***
В знак приветствия махнув своему уже двадцать четвертому на пути портрету, Ханна завернула направо. Альт с картины отсалютовала ей бокалом, что-то прошептав на немецком, будто делилась секретом, но ей не хотелось слушать. Бинди рекомендовала ей трость на первое время, а Геллерт даже успел заказать что-то достаточно дорогое, но выходя из своих покоев, Ханна даже не взглянула на продолговатую коробку на туалетном столике. Святой зал не святых совещаний был пустым, как и предполагалось. Она пробормотала молитву, когда зашла. Если ночью и были запачканы окна, то их уже отмыли, а солнечный свет теперь вовсю отражался от мрамора. Её собственная магия казалась ей неустойчивой и потерянной, но развернуть свое кресло к большим часам, спиной к двери, ей не составило никакого труда, а в неспокойном магическом ядре вообще ничего не колыхнулось. Просидев в абсолютной тишине больше часа, ей почудилось, что какие-то из часов перестали работать правильно, потому что наручные показывали, что прошло уже и все полтора. Позже, когда она магией опустила большой, сделанный из чистых золота и серебра, механизм, выяснила, что так и оказалось. Некоторые детали, которые сейчас ни на её складе не найдешь, ни на одном из современных, пропали, как в том же маховике. Она заменила их трансфигурированными упаковками из-под сладостей и другой еды, которую сторонники тут частенько оставляли. Длинная цепь, соединяющая все шестерёнки между собой, тоже бесследно пропала, но когда уже Ханна вставила вместо неё преобразованный ремешок от своих наручных часов, вдруг заметив что-то, пинцетом вытащила переломанную на несколько частей искомую вещь, затерянную на дне корпуса. Расфасовав все небольшие инструменты, которые по Нурменгарду почти всегда таскала с собой, по карманам, и закрепив часы на стене, она ещё двадцать минут, сидя в кресле, старалась себя убедить, что сделала последнее правильно и эта махина не упадет рано или поздно по её вине. Ханна занесла руки чуть выше груди, захотев позвать домовика, который, в идеале, как-нибудь прочитает её мысли отсюда и сразу же явится с виски, но дверь бесшумно открылась, впуская абсолютно противоположную ей группу волшебников, голдевших о чем-то, что Альт показалось сначала неважным. Она так и осталась незамеченной, хотя что-то ей подсказывало, что портреты её выдадут с поличным за игнорирование со стороны её самой на протяжении уже второго часа. – А я говорю, что нужно вытащить на свет нынешнюю главу МАКУСА! Сколько нам ещё жить, не зная, кто он? А вдруг он где-то среди нас, а Фрау и Господин тоже ни слухом, ни духом? – Она тихонько вздохнула, распознав по голосу Господина Сагга. Его волнение было обоснованным, но, во-первых, он делал это только чтобы произвести впечатление на Геллерта, а, во-вторых, в отличие от большинства людей в Нурменгарде, нужные волшебники уже давно были осведомлены о личности такого обсуждаемого человека. – В конце концов, пока Фрау болеет, Господин не будет ничего... – Фрау Альт не болеет, ясно тебе, Сагг? – Вообще не было понятно, что Куинни забыла в столь подозрительной компании, но тем лучше. У Голдштейн хватает мозгов и преданности не перечить владыкам вообще, а заодно приглядывать за более непонимающими. Положив руку себе на зашитый живот, Ханна мысленно не согласилась с правой рукой, но вмешиваться до сих пор не имела желания. – И не смей даже заикаться про её здоровье. Происходят такие вещи, что нам только хвори у Фрау сейчас не хватало, навлеченную твоим длинным языком. А ещё, разбирая твоё безумное предложение, я что-то не вижу у тебя хотя бы документа, где кто-то из Грин-де-Вальдов подтвердил тебе разрешение на свободу действий. – Так вот именно! Кто нам запретит, если Грин-де-Вальда нет в Нурменгарде...? – Разворачивая воздушной магией свое кресло, Ханна без удовольствия наблюдала за застывшей семёркой волшебников, отмечая, что кого-то точно не пустит на следующее собрание. Сложив