Вальтер Шелленберг. По следам в лабиринте.

Четыре утра. Все, голова пустая, суставы вялы, духота и веки тяжелеют. Сегодня у Гейдриха было дурное настроение, и он решил устроить кутеж. Втроем с Мюллером и Шелленбергом всю ночь они таскались по грязным кабакам и к этому времени уже не различали цвета. В окошки подвальчика, в котором они сейчас сидели, уже заглянул рассвет, и Гейдрих предложил Вальтеру выпить на брудершафт. Они выпили. Гейдрих по-дружески чмокнул своего помощника в щеку, попал в угол рта, и легко улыбаясь сказал: - Ну вот что, вам в вине я дал яд. Если вы сейчас же не откроете мне всю правду о том, как вы провели время с фрау Гейдрих, вы умрете. Шелленберг захолодел, он быстро все понял. Сегодня с женой своего начальника он провел время на озере, между ними, конечно, ничего не было – фрау Гейдрих было скучно, и она решила вызывать Вальтера для легких бесед. Они пили кофе, разговаривали о Греции и искусстве. Еще во время прогулки Шелленберг заметил двух недотеп, которые купались в ледяной воде, но не придал этому никакого значения. Теперь, глядя на радостно кривящегося Мюллера, он понял, что те молодчики были агентами гестапо, и Гейдриху обо всем донесли. Слепая ревность шефа оказалась сильнее чем он мог предположить, поэтому Шелленберг честно, в подробностях рассказал все. Гейдрих продолжал внимательно на него смотреть, не понятно было верит он, или собирается его убить. Вальтер вдруг почувствовал слабость, какую-то дурноту и запаниковал: - Я все рассказал, я могу предоставить вам свидетелей, которые подтвердят, как мы проводили время. Где противоядие? Где оно?! Гейдрих усмехнулся и плеснул ему в рюмку мартини. Вальтер не понял, что это значит, а кроме того, ему становилось все хуже, он начал хватать ртом пропитанный алкогольным дурманом воздух, немного собравшись, он зашептал: - Прошу вас, господин, я сказал вам чистую правду! Неужели вы меня убьете? Его вдруг взял озноб, так, что он затрясся от холода: - Помогите мне! Гейдрих подсел ближе и прижал ладонь к бледнеющей щеке помощника, чувствуя, как его тяжелеющая голова начинает давить на руку: - Разве я могу вас отравить? Там снотворное. Глаза Вальтера секунду сохраняли удивление, но, через мгновение, взгляд совершенно поплыл, и он отключился.

…

Собрание ранним утром у главы РСХА было делом привычным, публика на него так же собралась обыкновенная: Артур Нёбе – начальник уголовной полиции, глава Абвера - Канарис Вильгельм, глава личного штаба Гиммлера генерал Карл Вольф и глава австрийского СС – Эрнст Кальтенбруннер. Ожидая Гейдриха, они прохаживались по кабинету, попивая коньяк, который, извиняясь за отсутствие шефа предложил им Мюллер. Но в этот раз что-то было не так, что-то в этот раз всех их смущало. Задернутые наглухо портьеры, можно было объяснить вероятным включением проектора, а вот стоящую вместо привычного низкого стола черную бархатную тахту объяснить было не просто. Мужчины по очереди вопросительно указывали на этот, явно лишний в строгом кабинете, предмет будуарной мебели глазами, обращаясь к Мюллеру, но тот только плечами пожимал. За тяжелой дубовой дверью вдруг раздались звонкие шаги подкованных сапог, полумрак кабинета, в котором не горели люстры, а только боковые светильники, резанул яркий свет, из открытого проема, показался силуэт высокого мужчины: - Хайль Гитлер, господа! Дверь снова закрылась, явив из тумана слепящего света Рейнхарда Гейдриха, навстречу которому в нацистском приветствии взметнулись руки всех присутствующих. Он довольно улыбнулся: - Итак, сегодня у меня к вам всем есть волнующее предложение! Очень необычное. Игра! Я уверен, что всем эта игра придется по вкусу. Шагая по кабинету туда – сюда, он как будто колебался, не находя слов для главного, и Вольф решил уточнить: - Что это за игра? Вы нас вызвали для игр сегодня? Приехавший сюда из Австрии Кальтенбруннер раздосадовано покачал головой, заметив это Гейдрих тут же поспешил всех успокоить: - Не спешите с выводами господа, особенно, пока вы не узнали про приз! А он великолепен! Я гарантирую, что любой из нас, поддаваясь своим порочным желаниям, раздумывает об этом, однако, шанс достичь желаемого ничтожно мал. И вот, сегодня этот шанс у всех нас есть! Люди в кабинете недоуменно переглядывались. Довольный эффектом интриги Гейдрих дал знак адъютанту, тот направился в приватную комнату шефа и вернулся оттуда, держа на руках укрытого одной только простыней Шелленберга. В кабинете повисла мертвая тишина, все одновременно следили за тем, как юного помощника Гейдриха укладывают на ту самую тахту, как иссиня-черный бархат оттеняет фарфоровую матовую кожу. Адъютант сдернул с Вальтера шелковую простынь резким движением так, как делают официанты, демонстрируя клиентам блюдо. Шелленберг был обнажен и абсолютно неподвижен. Нёбе удивленно спросил: - Вы полагали, что мы все тут раздумывали о том, чтобы убить вашего помощника? Услышав это Гейдрих расхохотался: - Он спит! Oh Gott! Вы что?! У него даже слезы выступили от смеха, вытирая их, он жестом пригласил своих гостей подойти поближе. Те двинулись неуверенно, очень медленно окружили тахту, не без интереса поглядывая на стройное, гладкое тело, распластанное перед ними. Зрелище было превосходным – черная тахта в полумраке как бы растворялась, на контрасте дорогой ткани было красивое гибкое создание - английская роза на ложе. Гейдрих хитро смотрел на явно залюбовавшихся мужчин, кто-то подпирал кулаком подбородок, кто-то предвкушено потирал руки, он все верно рассчитал – эти старые наци даже не пытались скрыть похоть, глядя на Вальтера. Вот и Мюллер, который называл Шелленберга прощелыгой и маленьким мерзавцем, сейчас с глупым выражением таращился на стремительный изгиб поясницы и чуть пониже. Гейдрих щелкнул пальцами: - Давайте я расскажу вам условия, господа! Все заинтересованно повернулись. - Сейчас мы все рассядемся вокруг нашего нежного друга в кресла, сюда войдут девушки, каждому по одной, они займутся своим делом оральным способом, кто из нас сохранит самообладание, тот единственный – он поднял палец в верх, делая акцент на этом слове – сможет обладать прелестным Вальтером так, как ему заблагорассудится. Трогать девушек, приказывать им останавливаться – запрещено. Выбывшие молча покидают кабинет. Как вам? Никакая клятва верности не может быть надежнее, чем общее преступление! Этот план Гейдриха был дьявольски изощренным, он продумывал его ни один месяц. Как только вокруг него замаячили такие серьезные личности как Вольф и Кальтенбруннер, он тут же почувствовал конкуренцию. Вольф был близким человеком Гиммлера и даже сумел оттеснить самого Гейдриха от рейхсфюрера, и теперь единолично распоряжался временем руководителя СС и тем, кого примет Гиммлер, а кого нет. Канарис – старый адмирал и глава военной разведки, хитрый и расчётливый, он пользовался уважением Гитлера и был представителем влиятельного генеральского сообщества. Нёбе начал свою службу в полиции еще в 1920 и с тех пор имел компромат на всех старых нацистов, которых он и Мюллер хватали на улицах, когда партия еще была под