллерта была женщина полукровка с фамилией Хардинг. Сотрудники МАКУСА рассекли ей горло на одной из вылазок. Голос удалось восстановить, но связки остались повреждёнными до самой её смерти, произошедшей в 1940. У Хардинг был похожий смех. Хриплый, лающий и слегка грустный – она его стеснялась. Хардинг была девушкой хорошей. Даже чересчур, учитывая место, куда она попала. Маглов она убивала крайне редко, уступая такую честь другим, но Грин-де-Вальды знали, что её искренние намерения почти не отличаются от их целей. Просто она знала, что такое терять человека, которого любишь, а потом до бесконечности ненавидеть того, кто лишил тебя счастья. Ханна теперь тоже знает.       Но всем другим Кэрроу отличалась от высокой, кроткой Хардинг. Алекто была мелкой, с оскалом от уха до уха, обгрызанными ногтями и безумными, белыми молниями в глазах. Она скалилась в сторону Йоханны, от воодушевления закусывая щеки изнутри. Альт с раздражением стёрла с кожи кровь, чудом не размазав это всё до носа. Алекто молча поднялась, не отрывая взгляда от неглубокой раны, из которой снова начала просачиваться тонкая, теплая струйка. Женщина надавила на ручку двери, плавно и медленно выходя в коридор. Она ждала, пока сильная и молоденькая Фредерика Вебер кинется на неё или оглушит проклятьем. Но Фредерика стояла и смотрела куда-то левее, чем было лицо Пожирательницы.       Дверь захлопнулась. Это было оглушающе тихо, а комната резко стала пустой. В нее перестал задувать холодный воздух из промозглых коридоров. Запах духов Кэрроу, которыми та упорно пыталась перекрыть вонь Азкабана от Руквуда, с которым она зажималась последнею неделю, испарился. Они пытались делать это тихо, чтобы Волан-де-Морт или кто-то из собратьев не узнал об этом. Но Йоханна имела достаточно опыта разгадывания тайн людей бросив на них лишь пару взглядов. Их похотливые переглядки, постоянные мольбы перед Милордом, чтобы их поставили в одну пару на задании, потому что «остальные неумелые ублюдки, Мой Лорд!» и попытки случайно не угробить на тренировках. Неизвестно, как «их Лорд» всё ещё не понял, учитывая, что ворошил память всех, до кого мог добраться. Кэрроу родились в Ирландии, куда сбежала однофамильца жестоких близнецов и по совместительству бывшая приспешница Грин-де-Вальдов. В Ирландии проведение ритуалов на несовершеннолетних не в медицинских целях было преступлением хуже убийства себе подобного, поэтому Алекто и Амикус были первые в очереди, кому проверяли воспоминания. Волан-де-Морт делал это так неаккуратно и пренебрежительно, что Ханна не сомневалась, что её умения в окклюменции когда-нибудь её подведут.       Зеркало стояло на том комоде, об который Ханна рассекла руку. Взяв канделябр, при этом запачкав его кровью, она поднесла его к отражающей поверхности, рассматривая рану. Она промокнула её белыми, столовыми салфетками, которые лежали на вечернем подносе, стабильно приносящийся домовиками после каждого собрания. На нем всегда стояли чай или кофе – зависит от времени суток – и какое-нибудь сладкое угощение – Волан-де-Морт подобно дементору высасывал счастье и Нарцисса Малфой, как никто другой, это понимал.       Ханна порылась в карманах мантии, в которой и уснула, вытягивая свою палочку. Она не стала менять её. Волан-де-Морт не обращал внимание на такие вещи, как волшебные ветки, которыми колдуют его люди. Во всяком случае, так было с такими как она. Ходил слух, что у Ближнего Круга палочки проверяются, но она надеялась, что до такого нынешний Лорд не докатился. Провела по лицу самым кончиком, но её будто ударило током. Пальцы против воли напряглись, но почти сразу же расслабились. Альт с недоумением взглянула на них, порываясь ощупать. Попробовала залечить ещё раз, но эффект был тем же. Дернулась в сторону ванны, к магической аптечке. Перевернув все зелья, Ханна вытянула на мягкий, оранжевый свет от дрожащей свечки заживляющую мазь. Она была гуще, чем та, что готовили в сороковых, но по запаху осталась такой же.       