War on Love (Royaul AU)

Сидя за столом для завтрака с чайником из тонкого фарфора, Кросс чувствует себя глупо, пытаясь пить из такой изящной чашки. Он тоскует по своей кружке, тяжёлой, сделанной из камня, которую он каким-то образом носил с собой всю войну. Она была тяжёлой и громоздкой, и идеально помещалась в руке Кросса, в отличие от изящных чашек, которые он изо всех сил старался не разбить, просто держа в руках. Он разбил больше, чем хотелось бы признавать, и благословлял горничных за то, что они всегда помогали ему скрывать этот факт. Его когти постукивают по тонкой стенке чашки, пока он просматривает отчет капитана Андайн об охране замка, как вдруг раздается стук в дверь. Кросс поднимает взгляд и, нахмурившись, смотрит на дверь с замысловатой резьбой, чувствуя, как его охватывает замешательство, понимая, что слуге еще слишком рано приходить за посудой. Он косится на дверь, магия искрится в его пальцах, и он не может удержаться, чтобы не подкрасться ко входу, неуверенный в странности всего этого. Он приоткрывает ее, его рука все еще искрится магией, спрятанной за толстой дверью в его спальню, он слишком много времени провел с людьми, пытающимися убить его, чтобы не быть в боевой готовности. Тем не менее, это всего лишь старшая горничная этого крыла замка, и она вежливо присаживается в четком реверансе. — “Мой принц”. — Она вежливо говорит: “Пожалуйста, простите меня за то, что прерываю”. Он гасит магию в своей руке быстрым сжатием кулака и приоткрывает дверь чуть дальше, чтобы вежливо кивнуть: “Все в порядке”. — Он успокаивает глубоким голосом, вглядываясь в темный коридор позади нее в поисках угрозы: “Все в порядке?” — Нерешительно спросил он ее, прежде чем взглянуть на нее. Она снова кивнула, затем сделала паузу и посмотрела в сторону комнат его гарема, и он внутренне морщится, когда называет их своими. “Я пыталась расшевелить ваш гарем, милорд. Но они не открывают дверь, и я смею предположить, что не могу просто войти в их комнаты ”. — Нервно сказала она, снова взглянув на их дверь. — “Но вы также сказали убедиться, что они едят”. Кивая, Кросс понимает, из-за чего она расстеряна, и пытается смягчить выражение своего лица для нее. Ему не нравится, что слуги боятся его из-за его роста и устрашающего вида. Ему не нравится, что они верят только слухам о нем, но Кросс не может заставить ее страх просто так успокоиться: “Конечно”. — Он говорит ей со всей теплотой, какую только может вложить в свой голос. Он не так уж много может предложить. — “Я открою дверь, дай мне минутку”. — Он говорит ей, и она опускается в еще одном реверансе, прежде чем Кросс закрывает дверь. Сделав вдох, он смотрит на дверь, которая отделяла его от гарема, его хмурость становится еще сильнее, когда первый комок беспокойства поселяется у него в животе. Они пробыли у него всего неделю, и, помимо того, что Найтмера осматривал врач, Кросс почти не общался с ними и предоставил свободное пространство, которого они жаждали. Он желал им доброго утра и спокойной ночи и заботился о тех немногих потребностях, с которыми они осмелились обратиться к нему, которые было легко удовлетворить для них, но даже тогда они не решались обратиться к нему. Кросс терпелив с ними, позволяет им приходить и уходить, когда им заблагорассудится, в пределах разумного, но они, как правило, остаются вместе в комнате. Прячутся от всего, прячутся от Кросса, и он не завидует их потребности прятаться от мира. Он позволяет им прятаться, но им нужно есть. Он вежливо стучит в дверь между ними, знает, что она заперта с их стороны, и терпеливо ждет, пока один из них откроет дверь. Наступает долгий, тихий момент, когда Кросс стоит по стойке смирно, сложив руки на пояснице в ожидании, он немного беспокоится, что они не откроют дверь. Он беспокоится