War on Love (Royaul AU)

Стоя перед зеркалом в полный рост, Дрим с уверенным видом проверяет свою внешность. Он призван от ключиц до лодыжек, его экто тускло-желтого цвета, но гораздо более плюшевое, чем у остальных. Он худой, но не на грани голодной смерти, как Киллер, и его живот не впалый, как у Найтмера. Его внешность ярче, чем у Даста, а разум более стабилен, чем у Хоррора. Дрим, по сравнению со всеми остальными, легко отделался, и они пострадали, чтобы позаботиться о нем. Все они остались без еды, чтобы Дрим мог поесть, потому что он был самым молодым из них. Самый мягкий и тот, у кого не было УР, чтобы смягчить падение. Дрима нужно было защищать, и другие стольким пожертвовали, чтобы уберечь его. Они защитили Дрима, когда он в этом нуждался, и теперь пришло время отплатить за услугу. Его экто шикарно и желанно, несмотря на то, каким оно было тусклым от стресса и жестокого обращения, а его маленькие груди высоко сидели. Они задрались еще выше в его платье, и верх корсета удерживал их на месте. Они дерзкие и соблазнительные, его декольте — сладкое обещание, которое, как чувствовал Дрим, у него не было другого выбора, кроме как предложить. Его тело — еще одна пешка в этой игре, и Дриму нужно привлечь внимание принца. Ему нужно избавить Найтмера от этого, пока этот ублюдок не бросил игру и не причинил боль его близнецу. Дрим должен знать рычаги давления Кросса, ему нужно найти то, что его возбудит, прежде чем он натравит этот впечатляющий уровень на других. Ему нужно остановить Киллера, пока его разум не сошел с ума и он не наделал каких-нибудь глупостей, или пока Найтмер снова не разыграл из себя мученика. Ему нужно было помешать Дасту проглотить еще немного этой ядовитой радости, прежде чем принц прекратит представление, и ему нужно было обеспечить источник пищи для Хоррора, прежде чем принц воспользуется этим, чтобы причинить ему боль. Дриму нужно было убедиться, что принц не причинит вреда другим, как это сделал Темпо, и если его тело — это все, чем он мог торговать, то так тому и быть. Он провел руками по тяжелому инструменту светлой юбки и постарался не слишком задумываться о том, чего это ему будет стоить. Отбросив мысли в сторону и похоронив свои чувства, Дрим поворачивается к двери своей личной спальни; он выходит из комнаты, которую использовал для хранения всей своей одежды, но никогда в ней не спал, никто из них не спал в своих комнатах, и смело направился к двери, которая отделяла его от принца. Он тяжело сглатывает, игнорируя взгляды, которыми одаривают его остальные, когда он выскальзывает из своих покоев. Уже поздно, солнце только начинает садиться, и их желудки полны после ужина, и скоро луна выйдет вместе со звёздами. Пройдет совсем немного времени, и все они лягут спать, надёжно спрятавшись в самой дальней от принца комнате, где до них будет труднее всего добраться. Где принц не может слышать, как они плачут после ночных кошмаров. Расправив худые плечи, Дрим огоньками золотистых глаз обводит комнату, замечая растерянное выражение лица собеседника и хмурые брови. Уже почти пора спать, и им следовало бы заканчивать, а не наряжаться во что-нибудь красивое, чтобы скакать в нём по дворцу, и Дрим знает, что ему никуда не следует идти. Но он тоже нужен им, даже если они еще не осознают этого, и Дрим может предложить только одно. Даст и Киллер играют в карты при угасающем свете солнца, а Найтмер читает Хоррору мягким, сладким голосом. Хоррор даже сложил свой череп на коленях у Найтмера, его глазницы полуприкрыты, когда Найтмер гладит его по виску, убаюкивая. Все они расслаблены и пребывают в мире, и Дрим сделает все возможное, чтобы так и оставалось. Он смело направляется к двери, разделяющей их с принцем, и его уверенное движение меняет выражение лиц остальных с растерянного на обеспокоенное. Не обращая на них внимания, Дрим тянется к тяжелому засову разделяющей двери и смело открывает ее, прежде чем Киллер успеет отреагировать. “Какого хрена ты делаешь?” — Требует ответ Киллер, вставая так внезапно, что опрокидывает стул назад, и темная смола стекает по его подбородку на пол. Грохот заставляет всех вздрагивать, и Дрим с трудом сглатывает, услышав гнев в голосе Киллера. Нечасто Дриму приходится сталкиваться с яростью Киллера, и это всегда расстраивает, когда он так поступает. Тем не менее, это важно, он знает, что это так. Он должен это сделать. “Иду в гости к принцу”. — Он твердо говорит Киллеру, расправляя плечи и поднимая голову. Он пытается смотреть на Киллера свысока, но тот слишком долго был правой рукой Найтмера, чтобы его можно было запугать простым взглядом. Глаза Киллера сужаются, и все поворачивают головы в его сторону, отводя взгляд от Дрима. Он предпочел бы, чтобы остальные трое пялились на него, а не на злую, порочную усмешку Киллера. “И почему, мой дорогой принц”, — начинает он с ядом в голосе, — “ты собрался делать это?