Жизнь - монета

Рене де Ориме       Позавтракав, я так и не дождалась Мишеля. Похоже, дела его решили не отпускать. Что ж, придётся развлекать себя самой, как я это делала обычно, день за днём вот уже несколько лет. Как и во всех подобных ситуациях, если брат и сестра живут в одном доме при условии, что сестра не замужем, она занимает место хозяйки дома, пока мужчина, в частности брат, занят заботами о достатке семьи. Мишель по делам мануфактуры стабильно «пропадает» два или три раза в неделю, но всегда возвращается домой ночевать, так что у меня подобные происшествия не вызывают испуга. Да и он всегда предпреждает или оставляет записку, если идёт куда-то без меня. Бедным слугам тогда не до смеха, ведь их господин приходит, чаще всего, раздражённый, голодный и уставший. И упаси Бог вам попасть под горячую руку — не заметит и крепко нагрубит, но потом, остыв, всегда извинится.       Папенька лично занимался моим образованием с самого первого дня моего появления в семье де Ориме. Он контролировал всех учителей, чтобы те не смели применять в своём процессе обучения силу. Тогда дошло до того… Клод уволил моего учителя музыки только за то, что тот слегка хлопнул меня по пальцам, когда я сыграла на рояле не ту ноту. И лишь час спустя мне удалось уговорить папеньку передумать, всячески доказывая, что я почти ничего и не почувствовала. Убедила. И слава Богу, ведь это был талантливый человек, который лишь хотел научить меня использовать инструмент, а сие действо было лишь эмоциональным порывом… Стоит ли говорить, что мсье де Ориме теперь отбрасывал все дела, чтобы проконтролировать все мои музыкальные занятия. В конечном итоге я получила недурное образование. Мишель говорил, что далеко не все благородные дамы увлекаются, к примеру, шахматами, а я обыгрывала отца в четырнадцать.       Спустя примерно пару часов после завтрака я, сопровождаемая Марго, неспешно шла к Опере, желая посмотреть, несколько там всë плохо. Я уже представила себе настоящие развалины, ведь как полыхало ночью, пепелище, но, вопреки моим ожиданиям, каменная громада продолжала высится, украшенная страшным рисунком из копоти и пепла. Сгорели только деревянные части, да и вообще всë, что могло гореть. Остался лишь камень. Скелет. И страшно, и прекрасно одновременно, как тот пожар…       Придерживая платье, я сделала несколько шагов и осторожно коснулась одной из колон — она была ощутимо теплее, нагретая пламенем в ночи, а на синей перчатке остался лишь тёмный след из копоти. — Мадмуазель Рене? — услышала я знакомый голос и улыбнулась — Давно вы не заходили в Оперу. Но, как видите, сезон приостановлен. — Рауль. Ты и твои шутки, — я подошла к хорошему другу брата и своему доброму приятелю — Ты не знаешь, почему Опера загорелась? Помнится, ты хотел посетить выступление Кристины в тот день. — Посетить-то я посетил, но ты просто не поверишь в ту историю, которая произошла с нами, — эти слова заставили меня тихо посмеяться — О, Рене, я бы тоже смеялся, не присутствуй я сам при этом. — Хорошо, — я кивнула, не переставая улыбаться — Я потом вам тоже расскажу удивительную вещь. Примерно в одно время с пожаром случилась.       И тут де Шаньи погрузился в омут событий, утаскивая и меня за собой. Пересказ событий последних месяцев, когда Кристина Даае из простой хористки взлетела почти что до примадонны Оперы, а её имя на афишах гарантировало аншлаг. Девушка от природы имела неплохие вокальные данные, но если бы не её загадочный маэстро или же Ангел Музыки, в которого так верила она и который всячески способствовал её карьере по мере сил, то не обрёл бы этот алмаз свои грани… Возможно, этот маэстро сам толкнул Кристину в объятия Рауля, ведь, не выступи она тогда с триумфом, они бы не встретились вновь.       