так же, как и они, повинуясь ему так, как их обучали, и Кросс не знает, о чем он беспокоится больше. Наступает долгий, тихий момент, и Кросс раздумывает, не постучать ли снова, когда засов с другой стороны отпирается. Чувствуя себя немного странно застенчивым, просто желая, чтобы гарему было комфортно рядом с ним, Кросс выпрямляется, оказывая им такое же уважение, какое он оказывал всем остальным. Он не сутулится ради них, это было бы невежливо, и ему нужно было проявить к ним уважение. Дверь открывается, и на Кросса смотрит сверкающий малиновый глаз. Хоррор был меньше Кросса, но ненамного, и это было только потому, что его тело было изменено воздействием УР. Он все еще рос, будучи таким молодым, когда впервые начал набирать УР, и это в некотором роде изменило его. Он возвышался над своими братьями, своим отцом, большинством своих генералов, и этому большому монстру приходилось смотреть на него снизу вверх, и Кросс может только представить, как все это расстраивает их. Из всех них Хоррор — один из самых тихих, только Даст тише него, и склонен держать голову опущенной и делать то, что ему говорят. Он не смотрит на него пристально, как это делает Найтмер, как будто пытается разгадать его, и не пытается втянуть его в драку, как это делают Киллер или Дрим, Хоррор просто... Избегает его. Большой воин немедленно опустил глазницы, и Кросс ненавидит то, что он это делает. Он хочет, чтобы они чувствовали себя уверенно в своем доме, и напоминает себе, что они все еще были здесь новичками. Они все еще успокаивались, они все еще были травмированы, и, несмотря на то, что его УР требовал, чтобы с ними все было в порядке, Кросс будет терпелив с ними. Он ненавидит то, как жаждет общения с ними, знает, что должен уделять им время, несмотря на то, как сильно они напоминают ему его отряд с фронта, и он просто хочет проводить с ними время. Он вежливо кивает в знак приветствия и, как он надеется, мягко улыбается: “Доброе утро, Хоррор”. “Мой принц”. — Он тихо отвечает ему, его взгляд все еще устремлен в землю, и Кросс напоминает себе, что ему нужно быть с ним нежным. “Не будешь ли ты так любезен открыть дверь к завтраку?” — Мягко спрашивает он у Хоррора и хмурится, когда тот вздрагивает от этой просьбы. Он переминается с ноги на ногу, поглядывая на дверь в их комнаты, его большое, громоздкое тело загораживает Кроссу обзор. Нервно переминаясь, Хоррор не смотрит на него, и Кросс хмурится еще сильнее, прежде чем Хоррор очень тихо начинает говорить: “Дрим и Киллер... Ходили в баню этим утром”. Сделав паузу, Кросс кивнул: “Это прекрасно”. — Он медленно произносит: “Они могут пользоваться ваннами”. — Он снова делает паузу, тщательно подбирая слова, чтобы они не прозвучали обвиняюще: “Они ходили в мои личные ванны?” — Хоррор утвердительно кивает, и Кросс чувствует облегчение до кончиков пальцев ног: “Хорошо. Там они будут в безопасности”. — Тихо говорит он. Хоррор кивает, все еще не поднимая глаз на Кросса, его голос доходит в низкого бормотания: “Даст и Найтмер... спят”. — Он тихо заурчал. Прикусив нижнюю губу, Кросс кивает, все еще не понимая, к чему клонит Хоррор: “Хорошо”. — Он говорит тихо, стараясь не разбудить остальных: “Им нужно поспать”. — Он соглашается, кивая, глядя на Хоррора в надежде, что тот объяснит свою нервозность. Долгие, драгоценные мгновения Хоррор просто очень, очень пристально смотрит в землю, и Кросс изо всех сил пытается понять, когда Хоррор бормочет: “Ты откроешь дверь… Для меня?” О-о-о! Хоррор боялся даже маленьких, не представляющих угрозы горничных, они были пугающей, новой вещью, с которой ему нужно было научиться ориентироваться. Хоррор боролся больше, чем остальные, рана на голове замедлила его речь и то, как быстро он обрабатывал слова, а Кросс всегда терпелив с ним. Это