Бой с тенью

- Вы совершаете ошибку, товарищ майор! Стойте же! Стойте! Кричит в пустоту; будучи перчаткой, запертый в стенах из пластика и металла, ХРАЗ только и может, что пытаться достучаться до разума Сергея Нечаева, провести которого… не получилось. Харитон ненавидит себя за оплошность; план был идеальным, лишённым каких-либо изъянов, но, видимо, П-3 оказался настолько беспросветным дураком, что сам Захаров в итоге теперь не у дел. Но хуже другое; майор решает не просто от него избавиться, а поиздеваться напоследок: лучше вернуться обратно к Сеченому, чем… чем терпеть подобные пытки! Нечаев, сука, знал, как унизить Харитона напоследок – отдать его, беспомощный полимерный сгусток, на поругание ремшкафу! Если бы просто ремшкафу, а похотливой Элеаноре, которая с самого начала догадывалась, что учёный ведёт двойную игру. И вот это плата за то, чтобы вывести человеческую эволюцию на новый уровень? Несправедливо! Нечестно! И просто отвратительно! - Милый оставил мне игрушку! – мурлычет ремшкаф, потянув свои металлические щупальца к перчатке. А ХРАЗ и сопротивляться не может: тонкие электромагнитные усики не способны поднять его в воздух, он не может даже перебирать ими, словно щупальцами, остаётся лишь уповать на святую простоту – боже – красного разумного холодильника. – Он решил, что мне стоит разогреться перед нашей следующей встрече? Ох, каков шалун! Знает, как я люблю полимерные перчатки! Они такие ловкие, скользкие… - Уйди от меня! Сгинь! – паникует некогда Харитон Захаров; гибкие трубы Элеаноры хватают его за усики, чуть сжимая в своих импровизированных клешнях. А он… и сопротивляться не может, только чувствуя, как его поднимают, крутят, будто пытаются рассмотреть, а затем шевелят другим отростком по чувствительным полимерным усикам, словно пытаются раздразнить. – Хватит! - О, я только начала, - урчит ремшкаф, - зачем сопротивляться, сладкий? Милый доверяет мне, знает, что я люблю приносить людям только один вид любви – через боль! - Вы заплатите! Вы оба заплатите!.. - Ох, лучше перестань кричать и расслабься, - выворачивает перчатку Элеанора, - я хочу сделать тебе так хорошо! Так… О-о-о… ХРАЗ даже не хочет думать, что с его «скорлупой» сейчас творит ремшкаф. Он просто держится в самом дальнем углу, неспособный противостоять обезумевшему роботу. Он просто наблюдает, как клеммы прогрызают и сминают оболочку перчатки, как шипят усики, оттягивая каждый, будто пытаются вырвать их из основания, как оплетают устройство, созданное товарищем Сеченовым, словно… Нет-нет! Как омерзительно! Как оскорбительно! Элеанора потирается всеми своими щупальцами о полусломанную перчатку. - Да, о-о-о да, так хорошо, - стонет она. – Так приятно скользить, м-м-м, милый, твой подарок идеален! Но мне не хватает настоящего мужского тепла! Мне не хватает… Ах!.. ХРАЗ понимает, что больше не может этого выдержать; когда трос ремшкафа пробивает новую пробоину в перчатке, превращённый в полимер, он вытекает из него, будто улитка пытается сбежать со своего домика, и шлёпается на пол, пока Элеанора продолжает насиловать изобретение одного зазнавшегося учёного, которого теперь Захаров ненавидит с новой силой. - Да-а-а-а, как хорош-о-о-о… - К чёрту вас всех, - шипит ХРАЗ и ползёт гусеницей в сторону выхода. Он им всем ещё покажет: сначала Сеченову, потом – Нечаеву, а затем всем тем, кто был против него и его плана с самого начала. Его больше никто не остановит; и даже будучи полимерной соплёй он воплотит все свои мечты, нравится это кому-то или нет.