голову на подставлений правый кулак, она медленно моргала, желая, чтобы цирк одного очень плохого актера закончился. – Господин прибудет только... Вы чего? – Знаете, когда вы говорите «Кто нам запретит, ведь Грин-де-Вальда нет в Нурменгарде», вы всегда забываете про меня. Если бы не я сама научила вас бестактности, я могла бы обидеться... – Сагг лицом к ней не стал поворачиваться, но опустил голову, а с его губ сорвалось ругательство. Покрутив в руках то, что осталось у нее от наручных часов, Ханна сжала ладонь. Стекла, защищающее циферблат, не было, а тонкие стрелки хрустнули слишком громко. – Для выполнения дела, которое принесет масштабные проблемы, вам нужно либо моё одобрение, либо одобрение Геллерта. Ну так вот. Моего одобрения у вас нет. Вон пошли отсюда. Святой зал закрыт для вас всех, пока тут не будет проходить официальные собрания. Сагг, в твоём случае, я вообще лишаю возможности посещать совещания в ближайший месяц. Попадись мне только на одном из них. Она уже надумала пойти в сад, чтобы дождаться Геллерта там, но в зал забежала Элизабет. Альт прикрыла веки, понимая, что покоя ей теперь не даст Поттер собственные персоны, потому что у Беккер так глаза могут гореть только когда она справилась с особо муторным заданием успешно. В голову пришла заманчивая идея спихнуть всё на Геллерта, но вовремя задребежала совесть. Со всеми временными неполадками они должны были разбираться вместе. – Поттера поймала, Фрау Грин-де-Вальд! – Элизабет не обращает внимание на других и на настороженную Куинни. – Он... – А это не из-за ваших ли догонялок ночью творилось невесть что? – Ответ её она хотела услышать подальше от чужих ушей, поэтому торопливо вышла из-за стола, подходя поближе. Беккер в замешательстве покачала головой, а Ханна даже рта раскрыть не успела. Послышался сначала странный треск, а прежде чем она сообразила и вспомнила специальное упругое заклинание, золотые часы с грохотом упали, задев главные стулья и мраморный стол. Осколки мрамора и стекла забились на полу, пока в зале не установилась гробовая тишина. У Куинни лицо было такое, что без сомнения стало понятно о намерениях выпытать тут из каждого, кто послал на крепления заторможенное разрушения, но увидев тусклые, раздражённые глаза Фрау, быстро утратила пыл. – Починила, вашу ж мать...***
Последний этаж Нурменгарда славился тем, что был ужасно холодным. Но если раньше его хотели отдать немногочисленным вампирам в их рядах, после того, как молодая клыкастая Карлотта обнаружила там крыс, которые были не против полакомиться бледной, изнутри пахнущей тухлятиной, плотью, вампиров пересилили в восточное крыло. Вообще-то большинство выступило за то, чтобы клыкастые сами себе дом искали, но магический мир и так плоховато к ним относился, а Грин-де-Вальд с самого начала обещал безопасность. Тут пахло речкой, находящейся снизу не так уж далеко по высоте. Она оглядела стены на предмет трещин или других предпосылок, по которым этаж обсыпался во время её отсутствия. Нащупав артефакт укрепления под углублением для факела, Ханна удовлетворённо кивнула. Его выбрали, конечно, без её консультации, но действия точно хватит ещё на несколько лет. Поттер вырос, пускай и остался похожим на самого себя. На месте шрама была будто бы почти зажившая царапина, которую он почему-то больше не прикрывал волосами. Очки были разбиты и он без энтузиазма крутил их в руках, сосредоточив внимание на небольшой дыре в полу. На Ханну он даже глаз не поднял, и не то чтобы она прямо жаждала заглядывать в его яркие радужки, разглядывая правду, которая нужна ей позарез, чтобы хотя бы спасти Геллерта. – Откуда, Поттер? Молчать не советую. Сама руки марать не буду, но в Нурменгарде людей достаточно. – Двадцать седьмой год двадцать первого века, – у него голос какой-то уж слишком хриплый, но она едва ли обращает на это внимание. – Говори проще, хорошо? У меня не варят мозги, – она проводит излишне