Задуши меня своими руками

      Когда Гон проснулся, его обрадовали далеко не приятными вестями. Да, конечно, лицензия — это круто.       Но Киллуа здесь больше нет.       Нет Леорио, нет Курапики.        Гон здесь совершенно один, среди этой светлой, но некомфортной комнаты, из декораций которой присутствовали только жалкие цветки и захудалые шкафы с книгами, а за дверью его ждал неизведанный гость. Сатоц сказал, что его друзья очень сожалели, что им пришлось его покинуть, но таковы правила. Долго задерживаться здесь им никто не дал.       Бедного Киллуа и вовсе забрали домой под гнетом их безумной семейки. Кажется, раз друзья разбежались, ему придется бежать за Золдиком в гордом одиночестве.       Но сильно задуматься ему просто не позволили.       На замену Сатоца, к удивлению, пришел Иллуми. Почему-то Фриксу стало не по себе. Именно он и был его неизведанным гостем.       — Я предупреждал, — искусственный, позитивный голос совсем не вязался с равнодушным, рыбьим лицом. Юноша сморщился и болезненно потер перебинтованные ребра. Сломанная рука отозвалась волной жгучей боли. — У нас был договор, который ты решил нарушить. Ты должен был уговорить Киллуа вернуться домой, но мне пришлось надавить и раздавить его психику.       Гон презрительно сощурился, дернув губой.       — Я нарушил? Ты не уточнял сроки нашего договора. Я просто не успел приступить. У меня не было времени на это. Да и знаешь… С таким воспитанием, как у тебя, наверняка психика была поломана еще давным давно. До всей заварушки с экзаменом. Вы все там больные? Или только ты отличился? — он язвил, защищался своим ядом от пронзительного черного взгляда двух воронок, которые затягивали его до ошеломления быстро и глубоко.       «Он красив. Признайся, он красив, а ты готов променять меня на него».       Заткнись.       Иллуми, словно кукла, склонил голову на бок. Не хватало только скрипа несмазанных шарниров и стеклянного взгляда. Хотя, нет; стеклянный взгляд у него есть.       — Киллуа ждет наказание. По твоей вине.       Как дипломатично он проигнорировал его вопросы. Убийственная непробиваемость.       — Моей вины здесь нет. Ты не дал мне время! — Гон потихоньку начал вспоминать условия их договора. Он возвратил бы Киллуа, а взамен получил бы защиту от Хисоки. Догадка проскользнула в его глазах чересчур явно. Золдик напротив не скрыл суховатую, едва заметную усмешку. — Ты сделал это специально. Ты не собирался мне помогать.       Убийца развел руками. Стыда или досады в нем заметно не было.       — Мне не за чем. Ты скучен, слаб и… слишком простодушен. Твоя больная голова не добавляет тебе изюминки. Сначала я хотел подразнить Мороу, но понял, что это бесполезно. Вы, соулмейты, при встрече становитесь до жути непробиваемыми, да еще и собственниками. Он знал, что я не посмею к тебе притронуться на экзамене.       Гона душила злость, но он держался.       — С чего ты взял?       — С чего взял «что»? — Золдик, искренне не понимая вопроса, испытывающе расширил глаза. Мерзкое-мерзкое, жуткое-жуткое зрелище.       — С чего ты взял, что мы соулмейты? С чего ты взял, что мы становимся при встрече собственниками?       Гнетущая тишина повисла в этой душной комнате. Открытое окно не добавляло лишнего кислорода. Мозг умирал, а хохотавший до слез в голове шут подводил его к гробу все ближе и ближе.       Знакомый запах жвачки забился в ноздри, спина стала казаться ему липкой и грязной. Там, где больше всего было надписей о безумной любви клоуна к рыбаку.       Из дверного проема на них смотрел Хисока. Хисока выглядел недружелюбно.       — Я ему рассказал. Не хотел, чтобы он заглядывался на моего ягненка, — приторная сладость в тоне заливалась в уши. Золотые глаза пронзили его тело острыми шипами.       — Я не твой ягненок.       — Именно. Не его, — согласно добавил Иллуми. Мимо крепкой шеи Золдика пролетела игральная карта, вонзившаяся прямо в стену, близко к лицу Гона. Юноша гулко сглотнул. Страх затопил сознание вперемешку с гневом. — Что? Я же сказал, что на экзамене его не трону. Теперь он хантер, а у меня есть все шансы подчинить его себе и действовать через него на моего бра-…       Черные волосы оказались в жесткой хватке когтистой лапы Мороу. Шут сжимал его локоны до боли, с подозрительным треском и ощутимой даже в воздухе ненавистью. Рука потянула голову по направлению к Хисоке. Тонкие губы убийцы аккуратно скользнули по ушной раковине Золдика, облюбовали каждый сантиметр кожи до тошноты нежно и невесомо. Мужчина опасно клацнул зубами вблизи плоти.       Иллуми никакой реакции не подал — внешне, конечно. Гон успел уловить злость в черных глазах.       «Они играют? С тобой? Между собой? Мы оба начинаем сходить с ума, малыш. Я не понимаю их».       Я тоже.       — Он не твоя добыча. Ищи своего соулмейта, а моего не трогай. Сегодня я его забираю.       Гон с протестом и ужасом вскинулся и испуганно вжался в спинку кровати. Золдик хмыкнул.       — Нет. Он поедет со мной. Мне нужен инструмент давления хотя бы на первый месяц.       Хисока раздраженно вздохнул.       — Ты ведь понимаешь, о чем говоришь? С кем ты играешься? — тон Мороу скакал. Голос то повышался, то понижался до едва слышимого шепота, но Гон точно знал, что Иллуми услышал его. Эти черные глаза явно издевались над зависимым своим соулмейтом психом. Он жаждал зрелища. — Он мой. Мой, Иллуми, и он видит слова на моих руках. Он видит и боится; знает, что мой. И ты его не заберешь.       Золдик отклонил голову в сторону и громко хмыкнул. Пускай не было на его лице ни единой эмоции, но голос, красиво играющий интонацией, четко выражал отношение ко всей ситуации.       — Потому и играюсь, ведь знаю, кто ты.