запретом. Самым страшным тут был Кальтенбруннер – австриец, беспощадный и фанатичный, Гитлер симпатизировал ему и всячески поддерживал, он наступал Гейдриху на пятки, и, пока не поздно, на венца нужно было одеть ошейник. Затащить всех их в бордель было невозможно, все они знали о секретах салона Китти, так как Нёбе сам и ставил там всю аппаратуру записи голоса и для фотосъемки. В кабинете главы РСХА никогда никакой аппаратуры не было, до сегодняшнего дня. Гейдрих сам выставил углы скрытых камер, он запомнил границу, за которую нельзя переступить и сам оставался за пределами объективов. Таким образом, его жертвы чувствовали себя в безопасности, считая, что Гейдрих не будет делать компромат по делу, в котором замешан сам. Бедный Вальтер стал приманкой, но и тут Гейдрих все продумал – он не зря со вчерашнего дня пил и совсем не спал, он достаточно измотал себя, чтобы продержаться сегодня и не дать никому издеваться над своим помощником. Предложи он таким людям просто повеселиться с потаскухами, они бы точно отказались, а преодолеть тягу запретного плода было куда сложнее, особенно, когда он уже лежит тут, беспомощный и нагой. Придавало им смелости и то, что Вальтер спит, он не станет орать, плакать и призывать их к совести, сейчас он вроде куклы – делай что хочешь. Все было прекрасно! Фото всех глав силовых служб с проститутками, пускающих слюни на мальчика, это была хорошая узда для каждого из них. Узда в его руках. Мужчины расселись в кресла, но Вольф вдруг остановил Гейдриха, который уже собрался подать сигнал адъютанту начинать: - Один момент, группенфюрер! Что если Шелленберг об этом сообщит? Нёбе усмехнулся и ехидно покосился на него: - Не нужно беспокоиться, все кто мог бы ему помочь, уже все знают. Раздался смех, но Вольф остался серьезным. Гейдрих поинтересовался: - К кому, по-вашему, он пойдет с этим? - К Гиммлеру! Кальтенбруннер хмыкнул: - Вряд ли он вообще осмелиться кому-то об этом рассказывать. А если расскажет Гиммлеру, ему же хуже. Мальчишка против всего силового корпуса, он и часа не проживет, сообщи он такое, рейхсфюрер сам и прикажет его зарыть. Гиммлер либо не поверит, либо … не допустит позора. Гейдриху нравилось то, что он слышит, эти люди уже согласны нести общую страшную тайну, он посмотрел на Вольфа: - Итак? Тот согласно кивнул. Адъютант впустил в кабинет девушек и пространство наполнилось милым щебетанием, они кокетничали, кривлялись, заглядывали в глаза мужчинам. Скоро каждая покорно стояла на коленях перед своим клиентом, Гейдрих махнул рукой приказывая начинать. Минут десять было относительно тихо, никто не разговаривал, звучали только специфические звуки и сдавленные стоны мужчин. Первым сдался Вольф, он вдруг выгнулся и часто задышал. Придя в себя, он медленно поднялся и вышел. Следующим был Нёбе. Ахнув и выругавшись, он тоже их покинул. Скоро и Мюллер зарычал, сжав зубы. Канарис морщился и впивался ногтями в подлокотник, стараясь терпеть. Не вышло, через минуту девица уже вытирала губы. Адмирал, похоже, был очень разочарован. Еще бы! – Гейдриху даже приходилось предупреждать Шелленберга, чтобы тот не попался на удочку к этому хитрецу, особенно после попыток Канариса пристроить наивного мальчика на свой диванчик. «Топай старый извращенец!» - подумал Гейдрих провожая адмирала мутным взглядом. Итак, он и Кальтенбруннер. Надо с этим заканчивать, действие снотворного скоро закончится, будет скверно если Вальтер проснется в таком кошмаре. Видимо начав уставать, девушка вдруг увеличила темп. «Ох, нет!» - Гейдрих подался