Быть соулмейтами-это...

Ямагучи не мог понять, какой такой гиперопекающий Сугавара Цукишиму покусал, что он решил влезть в эту историю с Терушимой. Тадаши всегда считал Кея кем-то вроде молчаливого слушателя, для которого было бы предпочтительнее не участвовать в любого вида драме, а исходя из рассказов Суги и Кенмы он именно таким и был! Эта ситуация решится буквально одним разговором в эту среду–никогда он еще не принимал решения настолько быстро–, хотя он и не был уверен в успехе этой разъяснительной беседы. Но это было...личным делом Ямагучи. Даже если оно и касалось Кея, но лишь косвенно! И необходимости в его непосредственном участии не было. А как говорили друзья, этот парень принимал участие в чужих разборках только если дела принимали нешуточный оборот. Ямагучи нервничал, мягко говоря. Но о чем больше: о встрече с Юджи, которого было больно даже вспоминать, или от того факта, что Цукишима представиться его соулмейтом. Это сводило его с ума. Потому что не подумать о том, насколько двусмысленной будет ситуация было сложно. Он представится его соулмейтом. Это было чем-то слишком интимным для Ямагучи. Парень головой понимал, что реагирует слишком остро для всего контекста. Они ведь не с мамой едут знакомиться, ей богу! Хотя надо бы, учитывая, что она пока не знает о существовании Кея, но...сейчас не об этом. Ямагучи знал себя слишком хорошо, чтобы игнорировать тот факт, что он должен чувствовать лишь желание поскорее покончить с этим недопониманием с Терушимой, но вместо этого на передний план вышло...предвкушение. Тадаши очень хотелось увидеть лицо Цукишимы, когда тот покажет Юджи свою метку. Будет ли он так же бесстрастен, как и всегда? Будет ли смотреть на Юджи с вызовом, или... Бариста в порыве чувств опустился на корточки, спрятав лицо в коленях. Не ожидавший от до этого подозрительно тихого и задумчивого Ямагучи такого резкого движения, его коллега слегка дернулся в сторону. –Эм...ты в норме? –Тадаши лишь показал тому большой палец вверх, так и не подняв головы. Это внезапно объявившееся чувство заставляло его сгибаться в три погибели, стоило осознать о чем он думает. Художник не хотел этого. Впервые поймав себя на мыслях о милой привычке историка ворчать себе под нос, если тот в плохом настроении, о его чувстве справедливости и мужестве, о том, как грудь наполняется нежностью, когда он смотрит на довольного удавшейся насмешкой или блестяще выполненной работой парня, как близко они были в маленькой кабинке того магазина винила... Ямагучи ощутил побежавший по спине холодок. Потому что у него перестало получаться видеть Цукишиму лишь в качестве очередного знакомого. Он мог спокойно назвать любого из своих знакомых привлекательным, но он не рассматривал их так, как Цукки. Он подмечал красивые черты лица, но больше ни один блонд не мог быть для него столь же ярким, как волосы его соулмейта. Ни один оттенок карего больше не отливал медом и золотом. Нет, точнее было бы сказать, что только прекрасное в самом Цукишиме заставляло все внутри сжиматься от восторга, когда остальное вызывало лишь восхищение. Он думал о Куроо и Кенма, которые тоже присутствовали вчера при их беседе, лишь с благодарностью за их неравнодушие и тепло от того факта, что они отличные люди, которых он хотел бы видеть в своей жизни и дальше. Но это не сравниться с тем, что он начал чувствовать к Цукишиме. Он вдруг захотел доверить ему всего себя. Раньше, даже если он знал, что человек заслуживает доверия, он все равно не мог рассказать о том, что его беспокоит. Ведь не хотел волновать других своими заботами, не хотел пережить то же, что и в старшей школе. А вчера, глядя на произнесшего "Я пойду с тобой на