…
Вольф прибыл в Берлин, чтобы доставить рейхсфюреру последние сводки по Италии, и донесения от Кессельринга, Гиммлер улетал в Бергхоф в летнюю ставку фюрера. Проводив начальника, генерал, не откладывая решил выяснить состояние Шелленберга. Сейчас был обед, поэтому он направился в столовую руководства в надежде встретить там Кальтенбруннера, и не прогадал, глава РСХА радостно улыбаясь протянул ему руку: - Генерал! Я счастлив вас видеть! - Мой друг! Как вы? - Я – прекрасно, в отличии от Шелленберга. У Вольфа кольнуло сердце: - Я, собственно, потому и пришел, вы его видели? Где он? Кальтенбруннер стал печальным, а затем молча указал взглядом на другой край длинного стола, рядом с которым они стояли. Вольф повернул голову, и не сразу понял на что смотреть, но через секунду потрясенно ахнул – он узнал Вальтера с трудом, тот сидел сгорбившись, прижав к себе локти, тихонько жевал какой-то салат, в какой-то момент он замирал и дальше двигал челюстью просто машинально. Под глазами некогда цветущего юноши темнели синяки, скулы болезненно выпирали, кожа была сероватого оттенка, а кисти были просто обтянутой кожей костями. Вольф подошел к нему быстрыми шагами: - Шелленберг! – увидев, как тот испуганно встрепенулся, смягчил голос – Ну, ну, что вы! Некогда горящие, отливающие загадочной синевой, манящие глаза Вальтера показались Вольфу сейчас совершенно выцветшими, а взгляд бессмысленным, слепым. Он тихо провел пальцами по блестящим каштановым волосам с облегчением убедившись, что Шелленберг видит его: - Вы скверно выглядите, что с вами? - Я? Со мной все в порядке. Вольф вытаращил на него глаза: - Неужели? Вы сходите и посмотрите в зеркало, милый Вальтер. – он стал серьезнее – Мы сейчас же едем в Шарите. Доедайте и я вас отвезу. - Я вас уверяю в этом нет никакой нужды, я устал немного, но … Его перебил Кальтенбруннер: - Верное решение, генерал. Шелленберг никого не слушает, его давно нужно лечить. Вальтер бросил вилку и оскорбленно скрестил руки на груди: - Какая неожиданная аллюзия! - Умерьте свою мнительность, я говорю без всяких намеков, вам необходима помощь. Вольф мягко тронул кончиками пальцев под подбородок Шелленберга: - Идемте, дорогой, за вас все переживают, я не хочу, чтобы рейхсфюрер вас таким увидел, у него слабое сердце. Он взял его за плечи, с сожалением заметив, что подплечники скрывают выпирающие кости. Вальтер молча повиновался. Клиника Шарите, предназначенная для высших бонз НСДАП, находилась всего в десяти минутах езды от Принц Альберт штрассе, Шелленберг уже совсем скоро сидел в больничной палате жалостливо поглядывая на склонившегося над ним Вольфом, которые расстегивал пуговицы на его рубашке, продолжая уговаривать: - Бояться не надо, тут за вами будут хорошо приглядывать, вы отдохнете, отоспитесь. Распахнутая рубашка открыла ужасные последствия истощения, вызывая сожаление у всех присутствующих, врач, стоявший за спиной генерала, сокрушенно покачал головой: - Как вы, с вашим то диагнозом допустили такое? Вам совершенно противопоказано голодание. Совершенно! - Я не был голоден – Вальтер виновато пожал плечами – Когда я хотел, я ел. Возможно, мне не обязательно находиться в больнице? Я мог бы принимать лекарства дома. - Что же вам мешало до сих пор их принимать? Вы непременно останетесь в стационаре. Вольф утверждающе кивнул: - Верно! Кстати, доктор, я хотел бы вас предупредить, что забрать оберфюрера из клиники до окончания лечения могут только три человека – он указал санитарке, что бы та записала, когда она была готова, он продолжил – Итак, это могут быть: я – обергруппенфюрер Вольф, глава управления имперской безопасности Кальтенбруннер, и рейхсфюрер СС, я думаю, что его фамилия вам известна. Медперсонал осторожно