Прошло, наверное, полчаса. Мазь помогла только тем, что превратила рану в шрам длиной примерно в два дюйма(≈5.1 см). Он был неглубокий и совсем чуть-чуть покрасневший. Его было хорошо видно только если приглядеться или стоять дальше, чем шесть-семь шагов. Она ориентировалась по себе – человеку, со зрением хуже, чем у магловской старушки.       Она носилась по комнате до самого утра, вспомния самые разные заклинания. Позже, когда запас познаний в лечениях палочкой иссяк, она начала строчить письма в «Слизень и Джиггер» – аптеку в Косом Переулке, в котором закупалась Нарцисса, отвечающая за благополучие Пожирателей. Ханна написала список из пяти зелий, трёх мазей и шести ингредиентов, которыми можно было свести увечья растерев, выдавив сок и тому подобное. Прикрепив к этому всему увесистый мешок галеонов, она позвала домовика, так как совы в этом здании популярностью не славились, а с филинами у Альт не ладилось с детства.       Она с беспокойством оглядела себя ещё раз, словно надеялась, что вот ещё немного и шрам сойдёт сам собой, но ничего не происходило. Такой ужас на лице значимой в своем времени аристократки! Йоханна даже представить не могла, что будет, когда она вернётся в свои родные сороковые. За реакцию Геллерта она почти не переживала – шрамов у нее было много, просто их все умело скрывала одежда. Грин-де-Вальд тысячу раз видел раны оставленные от самых разных проклятий и каждую из них любил, всегда целуя все небольшие, старые рубцы, как только предоставлялась возможность. Ну не разлюбит же он её из-за того, что теперь похожий будет на лице, которое можно скрыть только вуалью?       Для чистокровных аристократок похожие проблемы были сродни потери чести до свадьбы. Её подруги, не являющиеся приспешницами Грин-де-Вальдов и работающие в магических кафешках, казино или других подобных местах, до сих пор гадают, как её не выперли из всех приличных обществ за связи с мужчинами до законного мужа. Черта с два она им скажет, что до того, как встретила любовь всей жизни, охмуряла маглов. Тогда весь смысл её статуса жены волшебника, борющегося против обычных людей, потеряется. Ей сорок три года удавалась избегать все проблемы связанные с жестокими правилами чистокровных. Неужели из-за какой-то поехавшей, все её старания коту под хвост?       Когда в дверь постучали, паника захлестнула её, как цунами. Но цунами было коротким, почти мимолётным, а Ханна даже и не поняла, что ощутила. Она аккуратно повернулась в сторону узкой линии света, образовавшаяся от факелов в коридоре. Нарцисса проверяла спит ли она, а когда увидела бодрствующую Фредерику, лицо её озарило облегчённой улыбкой.       – Фройляйн Вебер, – она открыла дверь шире, мельком осматривая лёгкий хаос в одной из лучших миниатюрных гостевых в Мэноре. – Вас ожидает Темный Лорд вместе с Ближним Кругом. Кажется, вы попадете в него в ближайшие полчаса.       Лицо Ханны – Фредерики – не дернулось. Зато в глазах хлестнуло отчаянье. Больше пыточных, меньше личных границ, больше шансов сойти с ума. Она медленно кивнула, под пристальным взглядом Малфой. Пошла в сторону ванны, настороженно прислушиваясь к тому, когда дверь закроется, но лучик тусклого света преследовал её пятки вплоть до того, как она зашла в отделанную мрамором комнатку.       