холодными руками по лицу, прикосаясь к своему лбу. Ей плохо, но вот незадача – она не может понять, где именно. – Кто правит? – Дамблдор, – Поттер наконец обращает к ней своё внимание, а Ханна устало наклоняет голову влево. Ей хотелось сейчас хотя бы спародировать интерес, но нахмуренный брови Гарри выдает его замешательство по поводу её изнеможенного взгляда. – Дамблдор мертв, – она растягивает это «мертв» устало, немного раздражённо, начиная разглядывать пол. Ей хочется зевнуть и, вообще-то, стоит прикрыть рот ладонью, но ей слишком лень поднимать руку. А ещё запястье ноет, потому что на нем проклятая метка, оставившая Ханну в покое вовремя потери ребенка, но никак не после. – Я видела его труп собственными глазами. – Это в какой вселенной? – У Альт неприязненно изгибаются уголки губ, а взгляд сменяется на жёсткий, будто разбавить его ничем нельзя, а её язык, то и дело касающийся обсохших губ, создаёт впечатление, что ещё одно слово и она сожрёт его. А он ведь продолжает. – В той, где вы саму себя убили? Он смеётся, видя её озадаченное выражение лица. Ханна почти запускает в него невербальный Круциатус, но вовремя сжимает кулак, не позволяя себе начертить нужный жест. Она терпеливо ждёт, пока Избранный успокоится, но если бы большинство её знакомых своевременно не узнали, что душевное состояние на все сто отличается от спокойного, непроницаемого вида, были бы мертвы, или, как минимум, покалечены каким-нибудь мудренным артефактом, которых у Фрау иногда можно насчитать в одном только вечернем платье под три десятка. Поэтому Поттеру стоит присмирить себя, потому что ожерелье на шее у Йоханны – зачарованный артефакт, нацеленный на причинение боли любому, кроме создательницы, а в кармане лежит кусок пергамента с проклятыми словами, некоторые из которых она позаимствовала из комнаты на пятом этаже. Когда смех стихает, уступая место лишь тихим, каким-то истерическим смешкам, Ханна направляет на него палочку. У Поттера слезает с лица улыбка, но Альт почти не верит в то, что он думает о её намерениях убить. С легилеменцией она дружит плохо, но не то чтобы её действительно волнует последующее состояние нервной системы Избранного. – Воспоминания вытянули из вас, когда вы уже были мертвы, – бормочет он, концентрируясь на кончике палочки, а она задушенно смеётся. Если бы она серьезно решила убить его, эти слова бы её не остановили. Смех переходит в отрывистые вздохи, но слезы у нее закончились, не начинаясь. Кто-то из соседних камер интересуется всё ли нормально с благословенной Фрау. Причем так, будто действительно волнуется, а она отмахивается. – Дамблдор поделился... – Да заткнись ты, мать твою! – Осмыслить свой несдержанный крик она не может, проникая в чужое сознание. В кабинете у Дамблдора пусто, хотя она может поклясться, что слышала шорох за стеллажами. Ветер слишком морозный для конца июня, а с её метки падает кровь. Упираясь на небольшое углубление в балках у окна, Ханна смотрит на далёкий лес, частично загороженный Астрономической башней. Палочку она крутит в пальцах быстро, но не нервно. Маховика при ней нет, а шрам на щеке выглядит намного длиннее. Вокруг него странные катышки, будто недавно сорвали пластырь, продержавшийся на лице слишком долго. В форме глаз и носа угадывается Фредерика Вебер. Её не совсем чистые волосы смешно подскакивают, когда она оборачивается на дверь в кабинет. Отталкиваясь от балки и вставая к грязному небу и чистому воздуху спиной, она наблюдает за Волан-де-Мортом и ей хочется закурить. Одежда на ней какая-то другая – под плащом можно разглядеть платье, – но будто бы всё равно та же самая. Держится она стойко, также как в Большом Зале, но в этот раз знает точно, что сторонники к ней на помощь не придут. Оба сверлят друг друга взглядами. Одна – безразлично, другой – всё ещё немного удивлённо, но больше неприязненно. Оба не поварачивают головы, но провожают глазами, когда Дамблдор, появившейся у