“ — Головы всех возвращаются к Дриму. Дрим вздрагивает, хотя и не хочет этого, и знает, что Киллер называет его моим дорогим принцем только тогда, когда он им недоволен. Тем не менее, Дрим не отступает. “Потому что это наша работа”. — Он спорит, полностью поворачиваясь к Киллеру, упирая руки в бедра и расставляя ноги, чтобы твердо стоять. — “Наш принц был расстроен несколько дней назад и до сих пор сам не свой. Это наша работа — убедиться, что он счастлив”. “И как именно ты планируешь это сделать?” — Опасно спрашивает Киллер, его глазницы становятся тёмными омутами пустоты, когда Дрим пристально смотрит на него. Киллер не будет издеваться над ним, он этого не сделает, кто-то должен присматривать за принцем, и с таким же успехом это может быть Дрим. Он мог принять это, он мог отдать принцу свое тело, чтобы остальные спали спокойно – в конце концов, разве не это сделали бы другие? “Это не имеет значения”. — Дрим шипит на него в ответ, так же колюче, но они оба знают, что если дело дойдет до драки, он не будет таким злым. — “Мне не нужно твоё разрешение, чтобы ухаживать за нашим принцем”. “Наш принц”. — Это звучит насмешливо и сердито, и Киллер мрачно смотрит на Дрима. — “Он для нас ничего не значит. Он всего лишь избалованный богатый принц, который купил нас. Мы принадлежим ему, и мы ничего для него не значим. Мы просто красивые вещицы, которые он держит на коленях”. — Он бросает на Найтмера уничтожающий взгляд, от которого его близнец на самом деле отшатывается, прежде чем выражение его лица сменяется возмущением и злостью, но Киллер продолжает. — “Или что-нибудь красивое, что можно положить в его постель. Тот факт, что он не утащил ни одного из нас, не имеет значения, и ты не должен быть настолько глуп, чтобы думать о том, чтобы предложить себя”. — Шипит Киллер, не обращая внимания на то, что Дрим отшатывается от его гнева. “И ты не можешь указывать мне, что делать с моим телом!” — Дрим шипит в ответ, такой же сердитый, он поддается своему гневу. Киллер корчит гримасу, на его языке вертятся едкие слова, которые, как знает Дрим, причинят боль, когда тихий голос Даста аккуратно прерывает их. “Отпусти его”. — Твердо говорит Даст, забирая карты у Киллера и аккуратно перетасовывая их ловкими руками. Дрим чувствует прилив триумфа, когда Киллер поворачивается и смотрит на Даста широко раскрытыми глазами. “Что?” Пожимая плечами, Даст смотрит на Киллера исподлобья с тщательно нейтральным выражением лица. “Отпусти его. Кросс не причинит ему вреда. Позволь ему выставить себя дураком, он увидит ”. — При этих словах Дрим немного поник, его плечи опустились от небрежной колкости, брошенной в него Дастом. Это остается незамеченным, когда Киллер усмехается. “О, так теперь ты сердишься? Подружился с принцем, Даст?”. “Не будь колким”. — Даст отскакивает, магия хрустит в его пальцах, когда он свирепо смотрит на Киллера. — “И да, это Кросс. То, что ты решил вести себя с ним как мудак, не означает, что остальные из нас будут такими же”. — Киллер шипит, свирепо глядя на Даста, но его это не беспокоит. — “ И он не собирается причинять вред Дриму”. “И откуда, черт возьми, ты это знаешь!” — Шипит на него сердитый Киллер, а Дрим в отчаянии смотрит на Даста, своего единственного откровенного союзника. Закатывая глаза, Даст заканчивает тасовать карты и бросает на Киллера равнодушный взгляд. “Потому что,” — начинает он, — “я гораздо лучше тебя улавливаю намерения, и я спал с ним грудь в грудь”, — Киллер вздрагивает от напоминания, — “и я могу сказать тебе, что у этого монстра даже не было эротических снов, когда мы были с ним”. “То, что ты дважды переспал с ним в постели, ничего не доказывает!” — Киллер огрызается, но Даста это не пугает. “Это также ничего не доказывает”. — Даст просто говорит ему, пожимая плечами. — “Но Дрим прав. Наш долг — заботиться о принце, а он все еще расстроен тем, что раззадорило его УР. Дрим намерен переспать с ним и будет недоволен, когда ему откажут”. Он переводит взгляд на Киллера, и в нем появляется намек на ухмылку. “И я буду рад сообщить тебе, что я тебе об этом говорил”. “Ты этого не знаешь!” — Продолжает плеваться ядом Киллер. “Я знаю это”. — Даст настаивает. — “Я не почувствовал ни грамма недобрых намерений с тех пор, как мы сюда попали”. — Он хрипит. — “И никто не может скрыть своих намерений”. — Он смотрит на Дрима и ухмыляется. — “Иди на звездный свет, иди поиграй с принцем”. Это вызов, заключенный в одну красивую маленькую упаковку, и Дрим чувствует, как от этого у него «встают дыбом перья». Он пытается защитить их, черт возьми! Почему они всегда становились между ним и всеми опасностями мира? Почему они не могли хотя бы раз довериться ему? Они подвергают себя опасности, находясь рядом с монстром с отвратительно высоким уровнем защиты, что ужасно расстраивает Дрима, но это внезапно становится проблемой, когда он пытается сделать то же самое? Почему всем остальным было позволено вмешаться и защитить группу, но когда Дрим попытался, возникла проблема? Это было несправедливо. Он был таким же умным, так же сообразительным и так же хорош, как и остальные. Если все они могли подвергнуть себя опасности, то и Дрим мог быть таким же. Киллер был зол на то, что сделали трое других, и даже зашел так далеко, что от собственного страха накричал на Найтмера, но Дрим был полон решимости любой ценой обезопасить их. “Я иду!” — Он огрызается, его глаза прищуриваются, глядя на остальных, и со своего места за столом Даст ухмыляется, начиная раскладывать пасьянс. “Конечно”. — Даст сказал ему спокойно, покровительственно, начиная свою игру. Из груди Дрима вырывается недовольный вдох, и угли его гнева, его ненависти разгораются в самой его душе. Они почти никогда не ссорились, и с тех пор, как оказались здесь, они увлекались этим больше, чем когда-либо, и каким-то образом в этом была вина принца. Он