вперед и закусил губы: «Нет, нет!!!» Низ живота сделался горячим, кровь начала давить в пах. Внутри вдруг все оборвалось и тут же по телу разлились тепло и слабость. Сердце глухо стучало так, что пульсация отдавалась в висках. Хорошенькая блондинка, как ее и предупредили, быстро поднялась и упорхнула проч. В это же время Кальтенбруннер хищно ухмыляясь, отстранил свою девицу, но оставил ее сидеть в ногах. У Гейдриха была пустая голова, он никак не мог осознать то, что произошло. Он проиграл. Как это вышло? Что теперь?! Вальтер! Теперь проклятый австриец изнасилует несчастного Шелленберга, который, к тому же скоро придет в себя. Ох, от того, что с ним будут делать он очень быстро придет в себя! Наблюдая смятение Гейдриха, Кальтенбруннер самодовольно скривил губы, затем приподнялся, по-хозяйски взял Вальтера за щиколотку и подтянул еще скованное истомой тело к себе: - Похоже, это мое. Гейдрих еле заметно помотал головой, но никак не мог этому препятствовать. «Что я наделал?! Я идиот» - стучало в его голове. Тем временем довольный австриец аккуратно гладил стройные ноги, впалый живот и выступающие ребра спящего юноши. Видно было как ему нравится прикасаться к нежной коже, поэтому он не спешил. Взявшись за выступающие подвздошные кости, он подтянул Вальтера к самому краю тахты и раздвинул слабые ножки подломив их в коленях. Внимательно разглядывая нежные места юноши, Кальтенбруннер недоуменно нахмурился: - Я не понимаю, он что же, с мужчиной ни разу не был? Гейдрих выдохнул: - Нет. - Согласитесь, подозрительно видеть от вас такую щедрость. Зачем вы все это затеяли, признайтесь? - Это была игра, я проиграл. Гейдрих говорил это через силу, с горечью в голосе, которую точно слышал Кальтенбруннер. - Вот что, группенфюрер, оставьте ка меня с этим мальчиком наедине. - Не могу – запротестовал Гейдрих – я должен быть уверен, что вы его не покалечите. - Не было таких условий! - Я не буду мешать. Австриец прищурился: - Желаете посмотреть, так и скажите. - Именно так, желаю! Эрнст провел пальцами по горячей ложбинке, едва прикрытой редкими волосками, и посмотрел на все еще сидящую на полу девушку: - Дорогуша, чрезвычайно важно, чтобы его попка была влажная, нет? Займись-ка этим. «Животное!» - про себя возмущался Гейдрих сверля его ненавидящим взглядом: «Больная скотина! Я дал тебе это невинное сокровище, а ты разрешаешь шлюхе совать в него свой грязный язык!». Девица послушно уткнулась лицом между фарфоровых ляжек и не отрывалась пока Кальтенбруннер не оттянул ее за волосы: - Свободна! Та вопросительно посмотрела на Гейдриха, так как ей было велено уходить только в определенных условиях, но тот злобно прошипел: - Убирайся! Закусив костяшку пальца, он, не отрываясь смотрел как его помощнику под поясницу проталкиваются чужие руки поднимая крестец, как бессильно разъезжаются худые ножки. Лицо Вальтера выражало полную безмятежность, на фоне того, что творили с его телом, это выражение пугало. Голова вдруг легко качнулась от резкого толчка. Кальтенбруннер охнул: - Черт! Так можно член сломать. Тише, тише. Он осторожно двигал бедрами, прислушиваясь к ощущениям. Время в кабинете, наполненном глухими стонами, текло медленно, липло к стенам, давило на голову. Гейдрих снова почувствовал возбуждение. Осоловевшим взглядом он скользил по прекрасным плечам и груди, по длинной шее и пухлому ротику, по изящной линии подбородка. Вспотевший австриец уперся руками по сторонам от Вальтера и замер, он вошел полностью, но все еще чувствовал, как критически натянутые мышцы