Krasivaya Devushka

- Николаус! Луиза вскочила со стула и, подбежав к сыну, обхватила его руками, прижимаясь к нему всем телом. Мария, вошедшая следом, запирала дверь. - Как ты меня напугал! Я уже думала, что тебя схватили! - Все в порядке, ма. – Ответил юноша, глядя во взволнованные голубые глаза матери. Он давно заметил, что в глаза она ему смотрит только, когда очень взволнована, или очень горда за него. - Мне удалось от них оторваться. - Хотелось бы знать, как именно, молодой человек. – Несколько холодно заметила Мария. Юноша не торопился с ответом. - Ладно… мне немного помогли. - Кто? - Резко спросил Людвиг, вставая из-за большого обеденного стола. Николаусу стало не по себе – и куда только подевалась его храбрость и бравада, с которой он общался с Иваном? - Это был… только вы с мамой, пожалуйста, не злитесь… мне помог человек по имени Иван! Он увидел, что в обеих парах устремленных на него голубых глаз, отразился страх. - И-иван? – Недоверчиво переспросила Луиза. - Да, тот самый Иван, которого мы тогда встретили на рынке… тот, кто причинил боль тебе… и дяде Людвигу и убил дядю Гилберта….мой отец… Наступило молчание, Луиза побелела, как молоко, Людвиг напрягся, а Мария ахнула. - Как… как ты обо всем этом узнал? – Голос у Людвига, однако же, звучал спокойно. - Я давно понял, что то, как он обошелся с мамой как-то связано с моим появлением на свет. И мы с ним так похожи. Но… это все были догадки. Он сам мне рассказал о том, до чего я не смог додуматься. Опять повисла тишина, прервавшаяся только с тяжелым вздохом Луизы, выражение лица которой сложно было понять. - Николаус, я хочу, чтобы ты больше никогда с ним не общался. - Но, мам, все это случилось так давно, и он сам потерял, того кого лю… - Николаус Гилберт Байлшмидт! – Она возвысила голос, и юноша смолк. – Меня это не волнует, уж поверь. Я ненавижу его, ненавижу за то, что он сделал. И не желаю, чтобы ты когда-нибудь вновь говорил с ним или о нем! Он нахмурился и упрямо топнул ногой. - Но почему? Раз ты говоришь, что любишь меня? Ведь именно произошедшему я обязан тем, что появился на свет. Или ты и меня ненавидишь?! Луиза чуть сбавила обороты от этих слов: - Н-нет, Николаус… тебя я люблю. Ты ведь мой сынок, мой маленький мальчик, моя радость… - Тогда почему не можешь простить его? Я знаю, что то, что он сделал – ужасно, и уже ничем не исправишь… Но он ведь тоже потерял своих родных, которые прошли через что-то столь страшное, отчего не пожелали больше жить на этом свете! Она долго молчала. - Я понимаю. Но все же своего прощения ему я не дам, хоть тебя и люблю всем сердцем… но мне очень хотелось бы, чтоб ты появился на свет при других обстоятельствах. Тем паче не могу простить ему крови брата и унижения Людвига. Ты, быть может, и можешь его простить, но от меня этого не проси. Луиза сжала плечо сына. - Я хочу, чтоб ты понял – мне будет спокойнее, если ты с ним не будешь общаться. Быть может, он и отец тебе по крови, но… я ему просто не доверяю. Понимаешь? Николаус взглянул на мать, и увидел, что она опять избегает смотреть ему в глаза. Ему очень хотелось сказать ей, что Иван раскаивается в содеянном, но понял, что ее это действительно не волнует. - Понимаю. Луиза улыбнулась, поцеловала его в макушку и сказала, чтобы отправлялся спать – так как завтра нужно было идти в школу, а стало быть, вставать придется рано. Сон, однако, не шел. Николаус вертелся с боку на бок, перебирая в уме события этой ночи. Отец занимал все его мысли – ему действительно было по себе, оттого как он к нему отнесся даже не зная о том, что тот чувствовал. Сморило его лишь к утру, но и заснул он, все еще думая об оставшемся где-то там в ночи одиноком мужчине.

***

Иван почти сутки бродил по городу, думая о Николаусе, Луизе и Людвиге, не замечая ничего вокруг. Чувство вины и печаль, которые он годами загонял вглубь души, завладели им целиком. Он и сам не понял, как вновь вернулся к тому самому бару, где накануне разговаривал с сыном. И тут ему на глаза попался какой-то сверток, спрятанный под провалившейся лестницей. Это оказался подсолнух с привязанной к стеблю запиской. Но об этом месте никто ничего не знал, кроме… «Привет. Я просто хотел поблагодарить за помощь, а еще я помню, что подсолнухи – твои любимые цветы. Надеюсь, он хоть немного поднимет тебе настроение после вчерашнего. Мама совершенно не рада тому, что ты мне помог, и говорит, чтоб я держался от тебя подальше. А я не хочу, я хочу узнать тебя, как можно лучше. Быть может, когда-нибудь это станет возможно. Николаус Байлшмидт». Русский переводил взгляд с записки на цветок и улыбался про себя. «Glupyĭ malchik, никто не знает, что будет «когда-нибудь» и каким оно будет». После чего спрятал письмо в карман, и, сжимая в руке подсолнечник, зашагал дальше. Он был счастлив.