начал этот конфликт между ними, он заставлял Даста, Хоррора и Найтмера вести себя странно и расстраивать Киллера, и Дриму нужно было все исправить. Ему нужно было знать, что Кросса взбесит. “Смотри на меня!” — Огрызается он в ответ, такой же злой, его тускло-золотые огоньки в глазах вспыхивают с такой силой, что он больше не может за ними угнаться. “Все еще ждем, Лучик”. — Даст осмеливается, и Дрим обнаруживает, что надувается от раздражения. Он фыркает, глядя на Даста, затем бросает на Киллера сердитый взгляд, прежде чем снова посмотреть на Даста, разглаживая юбки. “Я иду, и когда я закончу, я скажу вам обоим, что я вас предупреждал!” “Ммм”. — Даст с жужжанием поднимается со стола, раскладывая свои карты, и на его лице появляется приводящая в бешенство ухмылка, которая раздражает Дрима не в ту сторону. “Отлично!” — Огрызается он. “Хорошо”. — Даст говорит со вздохом, и его веселая ухмылка заставляет Дрима нахмуриться еще сильнее. Пыхтя, он повернулся к двери, с усилием распахнул тяжелую деревянную створку и смело шагнул в комнату принца. Он слышит легкое раздражение Даста, проклятия Киллера и нежный голос Найтмера, доносящийся из комнаты, ругающий их обоих. Комната принца была именно такой, какой ее описал Найтмер, пустой, холодной и практичной. Здесь нет тепла, ничего личного, только пустой стол и очаг. Там есть книжная полка, но Дрим не обращает на нее внимания и не смотрит на названия книг. Вместо этого он повернулся к слегка приоткрытой двери, снова провел руками по подолу платья и заставил выражение своего лица разгладиться. Он знал, как притворяться, как играть роль любящего раба, мягкого, с глазами лани, который убаюкивал клиентов ложным чувством безопасности. Он знал, как использовать свою магию, поэтому внутри у них было тепло и хорошо, и Темпо любил рассказывать о нем, как будто у него было на это право. Он знал, как получать информацию от людей, он знал, как привлечь внимание клиента, чтобы он не отвлекался ни на кого другого. Он смело направляется к двери и пытается выглядеть привлекательно для принца. Открывая дверь, Дрим подавляет свой страх и гнев и не утруждает себя стуком, поскольку практически распахивает дверь, не объявляя о своем присутствии. Он прислоняется к дверному косяку, соблазнительный и мягкий, выпячивая грудь и смягчая выражение лица. Его руки мягко опускаются над головой, запястья прижаты друг к другу и упираются в дверной косяк, демонстрируя прекрасную длину его тела. Картина уязвимости. Принц сидит за маленьким столиком в комнате, на поверхности разбросаны бумаги, а остатки его ужина отодвинуты в угол и забыты. Включая кусочек сдобного шоколадного торта. В душе Дрим ухмыляется и испытывает трепет победы. Все идеально. Глаза принца отрываются от бумаг, над которыми он работает, мягко встречаются с глазами Дрима, и его рот немедленно расплывается в широкой, нежной улыбке. Дрим ненавидит это, если честно, и просто хочет, чтобы принц перестал притворяться милым и уже ударил одного из них. Тревога и напряжение от ожидания, что он сорвется и причинит боль одному из них, начинали доходить до Дрима, и он был в ужасе от того, что Киллер сломается под тяжестью всего этого. Ему нужно было удержать внимание принца на себе, и ему нужно было, чтобы принц был спокоен и счастлив, и если у него это получалось именно так, то пусть будет так. “Дрим”. — Принц вежливо произнес его имя, и если бы кто-то произнес его подобным образом, у Дрима по спине пробежали бы мурашки, а также темные, прекрасные обещания, которые давал этот тон. Теперь от этого у него по коже бегут мурашки. Принц сохраняет маску, и его улыбка приятна и нейтральна, и он переплетает пальцы вместе, когда кладет руки на свои бумаги. “Чему я обязан таким удовольствием? Тебе скоро пора ложиться спать”. — Он все еще выглядит нездоровым, несмотря на свою нежную улыбку; его кости посерели от стресса, а под глазницами все еще темные мешки. Ему следует больше спать — это нежелательная и абстрактная мысль, которую Дрим запихивает поглубже. Ему наплевать на принца, и неважно, насколько хорошо он спит, или даже на то, что вызвало его склонность к УР. У Дрима есть работа, которую нужно выполнять, и он собирается защищать тех, кто для него значит больше всего. Тем не менее, желудок Дрима сводит от того, что будет дальше, и он знает, что ни один избалованный аристократ не откажется от того, что он предлагает. “Я хотел тебя увидеть”. — Дрим лжет, его голос мягок, он выпячивает грудь в явном подношении и одаривает принца застенчивой улыбкой. Он загорается, оживляясь впервые за несколько дней, и одаривает Дрима невероятно нежной улыбкой. “Правда?” — Тихо спрашивает он, и Дриму ненавистна надежда, которая звучит так неуверенно в его голосе, и он ненавидит то, насколько принц лжец. Оттолкнувшись от двери, Дрим неторопливо подходит к столу пружинистой походкой, покачивая бедрами, его голос напоминает хрипловатое мурлыканье. “Конечно, почему бы и нет?” — Лукаво спрашивает он, и только после этих слов выражение лица принца немного меняется. Измученные огоньки в глазах внезапно смотрят на него с подозрением, и Кросс мягко косится на него, нахмурившись. Он внезапно выглядит старше своих лет, он выглядит опустошенным, как любой человек после неудачного прохождения УР. “Я тебе не нравлюсь”. — Мягко заявляет он, смело выдавая правду, бросая на Дрима смущенный взгляд. Дрим