своего стола, встаёт справа от Темного Лорда, замыкая своеобразный треугольник. У Ханны руки в карманах, которые пусты. Это навевает панику, но у нее не дёргается ни один мускол, когда оба волшебника направляют на неё свои палочки. Медленно моргая и слушая свое сердце, Альт облегчённо вздыхает. – Знаете, если бы вы поступили по-другому, я бы была разочарованна. Смертельное заклятие Волан-де-Морта пытается нагнать её, но она падает спиной вперёд, зацепившись ногами за золотые балки, и почти не чувствуя боли, а Авада Кедавра словно об что-то разбивается. Наверху Ханна слышит крик Гермионы, прикрывая глаза и понимая откуда был первоначальный шорох. Прежде чем Том Реддл вылетел в клубе темного дыма за ней, воздух подхватил её, сжимая в боках и дёргая наверх, будто тряпичную куклу, а она гонит ветер в сторону Запретного леса бушующим ураганом. Минуты три назад она ещё об этом не думала, но теперь точно знала, что направляется в Нурменгард. Ей лететь не меньше двух часов точно, но чтобы аппаратировать нужно остановиться, а это чревато последствиями и Альт не хочет испытывать судьбу, с которой и так уже наигралась. Летящие в неё заклинания отбивает ветер даже и без помощи волшебницы, а просто инстинктивно чувствуя, что стихийно должен помогать ей. Крик застревает в горле, когда магия вдруг прекращает её слушать и она летит вниз, но воздух – последняя стихия, которая её предаст, поэтому её почти любовно охватывают в ногах воздушными щупальцами, покрывая тело так, что все деревья, горы и другое уже не просто превращается в одну смазанную полоску, а становится размазанным серым фоном, ошибочно принятый за прозрачный. Волан-де-Морт от неё отстаёт, но всё ещё видит в поле зрения раз продолжает следовать. Альпы буквально искрят, стоит ей наконец начать пролетать над ними. Вода в реке бьётся об скалы, а огонь, разоженный у входа в Нурменгард подлетает в воздухе, который только и рад сотрудничать. Земля расходится, взрываясь и сбивая камнями Реддла, значительно замедленного воздействием на него местности. Мимо её лица летят сбиваемые листья, которые даже будучи почти новыми, не выдерживают напора ветра. Подлетая к самой высокой горе, где и расположен Нурменгард, Йоханна украдкой оборачивается назад, а дыхание у нее перехватывает. Все четыре стихии слились. В Альпах началось то, чего боится каждый стихийный волшебник, который сам не уследил за тем, что сотворил, – хаос. У Альт в груди рвется сердце, но глаза горят немысленным огнем, которые переходит ей на волосы, вспыхивая мимолётным пламенем, охватывая её всю, но лишь на несколько мгновений. Приземляется она резко, а камень под ней прогибается, оставаясь целым, но будто упругим. У стражей МАКУСА, которых оставили тут, кажется, на вечность, дабы следить, даже времени не хватает, чтобы осмыслить увиденное. Огонь от рядом стоящих палок, имитирующие плохо сделанные факелы, распыляется в разные стороны, сжигая их полностью, а Ханна без каких-либо препятствий проходит через буквально горящий воздух, чувствуя лишь лёгкое покалывание на открытых участках тела. Цепляясь руками за ворота, она дёргает с силой, чувствуя на ногах мурашки. – Это я! Я, слышишь?! Ворота распахиваются резко, с лязком и грохотом, а магия Нурменгарда затягивает её на территорию. По треснувшей земле, обугленным деревьям и трещащим по швам стенам ползет магия в самом чистом виде, которые только можно увидеть сейчас, в конце двадцатого века. Она наступает на свет, который даёт сухая почва, насквозь пропитанная собранными и накопленными колдовством и силой. Железные двери за ней также пронзительно закрываются, а Ханна оборачивается специально в тот момент, когда Волан-де-Морт отмахивается от огня, плотно сотрудничающего с воздухом, который здесь ему больше не позволяет летать над такой же взбесившейся, как и все стихии, землёй. Реддл еле на ногах держится, не принимаемый ни одной из природных ответвлений. – Попробуй, – шипит