Быть соулмейтами-это...

Акитеру был оптимистом. Несмотря на то, что его собственная семья была в шаге от того, чтобы рассыпаться, как карточный домик, он всегда верил в лучшее. Старался как можно больше общаться с каждым членом семьи, даже если это была пустая болтовня о погоде или милом замечании какой-нибудь кассирши в ближайшем супермаркете, пытался вести разговор так, чтобы каждый за столом был задействован и не молчал. Было тяжело притворяться, что болтовня-это нечто естественное для него. Потому что он сам предпочитал занимать позицию слушающего, если это не была его семья. Все друзья, коллеги и бывшие одноклассники подтвердят: его часто можно заметить, выслушивающим других людей, особенно тех, кому хотелось пожаловаться на жизнь. Но он не был всесильным. И после того, как впервые опозорился перед всей семьей, он стал чувствовать себя так, словно родители и его младший братишка вспомнят об этом случае в любой случайный момент. Потому что он облажался. Поэтому он перестал говорить с ними так часто, как и раньше, боясь, что однажды они снова напомнят ему о его лжи. Но время шло, и спустя пару лет Акитеру осознал, что никто и не думал снова ворошить прошлое. Наоборот, все старались как можно тщательнее скрыть его позор. Но это было также больно, как если бы на него постоянно косились. Потому что ему стало казаться, будто семья втайне разочаровалась в нем. Он боялся, что родители однажды поймут, насколько никчемным оказался их старший сын и просто перестанут беспокоиться за него. Прямо как...перестали переживать за Кея. Это было гадко, неправильно и бесчестно с их стороны. Но и с его тоже, ведь он был втайне рад, что не сам оказался на месте младшего брата. И оттого чувствовал себя еще большим негодяем. Поэтому он перестал так сильно лезть к брату. Потому что строить из себя святошу, прекрасно понимая, насколько тошно Кею наблюдать за этим лицемерием, он не мог. Он просто сделал то, чего бы хотел младший: оставил его в покое. Больше не было ни уютных вечеров, за которыми они обсуждали волейбол, ни интересных исторических дискуссий, ни братских перебранок. Он думал, что Кей просто перерос все это и стал серьезным, спокойным и крайне нелюдимым мужчиной. Поэтому его замутило, когда Кей на пару со своим соулмейтом был замечен недалеко от дома. Смеющимся так свободно, как и прежде. Он знал всех его друзей благодаря матчам, на которых ходил вместо родителей, но ни с кем он не мог просто так рассмеяться, словно ребенок. Счастливо и незатейливо. Кей часто высокомерно ухмылялся и злорадно насмехался над друзьями, но Акитеру справедливо посчитал, что в кругу семьи быть настолько противным братишка не может быть чисто из уважения к старшим, а Акитеру просто давным-давно потерял доверие Кея, поэтому больше не видит эту сторону младшего. Но он ошибался. Кей остался прежним. Но семья больше не была для него чем-то родным. Родным стал зеленоволосый мальчишка с кучей пирсинга, подведенными подводкой глазами, одетый, как гот и несущий за спиной гитару. Акитеру стало горько настолько, что он потерял над собой контроль. Стало так сильно не хватать брата, что он невольно позволил кислому выражению лица заменить вечно приветливую улыбку и просто вылил на соулмейтов все, что чувствовал. Когда они встретились во второй раз, Ямагучи Тадаши не был одет во все черное и вообще не напоминал того эпатажного парня, с которым он столкнулся после работы. В этот раз на нем был бежевого цвета джемпер, слегка приталенное коричневое пальто и простые темные джинсы. Не оставь он свои вещи в офисе в тот день, он бы тоже наряду со своими родителями увидел лишь эту сторону соулмейта его младшего брата. Идеальный пай-мальчик. –Добрый день, Цукишима-сан. Спасибо, что позволили мне поехать с вами. –сказал парень с мягкой улыбкой, от которой он несомненно растаял бы, будь это их первая встреча. И не будь Акитеру такой завистливой сволочью. –Не за что. Думаю, мое слово не имело особого веса, Кей бы просто поехал с тобой, но другим поездом. –ему не хотелось этого признавать, но ему стоило огромных усилий сказать это в шутливой манере. Потому что это было больно признавать. Но художник просто захихикал, игриво толкнув