закивал. Вольф, тем временем, помог Вальтеру лечь, поправляя под ним подушки: - Вот так. – Он снова обратился к врачу – Оберфюрер сам отсюда не выйдет, если он захочет это сделать, вы должны будете позвонить группенфюреру Мюллеру – он хитро подмигнул внимательно слушающему его доктору – Это глава гестапо. Он вам поможет. Доктор нервно сглотнул и вежливо улыбнулся. Медсестра принесла капельницу, увидев иглу на конце резиновой трубки, Шелленберг попытался спрятать руки, но девушка ловко успела схватить его за запястье. Вольф нежно взял Вальтера под локоть, чтобы помочь ей, он мягко поправлял непослушные волосы, упавшие на болезненное и изможденное, но все еще красивое лицо. Ужасно хотелось прижаться губами к тонкой коже на виске. Вальтер вдруг тихо вскрикнул – это игла вошла в вену. Генерал снова погладил его по голове: - Ну вот, все будет хорошо, прелестное дитя – последние слова он прошептал. Оставив Шелленберга в больнице, Вольф выехал на аэродром, он должен был возвращаться в Италию, перед отъездом он приказал помощнику дважды в день обязательно справляться о состоянии Вальтера и докладывать ему.…
«Невероятно! Он нарочно себя довел! Какой упрямец!» - Штирлиц быстрым размашистым шагом шел в приемную Кальтенбруннера, чтобы получить разрешение на вход в палату к Шелленбергу. Только что Мюллер рассказал ему, что Вольф отвез его начальника в Шарите. - Как бы не умер – озадаченно бормотал Мюллер, нервно подергивая подбородком, по его рассеянному взгляду было понятно, что положение серьезное. Он неловко усмехнулся – Скверно будет если офицер СС умрет от голода прямо в Управлении, народ начнет паниковать. Штирлиц был в недоумении: - О чем вы говорите, группенфюрер? Насколько все плохо? - Плохо – Мюллер отозвался эхом – Я испугался, когда его мимо проводили. - Я сейчас же еду в клинику! - Без разрешения Кальтенбруннера в палату вас не пустят, там выставлена охрана. Теперь Штирлиц ждал в приемной адъютанта, который зашел к шефу подписать разрешение, нервно барабаня пальцами по кожаной обивке кресла. Он решал стоит ли ехать на машине, или скорее будет пройти через парк? Вместо адъютанта вдруг вышел сам Кальтенбруннер, Штирлиц вскочил, одернул мундир и отдал приветствие: - Хайл! Глава Управления окинул его тяжелым взглядом, покрытая глубокими шрамами щека его еле заметно дергалась, он протянул Штирлицу бумагу: - Вы сейчас едете в больницу? - Так точно, обергруппенфюрер! - Когда вернетесь, сразу зайдите ко мне. - Слушаюсь! Кальтенбруннер чуть сгорбился и показал взглядом на выход. Штирлиц щелкнул каблуками и вышел. Он торопился, пальто надевал уже выходя из Управления, в голове стучало: «Быстрее, быстрее!» Удрученный взгляд Кальтенбруннера вызвал в нем тревогу: «Куда все смотрели?! А ты сам куда смотрел?» - совесть огрела по затылку, он достал сигарету, поднес к губам, но скомкал ее и выбросил, он пожалел времени на то, чтобы прикурить. Полураскрытые пальцы с прозрачной кожей через нее просвечивают суставы и фаланги, запястье перехвачено марлевой повязкой и грубо привязано к железному остову больничной койки, голубое русло вены, текущее по изящной рук, на сгибе локтя проткнуто толстой иглой, от которой вверх тянется коричневая резиновая трубка. Губы полные, но словно обескровленные, нижняя челюсть теперь острая как у фарфоровой статуэтки, а щеки впавшие. Он болен, очень болен, он угасает. Штирлиц шумно и протяжно выдохнул: «Как до этого дошло? Неужели он – Штирлиц в этом виноват?». Он осторожно подкрался к спящему Шелленбергу, опасаясь разбудить. Прошло около часа, но Штирлиц твердо был настроен дождаться пробуждения своего шефа, монотонность больничной палаты действовала как отличное шведское снотворное, и он уже клевал носом. Что-то