Признаться, эта история тронула меня, но не в плане тех тайн и загадок, что окружали Оперу с самого начала, а сам Призрак. Поразило то, что он настолько отчаянно нуждался в любви, что был готов жить с той, которая его боится и осуждает, но которую полюбил он. Трагичная история, заслуживающая оказаться в каком-нибудь издательстве. А когда же Рауль начал описывать внешность Призрака, я остановилась, словно громом поражённая. Он носил маску на правой стороне лица, а при последней встрече с де Шаньи её не было — Кристина сбросила её с лица своего Ангела прямо на сцене, открывая миру довольно неприятную половину, словно обожжённую. — Надеюсь, что мы больше с ним не встретимся. Сбежал в одной рубахе да брюках… Туда ему и дорога, — Рауль и не заметил моего смятения, да и я сама лишь на мгновение позволила себе удивление — А у тебя какие новости? — Оу, — мы, как оказалось, уже вышли к Сене и шли вдоль набережной, так что и мой секундный ступор остался без внимания — Да… Я вечером хотела чаю попить. Сидела в кухне, как в заднюю дверь постучали. Это оказался пострадавший мужчина — работник Оперы. Он переночевал у нас и вот несколько часов назад ушёл. Моя история, оказывается, куда прозаичнее твоей, — надо срочно сменить тему, пока я случайно не наговорила лишнего — А как же твои дела с меценатством? Помнится, ты был покровителем Оперы. Что будешь делать теперь? — А что остаётся? Придётся повременить с благими делами. Даже при всём желании моих денег не хватит, чтобы восстановить здание в том образе, в котором оно когда-то было, — мы прошли к парку и остановились на берегу Сены, наблюдая за плавающими в воде утками — Да и сейчас у меня другие заботы. Сама понимаешь, мне предстоит знакомство Кристины и Филиппа. — О, Господь, — выдохнула я, припоминая чванливого старшего брата Рауля — Как он тогда сказал? «Я не собираюсь терпеть в своём доме ублюдка подзаборного пьянчуги и дешёвой шлюхи», верно? — Рене, — похоже, мои слова заставили почувствовать за виконтом вину — Ты же знаешь, что это не так. — В том-то и дела, что это может быть и так, — я уже как-то безразлично отношусь к неизвестному прошлому, ведь оно прошло и особо не задевает — У Кристины положение куда лучше моего. Густав был прекрасным скрипачом, известным. Пусть у неё и нет титула, но о честном происхождении твоей подруги пересудов нет. А я? Имея титул графини де Ориме, ежегодный доход в несколько тысяч франков в год и наследство, продолжаю слышать пересуды о себе… — Дорогая Рене, — Рауль осторожно обнял меня за плечи, утешая, но он так и не понял, что в подобной ситуации я не нуждаюсь в жалости — Ты прекрасная и достойная девушка. И ты это знаешь. — Друг мой, — тут меня осенила идея, улучшившая моё настроение стократно — А давай я, вместе с тобой, стану попечителем Оперы? Наших денег должно хватить, да и я пресеку пересуды. Да, может получиться и хуже, но это жизнь. Она не бывает доброй сказкой. — Неплохая идея, Рене, — я рада, что Рауль поддержал эту мою престранную идею — Я тогда в ближайшее время назначу встречу с директорами и обязательно сообщу тебе. Уверен, они будут рады новому источнику денег. — Корыстно. Но честно, — усмехнулась я, довольная собой — А сама Кристина как? Ты? — Учитывая произошедшее, лично я лучше, чем ожидал. И Кристина тоже. А может она просто не подаёт вида, как всякая женщина, — что же, уже хорошо, что они не впадают в истерики и паники, хотя Раулю подобное не свойственно. — Ладно, Рауль. Мне, думаю, уже пора. Недавний гость оставил небольшой погром своим пробуждением и нужно позаботиться, чтобы всё вернулось на свои места, — мы тепло попрощались, после чего я спешно вернулась домой. — Мадмуазель, — поприветствовали меня снующие из стороны в сторону слуги.       Этот дом довольно большой. Если очень захотеть, то можно спрятаться за занавеской в гостиной, а тебя будут искать целый день и не найдут. Помню, мы с Мишелем в детстве играли в прятки и могли заниматься этим часами, а старый граф был только и рад этому, ведь тогда мы не отвлекали его от работы. В былые времена мы устраивали приёмы и могли оставить с десяток гостей на ночь с полным комфортом… Сейчас же праздники тут редки, а из господ всего двое — слишком мало для этих каменных лестниц и дубовых дверей. Большинство гостевых комнат закрыты, сокращён штат прислуги за ненадобностью — может мы и из графской семьи, но отец поднимал статус