означало, что ему пришлось справляться со своим страхом в одиночку, будучи последней линией обороны Найтмера и Даста, и из чистого отчаяния он просит Кросса о помощи. Он знает, что это одна из тех крупных сделок, и если он надеется чего-то добиться с Хоррором, ему нужно не облажаться с этим. Он одаривает Хоррора кривой, искренней усмешкой: “Конечно”. — Тихо сказал он, положив руку на то место, где пряталась его душа, и склонил голову. Глаз Хоррора продолжает смотреть в пол, блокируя дверь, прежде чем он медленно, медленно отступил от двери, приглашая Кросса войти. Он отступает, чтобы впустить Кросса, не подставляя спину, и идет к одноместной комнате, в которой они все любят спать. Там было несколько комнат, достаточных для того, чтобы у каждого из них была своя, и все эти комнаты соединялись в главной общей зоне, где они все вместе ели и отдыхали. И все же в те редкие разы, когда Кросс бывал в их комнатах, он видел их спящими вместе только в одной. Она самая дальняя от его комнаты, но Кросс не обижается и ничего не говорит. Войдя в комнату, он рискует бросить взгляд на их спальные помещения, и сразу за громоздким Хоррором видит спящих Найтмера и Даста. Найтмер лежит на спине, его поврежденная нога в шине приподнята на подушке, а Даст спит рядом с ним. Даст прижался к Найтмеру сбоку, вжимаясь в его руку, а его голова уткнулась ему в грудь. Рука Даста перекинута через талию Найтмера, и они оба дышат медленно и глубоко. Кросс испытывает облегчение, видя это. Даже когда они выбрали самую дальнюю от него комнату, Кросс все равно мог слышать их крики от ночных кошмаров, но если они мирно спят, Кросс не собирается их беспокоить. Он поворачивается к двери, стараясь как можно тише открыть ее и впустить горничных. Он вежливо кивает, когда они входят, спокойно наблюдая, как они приносят завтрак для гарема, нервно оглядываясь на Хоррора. Хоррор также внимательно наблюдает за ними, следя за тем, чтобы они держались подальше от его спящих “подружек” по гарему, он является большой, устрашающей стеной между ними и теми, кто спит. Кросс присаживается в глубоком реверансе, прежде чем горничные унеслись из комнаты. Кросс тоже кивает, зная, что ему нужно оставить Хоррора и остальных в покое, и тихо отвешивает неглубокий поклон: “Приятного завтрака. Не торопись, спешить некуда”. — Вежливо говорит он, прежде чем поворачивается обратно к разделяющей их двери, намереваясь оставить Хоррора в покое. У него нет намерения вторгаться в пространство Хоррора, он оставит их святилище нетронутым и направится в свою комнату. “Милорд?” Кросс делает паузу, его душа трепещет от надежды, и он поворачивается обратно, чтобы полностью уделить Хоррору свое внимание. Хоррор колеблется, его кроваво-красный глаз все еще устремлен в пол, и Кросс хмурится, когда он извивается, но он дает Хоррору пространство, чтобы разобраться в своих мыслях: “Ты… Позавтракаешь... Со мной?” Это испытание, так и должно быть, но Кросс ничего не может поделать с тем, как его душа снова переворачивается, и он изнывает от желания. Ему не хватает друга или компаньона, того товарищества, которое он потерял после возвращения домой, и он борется с собой, чтобы не ухватиться сразу за это предложение. Его братья, Блу и Эпик — его лучшие друзья, и он сделал бы все, чтобы защитить их, но, к счастью, всех их не коснулась война. Они старались изо всех сил, но они этого не понимали. Эти монстры могли бы, но Кросс отказывается быть эгоистом и чего-либо требовать от них. Вместо этого он снова кивает: “Если таково твое желание, это было бы честью для меня”. — Кросс рассказывает ему, и это заставляет глаза Хоррора вспыхнуть, и он смотрит на Кросса с небольшой складкой на лбу, как будто пытается разобраться в Кроссе. Он медленно кивает, позволяя Кроссу самому собрать свой