сбивается. Есть игра, в которую они должны играть. Они оба должны были игнорировать тот факт, что Дрим ненавидит его, и что Кросс может причинить ему боль, они должны были играть свои роли и не признавать правды о ситуации. “Это неправда!” — Дрим пытается восстановиться, но у него уже что-то не получается. Кросс смотрит на него, его замешательство растет, и это только сбивает Дрима с толку. Он начинает сомневаться в себе, его походка спотыкается, когда он подходит к столу Кросса. Маленькая нежная рука ложится на массивное плечо Кросса, и он отталкивает Кросса назад. Принц охотно подчиняется нежному подталкиванию Дрима, зная, что у Дрима есть лишь малая толика силы Кросса, и если он действительно не хотел двигаться, у Дрима не было надежды сдвинуть его с места. Садится на колени принцу, Дрим кивает, качая головой. Он все еще может играть в послушного раба, он все еще может притворяться, что хочет быть здесь. Он все еще может сохранить это. Все тело принца напрягается под ним, как будто он готовится к удару. “Конечно, ты мне нравишься”. — Он мурлычет, прижимаясь к груди Кросса, наклоняя голову, чтобы показать длину и уязвимость своего горла, когда он прижимается своим черепом к Кроссу. Мягкий и соблазнительный, и так много людей в салоне Темпо прижались бы губами к его шее, чтобы ощутить вкус солнечного света. Это его никогда не подводило, и Дрим всегда заманивал людей подобным образом, и если он мог заставить принца прикоснуться к нему, он мог контролировать его. Он должен был следить за Дримом, чтобы не причинять вреда другим. За исключением того, что, похоже, это не работает с принцем. Кросс опустил растерянный взгляд на Дрима, он действует медленно, чтобы скрыть боль в своем выражении, он не так умен, как он обычно, и он выглядит печально. “Нет”, — медленно произнес он. — “Я почти уверен, что ты меня ненавидишь”. Дрим ахает. Это должно было прозвучать расстроенно, но он почти уверен, что получилось саркастично. “Что? Нет, я не ненавижу тебя, почему ты так думаешь? ” — Он придал голосу дрожь, и его глазницы затуманились от слез, и это всегда заставляет его клиентов есть из его рук. И все же принц, гребаный тупой принц, который не хочет участвовать в программе, просто смотрит на него, сбитый с толку. “Нет”, — медленно произнес он. — “Я почти уверен, что ненавидишь”. — И снова, в момент изнуряющей слабости, принц действительно выглядит обиженным этим фактом, и Дрим хмурится, когда его собственное сердце сжимается. — “Ты избегаешь меня как чумы, ты все время кричишь на меня, вы с Киллером отпускаете шутки о моей немедленной кончине, когда вы двое думаете, что я вас не слышу”. — Он вежливо замечает. — “И я имею в виду, что ни один из вас не ведет себя тихо”. — Мягко говорит он, и мягкий тон его голоса заставляет Дрима вздрогнуть. Он искренне думал, что они вели себя тихо. Тем не менее, принц никогда не поднимал на них руку… Дрим избавляется от этой мысли. Сочувствие человеку, которому они принадлежали, не принесло бы ему пользы. Он чуть сильнее прижимается к беспомощному рабу, глядя на принца большими глазами лани, и его губы смягчаются, когда он расширяет свою ауру. Он позволяет мягкому теплому сиянию позитива омыть принца, убаюкивая его чем-то мягким и милым. “Шутки, мой господин. Ничего больше, мы обожаем вас, как мы могли не любить” Он ожидает, что принц смягчится от его слов и ауры, которой его окутывает Дрим, но он остается напряженным и неуверенным, и расстроенное выражение на его лице становится только глубже, чем дольше он находится в ауре Дрима. “Тебя кто-то подговорил на это?” — Неожиданно серьезно спрашивает он, и все, что Дрим мог сделать, это моргнуть ему и скрыть свое разочарование. — “Потому что, если они это сделали, мне нужно, чтобы ты сказал мне, и я с этим разберусь”. В его словах меньше жара, и Дрим может почувствовать его усталость, и все же Кросс ставит его на первое место и беспокоится о благополучии Дрима. Снова. Все, что он может сделать, это моргнуть военачальнику, все еще не зная, как с этим справиться, и он, прищурившись, смотрит на Кросса. “Что?” “Дрим”, — говорит он с безграничным терпением, — “тебя кто-то подговорил на это?” Разочарование накапливается, и Дрим чувствует, как это утекает у него сквозь пальцы. Ему нужно, чтобы все прошло хорошо, ему нужно быть тем, кто защитит остальных, и ему нужно, чтобы принц последовал его примеру. “Конечно, нет”. — Он тихо вздыхает, кладет голову принцу на грудь и смотрит на него самым мягким взглядом, на который только способен. — “Как я и сказал. Я хочу тебя видеть”. Выражение лица принца по-прежнему представляет собой странную смесь растерянности и обиды, и он снова открывает рот, чтобы заговорить, но Дрим не хочет продолжать общаться с ним по кругу. Вместо этого он тянется к сочному шоколадному торту с густой шоколадной серединкой, и Дрим позволяет своей ауре распространиться еще немного. Немного тяжелее купать принца в теплом позитиве, который, похоже, на него никак не действует. “Можешь ли ты поделиться?” — Он лукаво спрашивает, его улыбка мягкая и манящая, его мягкое тело прижимается к твердому телу принца, его голос похож на хрипловатое мурлыканье. — “Я люблю шоколад”. Кросс, моргнув, кивает ему один раз, его подбородок едва заметно опускается в знак одобрения. “Я полагаю”. — Он тихо сказал Дриму, все еще не в силах избавиться от неправильности