***
«У тебя нет совести». Души, верно, тоже, потому что ответ Гона в тот момент ощутимо подбил настроение Киллуа. Ему было неприятно. Кому из них — неясно (наверное, обоим. Одному — за неудобную правду; другому — за раскрытый секрет), но теперь каждый из них прятал глаза. За исключением того, что Киллуа поблагодарил его за честность и скомкано извинился. Позже они разошлись более благополучно, а Нетеро, к странному удивлению Фрикса (он не понимал, почему было ощущение, что он придет к ним), так и не обратил на них внимание и даже не проведал. В свою комнату Фрикс заходил чуть ли не спящим на ходу. Глаза слипались, ноги едва ли переступали, а голова так и клонилась к горизонтальной поверхности пола, призывая его срочно лечь спать. В груди не было никакого напряженного ощущения, интуиция мирно сопела в обе ладони и молчала. И Гон, с гордостью и чувством собственной важности, завалился в постель. Конечно, только после того как принял душ. На губах расползалась сладкая улыбка, в теле расплывалась нега. Мягкая кровать и чистые простыни дурманили разум получше наркотиков. Юноша зарылся носом в подушку, вздохнул так протяжно и затих, умиротворенно закрыв глаза. Шум работающего двигателя дирижабля никак не напрягал его, наоборот, только ускорял его приходящий сон. «Ты слишком наивен. Так глуп и простодушен». Закрой свой рот, шут. Разреши ему поспать. А теплые ладони, улегшиеся на его талию, не позволили окончательно заснуть и дать себе отдохнуть. Тяжелая, душная аура впилась в ноздри. Усталость сняло, как рукой. Паника в груди разразилась яростным пламенем, сжигая все его внутренности. Сердце заколотилось в ужасе. Над его ухом отчетливо ощущается плавное, горячее дыхание. Запах жвачки пробирается в кости все быстрее и быстрее. К нему прижалось крепкое тело, сковавшее его в тиски. В голове смеялся клоун. Ему было весело. — Теперь точно не убежишь от меня, ягненок, — тонкие пальцы с острым маникюром скользят прямо по коже спины, где были миллионы отметин. Они скользят меж лопаток, потому что Гон привык спать без верха, скользят по плечам. Сжимают его тонкую шею в своих все еще нежных ладонях, несмотря на страшные тренировки. А то, что тренировки были настолько ужасающими, он не сомневался ни сколь. — Я ведь чувствовал. Я знал, что именно ты, душа моя, тот, кто мне нужен. И только посмей попытаться уйти. Я убью всё, что тебе дорого. Хотелось закричать. Но почему-то в этот момент он не мог выдавить из себя ни слова. Чужие руки скользят по телу бесстыдно, нагло и самовольно. Они забираются за его штаны, оглаживают бедра и впиваются когтями прямо в нежную плоть. Гон чувствовал, как это грязь оставалась на нем мерзкими пятнами. Его будто метили, как какой-то скот, и от этого ему становилось только хуже. Тошнотворность в горле появлялась все сильнее и сильнее. Попытки выкрикнуть что-то оказывались совершенно безуспешными, пока Хисока трогал его абсолютно везде. И сильнейшего страха он еще никогда не испытывал. А после по щеке прилетел хлесткий звонкий удар и глаза сами по себе как-то распахнулись. Перед глазами был порядком обеспокоенный Курапика, что, к его собственному стыду, спал недалеко от него. Всего лишь кошмар. Просто сон, который не предвещал ничего плохого (и хорошего). Просто сон? — Все в порядке? «Испугался, мой агнец? Еще слишком рано для личной встречи в постели». Шут разразился диким смехом в голове. По вискам ударило молотом. Гон зашипел, потирая голову, и неловко пробормотал слова извинения. Он отошел в туалет, чтобы умыться и привести себя в порядок. И, вот смеху-то, из зеркала на него смотрел Гон Фрикс с красными от слез глазами. Он плакал? Фрикс даже не заметил этого. Забавно. Забавно настолько, что он не смог отличить туманный кошмар от суровой четкой реальности. Но