сжимались, силясь вернуться в обычное состояние. Он вдруг шумно вдохнул, заметив, что веки Шелленберга дернулись и из-под ресниц блеснула влага. — Доброе утро, милый Вальтер! – ласково вполголоса произнес Кальтенбруннер, а Гейдрих в ужасе замер. Судорожно сжались тонкие пальчики, дернулось плечо – малыш просыпался. «Бедное дитя. Сейчас до него дойдет» - Рейнхард закрыл рот ладонью представляя, какой ужас ждет несчастного Вальтера. - Мммм. Шелленберг поджал губы, как он привык за много лет работы в СС, так как они были слишком пухлыми, и он их стеснялся. Глаза открылись, но не сразу могли сфокусироваться, поэтому, он неуверенно повернул голову в сторону, бессмысленно глядя в пустоту. Наконец он снова поднял голову, хотя было видно, что ему это было непросто, и увидел над собой Кальтенбруннера: - Что вы? Что вы тут? Он говорил еле слышно, слова слетали с губ на выдохе. Эрнст взял Вальтера за лицо одной рукой, лукаво улыбнулся, и резко двинул бедрами. Красивые серые глаза распахнулись, взгляд наполнился ужасом, руки взметнулись вверх, но тут же упали – силы еще не хватало. Еще толчок. - Нет! Вы что?! Отпустите меня! Он шептал с жаром, на гласных начали включаться голосовые связки, и речь казалась бессвязной. Пальцы начали царапать бархат пытаясь найти за что зацепиться, Вальтер запрокинул голову и вдруг увидел шефа: - А?! Господин? Он не понимал почему Гейдрих ему не поможет, скуля, прожигая его умоляющим взглядом, Вальтер ждал, что его шеф сейчас прикажет это прекратить. Приказа не следовало. Группенфюрер смотрел на своего помощника строго и спокойно. Что еще ему оставалось? Ничем он сейчас помочь ему не мог. Кальтенбруннер запустил пальцы в красивые темные волосы: - Ну, мальчик, не надо боятся. Тебе уже не больно. Успокойся. - Отпустите! - Нет, Шелленберг, терпи. Он навалился на хрупкое создание, одну руку так и оставил под поясницей, второй взялся за тонкую шею. Вальтер брезгливо морщился, чувствуя, как внутри него движется чужая плоть, боль отдавала в спину, сдавливала диафрагму. Его бросало в жар. Не выдержав напряжения, он закричал, судорожно упираясь ладонями в чужое потное тело. Кальтенбруннер охнул, как будто подавился, и изо всех сил сдавил Вальтера в объятиях, чувствуя пульсацию внизу и дрожь в руках. Кошмар! Гейдрих пустыми глазами смотрел как глава австрийского СС вытирает с подбородка слюну, отдуваясь и тяжело дыша поднимается, и обессиленно падает назад в кресло, запрокидывая голову. Смотреть на Вальтера страшно, но слух улавливает тихие всхлипы. Он закрыл глаза. Сейчас бы провалиться прямо тут. Будь они все трижды прокляты! «Соберись, ему нужна помощь, включай свою тупую башку» - Гейдрих резко встал. Слишком резко, в глазах потемнело. Ничего, он мотнул головой, поднял с кресла брошенную адъютантом простынь и укрыл несчастного, измученного юношу. Как утешить этого бедного ангела? Он еле слышно скулит и подрагивает, надо полагать, что он не может еще смириться с тем непотребством, что пришлось ему пережить. Гейдрих осторожно тронул трепетную руку Вальтера и сразу ощутил на себе залитый слезами взгляд полный укора и обиды. «Все правильно, сердце мое, ты быстро нашел виноватого». Где-то позади чиркнула спичка - Кальтенбруннер закурил, выпустив дым носом, он нахмурился и сказал: - На вашем месте, группенфюрер, я не стал бы корить себя и так отчаянно сочувствовать Шелленбергу. В конце концов, кому нужна его добродетель? Невинность – химера, всего лишь увеличение цены за то, что есть у каждого. И от чего любой однажды избавиться. - Интересно