вдруг заставило посмотреть на лицо Вальтера, и он наконец со вздохом облегчения увидел красивые серые глаза: - Как вы себя чувствуете? – он старался звучать официально, но восторг от блеска драгоценных глаз мешал ему. Шелленберг медленно облизнул пересохшие губы и коротко простонал, отходя ото сна, заговорил он не сразу, чувствовалось, что это ему давалось с трудом: - Шти-Штирлиц. Почему вы здесь? - Я ужасно за вас волновался, оберфюрер! - Правда? Вы же меня оставили. Штирлиц оперся руками о бедра, ненадолго отвел взгляд в сторону, а после сказал: - Вы ведь сами меня прогнали, приказали мне уйти. - Так идите. Пальцы привязанной к кровати руки раскрылись в сторону двери. - Нет! – он желал прекратить эту жестокую игру прямо сейчас: Достаточно, мой милый! Больше на ваши драматические уловки я не попадусь. Вы сознательно доводите себя. Ради чего? Что вы докажите если умрете? Чего добьетесь? Что я буду до конца дней корить себя? Плакать на вашей могиле? - Никто не будет плакать на моей могиле, Макс, потому что никого не останется. Разве вы не видите? Русские уже подходят к Польше. Нам всем конец. Я лучше умру в больнице, чем буду висеть в петле на потеху русским ордам. Вальтер говорил это полушепотом, всхлипывая, им всем овладевал невроз. Штирлиц понял, Шелленберг довел себя не до истощения, он сдался страху, а оставшись без поддержки, страх начал его уничтожать. Вошла медсестра, она была тиха как тень, медленно передвигаясь по палате, она поправляла занавески, наливала воду в графин, и наконец подплыла к больному. «Ей только савана не хватает, косу бы оставила у входа» - подумал Штирлиц. Девушка почти не смотрела в лицо Вальтеру, она действительно была как приведение. Убрав капельницу и отвязав уже затекшую ручку, она вдруг заговорила: - Как вы сегодня себя чувствуете, мой господин? – голос ее звучал вкрадчиво, почти театрально. Вальтер закатил глаза: - Со мной все в порядке. - Доктор Вейзель вас сегодня навестит. - Мой врач фон Англклаус, дорогая. - Господин фон Англклаус назначил вам прием психиатра – пропела она, легко поклонилась и выплыла из палаты. Дыхание Шелленберга вдруг участилось, он, собрав все силы приподнялся на локтях и схватился за мундир сидящего рядом на стуле Штирлица: - Так, помогите мне, давайте давайте – он стал вылезать из кровати: Нужно убираться отсюда. Штирлиц придерживал его с большой осторожностью, потому что под кожей почти не чувствовалась плоть, а сразу были кости, он недоуменно смотрел на эту внезапную вспышку активности: - Куда вы собрались? Оберфюрер, что случилось? - Вы слышали? – он шептал с жаром: Они упрячут меня в психушку, и так избавятся от меня. Штирлиц тяжело вздохнул и потянул Вальтера на себя, усадив его себе на колени, он прижал ладонь к прохладной впадшей щеке и повернул его слабую голову заставляя смотреть в глаза: - Дорогой мой, вам нужна помощь. Я умоляю вас, примите ее. Вы не сумасшедший, у вас запущенная меланхолия. - Правда? – голос его стал таким тихим и мягким. Этот момент стал поворотным, Штирлиц вдруг понял, что нужно делать, он обхватил хрупкое тело как можно нежнее и прижал к себе: - Сокровище мое! И Вальтер тут же прильнул к его плечу, пальчики комкали ткань мундира. Он всегда был тактильным, ласковым, для этого чувственного создания объятия и обожание были не менее важны чем еда и вода. «Глупышка» - думал про себя Штирлиц: «Приставучий», советский офицер умел проявлять любовь к женщинам, как себя вести с мужчиной в такой ситуации, он быстро придумать не мог и решил вести себя с Шелленбергом как с ребенком. К тому же сейчас это было не сложно, весом и комплекцией его шеф сейчас ничем не отличался от подростка. Слыша комканное дыхание на шее и чувствуя нетерпеливую