внутри такое облегчение накатило, что ему захотелось и плакать и смеяться одновременно. Какая радость, что это лишь его больная фантазия. «Это твои потаенные желания, мой сладкий». Несуразный, совсем-совсем абсурдный бред. Этого никогда не случится. Он никогда не будет желать подобного. Он никогда не захочет пересекаться с Хисокой более, чем на пятистах метрах друг от друга. «Такой лжец». Гон Фрикс знает свои истинные желания. А шут — жалкое подобие демонов на его плечах, шепчущих о том, что на самом деле ему нужно. У него нет ангела на плече. У него только шизофрения и пессимистичный взгляд на жизнь. Ну и к тому же дьявол в лице Хисоки за спиной. Чем не сущий кошмар? — Все отлично, Курапика. Это лишь жуткий сон. Извините, что разбудил. — Спи. Я рядом полежу. И, наверное, именно при таком раскладе он мог полностью расслабиться. Рядом лежащий на постели Курапика был лучше любого транквилизатора, а его мерное сопение — лучше любого мурчания кота. Но ему было бы приятнее, если рядом бы лежал Киллуа. Киллуа здесь нет. «Ужасное разочарование, не так ли?» Пошел к чёрту, шут.Часть 9. Иллюзия кошмара.
7 июля 2023 г. в 01:11
Второй этап они не прошли.
Конечно, Гон знал, что так все и будет, но противное чувство разочарования съедало его настолько долго, что он почти погрузился в пучину глубокой депрессии. И так бы и продолжилось дальше, если бы председатель Нетеро лично не пришёл на экзамен и не дал им второй шанс, прилично принизив способности экзаменаторов. Хотя, конечно, он принизил их косвенно, ненавязчиво и так, словно ничего не произошло. Но в его словах был виден чёткий смысл: они опозорились. И если многие не придали его словам внимания, то вот Гон отметил галочку в своей голове. Наверняка, Менчи и Бухара получат по затылкам чем-то тяжелым и наверняка большим. Например, кувалдой или же тяжелым кулаком самого Нетеро.
Когда начался второй этап (точнее, его повторное проведение) Фрикс уже понимал, что будет куда легче. И не прогадал. Им дали задание достать яйца паукоорлов, которые висели в пропасти на тонких шелковых нитях паутины. Но даже так, эта самая паутина была чертовски крепкая, не дававшая им упасть во время кражи яиц. А воздушный поток, что вытолкнул их из ращелины, где, собственно, и были вязки яиц, позволил им вернуться на поверхность целыми и абсолютно невредимыми. Только лишь парочка людей, поспешивши, рухнули в самый низ. Никто не знал, что было там глубоко внизу. Но и узнавать никому не хотелось.
По доброте душевной, участникам предложили, или приказали, смотря как посмотреть, взойти на дирижабль, с которого и прилетел председатель. Их обещали довести до третьего этапа, дать время отдохнуть, помыться и подумать. Кто-то должен был уйти, не сумев совладать с собственным страхом. И они уйдут. Но только не Гон. Никто из его друзей тоже не покинет дирижабль и экзамен. Как и Хисока.
«Ты не покинешь этот экзамен, даже если захочешь. Он тебе не позволит это сделать. А если попытаешься… он вернёт тебя обратно».
Гон затравленно потер свои плечи, съеживаясь. Он сидел возле огромного панорамного (или нет, он, честно сказать, вообще не разбирался в архитектуре и подобных вещах) окна и вглядывался в темнеющее небо, сквозь пелену которого пробовались крупная россыпь мелких ярких звёзд. Гон был задумчив, раздасован и испуган. За ним по пятам следовали тени прошлого. Он не мог понять — было ли это его галлюцинациями и приступами шизофрении или же уставший мозг просто выдавал обманные тревожные образы. Так или иначе, тени вводили его в тревогу. В душе не было спокойствия. И украли его спокойствие не только тени, но и… фокусник. Фокусник, да. Именно он. Его самый страшный ночной кошмар, из раза в раз сжигающий его своими яркими золотыми глазами. Гон устало потер лицо.