в выражении его лица. Даже когда вся эта встреча кажется неправильной и неловкой, Дрим, используя кончик миниатюрной вилки, чтобы отрезать от ломтика кусочек поменьше, использует очарование и лучезарно улыбается Кроссу, предлагая ему откусить. Принц все еще смотрит на него сверху вниз в замешательстве и неуверенности, приоткрывая зубы в знак согласия и позволяя Дриму засунуть вилку в рот. Это должно было быть интимно и привлекательно, и принц должен был раствориться в объятиях Дрима, успокоенный его аурой. Тем не менее, это не так. Вся встреча неестественна и неправильна, и он все еще смотрит на Дрима, развалившись у него на коленях, с беспокойством и озабоченностью. Он медленно пережевывает, наблюдая за Дримом, наблюдая за ним, пока тот явно не проглатывает с большим трудом. Дрим бросает на него восхищенный взгляд, который только заставляет Кросса взглянуть на него с еще большим беспокойством, и Дрим старается, чтобы его голос звучал страстно. “Как тебе? Тебе понравилось?” “Наверное”. — Сказал Кросс с усталым хмурым выражением лица, которое только усилилось, когда Дрим потянулся к нему, вытирая шоколадное пятно, которого там не было. Он демонстративно слизывает его с пальца, ощущая только пепел своей попытки и растущую неудачу, но все же он пытается. “Он восхитителен”. — Он мурлычет, прижимаясь к груди принца, сильнее излучая свою ауру, и огоньки в его глазах становятся ярче. Это первый внешний признак того, что на принца подействовала его аура, но он просто прогоняет магию. Дотянувшись до лица Дрима большими мозолистыми руками, он нежно обхватывает его щеки, чтобы прижать к себе. Он испытывает трепет победы, когда принц прикасается к нему, притягивает ближе, и он разжимает зубы для нежного поцелуя, ради которого так усердствовал. “Дрим, я думаю, тебя, возможно, отравили”. Его зубы щелкают, а медовые огоньки в глазах темнеют от гнева и сожаления. “Простите?” “Я думаю, тебя отравили”. — Принц говорит снова, осторожно поворачивая череп Дрима то в одну, то в другую сторону, ища признаки травмы, его усталый взгляд становится еще более хмурым, когда он ничего не находит. Дрим чувствует, как что-то разбивается внутри него, пока он неподвижен, его рот открывается от шока, когда он позволяет Кроссу наклонить голову, ища рану, которой там нет. “Что?” “Ты ведешь себя не так, как обычно”, — смело говорит ему принц. — “Ты не такой мягкий и не такой приятный. Я боюсь, кто-то подсунул тебе что-то, что заставляет тебя вести себя не так, как обычно. Ты как будто флиртуешь со мной, но все, что ты показывал до сих пор, говорило о том, что ты не хочешь быть рядом со мной”. Принц пожимает плечами, выглядя обеспокоенным. “Я не виню тебя за то, что ты не хочешь быть рядом со мной”. — Он продолжает. — “Так что твое поведение вызывает беспокойство. Я думаю, кто-то, возможно, подсунул тебе что-то, что заставляет тебя вести себя не так, как ты себя ведешь”. Он выглядит печальным. “Прости”, — прошептал он, — “это моя вина. Я должен был проверить твою еду до того, как ее тебе подали. Это была моя оплошность, и ты расплачиваешься за это”. — Его лоб морщится, и между глазницами появляется глубокая складка. — “Прости, Дрим”. — Он . — “Я подвел тебя”. Дрим ошеломленно смотрит на него, его рот открывается и закрывается, как у рыбы, вытащенной из воды, душа сжимается. Похоже, что принц тоже сожалеет, но все, что может чувствовать Дрим, — это оскорбление из-за того, что он думает, что Дрим не может быть приятным. “Меня не накачивали наркотиками!” — Внезапно рявкает он, ударяя принца кулаком в грудь, отталкиваясь и поднимаясь на ноги. — “Я пытался переспать с тобой!” “Да”. — Принц терпеливо объяснил ему. — “Потому что ты накачан наркотиками. Все в порядке. Я собираюсь отвести тебя обратно к Найтмеру, он позаботится о тебе. Он и другие помогут тебе пройти через это. Все будет хорошо, и с этого момента я буду проверять твою еду”. “Я не накачан наркотиками!” — Дрим срывается на нем, его аура восстанавливается, и он видит, как тускло светятся глаза принца без него. Он почти ожидает, что принц притянет его обратно, крепко обнимет и заставит Дрима снова расширить свою ауру, как и все остальные. Выжимать из него все это, пока Дрим не закричит, чтобы он остановился. Он бы- “Тогда почему ты пытаешься переспать со мной?” — Спрашивает Кросс, его руки свободно лежат на коленях, он не смеет прикоснуться к Дриму. Для Дрима становится шоком, что его снова спрашивают об этом, и Дрим издает разочарованный звук, тихое рычание, прежде чем снова ударить Кросса кулаком в плечо. Это ранит руку Дрима сильнее, чем тело Кросса, и принц продолжает хмуро смотреть на Дрима в замешательстве, не понимая, откуда исходит его гнев. “Ты невероятный!” — Дрим обрывает его. — “Невероятный идиот! Любой другой был бы рад переспать со мной, но не ты! Я даже не знаю, чего ты хочешь!” Кросс хмурит брови от сдерживаемого гнева, и у него хватает наглости выглядеть смущенным гневом Дрима. “Я. Что?” “Идиот!” — Дрим снова набрасывается на него, прежде чем он разворачивается на цыпочках, раздраженно вскидывая руки. — “Я не могу поверить, что ты вот так отвергаешь меня!” — Огрызается он, и, если честно, его чувства немного задеты. Выбегая из комнаты принца с тяжелым чувством неудачи в груди, Дрим игнорирует призывы принца подождать и, раздраженный, возвращается в свои покои. ~ Все еще держа голову