Она не чувствовала ног. Они не гнулись, пятки были ледяными даже после того, как побывали в кипятке и были облачены в колготки. Было пол седьмого утра. Солнце уже освещало злые лица портретов. Каждый из Ближнего Круга был с большими, почти черными, синяками под глазами, потому что не спали из-за неожиданных вызовов. Этот был одним из таких – рано утром, ради какой-то странной Фредерики Вебер, которая одним ленивым движением руки заламывает руки. Причем с таким лицом, будто она попала в дурдом и её насильно тут держат среди умственно отсталых. Винда хлопнула в ладоши, ожидая пока фрау повернется к ней лицом. Альт выглядела деревянной и растерянной. Последний раз Розье видела её такой, когда Ханна сбежала из собственного дома от МАКУСА.       – Ты не войдёшь в Ближний Круг, Фройляйн, – она обращалась к ней так, как положено легенде, потому что знала очень хорошо – у стен, особенно у чистокровных поместьев, есть уши. Большие, прекрасно слышащие и передающие информацию слово в слово. – Тебя пошлют на задание. Фройляйн Вебер, я тебе не завидую.       У Винды тряслась нижняя губа. Рядом нарисованный волшебник, пустивший женщину в свою картину, наблюдал без особого интереса. Ханна чувствовала, что Нарцисса гуляет где-то рядом. Леди Малфой ей нравилась, но она была одной из тех, кому доверять нельзя было. Розье двинулась за ней, переходя к тем людям, которые относились к ней более менее спокойно, разрешая лазить по их нарисованным, шикарным комнатам.       Почему в Малфой Мэноре с потолка капает вода? Она кинула взгляд на образовавшуюся лужу, но тусклое освещение не давало разглядеть цвет жидкости. Шаги гулко раздавались, пока Ханна не отрывая взгляда от палочки в руках Волан-де-Морта, шла к нему поближе. Она бы предпочла остаться где-нибудь у двери, при этом не закрывая её, чтобы было легче сбежать, но Лорд поманил её к себе, когда она вошла.       – Что ты знаешь о великой школе волшебства Хогвартс, Фредерика? – Он начал задавать вопросы ещё до того, как она подошла. Ханна порывалась вякнуть о том, что худше школы на всем свете не видела, но благоразумно промолчала. У них было достаточно людей из Хогвартса, чтобы вдоволь намучаться с переучиванием выпустившихся оттуда. – Судя по технике ты будто бы училась в Дурмстранге, но женщин туда не берут. Шармбатон слишком слабая школа... Ильверморни, не так ли, Фредерика?       Она машинально кивнула. Ей бы хотелось поспорить, но она была не в своем времени. То, что в Дурмстранг теперь не принимают особей женского пола, а Шармбатон считается слабым учебным заведением, удивило её не меньше известия, что у Волан-де-Морта несколько крестражей. Волнение от услышанного было сильным, но быстро стало развеиваться. Как она и предполагала – Европа стала развалится без Грин-де-Вальдов.       – Хогвартс – это волшебная школа Англии, в которую съезжаются маги любых стран. Знаешь почему, Фредерика? – С ней говорила Беллатриса. Она привычным движением перегнулась через подлокотник кресла, смотря на Вебер снизу вверх. Ханна покачала головой, хотя ответ знала. – Потому что там Дамблдор. Он их спасет от всех-всех-всех, Фредерика.       У имен собственных Лестрейндж долго тянула гласные. Это злило, потому что обстановка была напряжённой и била по натянутым нервам.       – И ты отправишься туда, – продолжил Волан-де-Морт, абсолютно не обращая внимания на Беллатрису, которая ластилась к его рукам. – Будешь такой же беспомощной овечкой, как они все.       «Scheiße!». Первое и последнее, что пришло Ханне в голову. Волан-де-Морт снова начал говорить.       – Конечно же ты знаешь кто такой Гарри Поттер. И я уверен, что ты знаешь о том, что его охраняют, никого к нему не подпуская.       О Гарри Поттере она знала мало. К информации, которой снабдил её Драко, добавилось пару фактов полученных на собраниях. Ханна теперь также знала мальчика в лицо – тот, кого здесь называли Снейп, таскал Темному Лорду газеты с сомнительным содержанием про героя Британии.       – Ты должна будешь к нему подобраться и выяснить, какую информацию внедряет ему Дамблдор.       «Hast du überhaupt ein Körnchen Gehirn?» Второе, но не последнее, что пришло в голову. Волан-де-Морт пристально смотрел на нее, думая, что она формулирует вопрос. Он привык, что его сторонники – безумные идиоты, не умеющие думать. А то, что она совсем не такая, он уже забыл. Потому что сам был безумен. Ханна же не к месту действительно задумалась. Драко о Поттере говорил всё, что угодно, но только не то, что мальчишка глуп. Неужели Волан-де-Морт думает, что он станет говорить лишним людям секретную информацию в такие времена. Даже если Seine Majestät, der Herr der Verrückten прикажет войти в ближний круг – как бы иронично не звучало – общения Поттера, завладеть его вниманием и возможно даже стать его девушкой, дело все равно гиблое – Дамблдор быстро раскусит их. Глаза Ханны метнулись к Люциусу и Нарциссе, которые сидели чуть ли не в плотную друг к другу со стеклянными глазами. В голове щёлкнуло. Девушка их сына – ключ ко всем загадкам. Вот кто действительно имеет доступ к Поттеру.       Изначально Альт не планировала забирать с собой Грейнджер. В отличие от мужа благородностью она не была переполнена и слово держала не всегда, а лишь когда видела выгоду для себя. В данной ситуации Ханна совсем не думала, что Грейнджер ей нужна. Она не нашла причину, по которой маховик не может переместить несколько людей сразу. Чтобы перестроить артефакт ей нужно было советоваться с Гермионой и понять, что именно сделала юная волшебница, потому что в переданном дневнике был словно вырван листок со всеми ответами на нужные вопросы. Йоханна догадывалась, что Грейнджер что-то сделала со временем, но старалась не поддаваться панике. Первоначальный план, который она строила в тайне от Малфоя и Грин-де-Вальда, заключался в том, что она вытянет нужную информацию из приближенных нынешнего ужаса Британии. Соваться в Хогвартс, прямо в теплые руки Дамблдора она не желала, а на Грейнджер плевать хотела. Та не плохо поработала с маховиком, но больше Альт не могла выделить ей места в общей картине своего будущего.       Гермиона Грейнджер там была лишней.       Но раз отказаться от приказа Волан-де-Морта нельзя было, значит Молодую, одаренную волшебницу всё же придется впихнуть в планы. Пока что криво и косо, но Ханна сгладит острые углы в самое ближайшее время. Когда наконец выспится. А сейчас надо что-то сказать, пока Лорд не взбесился и не одарил её вторым непростительным.       – Как прикажете, Милорд, – она наспех поклонилась. Снова услышала, как где-то позади неровно выдохнула Винда. Почему Розье слышала только Ханна? Остальные уперто делали вид, что никакой женщины, которая скачет за Фредерикой Вебер по пятам не отставая, тут нет.       – Отлично, – Волан-де-Морт отвернулся от неё, будто сразу потеряв интерес к её персоне. Она прищурилась, но промолчала. – Иди собирайся. Мы осуществим наш план в самое ближайшее время.       – Sicherlich, Verrückter Herr der Wahnsinnigen.       Не понятно, что подлило масло в огонь, но она почти шепотом, на одном дыхании выпалила два коротких предложения, которые могут стоить ей жизни, если кто-то тут понимал немецкий. Но никто даже не повернулся в её сторону, лишь Люциус скосил на неё глаза. В них плескалось такое удивление, что сразу стало понятно – он понял, но он не скажет никому и никогда.       День выдался солнечным. Ученики в одних майках разгуливали по улицам Хогсмида. Половина магазинов были закрыты, как в Косой Аллее и тем не менее, дети находили чем заняться. Они толпились, наступали друг другу на ноги, танцевали в самом сердце деревни без музыки, просто двигаясь и подчиняясь своему ритму в голове. Они пытались заглушить страх за своих семей, боль от потерь и пустоту, росшую в груди. Она обхватывала их сердца плотно, кажется, без возможности освободиться. Те, кто помладше уже смирились, а старшие пытались если не заставить пустоту уйти, то хотя бы задержать её приход.       