— Эй, все нормально? — Киллуа сел рядом с ним, привалился к его плечу и широко улыбнулся. Гон с удивлением отметил, что у него были острые небольшие клыки. В груди расплылось неожиданное тепло. — Выглядишь задумчивее обычно. Неужели что-то случилось?
— Нет. Вовсе нет. Просто этот экзамен выбивает меня из колеи. И люди на нем в том числе, — Гон развел руками и неловко улыбнулся, — я ожидал чего-то большего, нежели готовку на втором этапе и вылавливания яиц из ущелья смерти. Неужели и дальше будет так... уныло? Скучно? Я не знаю, как мне описать это, однако я точно уверен, что ты того же мнения!
Киллуа захохотал. У Гона от его смеха встали торчком волосы на затылке — этот смех был слишком громким, почему-то насмешливый, но вполне искренний и беззлобный. Ему стало до дури неловко. Его щеки опалило жаром — покраснели.
— Боже, Гон, ну и насмешил! Это же только второй этап. Здесь отсеиваются самые слабые и бесполезные. На что ты надеялся? Сразу начать с сложного, чтобы много людей полегло? Цель экзамена — не убийство участников. Цель экзамена — отобрать сильнейших. Смерти снижают на нет, потому что половина отсеивается еще до начала самого жуткого и опасного. Ты что, совсем-совсем ничего об этом не знаешь?
Фриксу стало в два раза больше неловко, чем было до этого. Вообще-то, всё, что он знал об экзамене, это и было знание о страшных непреодолимых этапах. Его реакция привела Киллуа в небольшой шок и странное неописуемое любопытство. Взгляд чистых глаз будто помрачнел, сменяясь на цвет грозовых туч. Гона подобная смена взгляда не испугала. Лишь привлекла сильнее.
— Хочешь сказать, что ты с уверенностью шел сюда, зная, что здесь происходят по-настоящему убийственные и опасные вещи? — как-то тихо и очень аккуратно спросил его товарищ. Гон пожал плечами и согласно кивнул. У собеседника даже перехватило дыхание от этого. — Насколько же ты уверен в себе и своих силах? Или ты настолько силен?
Гону отвечать не хотелось. Он не то, что был уверен в своих силах, как и в том, что он "настолько" силен, но все-таки пришел сюда с какой-никакой уверенностью и надеждой на победу.
— Ты меня забавляешь, Гон. Но теперь мне интересно провести с тобой спарринг и оценить твои возможности. Смотри, не привлеки внимание со стороны Хисоки или Гиттаракура. А то знаешь, с тобой находиться один на один станет страшно, — подмигнул ему Киллуа, но Гону не смешно. Потому что он уже нажил себе проблемы на свой зад. Однако в ответ не улыбнуться у него не получилось. Пускай улыбка кривая, вялая, но все же улыбка. — А если честно. Что ты ожидал от экзамена?
Гон задумчиво потер подбородок.
— Наверное, крови. Много крови. Меня обучали так, чтобы я смог защитить себя ценой чужой жизни. И не только конечно. Куча изнурительных тренировок... — Фрикс почесал затылок с нелепой улыбкой на лице. Карамельные глаза светились лукавством и легким весельем. В этом вопросе он не видел ничего плохого, как и в своем ответе. Он же никого не убивал.
— Правда? Значит, ты как я, — Киллуа закинул руки за голову, развалился на скамье у окна более вальяжно и прикрыл глаза. Чарующие белоснежные, словно снег, ресницы блеснули при тусклом желтом свете. Гон поджал губы. — Что? Ты ведь тоже убивал, да?
От такого вопроса посреди глотки встал ком. Гон не спешил лгать. Но... ему было очень неуютно говорить ему правду.
— Не убивал.