на коленях Найтмера, поглаживаемый длинными прохладными пальцами, Хоррор приоткрывает здоровую глазницу, когда тяжелая дверь, отделяющая их от принца, захлопывается. Врывается Дрим, его лицо покраснело от гнева и смущения, брови нахмурены от едва сдерживаемой ярости, и он свирепо смотрит на них всех. С другой стороны Найтмера, Хоррор видит, как Киллер просветляется, его рот открывается для какого-то едкого замечания, но Дрим указывает на него длинным изящным пальцем, надувшись. “Ни слова от тебя! Ни одного гребаного слова!” — Шипит он. Зубы Киллера щелкают, но он по-прежнему выглядит необычайно довольным собой, и Даст, сидящий за столом, фыркает. “Я же тебе говорил”. — Он громко пробормотал, не потрудившись скрыть ухмылку. Дрим издает возмущенный звук, прежде чем вытащить подушку из-под ног Хоррора и со всей силы швырнуть ее в череп Даста. Даст позволяет ему ударить по себе, и от этого его ухмылка становится шире, резче, а победный вид делает его еще более самодовольным. “Ты невероятен!” — Дрим набрасывается на него, проносясь мимо них. — “Вы оба!” — Рявкает он, прежде чем исчезнуть в коридоре в их общей комнате. Дверь за ним захлопывается, и все вздрагивают. Наступает долгая минута молчания, прежде чем Найтмер вздыхает и качает головой. “Я пойду проверю, как он”. — Тихо сказал он, мягко поощряя Хоррора подняться, чтобы он мог легко проковылять в спальню вслед за своим братом. В какой-то момент они слышат сердитые крики Дрима из-за двери, прежде чем Найтмер снова ее закрывает. Глубоко вздыхая, Киллер качает головой, наблюдая, как уходит Найтмер, прежде чем он поднимается на ноги, чтобы последовать за ним, и Хоррор качает головой. Куда бы ни пошел Найтмер, Киллер всегда последует за ним. Хоррор и Даст остаются наедине, и Даст тихо собирает карты, тщательно перетасовывая их, прежде чем начать раскладывать обратно. Хоррор хмуро разглядывает раскладку, наблюдая, как ловкие руки Даста аккуратно раскладывают карты на столе перед ним, прищурившись на них. “Ты читаешь карты?” — Тихо спросил Хоррор, его голос был ровным, но нервным. “Кроссу будет все равно, что я разговариваю с духами”. — Даст монотонно говорит ему, аккуратно выкладывая еще одну карту. — “Было бы неплохо снова иметь нормальную колоду, но сойдет и эта”. Хоррор делает паузу, наблюдая, как Даст хмуро смотрит на разложенные карты, его голос звучит тихо, когда он спрашивает. “Что говорят духи?” Даст наклоняет голову и, прищурившись, разглядывает макет. “К нам приходят хорошие вещи”. — Он постучал когтистым пальцем по одной из карточек. — “Грядут большие перемены, но это будет борьба”. Хоррор фыркает и качает головой, глядя на своего маленького приятеля. Даст всегда был такой загадкой, так увлечен наукой и обучением, но все же он все еще цеплялся за эту единственную вещь из старой страны, откуда родом его бабушка. “Да”. — Хоррор соглашается, глядя в конец коридора, куда исчезли остальные трое, и качает головой. — “И я думаю… Я думаю, что знаю, откуда это… Возьмется”. Даст издает смешок, аккуратно собирает карты обратно и снова их тасует, и Хоррор не может не волноваться. “Как ты думаешь... Люди Айронфоллз… Их бы обеспокоило, что ты разговариваешь с духами?” Пожимая плечами, Даст раскладывает карты обратно, его голос тихий, когда он говорит: “Я не знаю, но я не думаю, что Кросса это волнует. И если Кросса это не волнует, то зачем это кому-то еще”. Хоррор нахмурился, глядя на него, а Даст, сидевший за столом, нахмурился при виде нового блюда. Он почесал в затылке, пробормотав. “У Кросса все еще не все в порядке”. Хоррор кивает и хмуро смотрит на Даста, но тот поглощен своими картами и не обращает на него особого внимания. Они знали, что Кросс не здоров. Он проснулся от их дремоты, завернулся в их объятия и позволил им троим держать его, пока ему не пришлось встать. Даже тогда он просто пошел дальше. Он заставил себя продолжать и не обращался к тому, что причинило ему боль, и никогда не обращался к чутью УР. Талант, который все еще беспокоил его, и все они это знали. Он плохо спал, мало ел и все время выглядел напряженным и пепельно-бледным. Как будто кто-то высосал из него то немногое, что у него было, и Кросс изо всех сил старался не быть пустой оболочкой монстра. Даст ерзает на стуле, взгляд у него кроткий, в глазах ярко горят огоньки, и Хоррора сводит с ума от того, что он такой... Счастливый. Хоррор не помнит, когда в последний раз он действительно видел Даста таким счастливым и спокойным, и он знает, что это из-за принца. Тот, кто защищал их и обеспечивал, был добр к ним. “Тебе стоит навестить принца”. — Вежливо говорит ему Даст, кивая в сторону двери. Бросив на него удивленный взгляд, Хоррор наклоняет голову. “Это… То, что духи... Говорят?” Даст фыркает и одаривает его веселой усмешкой. “Нет, именно это говорю я”. — Он одаривает Хоррора невыносимо мягким взглядом, который, как Хоррор думал, умер глубоко в недрах гостиной Темпо. — “Кросс все еще не оправился от того, что взбесило его УР и загнало его в тупик. Он притворяется, что все в порядке, и я уверен, что бы ни сказал ему Дрим, это не помогло делу”. Он взглянул на Хоррора. “Тебе стоит пойти и поговорить с ним”. “Почему... Почему я?” — Вслух удивляется Хоррор, озабоченно хмуря брови. “Потому что он мне уже нравится, как и Найтмеру. Ты должен видеть, что Кросс не представляет опасности для нас”. — Он мрачно ухмыляется, восхищенно глядя на карточки. —“Хотя не могу сказать того же о других”. — Пожимая плечами, он снова смотрит на Хоррора, и выражение его лица возвращается к той редкой мягкости. — “Вам обоим будет полезно узнать друг друга получше”. “Даст, я...”