его младшего брата в бок, и на мгновение Акитеру снова смог увидеть прежнего Кея. То, как он закатил глаза, краем глаза ухмыльнувшись, ясно дало понять, что влияние соулмейта было сильнее, чем скрытый в словах старшего упрек, который Кей точно понял. Никак не отреагировав. Акитеру почувствовал себя скверно, осознав, что ведет себя просто отвратительно. –У нас осталось мало времени. Давайте поторопимся. Кей ожидаемо уселся со своим "другом", и оба парня тут же сунули в уши по беспроводному наушнику, но не в ближайшие к другому парню уши, чтобы хорошо слышать друг друга. Сидя впереди парочки, он не мог не подслушивать их короткие разговоры. Сначала они затрагивали темы поверхностно, так, чтобы пары слов хватило, чтобы понять, о чем речь, видимо, стесняясь нежеланного слушателя, но когда старший просидел, опустив голову на руку, больше 15 минут, те тут же оживились. Видимо, решили, что уснул. –Я думаю позвать тебя завтра. Где-то к полудню, на этом моя мама очень настаивала. –Будете откармливать? –Ямагучи захихикал. –Конечно, сделаем из тебя качка. Будешь носить меня на руках, соревноваться с Бокуто в армрестлинге. Одни преимущества. –Меня привлекает только первое, но я могу исполнить это и сейчас. –Акитеру чуть не испустил дух, услышав это. Что за...это был... –Поверь, я терплю твой ужасный флирт только потому, что ты только на первом уровне. Когда перейдем на 9, таких простых подколов не хватит, чтобы зайти дальше. –Оу? И что же ждет меня на 10-ом уровне? –Акитеру взглянул в окно, надеясь отвлечься от происходящего позади него, но тут же поймал в отражении силуэты парочки, слишком увлеченной друг другом, чтобы заметить, что за ними теперь наблюдают. Кей склонился над художником, на его устах играла дьявольская ухмылка, а застигнутый врасплох соулмейт сидел, спиной прижавшись к окну. Акитеру спешно отвернулся. Это не то, что ему хотелось бы наблюдать. * –А вы...сблизились. –достаточно непринужденно произнес Акитеру, нарушая гробовую тишину в такси, которое со скоростью 40 километров в час ехало к дому четы Цукишима. Младший смело встретился с братом взглядом, принимая вызов. –Что, неужели у тебя будут с этим проблемы? –Акитеру понадобилось пару мгновений, чтобы понять, что на самом деле думает по этому поводу. –Нет. Все-таки не мы решаем, кто будет нашим соулмейтом. Но не стоит при маме с папой вести себя так, как при мне. –в ответ на совет Кей лишь невесело хмыкнул. –Не спал, значит. –констатировал факт младший. –Не переживай, в нашем доме слишком неподходящая атмосфера для того, чтобы даже слово вставить. –И по чьей же вине? –задал он вопрос, ни на кого особо не намекая. –Думаю, по вине каждого, кто в нем живет. И это было правдой. Дальше они провели время в молчании. Молча доехали, молча выгрузили сумки и молча переступили порог дома, где их встретила их мать, глядя на сыновей с привычной улыбкой. –Как же давно я вас не видела. –сказала та, поочередно обняв каждого. Только в такие редкие моменты старший из братьев мог видеть, как чужая безразличная маска дает трещину. –Ваш отец будет только к ужину, у него сегодня много работы. Надеюсь, вы голодные? Я сделала кацудон к вашему приезду, так что поторопитесь и идите распаковываться. Кей на слова матери не ответил ни единой хотя бы дежурной фразой, лишь сухо кивнув и пройдя с вещами вверх по лестнице, в свою комнату. В которой не осталось ничего, кроме мебели, постельного белья, сегодня застеленного их мамой и воспоминаний о времени, проведенном в этом доме. –Он устал с дороги. –утешил он женщину, что смотрела в спину сына до тех пор, пока тот не скрылся на втором этаже. Надеясь, что что-то изменилось. На слова своего первенца та выдавила из себя улыбку, настолько ненастоящую, насколько вообще было возможно. –Как и всегда. Хрупкий мир все еще был миром. Они все убеждали себя в этом. И ждали, когда кто-нибудь наконец сломается. * –Ты планируешь познакомить его официально? –Акитеру уже около минуты стоял, прислонившись к дверному косяку, не решаясь нарушить чужое личное пространство, когда Кей, который почти сразу заметил чужое появление, наконец-то соизволил оторвать глаза от телефона, в котором была открыта переписка. Он даже