встречу с Терушимой" соулмейта, ему вдруг показалось, что он способен прямо сейчас хоть звезду с неба сорвать ради этого человека. Ради того, кто вновь позволил ему ощутить желание всецело отдать себя кому-то. Тому, кто точно сохранит его сердце в самом надежном сейфе, кто будет относиться к нему как к драгоценности и оберегать. Но Ямагучи слишком хорошо знал отношение соулмейта к любви, а потому прямо там: за прилавком, у пышущей жаром кофемашины, на корточках, он принял решение делать вид, что ничего не случилось и он думает о Цукишиме не так часто, чтобы это мешало ему работать, учиться и нормально функционировать. Совсем нет. А то, что он уже третий раз перепутал заказ, не относится к блондину ну никак. Парень знал, что против своей воли будет теперь засматриваться на него, пытаться проводить с ним больше времени, не вовремя краснеть и рано или поздно спалится, если не будет держать себя в руках. А Цукишима ведь не сможет ответить на его внезапно вспыхнувшую симпатию! Они станут отдаляться, и такое хрупкое, но хоть какое-то доверие, которое они построили, просто канет в небытие. Поэтому он и принял решение подождать. Немного. Пока он не поймет, что именно чувствует Цукки к нему и есть ли у художника вообще шанс. Это было не такой плохой идеей. Верно же?... –Плохи твои дела, да, Тадаши? Парень каменеет, на секунду подумав, что ему показалось, но нет. –Хитока! –со счастливым криком он хватает девушку за руки, сжимая в своих над прилавком. Девушка уезжала в Мияги ради того, чтобы уладить какие-то дела в компании матери, так что ее появление было полнейшей неожиданностью, особенно у него на работе. –Я думал, ты будешь как минимум два дня отсыпаться после всей бумажной бюрократии и войны с вашими художниками! –Я так и хотела поступить, но мне нужно много чего наверстать после отсутствия, так что я посчитала неплохой идеей зайти за кофе и повидать тебя. И видимо, не зря. –блондинка с беспокойством во взгляде слегка наклонила голову к плечу. –Ты в норме? Тадаши слегка растерялся, не зная, что ответить. Просто я, похоже, влюбился в своего соулмейта и не понимаю, что теперь с этим делать. Просто я теперь жертва преследования, но про Юджи ты не знаешь, так что это слишком долго объяснять. Просто я вчера рассказал двум друзьям Цукки больше, чем тебе, и сейчас мне стало за это стыдно. Очень не богатый выбор тем для разговора получился... –Нет, это- –Тогда я буду мокко! –парень недоуменно поднял взгляд на подругу, которая сохранила непринужденное выражение лица, хотя обычно та не так резко выражается. Она коротко стрельнула глазами куда-то в сторону. Только поймав недовольный взгляд менеджера он вспомнил, что вообще-то находится на работе, и принялся за приготовление напитка. Когда надсмотрщик скрылся, друзья вновь припали к прилавку. –Это нечто серьезное? –в тот момент, когда девушка задала этот вопрос, Тадаши принял решение не рассказывать о странном поведении Терушимы и том, насколько не в безопасности он чувствует себя теперь. Не потому, что не доверял, а потому, что это было не то, о чем его подруг стоило бы беспокоиться. Он не хотел вовлекать в историю еще больше людей, и Ячи тут ничем помочь была не в силах, только перепугается лишний раз. А только что он пообещал себе не голосить о своем недавним открытием всем вокруг, значит тоже не вариант. Видя его внутренние метания, девушка продолжила: –По тебе всегда видно, что что-то случилось, хоть ты и мало рассказываешь. –девушка говорила без обиды или упрека в голосе: просто констатировала факт. На этом и построилась их дружба. Они могли принимать друг друга такими, какие они есть, уважали чужое личное пространство и не делали из их взаимоотношений