завтрак, аккуратно расставив тарелку, чашку и чайник с чаем на серебряном блюде, чтобы присоединиться к Хоррору за завтраком. Он оставляет дверь между их комнатами открытой, так что, если Хоррор попросит его уйти, Кросс сможет быстро ускользнуть. Они сидят вместе, перед Кроссом завтрак, перед обоими выстлан шведский стол, к которому Хоррор не притрагивается, даже когда Кросс наливает ему чашку чая. Он осторожно пододвигает к себе теплую, насыщенную жидкость, наполненную позитивным настроем с кухни, прежде чем сделать осторожный глоток. Хоррор продолжает неуверенно смотреть на него, прежде чем он берет предложенный чай, любопытно нюхает его перед тем, как выпить, но он не берет никакой еды. Это заставляет Кросса нахмуриться, глядя на предложенный выбор, все очень похоже на его собственный завтрак и такого же качества, и задаться вопросом, не придется ли это по вкусу Хоррору. —“Ты что, не голоден?” — он мягко подсказывает, и Хоррор касается большим пальцем края изящной чашки. “Они”. Он начинает медленно, и Кросс видит, как он тщательно подбирает слова: “Раньше я ошибался. Афро-афрод-афро.” — Выражение его лица искажается разочарованием, и Кросс знает, что он знает слово, которое пытается произнести, и спокойно дает ему возможность произнести это, не насмехаясь над ним, — “Афродизиак. В нашей еде.” Ох. Ох. Гордые плечи Кросса немного опускаются, и каждый раз, когда он думает, что видел или слышал самое худшее, они говорят что-то в этом роде. Хоррор боится, что Кросс накачает наркотиками его или других ради собственной сексуальной выгоды, и Кросс не винит его. Он никогда не смог бы, только не после того, что они выстрадали в течение трех долгих, ужасных лет, но он может попытаться вселить в них уверенность. Кивнув, Кросс взял свою тарелку с едой: “Вот”. — Он мягко сказал, ставя серебряное блюдо перед Хоррором, прежде чем взять одну из пустых фарфоровых тарелок, которые предназначались для них, для себя: “У тебя мой завтрак, я съем твой. Таким образом, если оно будет отравлено, разбираться с этим придется мне”. Он одаривает Хоррора кривой улыбкой: “Кроме того, мой УР прожжет его быстрее, чем твоя магия, мне это навредит не так сильно, как тебе”. Хоррор уставился на него широко раскрытыми глазницами, его рот недоверчиво сжался в тонкую линию, и при лучшем освещении комнат гарема Кросс может разглядеть шрам вокруг пустой глазницы. Он не осмеливается подумать, как они туда попали, или что кому-то пришлось вставить в его череп, чтобы оставить эти отметины. Он не осмеливается думать о том, кто это сделал, это только заставляет его УР неприятно покалывать кости и отправит его в штопор "что, если". Хоррор опускает взгляд, когда Кросс берет предложенную еду, его слова невнятны, когда он берет нож и вилку: “Спасибо тебе, мой принц”. — Тихо пробормотал он, прежде чем приступить к своему завтраку. Кросс кивнул, испытывая облегчение, наблюдая, как Хоррор ест. Его кости были слишком тонкими для его крупного телосложения, его череп казался слишком большим, верный признак голода, и его тело поглощало магию, чтобы выжить. Кросс позаботился бы о том, чтобы он и другие медленно набирали здоровый вес, чтобы они не заболели. Регулярное, насыщенные и питательные приемы пищи с позитивным настроем помогло бы, и, как только они почувствуют себя лучше, Кросс планировал заманить их в тренировочные залы, чтобы они снова начали наращивать нормальную мускулатуру. Медленно, им нужно было двигаться медленно. “Мой принц?” — Хоррор тихо сказал, пока ел, нервно поглядывая на Кросса, его взгляд был взбалмошным, как у испуганной птицы: “Могу я задать тебе вопрос?” Кивнув, Кросс принялся за свой завтрак: “Ты можешь называть меня Кросс, пока мы в наших комнатах, Хоррор. Здесь нет необходимости в официальных титулах”. — Он