она, а от самого здания, из недр Нурменгарда, слышится наконец блаженное, преклоняемое «Domina...» – Это мой дом. Словно в подтверждение своих слов, Нурменгард приветственно раскрыл входные двери, а когда раскатистое дребезжание от входа было вновь перекрыто после зашедшей туда Ханны, всплеск магии, подгоняемый зачарованным забором, ударил по Волан-де-Морту, который даже не успел направить на защиту, покрываемую здание, экспериментальное заклятие уничтожения барьеров. Как только Альт была отрезана от внешнего мира, она, сорвавшись на бег, бросилась на нижний этаж, обдирая ладони, которыми соприкасалась с обвалившимися стенами. Нурменгард полностью утратил величие, но её сейчас мало это волновало, даже несмотря на то, что в горло забивалась пыль, которую она поднимала, пробегая по разрушенным полам, разламывая некоторые одиноко лежащие куски в крошку. Лестница на нижний этаж и так никогда не обладала особой безопасностью для спускающихся, но сейчас один из её портретов буквально сорвал голос, предупреждая ей вдогонку, что некоторые ступени – муляж в качестве ловушки. Сдвинутый, запятнанный, но всё ещё знаменитый портрет с бокалом вина, который даже просто когда-то побоялись снимать, обескураженно застыл, когда по нему тенью пробежал кто-то сверху, обойдя лестницу, ведущую в святой зал. Она врезалась в дверь темниц, всё-таки подвернув себе правую ногу на лестнице. Задёргав ручкой, Ханна пару раз ударила лбом грязный металл, уже и не зная, что делать. Сюда вряд-ли наложили заклятие, которое она разрабатывала специально для запечатывания тюремных помещений, так как о сути заклинания знала только она, почему-то и мужу рассказав об этом как-то поверхностно. Но ломать голову долго у нее не было времени – Волан-де-Морт нашел лазейку в лице ослабшего Нурменгарда, который десятилетиями не питался магией сотни волшебников за раз. Здание подозрительно сильно содрогнулась. А Альт сожгла замок Адским пламенем, чувствуя, как ноги стремительно становятся слишком ватными, но не сбавляя хода, забегая на этаж, оставляя дверь открытой. Тюремные помещения не такие уж и большие, особенно если учесть, что с большинством своих врагов у Грин-де-Вальдов разговор был один, неминуемо приводящий к скоропостижной смерти. За десять минут весь этаж можно обойти более четырехсот раз, но ей этого не потребовалось. Колющую сердце слабая магия мужа обнаружилась и притягивала чуть ли не на самом входе, а у Ханны неминуемо застыл перед глазами момент, когда она вдруг развернулась, бросаясь к одной из камер, чтобы ее руки в одно мгновение перехватили чужие. – Ханна... Моя Ханна... Конечно, мало кто рассматривал, что после создания крестражей, человек будет стареть, но Йоханне будто оплеуху дали, когда она лицезрела вымотанного и исхудалого мужа. Она резво кинулась к замку, дернувшись и едва не заплакав, когда пришлось выдернуть руки из чужих холодных, но таких любящих и нежных, что на мгновение вылетаешь в осадок, где совсем ничего нет. – Сейчас, я... Подожди... Адское пламя она боялась вызывать, но дрожащий, метафорически выражаясь, плачущий Нурменгард, подтолкнул её на отчаянный шаг. Огонь прямиком из преисподней не относится к стихиям и не имеет обязанностей подчиняться таким магам, как она, но храбрых он уважал, помогая. Железный замок истлел. Истлел также, как дальнейшие планы Йоханны. Может она и знала косвенно, что будет дальше, но в порыве обернувшись на выход и заметив Волан-де-Морта, всё – абсолютно всё – кануло в лету. Больше всего она напугалась, когда Грин-де-Вальд увлек её за свою спину, с презрительным интересном разглядывая нового Темного Лорда. – Неплохо, Йоханна. Никогда не думал, что вы можете призывать хаос, – Волан-де-Морт однобоко улыбнулся безгубым ртом, подчеркнуто не обращая внимания на Геллерта, следя только, кажется, за метающимися по помещению глазами Альт. – Ну, и куда же теперь, выжившая? Ханна обернулась за спину, зная, что нет