какое-то представление. Признаться честно, они могли не общаться днями и не видеться неделями, но ничего не менялось. Такой дружбы у него никогда ни с кем, кроме Ячи, не было. Ямагучи сокрушенно покачал головой, позволяя степени своего отчаяния проявить себя во всей красе. –Это о-очень долгая история, Хитока. –Если что, ты знаешь, я всегда свободна для тебя, Тадаши. Блондинка невозмутимо пожала плечами и приняла из рук друга только что сваренный кофе. Когда та направилась в сторону выхода, Ямагучи все-таки решил удостовериться в своих догадках. –Хитока! –девушка с немом вопросом во взгляде обернулась. –Скажи...у тебя когда-нибудь было такое, чтобы Цукишима помог тебе. С кем-нибудь, что было не обязательным, но он все равно сделал. Блондинка задумчиво потупила взгляд, не уверенная в том, стоит ли ей говорить прямо или она что-то не так поняла. С чего другу понадобилась такая информация...? Посчитав, что парень пытается лишь получить подтверждение тому, что Кей хороший человек, она начала: –Да, такое было. На первом году в Карасуно у меня были проблемы со стрессом. Настолько, что иногда тошнота подступала к горлу, а руки тряслись похлеще Тохоку в 2011 году*. В тот день у нас был матч против Шираторидзавы: я думаю ты знаешь, насколько грандиозным было это событие. В тот день моя нервозность просто достигла пика. И единственным, кто заметил это был Цукишима-кун, потому что я не хотела отвлекать остальных своим настроем, особенно Шое, и просто спряталась в автобусе, чтобы выплакаться. Цукишима случайно нашел меня, кажется он пришел за наколенниками. Он нацепил на меня свои наушники и включил Чайковского! Ох, как я смеялась тогда, ты не представляешь. Плакать под танец маленьких лебедей было совсем не так трагично, ты так не думаешь? Потом он еще и салфетки с бутылкой воды где-то откопал. Ямагучи заставил себя ответить улыбкой на эту трогательную историю. –Цукишима замечательный человек. Хитока светло улыбнулась, радуясь за выполненный долг перед Кеем и улучшимся мнении Тадаши о нем. –Рада, что ты так думаешь. –друзья тепло распрощались. Вот только Ячи не могла знать о том, что Ямагучи уже давно догадался насколько Цукишима альтруист, несмотря на маску безразличия. Цукки всегда готов помочь своим знакомым. Всем знакомым. Даже тем, кого не считал кем-то важным. * Парень не понимал своих эмоций, а оттого бесился. По всегда приветливому и отзывчивому Тадаши нельзя было сказать, что тот мог бы проявить злость криками или круша все вокруг, и Тадаши самому было не по нраву давать подобным эмоциям выход, а затем жалеть. Поэтому всегда, когда он не мог справиться с чувствами, он находил утешение в рисовании. Выводить плавные линии, сосредотачиваться на том, чтобы слишком резкий мазок не испортил всю композицию, с дотошностью следить за процессом. Это отвлекало. Это успокаивало. Именно за то, что живопись способна передать все эмоции автора не прибегая к словам и восхищала Тадаши больше всего. А сейчас объектом его вдохновения стал именно Цукишима. Парень не помнил, сколько времени просидел за мольбертом, но образ соулмейта не желал уходить у того из головы. Его точеные скулы, аскетичный подбородок и светлая, словно мрамор, кожа, небольшая родинка на левом ухе, непослушные вьющиеся волосы. Но занятый работой, он не замечал очевидного. Ни одного из своих знакомых тот не был способен так детально изобразить лишь по памяти. После разговора с Ячи у него появилась в голове идея настолько навязчивая, что не позволяла сосредоточиться на чем-либо еще. Он даже намеренно проигнорировал взгляд сокурсника, который явно хотел с ним поздороваться, стоило парню переступить порог студии, но когда Тадаши