Возле заброшенных домиков ученики собрались полукругом, наблюдая как в центре танцуют когтевранцы вперемешку с гриффиндорцами. Волшебники разных возрастов переплетались в движениях, не смеясь и вообще не произнося ни звука. Весь гомон исходил из полукруга – старшие почти насильно выгоняли младшекурсников на «танцпол». Дети чуть ли не плакали, но их «мучители» знали, что делали. Как только ученики с красными глазами и носами касались танцующих и ловили ритм, сразу же успокаивались.       Грейнджер наклонила голову, думая о том, чтобы присоединиться. Вечеринка выглядела так, будто её организовывала Луна Лавгуд. Движения хаотичны, плавные и чужды обычным людям, будто бы танец на темный ритуал, хотя Драко говорил, что такое очень редко осуществляется, потому что когда обращаешься к темным силам, там не до плясок.       Всё замерло. Вновь послышался плач детей, которых только-только удалось успокоить. Шум от криков настырных старших прекратился. Гермиона влезла на ближайшую лавочку, не желая вставать на цыпочки и выглядывать, причину остановки веселья, ломая глаза и носки туфель Чуть поодаль стояла девушка. В левой руке была плотно сжата ручка чемодана, а правая лежала в кармане мантии. На щеке Гермиона разглядела небольшой шрам, будто бы совсем новый. Волосами девушка была ни русая, ни брюнетка. Будто бы кто-то специально сделал её цвет чем-то неуловимым для общепринятой палитры. Глаза задерживались на каждом человеке по несколько секунд, а если бы Грейнджер взглянула вниз, поняла бы заранее, что неизвестная смотрит только на лица девушек. Но это, собственно, и не нужно было. При солнечном свете и под длинными ресницами глаза казались карими, но девушке чудом удалось уловить блеск болота.       Конечно, возможно это не Йоханна Альт, но Гермиона в любом случае была старостой факультета и готовилась со следующего года взять обязанности старосты школы. Она должна была встретить гостью, как полагается.       Она спрыгнула с лавочки, в два счета протолкнувшись через толпу. Сзади услышала оклик Рона, но Грейнджер не сбавила шаг.       Теперь Йоханна Клиа Альт смотрела только на приближающуюся девушку. Рыжий мальчишка назвал её Гермионой. Гермиона была в потёртых джинсах и майке, на которой размашисто, белыми ровными буквами было написано «Oasis». Обычная надпись или какая-нибудь магловская дурь, Ханну не волновало.       – Значит это и есть молодая одаренная волшебница Гермиона Грейнджер, – прошептала Альт, когда Грейнджер оказалась у нее почти перед лицом. – Я рисовала себе... иной портрет, но ты тоже ничего.       – Это всё, что вы можете сказать? – в тон ей ответила девушка, наклоняясь к руке Ханны, чтобы забрать чемодан, который та с превеликим удовольствием и без слов отдала Грейнджер.       Ханна обогнула, на её взгляд, слишком хмурую Гермиону, а отойдя лишь на несколько шагов, бросила:       – Моё имя – Фредерика Вебер.       – Куда попадают люди после смерти?       Вопрос ударился об каменные стены, а Ханна, поставив чемодан на пол, взглянула вниз – на Флитвика, который с усталой улыбкой хмыкнул.       – Видите ли, юная леди, факультет Когтеврана предусматривает не только острый ум, но и умение выходить из подобных ситуаций. Сильны ли вы в логике, мисс Вебер?       Позади Грейнджер отбивала носки ботинков об балки лестниц. Она крутила в руках свой дневник, который Ханна ей практически кинула, когда входила в кабинет директора, и письмо, включающие в себя очень убедительную записку от формальных опекунов Фредерики Вебер и просьбу приютить девочку, в одно из самых безопасных мест в мире, пока не поздно. Альт обернулась к ней, уже думая прикрикнуть, чтобы не стучала, но ответ вдруг очень легко пришел ей на ум. Логика, значит.       – На самом деле жизнь бесконечна, – для верности она приблизилась к гладкой двери, словно боялась, что неведомый ей голос не услышит её. – Смерть – это проводник на следующую ступень жизни. Не важно, рай или ад, пустота или перерождение. Это в любом случае продолжение.       Дверь бесшумно раскрылась, а в нос ударил запах книг, чая с лимоном и магии. Йоханна опытным глазом видела, как сетки волшебства окутывают стены. Ученики, скорее всего, чувствуют, что их гостиные напитаны таким количеством силы, но они ещё слишком молоды, чтобы уметь её видеть, а уж тем более вытягивать. Одного касания и пары минут сосредоточенности хватит, чтобы даже самое разрушенное и изнеможенное ядро можно было восстановить.       – Фредерика, у вас не плохо получилось! – Она лишь слегка наклонила голову в сторону профессора, всё ещё засматриваясь вглубь гостиной. – Шляпа никогда не ошибается.       – Alles kann getäuscht werden.       Она говорила не про себя. Ей было абсолютно всё равно, на какой факультет она попадет. В каждом она видела свои привилегии. Шляпе определять она никак не препятствовала, даже отказывшись думать куда хочет сама. Волан-де-Морт не давал четких указаний о попадании именно на Гриффиндор, а Йоханна не видела смысла додумывать за него. Она знала, что он никогда не признает свою вину и свой просчёт, но ей будет с чего посмеяться вместе с Геллертом теплым вечерком у камина, когда она вернётся.       Наверное, стоило забеспокоиться. Как только она вырвалась из под четкого надзора Волан-де-Морта, вернулась прежняя уверенность в том, что она вернётся. Другого варианта она не рассматривала.       – Грейнджер, дай мне семь минут, – не оборачиваясь сказала она, зная, что Гермиона специально будет следить по часам, как только она скроется за дверью.       Было жарко. Солнце забиралось в окна без стекол, метя прямо в незащищённые глаза. Ханна украдкой рассматривала интерьер, подсознательно сравнивая его с другими школами, в которых была. Тут было красиво, на удивление красочно и интересно в плане картин, движущихся лестниц, чрезмерно высоких потолков. В коридорах часто встречались стеллажи с кубками, медалями и золотыми надписями о том, кому принадлежит награда. Стекло, за которыми они стояли, было пыльным и с грязными, точечными разводами, будто дождь шел прямо тут, посреди коридора. Грейнджер что-то мямлила о том, что так было не всегда, но Альт быстро дала ей понять, что слушать не желает.       Пальцы до сих подрагивали. Геллерту она не соврала – она действительно боялась Дамблдора и предпочла бы оказаться в одном загоне с голодным зверем, чем в одном кабинете с Альбусом, как минут сорок назад. Ей казалось, что он её по стене размажет одним своим взглядом. Он так долго молчал после прочтения письма, которое ей от руки написал Долохов. Она сидела напротив него, гипнотизируя пар из чашки с чаем и думая о том, почему люди решили, что его боится Геллерт, если именно она дрожит сейчас, как кролик. Дело было не в том, что Альбус Дамблдор какой-то там великий злодей. Нет. Просто Йоханна знала, что не выиграет бой с ним. Он пугал её своей силой и мощью, которую она, потея и ломая кости, наращивала в помещениях поместья Альт, а позже в Нурменгарде. Самое странное и страшное – она знала, что никогда не обойдёт его.       Он согласился принять её в школу, но он не поверил ни единому её слову и уж тем более в мыслях посмеялся над прыгающими, резкими буквами Долохава. Теперь было неспокойно ещё больше. Если он понял, как Грейнджер, по одним глазам, черт знает когда и как он убьёт её. Задушив подушкой или отравив тыквенным соком.       Радовало одно, хотя Ханна отнеслась к этому настороженно. Дамблдор, судя по почерневшей руке и мертвенной бледности, был проклят.       – Напомини, куда мы идём?       