дрожь, Штирлиц водил носом над Вальтером, будто обнюхивая его. - Не бросайте меня, Макс, вы слышите? Вы не имели права! От требовательного и внезапно серьезного голоса шефа, Штирлиц улыбнулся немного отодвинул его от себя: - Я не ваша жена или матушка, Вальтер, я – офицер, я не понимаю ваших эмоциональных выплесков, я выполняю приказы. Для чего нужно было меня прогонять, а потом обижаться? Шелленберг и сам понимал как эта ситуация выглядит со стороны, поэтому смутился и попытался найти себе оправдания: - Вы стали работать с Мюллером в обход меня, вы от моего лица подставили моего друга! - Друга? – Штирлиц насмешливо прищурился и хмыкнул: Канарис участвовал в больном соревновании за ваше тело, и с тех пор не оставлял своих попыток к вам пристроиться. Какого друга?! Да он не может действовать по отношению к вам открыто только потому, что знает, что вы его можете обвинить. Он задел нужные струны души Шелленберга, потому что тот скорбно замолчал, теперь можно действовать, нужно было добить адмирала, и Штирлиц прижался щекой к его виску, говоря в полголоса: - Вам было бы выгоднее самому взять под свое командование абвер, согласитесь с тем, что Канарису пришел конец, так или иначе. Пусть вас не гложет совесть за его арест, это полностью его вина. Объединив два ведомства, вы бы смоги изменить ситуацию на фронте. Последние слова были абсолютным враньем, Штирлицу это было известно как никому, он давно был в курсе, что к черному дню нападения Германии на СССР готовиться обратный удар, который будет неостановим никем, разворачивался огромный фронт. Как на ревущую арену Колизея Штирлиц выталкивал на окровавленный песок истощенного Вальтера, который едва мог шевелиться, напротив которого вставали великие маршалы будущей неминуемой Победы – Конев, Жуков, Рокоссовский. Это еще одна маленькая помощь от разведки фронту – в ответственный момент убрать абвер и передать военную разведку не серьезному профессионалу, а крошке Шелленбергу. Неделю назад Штирлиц в своем загородном особнячке принимал диверсанта из операции Цеппелин, который в действительности был самим Петром Прядко, чьи подвиги, смелость и удаль затыкали за пояс даже Скоцени, а его звания, возможно, не знал даже Сталин. Штирлиц был в полном восхищении от этого человека, который пересекал линию фронта в любом направлении так буднично, как будто просто на работу ходил, мог убедительно обманывать гестапо, щелкал диверсантов как семечки, и, по сути, в одиночку развалил всю операцию абвера по заброске агентов за линию фронта. Разливая коньяк по рюмкам, Штирлиц непривычно для себя суетился, как первокурсник разведшколы, Петр смотрел на него своими пронзительными голубыми глазами: - Расслабьтесь, дружище, тут все свои. Они посмеялись. Петр зацепил пальцами лимончик: - Ну, как там твой дурачок? Помирать улегся? - Говорят улегся, нужно его вытаскивать, вдруг и правда умрет. – Штирлиц стал сосредоточенным, ему было горько это говорить. - Да брось, Максим, не помрет. Он нам нужен сейчас. - Для чего? - Добьем им разведку – Петр добродушно подмигнул: Канариса сняли с поста, теперь нельзя ждать пока они очухаться и посадят во главе абвера какого ни будь прожжённого Скорцени или кого похуже, твой порченный начальник нам бы идеально подошел. - Вот как! – идея ему понравилась, Штирлиц уже получил богатый урожай по части информации при разграблении вражеского архива, а взять под контроль всю военную разведку: Это было бы очень славно, Петр Иванович! Тогда армия «Центр» останется без информации о наступлении, их сметут как котят. Прядко довольно и сосредоточенно кивал: - Именно! – он хлопнул ладонью по столу: Берись за Шелленберга, я образно говорю – Петр захихикал через нос, смутив Штирлица: В