словно фурия приблизился к своему облюбленному уголку в конце комнаты, решил не трогать его. Все-таки все они, люди искусства, слегка с прибабахом, так что никто на подобные действия в месте зарождения шедевров не обижался. Тадаши видел перед собой Цукки на площадке. В оранжевой форме Карасуно, которую видел как в живую, так и на дисках Сугавары. Со струящимся по вискам капелькам пота, но решительным, спокойным и в то же время горящим взглядом со скрупулёзным расчетом на самом их дне. Цукишима был полон скрытой силы в своем взгляде, которую не все способны разглядеть. Все привыкли к его инфантильности и надменности, все привыкли видеть того, кто не имеет ни к чему интереса, все уже и не пытаются понять его. Ямагучи видел его стремление. Видел его страсть, когда никто не замечает. Он был несгибаем по натуре своей, но мало кто считает это плюсом в Кее. Тадаши помнит, как вел себя соулмейт во время игр. Пока Суга в отключке валялся на диване он посмотрел все записи с игр. Цукишима был серым кардиналом в каждой игре, но особенно заметно это было в игре против Шираторидзавы, которую парень посмотрел как минимум раз 5, прослеживая параллель между событиями в игре и эмоциями Кея. Он знал, какую роль парень сыграл в тот решающий день. Анализируя и воображая, художник ушел в работу с головой. Потому он не услышал звук хлопнувшей двери, не услышал нерешительных шагов блондина, не услышал своего собственного имени, произнесенного несколько раз. Как и не услышал судорожного вздоха, который сорвался с губ Цукишимы, когда тот из-за спины Тадаши увидел эту картину. Та, которую художник забыл в квартире его друзей теперь казалась посредственностью по сравнению с тем, что блондин лицезрел на данный момент. Ведь они были плохо знакомы на тот момент. Тогда она не тронула его так сильно. А эта буквально ударила его под дых. Ямагучи изобразил их команду. Помещение было погружено в темноту, и лишь пятеро из них двигались словно в свете прожекторов. Хината и Кагеяма словно выполняли свою фирменную быструю на переднем плане, дальше шли еще трое, застывших в приеме. Но все они были едва узнаваемы, и если бы не номера или форма их причесок он вряд ли бы узнал в них своих товарищей по команде. Но больше всего его шокировал он сам. Свет прожектора не освещал его силуэт. Но его тело было отчетливо видно за счет красок. В отличие от остальных, который были выполнены в монохромной палитре, его форма была в привычных оранжевых полосках. Его волосы, глаза, даже легкий румянец на щеках после затяжной игры. Цукишима выделялся, хотя не стоял в свете софитов. Таким его видел Ямагучи. Ямагучи, который прямо сейчас неподвижно застыл, не решаясь нанести какие-то непонятные историку штрихи на лице нарисованного Цукишимы. Блондин побоялся, что соулмейт от его неожиданного появления невольно вздрогнет, сделает неосторожное движение рукой и испортит то, над чем трудился явно не один час, а потому мягко потянул его за плечо рабочей руки на себя. Парень впечатался затылком и спиной в живот Кея–отчетливо ощутив его подтянутые мышцы–, ожидаемо дергаясь в испуге. И чтобы тот вовсе не упал со стула, гость кладет руку и на второе плечо, удерживая его на месте. –Я звал тебя несколько раз, Ямагучи. –это все, на что хватает его немаленький объем остроумия, потому что то, как парень посмотрел на него снизу вверх, чуть не заставило его отвернуться. Настолько проникновенным взглядом его еще никто не одаривал. В нем было что-то, чего он не мог понять. Слишком многое, но в то же время такое банально простое. –Цук..