Ханна вышла чуть раньше семи минут, а Гермиона сразу же повела её по многочисленным коридорам, предостерегая на лестницах. Если смотреть из окна, Альт бы предположила, что они как минимум на восьмом этаже.       – Туда, где нас не услышат, – пробормотала девушка. Но как только Ханна ускорила шаг, чтобы поравняться с мямлившей девкой, она поспешно добавила. – Прошу не злитесь. Стены слышат.       Этажи были пусты, но это было оправданно походом старших в Хогсмид. Йоханна начала оглядываться чуть-чуть посвободнее, когда поняла, что бесчисленные портреты наконец прервались, а теперь перед глазами только шершавый, ободранный камень.       Когда перед глазами появилась дверь после хождения Грейнджер туда-сюда, Ханна ни то чтобы удивилась... просто была в лёгком замешательстве. Даже если это потайной ход куда-то, неужели Гермиона думает, что у Альбуса нет прослушки там? В комнате было два удобных кресла на расстоянии. Между – стеклянный столик с вазой, в которую были воткнуты хризантемы, а рядом – небольшая мисочка с печеньем. Ханна подцепила одну, медля и ожидая слов Грейнджер о том, что это для антуража и вообще они отравленные. Альт позволила себе откусить небольшой кусочек только тогда, когда молодая волшебница, почти не обращая внимания на заминку Йоханны, взяла себе всю чашу с угощением, устроилась в кресле и со скоростью света съела самое верхнее с нарисованной рожицей из красного, дурно пахнущего, крема.       – Чай не предусматривается? – Грейнджер уже откусывала от второй сладости, но замерла с плохо скрытым страхом смотря на Альт. Та сидела с ровной спиной, окидывая глазами всю комнатку. – Не знаю как сейчас, но в моем времени этикет предусматривает к сладостям подавать горячий напиток.       Гермиона прикрыла глаза, при этом положив печенье обратно в тарелку – оно начало крошится у нее в пальцах. Йоханна быстро опустилась на колени, с непониманием рассматривая, как на столике появляется чайник, до краев полный заварки, и две чашки.       – Иллюзия? – Она дотронулась до всего поочередно, ожидая, что сервиз дрогнет. – Слишком реально. Такое можно создать, но у тебя, Грейнджер, ещё слишком молодое магическое ядро. Сил бы просто не хватило на такую реалистичную картинку.       – Потому что это не иллюзия, – Гермиона оперативно налила чай в первую кружку, застенчиво протягивая её Ханне. Та приняла напиток только после того, как села обратно. – Это Выручай комната, ф-фрау. Можно загадать всё, что угодно и оно тут появится.       Альт удержалась от насмешливого хмыканья, лишь снисходительно улыбаясь, как улыбаются взрослые, когда младшие молят какую-то чушь. Улыбка погасла быстро – лицо Грейнджер было серьезным. Ханна оставила чашку, побегала глазами по комнате и загадала первое, что пришло в голову. На стол упала – именно упала – книга внушительных размеров. Альт придвинула её себе, предусмотрительно подняв напиток в воздух, чтобы ненароком не задеть. Ей не нужно было искать подтверждение о том, что книга настоящая, листая десятки страниц. Кровь, которой подписали книгу на форзаце, стала совсем черной, но буквы были также хорошо видны. «Derjenige, der nicht weiß, wie er rechtzeitig gehen soll. Für immer dankbar für ein anderes Leben. Ihre Frau Alt».       – Это так ты «собрала» маховик? Просто загадала вещь с нужной характеристикой? – Ханна не повышала голос и вообще не смотрела на сжавшуюся Гермиону. Пролистав книгу до конца, она прочла пару строк на последней полупустом листе. «Прошло слишком много времени. Вы так и не вернулись. Фрау, если вы когда-нибудь прочитаете это, знайте, что я скучаю и всё ещё жду». Над тремя предложениями, которые буквально были пропитаны печалью и горем было символично напечатано слово «Конец», обозначающее в данный момент намного больше, чем просто концовку книги.       До Грейнджер тем временем дошел смысл вопроса и она спохватилась.       – Нет! Нет! Я... Выручай комната даёт только существующие предметы, понимаете? Я признаю, что брала отсюда инструменты, детальки и многое другое. Маховик я сделала сама.       – А если я сейчас загадаю стеллаж полностью из маховиков? Самых обычных, которые перемещают только на пять часов. Они появятся? – По лицу Гермионы было понятно, что она без понятия. – So dumm, dass sie nicht einmal nachgesehen haben? Ernsthaft?! Я тут надолго, черт возьми! Ладно, плевать! Мне непонятно много вещей, но для начала – почему нельзя перемещаться вдвоем?       – Я не думала, что вы зададите именно этот вопрос, – пробормотала девушка, откладывая надкусанное печенье в вазочку. Альт, которая как раз надумывала взять ещё одно, брезгливо поморщилась, вновь сцепив руки. – Мне кажется, что ответ на него логичен. Перемещение в будущее и так невозможно было, а тут ещё и несколько человек...       – Невозможно? Что значит невозможно? – Маховики в их время были на вес сундука с галлеонами, поэтому Ханна всегда думала, что с помощью них можно скакануть и в будущее.       – Ну, то и значит. Погодите. Вы не знали? Не знали, что с помощью маховиков нельзя оказаться в будущем? – Дождавшись кивка, Грейнджер подалась вперёд, кажется всерьёз заинтересовавшись и перестав боятся. – Я знала, что с временными артефактами в 40-ых трудно, но чтобы настолько... В общем, если вкратце и сразу – я сломала время.       Сломала.       Сломать можно всё. Мебель, корешок у книги, человека, но никак не время. Время это не вещь. Это то, что потрогать нельзя. То, что можно только почувствовать, ощущая, как оно утекает сквозь пальцы, как песок. Но только песок можно вновь набрать в руки, а время падает в бездну.       – Время невозможно сломать, – твёрдо процедила она, потому что не сомневалась в этом. Это было также невозможно, как и сохранность адекватности после создания нескольких крестражей. Девчонка не понимала, что говорит. Грейнджер действительно сделала прорыв в волшебной науке, но никак не сломала гребанное время.       – Серьезно? – этот вопрос застал врасплох. По карим глазам читалось, что их обладательница знает, что говорит, но Ханна не оставляла попыток остановить свою фантазию, пытаясь убедить саму себя, что девчонка внушила себе какой-то бред, вот и всё. – А вас абсолютно не смутил тот факт, что вы появились в определенный месяц, в определенный день? Сколько раз вы повернули часы? Вы не можете сказать точно, потому что за вас всё сделала программа. Я запрограммировала маховик.       Нет, это ни в какие рамки.       – Чему вас тут учат? Любому придурку в той же Америке известно, что время невозможно запрограммировать. Мы не настолько властны над ним!       – А вы можете по-другому объяснить всё это? – Вскинулась Грейнджер, но повысить голос не решилась, стараясь смотреть куда угодно, но не на лицо Йоханны. – Вы пришли сюда за ответами. Если они вас не устраивают, решайте загадки сами, но в конечном итоге вы придёте к тому же. – Тишина длилась меньше минуты. Гермиона просто напросто не смогла выдержать взгляд. Ханна смотрела без укора, но с напором. Не продолжить отстаивать свою точку зрения, было бы показателем слабости. – Слушайте, я сломала время. Я ведь этого даже не отрицаю! Времени, как такового, больше нет. Теперь всё в наших руках. Мы – это время, время – это мы. Сломанное минуты, часы, года... они позволяют нам собой управлять. Пройдут десятилетия прежде чем волшебники поймут, что что-то идёт не так.       – Мне не нужны эти десятки лет, Грейнджер, – процедила Альт, поварачиваясь к двери. Интересно, на той стороне она исчезла? – Я уйду отсюда быстрее, чем проклятый – in allen Sinnen – Дамблдор умрет. И пока что ты не выглядишь той, кто мне нужен в качестве компании в путешествие прямиком в 40-ые.