***

      Хисока жаждал задушить его.       Иллуми всегда вставлял палки в колеса, но чаще его мелкие шалости казались незначимой частью его жизни. Сейчас Иллуми перешел черту дозволенного и был совершенно рад своей сделанной гадости. Внутри настолько все кипело от злости и раздражения, что любой лишний взмах руки поспособствует его взрыву. Мирно, испуганно и тихо сидящий Гон ни капли не успокаивал его душевное состояние. Или поехавшую голову, тут уж кому как.       Хисока понимал мотивы. Золдику было весело, когда Мороу сходил с ума. Золдику нравилось доводить его до ручки; наблюдать, как он выходит из себя; наслаждаться последующими стычками и крупномасштабными битвами один на один. Они словно вели счёт, пытались урвать победу друг у друга и остаться в исключительном плюсе. Счёт все еще был равным. До сих пор.       Встреча с его любимым Гоном даровала Иллуми огромное преимущество. Этой тухлой рыбе всегда нравилось воровать то, что принадлежит ему, а затем размахивать перед носом, как перед быком красной тряпкой. Хисока знал, что Гон согласится поехать с Иллуми в их родовое поместье. Там — Киллуа. Киллуа, к которому он определенно заимел чувства. И чувства эти не походили на ненависть даже при детальном анализе и рассмотрении.       Как ни крути, а Мороу был в минусе.       Конечно, можно прицепить к себе Гона наручниками и таскаться с ним по всему свету, как с брелком. Но так не интересно. Гораздо интереснее привязать к себе, очаровать баритоном и подарить истинное наслаждение в близости с ним. Игры в кошки-мышки на данном этапе Хисоку не устраивали от слова совсем. Особенно, когда чертов Золдик выступал в роли поводыря для слепой мышки и уводил далеко-далеко, подальше. В мнимую безопасность для тупой мыши.       Пальцы подрагивали. Эмоции зашкаливали. А сидящий в испуганном и беззащитном виде Гон только сильнее разжигал огонь внутри. «Или в паху», — мерзко хихикнул в подсознании Хисока, плотоядно растягивая губы в приторной улыбке наяву.       — Хочешь подразнить тигра в клетке, Иллуми? — мурчаще протянул клоун, полюбовно обхватив крепкую шею убийцы перед ним. Фрикс задушенно ухнул, вжавшись спиной в койку. Тяжелая, кровавая КИ рухнула на них валуном. Золдик даже не дернулся. — Забыл, где твое место?       — А ты и не вспоминал, где твое, — сухо обрезал мужчина, перехватив кисть новоиспеченного хантера и сжав ее до отчетливого хруста. — Я забираю его. Захочешь — прибежишь. Дальше уже не мои проблемы. Ты не захочешь забирать его насильно. Я знаю тебя.       «Гениальная мразь,» — восхищенно кричало сознание. — «Умопомрачительный ублюдок».       Шут в исступлении опустил руку. Нервная дрожь прошлась по всему телу и застыла где-то в затылке.       — Если у тебя, Гон, получится уговорить Киллуа уехать с тобой, я отпущу и его, и тебя. Если же нет… Ты останешься в поместье Золдик навсегда. Ты же хочешь вернуть своего… друга?       Но у Хисоки лопнуло терпение.       Гон был наполнен мрачной решительностью и незаметным испугом.       — И я верну его. Верну, и вы оба останетесь с носом.