догадывался, с кем именно. –И не подумаю. –Но сам с радостью поскачешь к нему, пока отца не будет дома. –зло усмехнулся Акитеру. –Да у вас прям запретная любовь. –Не думаю, что кто-то из родителей, и уж тем более ты, способны повлиять на мои отношения с Ямагучи. Так что это не тот троп, который стоит сюда приписывать. Акитеру не знал, что еще сказать. Но он был так зол, что просто позволил выйти наружу всему, что копилось долгие годы. –Ну да, сразу видно, что если будет тонуть кто-то из семьи и твой Ямагучи, ты выберешь парня, с которым знаком 3 месяца. Он же значит гораздо больше, чем мы. Кей не сдержал удивления, услышав эти слова. Настолько прямые, что избежать ответа не получится. Хрупкий мир все еще был миром. Видимо, первым, кто сломался, стал Акитеру. Именно он дерзнул сломать хрупкий мир. –...ты точно не хочешь, чтобы я сказал это вслух. Кей был прав. Не хотел. Поэтому он просто оттолкнулся от косяка и зашагал прочь. * Tsukishima Kei: Я не думаю, что он расскажет о моих планах родителям. Мы никогда не выставляли своих ссор напоказ. Yamaguchi Tadashi: Если судить по твоим рассказам, то именно он всегда поддерживал баланс в вашей семье. Почему вдруг он так себя ведет? Tsukishima Kei: Даже думать об этом не желаю. Возможно, опять братский комплекс проснулся. Yamaguchi Tadashi: А если подумать хорошенько? Tsukishima Kei: Если я начну думать, то просто сорвусь, оборву все связи с этим семейством и съеду в общагу. Буду работать с тобой в той унылой кофейне и наконец перестану строить из себя святошу. Yamaguchi Tadashi: Во-первых, ауч. Моя кофейня-это просто концентрированный сгусток положительных эмоций, дружеских посиделок и тупых шуток. Так что она может быть какой угодно, но не унылой. Tsukishima Kei: Вижу, мое влияние на тебя сильнее, чем я думал. Yamaguchi Tadashi: ? Tsukishima Kei: Ты поставил точку в конце сообщения, мистер: Я ЧУВСТВУЮ, ЧТО РАЗГОВАРИВАЮ СО СТАРИКОМ. Yamaguchi Tadashi: чтООООООО Yamaguchi Tadashi: Ты Yamaguchi Tadashi: Это был твой коварный план, да? Сделать из меня свою копию и кошмарить наших друзей? Кей не стал игнорировать то, как в груди потеплело от фразы "наших друзей". Теперь, когда он наконец определился со своими чувствами, для него играло большую роль мнение Ямагучи. И то, что друзья Кея стали и друзьями Тадаши неимоверно радовало такого любящего лишь определенный круг людей человека. Tsukishima Kei: Мы уже их пугаем. Ты заметил, что когда мы с тобой начинаем препираться, все вокруг в ужасе ждут конца? Yamaguchi Tadashi: Это все ты. Это от тебя я научился ругаться, поэтому все и ждут, словно под перекрестным огнем Tsukishima Kei: Понял, почему я тебя не познакомлю с семьей? Второго Кея они не выдержат. Yamaguchi Tadashi: А я буду паинькой: активно льстить, улыбаться и поддакивать Tsukishima Kei: Где уже там твой дом, лицемер. Yamaguchi Tadashi: Голову от телефона оторви. Еще и дорогу переходишь не глядя по сторонам, совсем страх потерял? Кей поднял взгляд от гаджета и тут же наткнулся на своего парня, стоящего возле разукрашенной всякими зелеными листочками и стебельками коричневой калитки со скрещенными на груди руками. Он строго взирал на блондина, настолько грозно, насколько вообще был способен, будучи на десяток сантиметров ниже своей второй половинки. (Кей больше не стеснялся признавать, что считал это крайне милым). –Я понял, что имею дело с опасным зависимым. Стоит ли мне передумать и отправить тебя восвояси? –Сказала сама зависимость. –и не дожидаясь, пока засмущавшийся соулмейт придет в себя, Кей с ухмылкой отворил калитку. И почему раньше он считал, что будет чувствовать себя не в своей тарелке в отношениях? Не было ничего лучше, чем без предупреждения обескураживать своего парня легким флиртом. –Эй! –окликнул блондина художник, догнав его уже у входной двери и по-хозяйски пропуская внутрь. –Это была отсылка? "Ты мой личный сорт героина"? –Фу! Вот ЭТО уже полный кошмар, на этом моменте мне хотелось спрятать голову в песок, как страус. –Я тоже не понимаю, как им удалось доснять эту сцену. Они же там помирали со смеху, наверное. Парни прервали перепалку, стоило миниатюрной женщине в мягком голубом свитере выйти из кухни, чтобы