мягко сказал: “И конечно. Пожалуйста, проси меня обо всем, о чем пожелаешь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы выполнить просьбу”. Пристальный взгляд Хоррора снова опускается, и он тычет вилкой в свой завтрак: “Почему ты выбрал нас?” — Тихо спрашивает он, и хотя Кросс слышит нервозность в его голосе, он не может сдержать всплеск гордости за Хоррора, что он ни разу не заикнулся. — “Ты сказал... Что нуждаешься в нас. Чтобы помочь вести свою игру.” — Хоррор медленно добавляет: “Там было много... Рабов, которые подходят под это описание. Что заставило тебя выбрать нас... Когда были... Другие, с ними было бы меньше”, — Хоррор пожимает плечами: “хлопот”. Это справедливый вопрос, который, как ожидал Кросс, рано или поздно зададут, и он заранее решил, что не будет лгать им, когда они наберутся смелости задать. “Честно?” — Кросс мягко начинает: “Когда я увидел Киллера, я подумал, что это самый красивый скелет, которого я когда-либо видел”. — Хоррор резко поднимается, на лице паника, которую он не может скрыть, поэтому Кросс быстро продолжает: “Конечно, я бы никогда не стал действовать в соответствии с этой мыслью. Я обещал защищать вас всех, что ваше товарищество и помощь сыграли роль и были тем, что я искал. Ничего больше, но почему я выбрал именно вас всех? Гнев и огонь Киллера были слишком прекрасны, чтобы пройти мимо. Подумать только, что нечто подобное так долго сохранялось в том месте”, — Кросс пожимает плечами. — “Я не мог допустить, чтобы они были задушены сильнее, чем до этого“. “Затем Темпо указал на всех вас.” — Кросс мягко продолжает: “Я увидел тот же огонь в каждом из вас и знал, что в конце концов этот огонь будет потушен. Я не хотел этого видеть, воины не заслуживали такого конца. Поэтому я забрал вас всех ”. Глаза Хоррора снова опускаются: “Во мне не осталось огня”. — Он пробормотал: “Я был наименее прибыльным из всех нас... И я делал ужасные, унизительные вещи... Чтобы выжить и остаться с другими”. — Кросс смотрит на него, нахмурившись, беспокойство скручивается в его груди: “Мой огонь... уже потушен”. Хоррор откусывает еще кусочек от своего завтрака, уставившись на него, и Кросс только сейчас замечает, каким истощенным выглядит Хоррор. Каким хрупким и печальным. “Я не могу представить, ” — мягко говорит Кросс, — ”каким стрессом, должно быть, было для тебя думать, что тебя могли разлучить с остальными на три года и в любое время. Но я уверяю тебя, Хоррор, здесь этого не произойдет”. — Он смотрит на Кросса блестящими глазницами, о которых Кросс вежливо не упоминает: “Ты и остальные в безопасности под моей опекой, и, если я могу быть таким смелым, в тебе гораздо больше огня, чем ты думаешь. Мы не можем судить себя по тому, что мы сделали для выживания, у вас хватило сил сделать то, что не смогли многие другие, с дополнительным стрессом от того, что вы держали рядом тех, кого любите. Это сила, которой не следует пренебрегать”. Вытирая глазницу так незаметно, как только мог, Хоррор бормочет дрожащим голосом: “Спасибо тебе, мой принц”. Кросс вежливо игнорирует слезы и надломленность в его голосе: “Добро пожаловать домой, Хоррор”. Он говорит мягко, прежде чем добавить: “Есть ли что-нибудь, что тебе нужно? Что-нибудь нужно остальным?” Отрицательно качая головой, Хоррор снова начинает есть: “Нет, мой принц, ты хорошо поработал... Заботился о нас... Большего нам не нужно. Даст и Найтмер много спят по мере выздоровления”. Кивая, Кросс издает довольный звук: “Хорошо. Им обоим нужен отдых.” — Он делает паузу, прежде чем посмотреть прямо на Хоррора, его рот сжат в твердую линию: “Но что насчет тебя, Хоррор? Что тебе нужно?” Отрицательно качая головой, он бормочет тихим голосом: “Я ничего не требую, мой принц. У меня есть теплая постель, еда, а остальные в безопасности. Мне