общем, готовь его к новому посту, Фитин назначение уже одобрил, Гиммлеру осталось подписать. Теперь Штирлиц взялся за Шелленберга, он тихо поглаживал его по спине вдоль позвоночника, отсчитывая позвонки и нашептывал ему радужные перспективы: - Объединение разведки принесет ощутимую пользу, у нас обширные знания о западе, множество совершенно новой информации о заводах и предприятиях, мы могли бы постараться переломить ситуацию в войне. Еще лучше, если бы мы отключили западный фронт, ведь вы сами об этом говорили, теперь, мы смогли бы предложить союзникам новые условия. Вальтер слушал его почти не дыша, это все было действительно тем, о чем он так долго мечтал: «Теперь мы сможем пойти на переговоры с западом, мне будет куда проще убедить Гиммлера, что, если это новое провидение для Германии? Теперь сама судьба на моей стороне». От захлестнувших его мыслей вдруг захотелось есть, он отпрянул от Штирлица: - Что-то я проголодался, прикажите принести мне что ни будь. Теперь на его щеках появился румянец, новая идея зажгла Вальтера и развеяла его невроз лучше любой терапии, а нежные объятия Штирлица вернули ему уверенность.…
К середине июня Гиммлер все же вырвал из огромных лап Кальтенбруннера ключевые части абвера, он не мог допустить, что бы австриец в одиночку стал контролировать фронт и с утра уже распорядился о присвоении Шелленбергу нового звания, чтобы передать их в шестой отдел. Война как-то притихла в последнее время, русские хитро выглядывали из кустов и прятались обратно. «Что-то затевается» - мотаясь туда-сюда по кабинету переживал Гиммлер: «Намечается нечто серьезное, русских не могло просто на солнышке разморить, и они впали в дремоту». Упразднение военной разведки посреди войны создавало теперь полный информационный вакуум, отделы никак не могли окончательно разобраться что и кому передавать, масштабные кадровые перестановки превратили абвер в толпу незнакомых друг другу людей, Кальтенбруннер протаскивал на ключевые места своих близких товарищей, Гиммлер препятствовал ему и отклонял назначения, ставя на эти места людей СС, о том, что бы на эти места приходили специалисты речи не шло, высшее руководство СС и РСХА сражалось только за власть. - Шелленбергу?! – Кальтенбруннер яростно раздувал ноздри и срывался на привычный акцент: Рейхсфюрер, я не могу оспаривать ваши приказы, но что Шелленберг понимает в войне? Да к тому же, когда русские разворачивают ключевые фронты? Это станет для нас катастрофой! Гиммлер, как всегда, смотрел на венца со сдержанным презрением: - Не надо поддаваться панике, Эрнст, Шелленберг опытный в нашем деле человек, он занимался операцией Цеппелин … - Которая провалилась, и мы стали анекдотом для СМЕРШа, особенно после провального покушения на Сталина – оборвал его Кальтенбруннер. - Которая показала, что диверсии в русских рядах возможны, обергруппенфюрер – он говорил это уже сквозь зубы с явным раздражением. - Зачем нам сегодня диверсии? – Кальтенбруннер вдруг оперся двумя руками на стол, нависая над Гиммлером: Там стоит миллион человек живой силы, вооруженные до зубов. У них танки, самолеты, эти чертовы Катюши, которые разгоняют наши дивизии одним воем, а за воем, мой господин, летят ракеты! Даже если мы пошлем туда десять тысяч диверсантов и все они справятся со своей работой, положения это не изменит. Гиммлер молча смотрел в сторону и постукивал пальцами по столу давая понять, что он не собирается отвечать. Ранее с Шелленбергом они все обсудили, у них уже был налажен контакт с Даллесом, в обмен на некоторые данные они собирались начать переговоры о капитуляции на западном фронте, а американские представители были согласны учесть их условия. В этот план Кальтенбруннера посвящать никто не собирался. Он