поприветствовать гостей. Кей ни разу не видел фотографий этой женщины, справедливо посчитав, что сохранить право составить первое впечатление о матери своего парня он просто обязан. Она оказалась слегка иной, чем он себе представлял. Черные волосы были собраны в небрежный пучок у основания шеи, не позволяя точно определить их длину, а черты лица были намного мягче и плавнее, чем у Ямагучи, но он мог с уверенностью подтвердить, что свою красоту парень унаследовал от матери в полной мере. Те же добрые глаза, хаотично расположенные веснушки и миловидные губы четко узнавались в женщине напротив. –Вы точно его мама. –женщина лукаво улыбнулась на эти слова, бросаясь на сына с объятиями. –Такая же очаровашка, да? –Мам, я не понял, ты его увести хочешь? –тут же возмутился художник, капризно надув губы. –А что, боишься, что Цукки выберет меня? –женщина отлипла от сына только для того, чтобы схватить более высоко парня под локоть и потянуть в сторону кухни. –Что, красавчик, пойдем знакомиться? Он взглянул в ясные зеленые глаза и немедля понял, что ради таких женщин в древности самураи точно бились на мячах. Как минимум из-за их шарма, открытой нараспашку души и игриво-смотрящих очей. А еще, что с Ямагучи-сан будет ужасно весело дразнить Тадаши. –Не думаю, что могу отказать вам, миледи. О-о, это будет весело, если судить по мгновенно отвисшей челюсти его соулмейта. Когда художник только рассказал о своем намерении познакомить его с самым дорогим его сердцу человеком, наряду с самим Кеем, блондин не мог не усомниться в разумности этой идеи. Он тут же сопоставил образ чужой матери со своей собственной, и не пожелал встречаться с человеком, с которым ему тоже придется сдерживаться и умалчивать о многом, чтобы не создавать лишних проблем себе и своему соулмейту. Однако, он глубоко ошибался. Потому что человек, вырастивший Тадаши, точно не был лишен тех положительных качеств, заложенных в Ямагучи-младшем с самого детства. Сидя напротив этой женщины, Кей не мог не понять, от кого именно его вторая половинка взял чувство юмора, способность чувствовать настроение собеседника и умело располагать к себе одним долгим, понимающим взглядом. Потому что оба Ямагучи выглядели так, будто знали все на свете и были готовы принять тебя таким, какой ты есть. –Если бы я не встретил тебя раньше, то точно сперва влюбился в твою маму. –сказал Кей, нарезая клубничный торт на кусочки, пока нахохлившаяся от комплимента женщина сервировала стол к чаепитию и уносила грязную после обеда посуду в раковину. –Если бы мы не были связаны судьбой, ты бы не посмотрел ни на меня, ни на маму. –справедливо заметил художник, разливая по керамическим чашкам зеленый чай. –И, прошу заметить, я бы не принял такого циника, как ты, в качестве отца. –Я не циник, я-. –Поспорь мне еще тут. –оборвал блондина Тадаши с таким лицом, которое обычно скорчивала его бабушка, когда он маленьким отказывался надевать шапку зимой. –Это же абьюз и тирания в чистом виде. –возмутился Кей. –Где взаимоуважение? –Уехало на Мальдивы вместе с терпением. –Это моя коронная фраза, Тадаши! Я владею на нее патентом! –возмущенно кричит женщина, для весомости своей угрозы уперев руки в бока. –Он не был заверен, так что имею право. И вообще, мне по наследству полагается. –Вырастили же вы тирана, Ямагучи-сан. –с откровенным ужасом на лице ахает блондин. –Она сама тиран, так что яблоня от яблони. –Что ты там вякнул, дорогой? –спрашивает старшая Ямагучи, выхватывая из рук Цукишимы нож. –Что чай уже готов, моя любимая мамочка, так что давайте кушать торт. –То-то же. Цукишима не сдержал заливистого смеха, глядя на своего парня, смиренно раскладывающего кусочки торта по блюдцам. Возможно, именно то, что он чувствовал сейчас, Кей бы назвал семейной идиллией. Он не знал точно, стоит ли так сильно проникаться этими ощущениями, опасаясь, что так будет не всегда, как и в его собственной семье, но ему определенно хотелось бы почаще заглядывать в этот дом в будущем, если будет возможно. Будто почувствовав смену чужого настроения, что мать, что сын, тут же настроились на нужный лад, сведя шутки на нет. –Я хочу, чтобы ты знал, что меня очень порадовало твое появление в жизни моего