— Хоррор пытается сказать «нет», но Даст уже мягко качает головой. “Все будет хорошо”. — Он прошептал. — “Я обещаю. Принц хороший. Я просто... ” — Он снова взглянул на карты, качая головой, — “я просто знаю. И тебе стоит пойти и поговорить с ним. Это пойдет на пользу вам обоим”. Тихо вздыхая, Хоррор теребит свои большие руки, бросая на Даста неуверенный взгляд. “Ты уверен... Пудинг?” Даст снова уверенно кивает. “Кросс хороший. Но сейчас ему ужасно грустно”. Нахмурившись, Хоррор бросает взгляд на дверь, которая их разделяет, и испускает легкий вздох. “Хорошо. Я пойду… Поговорю с ним”. Даст заметно оживляется, и он слегка кивает Хоррору, выглядя необычайно довольным собой. Заставляя себя подняться, Хоррор медленно ковыляет в комнату принца. У него нет ни плана игры, ни мыслей, только то, что Даст сказал ему это сделать, что он доверял принцу, поэтому он это сделал. Сделав глубокий вдох, Хоррор направляется в комнату принца и надеется на лучшее. ~ Принц неважно выглядит. Он выглядит усталым и унылым, и Хоррор сомневается, что он много спал. Мешки под его глазницами темные, а движения вялые. Его кости выглядят тусклыми и пепельными, и если Хоррор был честен с самим собой, он просто выглядел... Грустным. Ему больно, и он задается вопросом, насколько глубоко в него проникл Дрим. Хоррор тихо прочищает горло, чтобы сообщить принцу о своем присутствии, и напрягается, когда тот поднимает глаза, чтобы встретиться с Хоррором взглядом. Выражение его лица смягчается, когда он видит Хоррора, но улыбка не совсем соответствует его глазам. “Привет, Хоррор”. — Он мягко спросил. — “Все в порядке? Дрим благополучно добрался до твоих комнат?” — Его улыбка погасла. — “Боюсь, я, возможно, оскорбил его”. Нерешительно войдя в комнату к принцу, Хоррор утвердительно кивает. “Он дошел”. — Он тихо сказал, осторожно оглядываясь вокруг в поисках каких-либо признаков угрозы. — “Кажется, с ним... Все в порядке”. Он двигался медленно, как будто принц мог сорваться с места, и Хоррор готовился убежать. Тем не менее, Кросс не делает никаких агрессивных движений по отношению к нему и продолжает спокойно сидеть за столом. Кросс устало кивает, и Хоррор делает еще один смелый шаг в комнату. “Я... Вообще-то, зашел проведать... Тебя. Мой принц”. “Ох? Ко мне?” — Кросс спросил мягко, но его слова прозвучали уныло и несчастно. — “Тебе не обязательно, Хоррор. Я же сказал вам, вы мне ничего не должны, вам не нужно быть здесь против своей воли. Никто из вас этого не должен это делать”. Делая еще один шаг к принцу, Хоррор хмурится и задается вопросом, что именно произошло с Дримом. “Я знаю”. — Тихо говорит ему Хоррор, медленно садясь рядом с принцем, для чего ему приходится придвигать одно из мягких стульев в комнате. Он издает ужасный шум, когда Хоррор тащит его к столу, ножки скребут по полу, но Кросс не делает ни движения, чтобы остановить его, и не повышает голос. Он просто наблюдает, как Хоррор чувствует себя как дома в своей комнате, позволяя своим усталым костям отдохнуть, когда он опускается в плюшевое кресло. “Хочу проверить... Тебя”, — мягко говорит ему Хоррор, имея присутствие духа, чтобы немного приврать, и почему-то он чувствует, что было бы обидно за чувства принца, если бы он сказал ему правду, что его послал Даст. “Я в порядке”. — Кросс отвечает ему немедленно, но его улыбка немного тускнеет, и он выглядит до ужаса тупым, и все в его позе тела и уже приглушенном выражении лица говорит ему прямо противоположное. На самом деле, Кроссу не очень хорошо. Хоррор издает тихий звук, что-то среднее между гулом и вздохом. “Тебе грустно”. — Он мягко указывает, и только при этих словах в глазах Кросса вспыхивают огоньки удивления. Он бросает на Хоррора задумчивый взгляд, прежде чем говорит очень тихим голосом. “Полагаю, да. Но это не то, о чем тебе нужно беспокоиться. Я уверен, что другие нуждаются в тебе больше”. Хоррор не уверен, почему это заставляет его душу сжиматься или почему он испытывает чувства к принцу, но это так. Возможно, это было потому, что Кросс спас их, или, может быть, потому, что он заботился о них, защищал их и обеспечивал их. Возможно, это было потому, что он относился к ним как к личностям, как будто они были одними из его людей, а не игрушками. И, возможно, Хоррор смог бы понять, почему он понравился Дасту. Это смягчает его сердце по отношению к принцу, пусть даже совсем немного. “Но кто есть у тебя?” — Спрашивает Хоррор и морщится, когда это стало ясно как божий день, и плечи принца опускаются еще сильнее. “Я в порядке”. — Он говорит снова, его голос ровный, а выражение лица удрученное. “Я... Не думаю, что ты такой”, — как можно мягче говорит ему Хоррор, осторожно придвигая свой стул поближе. — “Что-то вызвало подъем и падение уровня УР. Тебя что-то расстроило.” — Осторожно заметил он, наблюдая, как плечи Кросса опустились еще ниже. — “Но ты не обязан говорить мне, что. Но.. я могу что-нибудь сделать? Помочь?” Он снова улыбается, но это неестественно и скучно, и поэтому очень натянуто. “Нет, я в порядке, Хоррор”. — Кросс успокаивает, и Хоррор ему не верит. “Хм”. — Хоррор тихо протягивает. — “Я