отправил австрийца из кабинета одним движением кисти и коротким: - Время беседы истекло. Эрнст сжал кулаки, ему пришлось перебороть себя, чтобы не сорваться, он попрощался коротким военным кивком и сразу вышел. Если бы проблема была только в том, что Шелленберг не отличит гаубицу от жирафа его бы все устраивало, но его люди уже ни раз предупреждали о контактах Гиммлера и Шелленберга с американцами и англичанами, Кальтенбруннер понимал, что все это пахнет уже не саботажем, а предательством. Сейчас он вспомнил тот разговор с Вольфом и лишний раз утвердился в том, что генерала отослали, что бы он не мешал. «Может ли Гиммлер планировать устранение Гитлера?» - вот что его мучало сейчас. Канарис был отлучен от дел, Нёбе отчего то оказался под колпаком гестапо, Вольф в Италии. Следуя к себе в кабинет, он вдруг зашел в уборную для персонала и оперся руками об раковину. Его голову разрывали мысли. «Надо выпить» - он смотрел на себя в небольшое зеркало, расчерченное разводами от тряпки: «Это все Вальтер! Это он. Он меня уничтожит». Даже остро ощущая опасность исходящую от Шелленберга, ясно понимая, что все против него, Эрнст не мог его ненавидеть, теперь не мог. Еще год назад он как влюбленный школьник поддевал Вальтера за обедом, но когда он увидел безразличный, потухший взгляд, иссушенные руки, когда понял, что смерть способна забрать этого очаровательного мальчика, он испугался. И вот он сам перед лицом опасности, но как прекрасно это лицо! Вода приятно намочила руки, и Эрнст прижал остуженные ладони к щекам: «Как же мне поступить? Я в лабиринте». В его лабиринте вместо минотавра была сирена и его тянуло на ее зов. В трезвом уме Кальтенбруннеру было нелегко, его сознание металось, он решил пойти в шестой отдел без какого-то плана, просто по наитию, наивно думать, что, если Шелленбергу задать прямой вопрос, то будет хоть мимолетный шанс на правдивый ответ, он решил взять в помощники внезапность. Адъютант перед ним вытянулся в струну отдав приветствие, Эрнст без стука вошел в кабинет. Никого не было. - Штирлиц! Это вы? Идите уже сюда скорее! – из личной комнаты раздался капризный голосок начальника внешней разведки. Кальтенбруннер молча пошел на голос, открыв дверь, он едва заглянул в помещение и замер – Шелленберг стоял к нему спиной голый до пояса. В одно мгновение из его головы улетели все мысли, он глупо таращился на изящные лопатки. - Штирлиц! Ну что вы там усну… Он обернулся, пронзительно вскрикнул и закрылся руками: - Обергруп-п-пенфюрер?! - Что тут происходит? – Эрнст угрожающе двинулся к нему: Вы чем тут занимаетесь? Вальтер отступал, отрицательно мотая головой: - Нет! Пожалуйста! - Что вы? – Кальтенбруннер недоуменно раскрыл рот: Я не собираюсь вас трогать. Я хочу знать почему вы в таком виде? - Я опрокинул на себя графин – по детски виновато проговорил Шелленберг: Штирлиц понес рубашку в прачечную, чтобы высушить. - Ох! – Кальтенбруннер закатил глаза: Вы и дня не способны прожить спокойно! И начал расстегивать мундир. Вальтер вжался от волнения в стену закусывая нижнюю губу, но его шеф, стянув с себя мундир, резко подошел к нему и накрыл его голые плечи: - Вот! Могли бы и свой мундир надеть, кстати, а не сидеть тут в таком виде. - Извините – отозвался он тихо. - Вы до конца жизни теперь будете меня бояться, Вальтер? - Что вы хотите услышать, господин? Это его «господин» всегда возвращало Эрнста во времена Гейдриха, которого ему так и не удалось заменить, он сразу рассердился и дернул покрытой шрамами щекой: - Вы получили новые отделы военной разведки, доложите о работе фронтов. - Да, господ … - Не надо! – Кальтенбруннер вытянул вперед раскрытую ладонь обрывая его: У меня есть звание и степень, не надо называть меня «господин». - Как прикажите, обергруппенфюрер! Наблюдая за суетящимся Шелленбергом, который что то активно щебетал о новых радиоиграх, отрядах разведки, бегая туда сюда с бумажками и папками в мундире, который был на нем как пальто, Кальтенбруннер заметил, что Вальтер явно не терял времени, было проделано много работы, это хоть немного, но успокаивало, отвлекало от мысли о том, что Гиммлер передал отделы абвера в шестой только что бы уничтожить их. - Что передают диверсанты? Русские будут наступать? Шелленберг выудил из кипы бумаг пару листков: - Вот. Тут сказано, что у них есть обнаружились проблемы со снабжением. Наши отряды подорвали железнодорожное полотно и мосты, так что пока наступления не будет. - Хорошо – кивнул Эрнст: Мы уже вечером передадим эти данные в военное командование и фюреру, возможно сейчас настало время ответного удара. – он обернулся и посмотрел на вошедшего в кабинет Штирлица с отглаженной рубашкой в руках, а затем торжественно произнес: Я верю, что у великой Германии достаточно сил, чтобы драться и победить!…
Сегодня 23 июня 1944 года началась операция Багратион!
…
Телефон не замолкал. Шелленберг хватался за голову и шептал: - Это невозможно! Я схожу с ума! Четыре фронта ударили одновременно! Группа армий Центр была прорвана, с фронтов приходили страшные донесения, судя по движению передатчиков, русские гнали вермахт бегом. Немцы бросали села и города, эйнзацкоманды не успевали заметать за собой следы, потери техники и личного состава были немыслимы. - Разве так может быть? Ведь они не могли осуществлять подвоз людей и боеприпасов! – Шелленберг бросил на стол перед сидящими на срочном совещании, бледными как полотно главами отделений, кипу донесений: Какого черта?! Как могли незаметно двинуться четыре фронта?! Штирлиц подобрал из бумажного хаоса на столе знакомую бумагу, которую сам и составлял из донесения агентов операции Цеппелин, а по факту – дезинформацию СМЕРШа. Нет, бумага была правдивой … месяц назад. Но Шелленберг получил ее как свежую информацию только позавчера, а вчера он передал ее копию Кальтенбруннеру, с которой тот поехал в ставку фюрера. «Неудобно получилось» - усмехнулся про себя Штирлиц, но в действительности ему было жаль Вальтера, ради своей Родины он принес беднягу в жертву, не знай бы он Шелленберга и о его судьбе, ему было бы проще сейчас смаковать радость от ошеломляющего удара Красной Армии. Сейчас, как никогда, ему хотелось взять Вальтера за руки сказать ему – это идет мой народ, великий народ, ты просто покорись, я спасу тебя! Конечно, сделать этого он не мог, у него было еще много работы, для которой Шелленберг был нужен. Совещание прервалось за полночь, Шелленберг отпустил людей, чтобы они поспали хотя бы пару часов. - Штирлиц, останьтесь! – он сжал уголки глаз к переносице: Мне сложно с этим смирится, Макс. Как так совпало, что русские бросились на нас едва, я заступил на новую должность? Они как будто специально этого ждали. - Может быть, им хотелось поздравить вас с назначением – пожал плечами Штирлиц, не меняя строгости лица. - Это смешно что ли?! – и все же улыбнулся: Нет, Макс, они следят за нами, все эти Красные, Черные, Голубые в крапинку, капеллы!!! – он устало поднялся из за стола и пошатнулся: Мне думается, что эти русские вокруг меня – он оперся на протянутую руку Штирлица: Вот прямо рядом, вы понимаете? - Эти русские настолько рядом, что некоторые даже вы! – парировал Штирлиц. - Вы сегодня что-то слишком довольный, дружище. – недоверчиво проворчал Вальтер, усаживаясь в удобное кресло: Юмор у вас, конечно, специфический. - Это от недосыпа, бригадефюрер, несу что попало уже – виновато улыбаясь ответил он. - В нашем деле это недопустимо! – отчитал его