больше ничего не нужно.” Кросс фыркает, он ничего не может с собой поделать: “Хоррор, это просто существование, а не жизнь. Наверняка у тебя были хобби и раньше... Ну, в общем, все.” Сделав паузу, Хоррор тщательно обдумывает слова Кросса, и, если он был честен с самим собой, у Хоррора были хобби. Еще до того, как капитан королевской гвардии Дайн размозжил себе голову, когда отец близнецов убил их мать и предал своих сыновей самым подлым из возможных способов. В прошлом, когда Хоррор был большим и сильным, и был авантюристом с Найтмером, Киллером и Дастом . Когда королевство Найтмера не было поджигателями войны, как королевство Кросса, поэтому они отправились на поиски приключений, когда Найтмер достиг совершеннолетия, убивая злобных зверей, чтобы сохранить королевство в безопасности, даже в ущерб самому Найтмеру. Какие немногие ссоры и потасовки у них все-таки были, когда не было ничего подобного тому, что затеял Кросс, и большая часть их подросткового возраста и юности взрослого человека прошла в буйстве в королевстве. Он также всегда наслаждался празднествами с Дримом, всегда выигрывая большинство турниров по мечу и древку. Он выигрывал конные турниры и золотую борьбу, и целовал Даста в свете камина в конце этих вечеринок. Теперь казалось, что это было так давно. Тем не менее, Хоррор ничего из этого Кроссу не скажет. “Мне нравилось возиться в саду”. — Тихо сказал он, сильно покраснев, вспоминая всю еду, которую он когда-то выращивал, и как те сады в замке давно исчезли. Кросс загорается, его улыбка становится шире, и в нем появляется детское волнение, когда он говорит: “Моя мама тоже любила работать в саду! Ее сад был нетронут с момента ее кончины, он одичал в ее отсутствие, но ты можешь ухаживать за ним, если хочешь. Это в частном крыле замка, где ты будешь в безопасности от любопытных глаз.” “Я не знал, что Королева скончалась”. — Хоррор медленно произнес: “Я сожалею о твоей потере”. “Ох”. — Немного волнения Кросса исчезло с его лица: “Моя мать не была королевой, она была членом гарема моих отцов. Она скончалась, рожая Папируса, врачи не смогли остановить кровотечение.” — Кросс печально пожимает плечами: “Я ее совсем не помню, но мой отец с любовью отзывается о ней, но мы женимся не ради политической выгоды. Мы считаем, что это все еще заканчивается ссорами и разбитыми сердцами, поэтому мы избегаем этого, и дети рождаются в семье через наши гаремы”. Кросс со вздохом пожимает плечами: “Последним дворянином, вступившим в брак с нашей семьей ради политического союза, был муж моей прапрабабушки, но он не был ее королем и стал членом ее гарема”. Хоррор вздрагивает от этого, выражение его лица становится более придирчивым: “Итак. Означает ли это... что кто-то из нас должен будет нести за тебя?” Внезапно душу Кросса охватывает паника, и он останавливает ложку на полпути ко рту, а его глазницы расширяются от намека. Подтекст, который он не рассматривал, и он немного запинается от правды: “Я э-э-э. Мы сможем пересечь этот мост, когда доберемся до него.” — Бормочет он, и Хоррор слегка кивает. “Конечно, мой принц”. — Он шепчет тихим голосом, и Кросс проклинает себя за то, что не подумал об этом раньше. — “Спасибо вам… За предложение. Но я бы хотел... остаться со своим гаремом на весь день.” Кивая, Кросс старается, чтобы Хоррор не заметил разочарования от его промаха. — “Конечно, Хоррор”. Он мягко говорит: “Но сад есть, если ты захочешь”. “Благодарю вас, мой принц”. — Это примерно столько благодарности, сколько Хоррор может ему дать, и опять же, Кросс не завидует ему за это. ~ Дрим и Киллер вернулись примерно в то же время, когда Даст и Найтмер очнулись ото сна, остальные смогли позавтракать вместе под бдительным оком Хоррора. Он был уверен, что им безопасно есть, не чувствуя никаких дурных