предков с колен собственными силами, поэтому знает цену упорству и честному труду. Разумеется, не всё и не сразу у него получалось, терпел неудачи, рисковал, где-то побеждал, а где-то и проигрывал. И вот он достиг своего состояния только к сорока, когда Мишелю было три… Через все тернии он заставил имя де Ориме вновь стать значимым в Париже, хотя многие до сих пор вспоминают его только по карточным играм старшего брата Клода и его отца. Когда я узнала эту историю от Мишеля, я поняла, почему мсье тогда выкупил меня у цыган… И я тоже внесу свой вклад в обеление семейного имени, поспособствовав восстановлению Оперы.       Опера и этот Призрак… Призрак, явившийся мне в образе побитого жизнью мужчины. Признаться, я думала, что это буквально призрак, как в страшных историях, но никак не думала, что это будет, по сути, человек. Из плоти и крови, как я и все остальные люди в мире. Знай я эту историю, помогла ли бы я вчера ночью? Господи, конечно! Любой заслуживает спасения, даже убийца. Я стараюсь верить в это, хотя, вспоминая жестокость цыган, желаю сделать исключение в этом благородном правиле. — Зеркала и вазы вы заказали? — сменила я радушный тон на голос строгой хозяйки. — С час назад, мадмуазель, — новый дворецкий Луи помог мне снять накидку. — Поторопитесь. К приходу графа домой всë должно вернуться в былой вид, будто гостей и не было. Иначе… Всем известно, что будет иначе, — да, брат, порой, импульсивен по многим направлениям, но это никогда не выходило за рамки разумного — И пригласите мсье Лири ко мне.       Мартин Лири — нотариус семьи де Ориме последние лет семь, а папенька доверял ему, как себе, если не больше. Поэтому и я решила довериться ему по поводу желаемых манипуляций в Опере. Думаю, у него достаточно опыта, чтобы и тут найти оптимальное решение, хотя и мои скромные знания позволяли понять, что одним росчерком пера такие вопросы не решаются. — Мадмуазель, — нотариус пришёл примерно через час, как я его пригласила — Рад видеть вас в добром здравии. — Взаимно, мсье Лири, — мы удобно разместились на диване, а мужчина, положив папку с документами на столик, приготовился меня слушать — Я думаю профинансировать восстановление Оперы после вчерашнего пожара. Какие документы могут понадобиться для этого? — Не так много, как может вам показаться, мадмуазель Рене, — он раскрыл свою папку и достал какую-то исписанную мелкими буквами бумагу — Вам нужны… Справка о доходах из банка и завещание вашего батюшки, подтверждающее права на распоряжение средствами. — Да, действительно немного. Подготовьте их для меня, пожалуйста, — всë оказывается гораздо проще, чем я себе вообразила. — Мадмуазель де Ориме, позвольте поинтересоваться, — вывел меня из радостных мыслей мсье Лири своим тревожным голосом — А почему вы хотите участвовать в восстановлении Оперы? Разве вы не знаете жутчайших слухов об этом месте и о Призраке? — О, мсье. Стараниями друзей я, с сегодняшнего дня, да и вообще, осведомлена подробностями этого места, — я отошла от порядком поседевшего с течением лет нотариуса и выглянула в окно на сгоревшее здание — Меня подобное не пугает, мсье. Убийств и истязательств я нагляделась вдоволь в детстве. На томик ужасов хватит, поверьте. Я хочу, чтобы фамилия отца вновь имела вес в обществе, а не вызывала усмешки. — Ваш благородный порыв понятен, мадмуазель, но лишь хотел предупредить. Не более, — Лири откланялся, а я вновь задумалась о своём решении.       Я не боюсь, правда. Разучилась бояться ещё в детстве, когда на меня замахивались с кулаками и учили смотреть в глаза. Не сразу, но я этому научилась — не отводить взгляда, когда бьют. Теперь уже, когда прошли годы, когда меня любят и ценят, какие-то призраки меня пугают меньше всего. Меня больше напугает летучая мышь в спальне, чем это.       