Шелленберг. Штирлиц подсел на подлокотник его кресла: - Дорогой мой, я могу вести себя глупо только в компании людей, которым доверяю. - А вы мне доверяете? Ну вот и они – яркие серые брызги с синим подтоном в обрамлении красивых ресниц, Штирлиц залюбовался ими и с нежной улыбкой ответил: - Конечно. Он протянул руку и заправил за ушко непослушную прядь на мгновение ощутив теплое дыхание на ладони. Вальтер доверчиво смотрел на него снизу вверх чуть приоткрыв ротик, и вдруг вскочил: - Почему? Почему это все совпало, Макс?! Штирлиц смутился, но не показал этого, он с недоумением посмотрел себе под ноги и молча дернул плечами показывая, что не понимает, о чем идет речь. Вальтер пристально смотрел ему в глаза с каким-то потрясением и страхом: - Зачем вы тогда стали мне говорить про абвер? Тогда в больнице. Вы вдруг пришли и ….! – он схватился за голову: Вы! Вы! Стало понятно, что в голове блестящего стратега начала складываться какая-то картинка, допустить этого было нельзя! Штирлиц встал и резко перехватил его за талию: - Вы сегодня приняли лекарство? – он поволок его к письменному столу: Вам нужно успокоиться, бригадефюрер. - Оставьте меня! Тот рапорт, вы его написали! Вальтер стал кричать истошно, из приемной прибежал адъютант. - Налейте бригадефюреру воды! – приказал Штирлиц, удерживая вырывающегося Шелленберга. Адъютант бросился к графину, который до этого Вальтер уже вылил на себя. - Идите и принесите воды, черт возьми, что вы встали? – рявкнул Штирлиц и адъютант убежал из кабинета, проводив его взглядом, он обхватил брыкающегося шефа руками прижал к столу и повалил на спину: Вальтер! Вальтер! Придите в себя. Это же я – Макс! - Объясните мне что происходит! - Вы устали, у вас стресс – начал было успокаивать его Штирлиц. - Вы издеваетесь?! – Шелленберг оскалился: Объясните зачем вы убрали Канариса! - Я?! - Вы! Именно вы все это затеяли. - Разве не Кальтенбруннер вас об этом спрашивал год назад? Разве папку под названием «Канарис» вы сами не готовили еще по приказу Гейдриха? Он встряхнул Шелленберга и тот обмяк, губы задели трепещущую артерию на шейке: - Вам нужно отдохнуть, мой дорогой, нужно отдохнуть. Сейчас я вас отпущу, и вы не станете биться, хорошо? Вы изматываете себя. - Я убью вас, Макс – в его глазах стояли слезы: Если вы меня предадите, я вас убью. Слезы потекли по щекам, а худые плечи затряслись в бесшумных рыданиях, Штирлиц гладил его по голове: - Убейте меня прямо сейчас, если после этого вы выпьете лекарства и отправитесь спать, то я согласен. Это было очень близко. Он почти сложил все в голове. А может Штирлиц сам запаниковал? Эта операция была на грани, стоило Шелленбергу как следует в ней покопаться и он мог бы выйти прямо на него. «Я должен завтра же подчистить все хвосты» - думал Штирлиц, продолжая обнимать своего начальника: «Он, кажется, стал догадываться. Нет, мальчик, не все в этой жизни тебе стоит знать, для твоего же блага». Вальтер выдохся, он лишь судорожно втягивал носом воздух и чуть подрагивал, когда адъютант, наконец вернулся, он послушно взял таблетки из руки своего верного помощника и выпил. «А если Штирлиц – шпион?» - он чуть покачивался сидя на краю стола, глотая воду: «Что тогда?» - голову сдавило, он страдальчески поморщился и сразу услышал его голос: - Что? Что болит? - Ничего – ответил одними губами. Он лежал на заднем сидении укрытый пледом, обессиленный и полуспящий, мысли роились где-то в подсознании: «Штирлиц не шпион, он любит меня, он заботится обо мне, он мне доверяет. Откуда мне пришла в голову эта глупость? Что-то совпало, что-то нет. Я так впаду в паранойю, если не верить Штирлицу, то никому нельзя верить». Вальтер окончательно успокоился, списав все свои догадки на усталость и стресс.