намерений, и Кросс казался в порядке после того, как поел с их тарелок. Тем не менее, он рассказал им, что они пропустили, и Хоррор пережил ледяные и язвительные ответы Киллера и Дрима на доброту Кросса. “Это грязная ловушка”, — сказал Киллер, набивая лицо не отравленной едой, которую Кросс не обязан был им давать, но сделал это просто потому, что так было правильно. — “Мы все знаем, что он просто пытается быть милым, чтобы заставить нас выполнять все, что он хочет. Эта любезность фальшивая, в конце концов он покажет нам свое истинное лицо”. “Да.” — Согласился Дрим. — “Никто не из таких”. — Он потягивает безопасный чай и хмуро смотрит на окружающую их роскошь: “Он чего-то хочет”. Тихо, наедине, Хоррор не соглашается. Никто не будет настолько добр, настолько щедр, чтобы получать то, что они хотят от своих рабов. Если бы Кросс хотел от них чего-нибудь, вообще чего угодно, он мог бы просто взять это, и все же он этого не сделал. Потихоньку Хоррор начинает задаваться вопросом, не является ли Кросс тоже жертвой обстоятельств. Ничем не отличается от них. Они не хотели быть здесь, и Кросс не хотел владеть ими, но он хотел, и они были, и все в поведении Кросса указывало на то, что кто-то просто... пытался выжить. Хоррор ни о чем подобном не говорит, зная, что Киллер обвинил бы его только в том, что он не смог увидеть полную картину. Хоррор не хотел обвинять его в том, что он видел то, чего там не было. “Я имею в виду, ” — продолжал Киллер, — “это, должно быть, ложь, и я выясню, чего он хочет. Никто не может быть настолько добрым, чтобы вылечить ногу Найта и доказать Хоррору, что его завтрак был в безопасности.” “Не забывай, он трахал тебя очень нежно и взял Сэмюэля и Карла за руки”. — Добавил Дрим, и Киллер вздохнул с притворным благоговением. “Его член довольно восхитителен. Может быть, это та часть его, которую я сохраню, когда мы убьем его во сне.” — Киллер вздыхает, вырывая смех из Дрима, но слова просто кажутся такими... Неправильными. Хоррор много не говорит и знает, что Киллеру, Дриму, Найтмеру и Дасту пришлось хуже, чем ему. Он был самым некрасивым, тем, кого они использовали как мебель и время от времени били. И конечно, иногда он позволял им делать развратные вещи со своим телом, чтобы добиться расположения других. Настоящее мясо и фрукты, но Хоррор знал, что ему это давалось легче, чем остальным. Тем не менее, он замечает, что Найтмер странно тих, когда они говорят о смерти принца, его красивое лицо искажается от раздумий и беспокойства, о которых Хоррор умалчивает. Другие могут быть злыми и ожесточенными, и Хоррор понимает это и не будет завидовать их эмоциям. Он просто думает… На этот раз они ошибаются. Разговор переходит от принца к приключениям Дрима и Киллера в частных банях Кросса и о том, как группа охранников последовала за ними только для того, чтобы их выгнали младшие братья Кросса Чара и Фриск. Братья пообещали возмездие, но Дрим сомневался, что они вообще расскажут Кроссу о случившемся. Еще у братьев Кросса не было причин быть добрыми ни к кому из них, и, как и у их брата, но они были такими. Это доброта, которой Хоррор не понимает от таких высокопоставленных особ, как они, но она все равно есть. Хоррор молчит и тоже не упоминает об их доброте. Он также молчит, когда очередной неожиданный акт доброты застает его врасплох, и он не уверен, что с этим делать. Маленькое комнатное растение с ярко-зелеными листьями, спрятанное среди его ужина, было аккуратно посажено в чашку из тонкого фарфора. Записка, спрятанная под чашкой, гласит,  «от одного садовника другому», и даже поврежденный разум Хоррора знает, от кого это. Он не думает, что Киллер или Дрим поняли бы, и хотя ему неприятно это делать, он прячет от них маленькое растение и держит этот акт доброты при себе. ~Плавник