Оставшуюся часть дня я провела в библиотеке, время от времени прерываясь на чай. Дома была приятная тишина, нарушаемая лишь треском поленьев в камине, да редкими перебежками слуг с одного конца дома в другой. И лишь к вечеру я решилась сесть за рояль. Мне кажется, я не прикасалась к инструменту около полугода и, признаться, очень расстроена этим. Я тогда вообще не заходила в музыкальный зал, хотя раньше могла тут сидеть днями. Думаю, это было связано с тем, что Мишель в те дни подхватил серьёзную пневмонию и очень долго не мог оправиться после болезни, а я сидела с ним днями и ночами, стирая с лихорадящего брата пот. Но сейчас все, благо, здоровы и я могу пробежаться по лакированым клавишам, принося себе успокоение.       Мне кажется, я играю уже не так хорошо, как раньше, но есть одно произведение, которое я сыграю и с закрытыми глазами — «Дон Жуан». Я помню, как больше полугода разучивала каждую ноту найденной в кабинете отца пьесы приëмной матери, которую видела лишь на фотографиях. Иногда я вношу изменения и каждый раз они разные, ведь всë случайное — уникально.       В этот момент, перебирая клавиши, я неожиданно вспомнила того самого Призрака, посетившего меня недавно. Он ведь тоже, своего рода, уникален, но расспрашивать как Рауля, так и Кристину я не смею. Рассказы для меня это одно, но для них же происходили события, как, например, мне бы не хотелось, чтобы меня силком вели по подземельям, где держали преступников во времена французской революции. Сомнительное счастье, как по мне. С другой стороны, я не настолько талантлива, чтобы его хоть как-то заинтересовать и это моя защита. Да и не сказала бы, что нуждаюсь в его внимании. — Мадмуазель, вам записка, — отвлекла меня Марго, протягивая сложенный в несколько раз лист бумаги — От виконта де Шаньи. — О, Рауль, — я забрала у девушки записку и села в кресло у камина — Граф ещё не вернулся? — Нет, мадмуазель. Но слуги сообщили, что он намерен уже отправиться домой, — поклонилась горничная и оставила меня. «Дорогая мадмуазель Рене. Рад вам сообщить, что мне удалось найти директоров Оперы и завтра к двум часам по полудни жду вас в своём доме на обед. Ваш друг, Рауль де Шаньи» — Прекрасно, — не сдержалась я и даже на радостях прижала записку к груди — Сомневаюсь, что эти мсье настолько глупы, чтобы отказываться от неожиданных субсидий.       Оставив записку на столике, я вернулась к роялю и уже хотела продолжить игру, но обомлела. На клавишах, освещаемых полумраком торшера, лежала прекрасная алая роза, перевязанная чëрной лентой. Как же она тут оказалась, если я не выходила отсюда, а отошла лишь на мгновение? Неужели, когда я читала записку, кто-то был тут кроме меня? Неприятное ощущение и я даже поморщилась, рассматривая в руках великолепный цветок. — В вазу бы тебя, — тихо проговорила я, решив, что пора бы уже и спать.       Не желая заморачиваться в столь поздний час, я просто поставила розу в кувшин с водой. Я открыла окно навстречу ночной прохладе и меня встретила целый рой огромных снежинок, напоминающих лебединые перья. Будто вспомнив более светлую часть детства, я стала ловить их и смотреть, как они тают на моих ладонях. Оставив небольшую щель для свежего воздуха, посмотрела на комод, где стоял кувшин с розой. Я даже, грешным делом, подумала, что обзавелась поклонником. Да даже если это кто-то из слуг, то всë равно приятно. Да и суть в самом внимании. И время, затраченное на презент.       Внизу хлопнула дверь. Зашуршали слуги. Похоже, что Мишель вернулся. Пожалуй, раз он даже позже привычного вернулся, то вообще не стоит его трогать сейчас. Брат сейчас потребует набрать ему ванну и погорячее, чтобы кожа раскраснелась и дышать было тяжело. Я ему много раз говорила, что после его пневмонии врач запретил подобные пытки над собственным телом, но разве же Мишель послушается? Упрямый баран, которого я, наверно, слишком сильно люблю.       Присев на пуфик у туалетного столика, я не могла отвести взгляда от восхитительной розы, отражавшейся в зеркале. Её чарующий аромат лёгким шлейфом пропитал комнату. А раньше мне казалось, что я не люблю розы. За что их любить? Просто потому, что они красивы? Глупо. Они невероятно прихотливы в уходе, долго не стоят срезанными… Зато красивы. — Как у людей, — горько усмехнулась я своим мыслям — Любят лишь красоту, но не понимают в полной мере её цену.