узнать вашу цену за подобное. - Не купите, Гейдрих, не сможете. У меня нет смазливого личика, зато у меня есть честь. Я – офицер, а не хорошенькая кукла. Слушая эту мерзость, Вальтер сжал зубы, злость тут же осушила слезы: «Сволочь! Презренный ублюдок! Какая честь без принципов? Ничтожество! У тебя ничего нет» - он негодовал, одновременно жалея себя и коря своего шефа – «Что же со мной будет теперь? Гейдрих меня вышвырнет, а что еще хуже, будет принуждать спать с ним, пользуясь этой ситуацией. Я пропал! Как он мог так со мной поступить? Что я ему сделал?!». Тем временем, австриец в развязной манере отпускал грехи Гейдриху, придумывая изощрённые оправдания совершенному злодейству: - Пусть кто-то считает, что лишенный невинности сзади юноша становиться презренным или униженным, если бы он сам желал подобного, или выменял свою чистоту на деньги – так бы и было, но тут другой случай, Вальтер ничего и не знал о наших планах, а значит, этого ангела не в чем обвинить. Так что, усмирите свою совесть, группенфюрер, вам не за что терпеть ее упреки. Он закончил одеваться и похлопал Гейдриха по плечу: - Довольно, группенфюрер, я вижу как вы осунулись, идемте на воздух, Шелленберг никуда не денется. Дайте ему приди в себя. Малыш поплачет, покричит и сердцу его станет легче. Гейдрих попытался заглянуть в глаза Вальтеру, но тот отворачивался, тогда он решил, что сейчас действительно нужно дать бедняжке время успокоится, он осторожно провел ладонью по каштановым всклокоченным волосам: - Я скоро вернусь. Мы поговорим. Хорошо? Вальтер не ответил. - Ладно, я скоро вернусь. Мужчины вышли из кабинета. Шаги стихли. «Так и будешь лежать? Чего ты ждешь – второго раза? Вставай! Вставай!» - Шелленберг, подобрав простынь и замотавшись в нее, слез с тахты – «Куда теперь? Что делать?», «а я почем знаю?» - «Это кто?! Ой, это же я. Фу! Это еще что?!» По бедрам потекла вязкая горячая жидкость, Вальтер попятился назад, глядя на мутные белесые капли, упавшие на пол. Это оставил в нем Кальтенбруннер. «Гадость!» - Шелленберга затошнило. Нужно было соображать быстрее. Так! Одеться. Нужно одеться. Потом убираться отсюда. Он огляделся по сторонам – «Меня раздели не здесь. А где?» Спохватившись, он побежал к личной комнате Гейдриха. Вещи был тут, аккуратно сложены на стул – «Меня точно раздевал Альфред» - догадался он: «Гейдрих не стал бы возиться так с одеждой». В свое время он ходил за своим шефом и скулил о том, что военная муштра ему не подходит, и Гейдрих стал поручать ему доклады, теперь он сожалел, что не научился одеваться по тревоге. Галстук запутался, пальцы никак не могли сложить правильно узлы, он делал это тысячу раз, и вот именно теперь у него не получалось. «Приди в себя! Что ты делаешь?!» - он одернул сам себя вспомнив, что ситуация критическая и заниматься сейчас галстуком – идиотизм. К черту галстук! Пожарная лестница рядом с угловым окном. «Так, я выберусь. Слезу по лестнице. Ох, она только до первого этажа. Повисну на руках и спрыгну. Да. Так я и сделаю». Утвердившись с планом, он распахнул окно, забрался на подоконник. Четвёртый этаж. Глубокий вдох. «Сорвешься и конец» - думал Шелленберг наступая на карниз и нервно глядя на широкий каменный тротуар под собой. Ладонь сжала покрытый ржавчиной металл, но вдруг до него донесся знакомый хлопок дубовой двери из кабинета. Дыхание перехватило от страха, он вцепился в лестницу и начала скорее спускаться, ноги соскальзывали с тонких прутов. Сверху раздался громкий, надрывный голос Гейдриха: - Вальтер! Немедленно назад!