сына, Цукки-кун. –с лаской произнесла женщина. –Я всегда хотела, чтобы рядом с Тадаши был человек, на которого он смог бы положиться, ведь он у меня такой добрый и честный, что грех не воспользоваться этим простофилей, не находишь? –Спасибо, мам. –На правду не обижаются, милый. –непринужденно парировала глава дома. –И, признаюсь честно, я всегда знала, что приму выбор своего сына, кем бы он ни был. Потому что тот, кого полюбит Тадаши, будет столь же важен для меня, как и для него. Я лишь надеюсь, что мы с тобой сможем построить такие отношения, чтобы ты смог без стеснения позвонить и пожаловаться на моего сына, если тот начнет слишком сильно надоедать. –Я все еще здесь. –пробормотал себе под нос Тадаши, но пристальный взгляд и сменившееся с обиды на подбадривание выражение лица ясно дали понять, что он был согласен со словами своей матери. Внутри все тянуло и давило. Было сложно не усомниться, по привычке считая все материнские фигуры одинаковыми. Было сложно доверять, сложно чувствовать, что ему дозволено больше, чем простое повиновение. Но не менее сложно было не поверить. Потому что он чувствовал, что женщина говорила искренне. Что она уже видит в нем своего второго сына, но говорит обо всем в будущем ключе, считая, что сам Кей еще не способен сходу привыкнуть называть ее мамой и приезжать по праздникам. Но Кей уже признал: Ямагучи был его домом. И его мама была домом для Тадаши. –Я с удовольствием позвоню вам, чтобы наябедничать, Ямагучи-сан. Женщина нежно улыбнулась, пододвигая ему еще один кусочек торта. –Лучше зови меня Каяма, Кей. Он не знал почему, но ему стоило огромных усилий не расклеиться перед мамой своего соулмейта. –Спасибо вам за вашего сына, Каяма-сан. * –Как сходил к другу? –спросила его собственная мать, встречая пришедшего сына в прихожей. Кей посмотрел на нее. Действительно разглядел в ней что-то похожее на нежность во взгляде на своего сына, затаенную в уголках надежду и давящую горечь на хрупких плечах после стольких лет, проведённых в ожидании обрушения мира. Он всегда видел в ней лишь идеально выглаженные вещи, строго собранные волосы и дежурные фразы, не проявляющие заинтересованности к жизни сына на самом деле. Для неё это было лишь обязательство, которое она выполняла, будучи матерью, после чего с чистой совестью отправлялась работать или хлопотать по дому, не замечая отчужденность младшего сына в упор. Он навсегда запомнил, как она со скрытым разочарованием смотрела на него в момент неудачи. Как лишь делала видимость заботы, на самом деле не понимая, что именно ей следует сделать, чтобы подступиться к сыну, который отчаянно нуждался в искренности. Как молча смотрела, как отец ругает его за малейшую провинность, просто потому, что он не идеален. Что он не Акитеру. В этом была суть его матери. Отчаянно делать вид, что все в порядке. Это то, чем она жила, боясь собственных ошибок, как огня. Игнорируя проблемы, не решаясь начать их решать, ведь это означало, что она оплошала. Но может ли быть такое, что не одному ему стало нехватать даже этих дежурных фраз? Что спустя столько лет она наконец поняла, в чем именно её ошибка и лишь ждала шанса все исправить? –Это...–он задумался, а не совершает ли он глупость? Что, если хрупки мир окончательно разрушит не Акитеру, а он сам, понадеясь, что на его призыв сплотиться ответят, а на деле вновь отмахнуться, окончательно разбивая мир? Но уже окончательно и бесповоротно. –Можем ли мы поговорить? Всей...семьей. Блондинка от удивления теряет дар речи, и пару мгновений просто смотрит на Кея, видимо, решая, шутка это или нет. А затем расплывается в самой искренней улыбке, которую он видел за последние 5 лет. –Я поставлю чай. Позови своего отца и брата на кухню, хорошо? –Да, конечно. Возможно, ему стоит хотя бы попытаться. Хрупкий мир ведь можно склеить не скотчем, а золотом, словно разбитую вазу, верно? * Tsukishima Kei: Допустим, что я мог бы пригласить тебя к нам домой. Если ты еще этого хочешь, разумеется. Тадаши радостно улыбается, бросив взгляд на занятую кроссвордами маму. Она не знала, какой подвиг сегодня совершила, но когда-нибудь Кей скажет ей об этом лично. Yamaguchi Tadashi: Я абсолютно точно не возражаю.