ки? –парню потребовалась секунда, чтобы обработать произошедшее, а затем глаза вновь наполнились такой привычной уже растерянностью, вытесняя тот взгляд–который он теперь уже не сможет забыть–, словно он был лишь наваждением. –Ты что тут делаешь? Кей недовольно поджимает губы, отступая на шаг назад. А затем достает из рюкзака и протягивает тому холст с ночным пейзажем. –Ты забыл, что сегодня вторник, Ямагучи? Пару мгновений парень непонимающе пялиться на него, а затем вскакивает на ноги, чудом ничего не снеся. –Мне так жаль, Цукки! Я совершенно забыл про нашу договоренность со всем этим сталкингом и завтрашней встречей! –парень принимает рисунок и неловко сжимает его в руках. Тадаши чувствовал себя придурком. Его соулмейт согласился ради него выделить время после занятий, которое мог бы провести с пользой или с друзьями, а он взял и забыл! –Это в твоем духе. –хмыкнул новоприбывший, обводя студию взглядом. –Я...боже, а я ведь после работы еще думал идти в общагу. Если бы не мимолетное желание порисовать, ты бы просто не нашел меня здесь. –блондин направился куда-то к стеллажам с материалами, от чего художнику на секунду показалось, будто тот направляется на выход. Он уже разочаровался в своем чувстве благодарности и трижды проклял забывчивость, когда соулмейт вдруг нагнулся, схватил высокий табурет и пошел обратно. –Если честно, я и не надеялся, что ты будешь тут. Мы так и не списались о времени, в которое соберемся, так что я сразу понял, что ты забыл. И учитывая события решил не напоминать. –он поставил деревяшку за мольбертом Ямагучи, ясно выражая желание побыть натурщиком. –Но вот я здесь. Тадаши взглянул на окна в стене, выходящие на университетский коридор, но не стал спрашивать что соулмейт забыл на этаже, на котором обитают лишь ученики творческих специальностей, ведь он не мог забрести сюда по надобности, а затем увидеть сквозь окна Ямагучи. Или он просто не хотел думать, что он и правда забрел сюда по делу, а не ради него, кто знает. –Что ж...–он уселся обратно за свое рабочее место, глядя на Цукишиму словно на что-то сюрреалистичное, настолько ему не верилось в подобного рода везение. –Ты как никогда вовремя. Я испытывал трудности с твоим портретом. Конечно, я еще даже на 50% не у цели, но твое появление наконец позволило мне решить за что браться в первую очередь. Можешь сесть поближе ко мне? Мне сейчас нужна именно детализация. –А мне показалось очень даже завершенной работой. –Для многих начинающих картина словно уже завершена, если нарисована в цвете. Когда я только поступил мой учитель однажды обескуражил мне фразой: отличное начало, Ямагучи-кун, хотя мне казалось, что я уже почти закончил! Ту панику, которую я испытал не описать словами. Так, начну с волос, пожалуй... –А для несведущих в этих вопросах и того все хуже, я полагаю. Например ту, первую работу со мой в роли музы, я посчитал вполне сносной. Ямагучи недовольно насупился в ответ, а затем скрылся за холстом, надеясь, что Кей не успел заметить вспыхнувший на его щеках румянец. Со всеми этими картинами со своим соулмейтом он чувствовал себя какой-то фанаткой. Нет, так не пойдет. Соберись, Тадаши, ты же взрослый мужик вроде. Он решительно встал и приблизился. Кей даже представил, что тот сейчас хорошенько стукнет его по башке со злости из-за шутки, но когда художник вдруг положил руку ему на щеку и повернул слегка в сторону, Кей даже растерялся на мгновение. А Тадаши тем временем поправил его волосы, чтобы те лежали так, как ему было угодно, вплоть до каждой завитушки, если судить по тому, как долго его лицо было на расстоянии вытянутой руки от его собственного лица. Ох, знал бы он, как их усилий Ямагучи стоило не думать о своей руке на коже своего соулмейта и сосредоточиться на деле... Он не хотел отпускать его лицо из своих рук. Его волос хотелось касаться, разметать в творческом беспорядке. Поэтому он насладился каждой секундой их нынешнего положения, с чрезмерной скрупулёзностью регулируя позу соулмейта. –Так...