там и никогда не было запасного выхода, но как удачно в поле зрения попалась главная колонна, треснувшая и расходившаяся на сотню мелких дорожек. В затылок начала бить удушающая мысль, которая не принесет ничего хорошего, кроме смертельного исхода, но если и выбирать себе кончину, то точно не от рук нынешнего Тёмного лорда. Рука с палочкой поднялась сама. Невербальное заклинание выскользнуло легко и быстро, ударив усиленной Бомбардой по колонне. Этаж задрожал, а Ханна, повернувшись к мужу, переплела с ним правые руки. Запаниковавший Волан-де-Морт, уверенный, что великий Нурменгард не может развалиться, пытался запустить хотя бы в одного из них смертельное, но между ними упал булыжник. – Я люблю тебя. – Ich liebe dich. Нижний этаж обвалился. Они не расцепили руки до последнего, пока в грудную клетку летевшей вниз Йоханны не ударил камень, почти сразу же убивая. Сломанные кости торчали наружу десятком открытых переломов, когда женщина ушла под воду, завертевшись в совершенно невозможной воронке из реки, камней и грязи. Геллерт Грин-де-Вальд умер вслед за ней через несколько минут от раздробленного черепа. Волан-де-Морт успел выбраться к тому моменту, как в Альпы прибыл Альбус и теперь они вместе наблюдали картину того, что у многих бы вызвало чуть ли не остановку сердца. За тюремными помещениями начали отваливаться куски других этажей, падая в глубину, захваченные цепкой водой. За стенами начала падать старая мебель, картины, поросшие растительностью потолки, книги, крысы и остатки окон, включающие в себя кем-то окровавленные стекла. Поднялась неприглядная пыль и гудение кричащих портретов, исчезающих с полотна сразу же, как их настигал новый камень, портя всю картину сразу. Нурменгард разваливался медленно, озноменовывая этот день чем-то проклятым, пропитанным поднятым хаосом, недостатком буквально нескольких минут и смертью. Подоспевшие сотрудники МАКУСА смотрели, раскрыв рты. Через полчаса такого здания, как Нурменгард, больше не существовало. Ханне хочется послать патронус, чтобы Геллерт спустился на последний этаж и забрал её так, чтобы она, когда будет закрывать глаза, не навернулась на лестнице. Впрочем, и это не помогло. Выходила она оттуда в одиночку, но что с закрытыми, что с открытыми – одна картина умершего, одинокого Нурменгарда. Только в момент, когда она ступила по дороге к ступеням для выхода с минус второго этажа, Ханна очнулась, услышав позади себя шаги. – Куда?! – молодые парни подпрыгнули, до этого не заметив витавшую в облаках Фрау. Одного она узнала – Филл Абиссо, другой на лицо был новеньким. Оба явно хотели спуститься в темницы. – Доброго дня, Фрау, – Абиссо слегка склонил голову, неловно улыбнувшись её злому, раздражённому лицу. – Господин Грин-де-Вальд ещё месяц назад просил нас починить колонну, из-за которой недавно обвалился... – Нет! – Филл нахмурился, разглядев у Ханны лихорадочный, безумно напуганный взгляд. Во рту у Альт пересохло. – Не смейте даже пальцем прикосаться к этой колонне, ясно?! – Предельно, моя Фрау! Считайте, что мы вообще забыли о ней! Она свистяще выдохнула, освобождая напряжённую грудь от лишнего воздуха, давящего на лёгкие. Снова начала кашлять, пока поднималась и думала, что же всё-таки делать с нижними этажами. – А мы разве не должны действовать по прямому приказу Господина? – прошептал Дивий Лан, которому, как помнил Филл, не было даже семнадцати. Всё ещё напуганный первой встречей с Фрау, которую абсолютно все описывали, как обладательницу добрейшей, терпеливой души, Лан поглядывал в сторону плохо освещённого выхода, где скрылась Йоханна. Филл на него как-то странно посмотрел, до сих пор хмурясь. – Даже если приказ отдал Грин-де-Вальд, он автоматически аннулируется, если так сказала Фрау, – Абиссо, обеспокоенный поведением Альт, говорил задумчиво, тихо и медленно. – Это одно из единственных, что ты должен выжечь себе на подкорке мозга – тут уже давно правит Йоханна Альт.