отлично. Постарайся не двигаться, окей? –А у меня есть выбор? –Цукишима намеренно не обращает внимания на то, как близко Ямагучи стоит к нему. Для Тадаши ведь это не проблема, так почему должна быть для него? И пусть, что любого другого он бы незамедлительно отпихнул от себя за нарушение личного пространства. Возможно, он просто понимал необходимость всех этих касаний со стороны Ямагучи и боялся как-то испортить его работу, мало ли как у художников все это устроено? Да, именно так. –Нет, иначе мы тут застрянем надолго. –сосредоточенность сменяется лукавством и мальчишка с довольной лыбой семенит к хосту. Какое-то время они сидят в тишине. Она не была неуютной, просто...ужасно пустой. Видеть Ямагучи настолько задумчивым непривычно, и блондин позволяет себе в открытую разглядывать эту сторону парня, чтобы было чем заняться во время изображения неподвижной статуи. Этот парень не переставал удивлять. Вроде смотришь на него и сразу становиться понятно: какой у него характер, какие вещи тот не любит. Он представлял собой классический образ милого парня, которому лучше лишний раз плохих слов не говорить, иначе тот не выдержит грязи этого мира и топнет ножкой. Но Ямагучи каждый раз заставляет Цукки находить в нем что-то новое, совершенно вне шаблонов и первого впечатления. Он был волевым, с твердыми убеждениями и какими-то своими заповедями, которые не смел нарушать. Он легко выражал эмоции, но иногда Цукишима замечал за ним мультизадачность во всем. Он будто был везде и всюду: успевал поговорить с каждым из друзей, даже с Кенмой за спиной у всех сошелся, хорошо учился, играл в группе, так еще и рисовал будто 24 на 7. Слишком неординарный, чтобы просто взять и понять его. Парень наконец поднял взгляд на его глаза. Не на что-то рядом: нос или плечи, а именно на глаза. Пару секунд они просто смотрели друг на друга. Без причины, просто потому что хотелось. –Теперь можешь сесть рядом? Мне нужно сделать твои глаза самыми реалистичными. –Цукишима тут же подчинился, и оказавшись в непосредственной близости так, что они почти соприкасались коленями, заметил появившуюся нервозность в движениях парня. –Что-то не так? Ох, нет, ты всего лишь заставил мое сердце сделать три сальто назад. –Нет, я просто размышляю. –он сделал очередной мазок. Просто думай о деле, Тадаши. –О завтрашнем дне или о картине? –снова глаза в глаза. –Блин, вот зачем ты напомнил мне про встречу... Цукишима насмешливо усмехнулся. –Не думаю, что мы там будет лишь чай с плюшками пить, поэтому следует быть готовым ко всему, а не избегать мыслей о завтра. –Я знаю...но не буду рад вновь встретить того, кто втоптал мои чувства в грязь без малейших колебаний. –еще взмах рукой, но парень не касается полотна кистью. –Никто не был бы рад. –И я не знаю, как следует себя вести с ним. –Как обычно, вот и все. –художник возмущенно пнул парня в голень. –Это ты у нас обладаешь способностью выглядеть невозмутимо в любой ситуации-не я. –Вот для этого, как раз таки, я и нужен. –Ты все же не обязан идти со мной туда, ты в курсе? –глянул на соулмейта Тадаши исподлобья. –Знаю. Он решил не тянуть кота за чувствительное место. –Тогда зачем ты подписался на это? Цукишима не отвечает. Вместо этого он мягко выхватывает кисть у Ямагучи из рук и подносит к чужой руке. Туда, где был его собственный полумесяц. Он не знал, зачем. Просто захотелось увидеть их рядом. Цвет, которым Ямагучи рисовал его глаза, были такого же цвета, что и метка. –Просто подумал, что должен. Он не знал, почему.