думаю, тогда... Тогда я останусь здесь. И составлю тебе компанию”. Это пугает принца, и немного света возвращается в выражение его лица, и он, кажется, борется с этим. Как будто он боялся надеяться на большее. “Если ты хочешь, Хоррор, но, пожалуйста, ты можешь вернуться в свою комнату в любое время”. Хоррор кивает, устраивается в плюшевом кресле и выжидающе смотрит на Кросса. Принц вздыхает, но едва заметная улыбка тронула уголки его рта, и он возвращается к своим бумагам. Он работает в тишине, давая Хоррору возможность наблюдать за принцем, за тем, как его большие руки движутся со странной нежностью, несмотря на то, какими большими они были. Это было похоже на то, как он прикасался ко всем из них, в тех редких случаях, когда Кросс вообще прикасался к ним. Он был спокоен и осторожен с ними, и всякий раз, когда он провожал Найтмера обратно в их комнаты, его рука всегда почтительно лежала у него на пояснице и никогда не блуждала. Кросс никогда не повышал на них голос, никогда не поднимал на них властную руку, никогда не тащил никого из них к себе в постель, хотя это было его правом как их хозяина. Он заботился о них, как о саде. Он дал им свежий воздух, питательные вещества и пространство для роста. Он не держал их взаперти и в клетке, он не пресекал их, когда они протянулись немного дальше. Кросс оставил их в покое, не заставлял их взаимодействовать с ним и не злился, когда они отступали в свое личное пространство и безопасность. Кросс... Сдержал свое слово. Обещание, клятва души, которую Хоррор не был уверен, что смог бы сдержать, но он сдержал, и напряжение, которое Хоррор, казалось, всегда нес с собой, немного ослабло. Давным-давно отец Хоррора говорил ему, чтобы он всегда держал свое слово, что в конце концов твое слово — это все, что у тебя есть. Что, если твое слово никуда не годится, то и ты никуда не годишься. Итак, если Кросс сдержал свое слово, он, должно быть, хорош. Хоррор не был уверен, а рана на голове иногда мешала ему думать, но он действительно доверял Дасту и Найтмеру. Они бы не стали лгать ему, они бы не позволили ему проводить время с принцем и не поощряли бы его проводить время с ним наедине, если бы он представлял угрозу. Даст и Найтмер никогда не причинили бы ему вреда, и уж на это Хоррор может положиться. Он устраивается рядом с Кроссом, наблюдая за его работой. Наблюдая, как его большие мозолистые руки пишут отчет с помощью пера, которое в его руках казалось комично маленьким, в относительно комфортной тишине. Это было здорово. “Хоррор, хочешь торт?” Голос Кросса вырывает его из приятной передышки, когда он наблюдает, как большие руки Кросса работают над листами пергамента, убаюкивая Хоррора почти до состояния сна. Он поднимает взгляд на принца, который наблюдает за ним так же внимательно, выражение его лица по-прежнему скучное, а рот сжат в ровную линию, пересекающую все лицо. Он терпеливо смотрит на Хоррора и не делает ни одного насмешливого замечания, когда Хоррору требуется долгое время, чтобы осмыслить то, что говорит Кросс, прежде чем он переводит взгляд на кусок торта на столе. Это насыщенный шоколад, покрытый восхитительной глазурью, и Темпо использовал бы его, чтобы посмеяться над ним и остальными. Он позволил бы клиентам съесть этот торт прямо с его тела, как будто он был частью мебели, а не живым, дышащим монстром, и посмеялся бы над его страданиями. Они дразнили его запахом вкусной еды, когда все, что он получал, было в лучшем случае кашей, и это было еще одной вещью, которую Темпо использовал, чтобы сломить их. Темпо использовал еду в качестве оружия, а Кросс раздавал ее так свободно. От разницы между ними у Хоррора кружится голова, а в груди сжимается. Его рот наполняется желанием, а тело жаждет того, чего ему так долго не позволяли. “Разве ты… Не хочешь его?” — Медленно спрашивает он, но Кросс отрицательно качает головой. “Я не голоден”. — Он мягко говорит. — “И это прекрасный торт, жаль, что он пропадает”. Снова взглянув на торт, он хмурится, увидев, что откусил от него всего один кусочек, и задается вопросом, не дело ли это рук Дрима. “Спасибо тебе, мой принц”. — Шепчет Хоррор, тянется к тарелке, смотрит на Кросса, чтобы убедиться, что ее действительно безопасно брать, и облизывает зубы. Кросс моргает, глядя на него, наслаждаясь видом легкого возбуждения Хоррора, и постепенно еще немного страданий тает. “Конечно, Хоррор”. — И ему болезненно напоминают, каким красивым был принц. И каким он не был. Пытаясь избавиться от этой мысли, Хоррор опускает взгляд на свой торт, придвигая его поближе, его грубый мизинец цепляется за край каких-то бумаг, отодвигая их в сторону, чтобы показать книгу. Обложку несколько раз подправляли чем-то похожим на высушенный древесный сок и что-то вроде клейкой ленты. Он выветрился и изношен, и его очень любят, и Хоррор хмуро смотрит на него, недоумевая, зачем принцу понадобилось прятать его под листами бумаги. “Что это?” — Спрашивает Хоррор, ставя тарелку на колено, чтобы он мог указать на край случайно раскрытой книги. Кросс поднимает взгляд на то, на что указывает Хоррор, его лицо заливается жаром и обжигающим румянцем, он запинается, пытаясь объяснить. Напряжение снова сковывает тело Кросса, когда он широко раскрытыми глазами смотрит на книгу, прежде чем Кросс испускает глубокий вздох, как будто смирившись со своей судьбой. “Это книга стихов”. — Тихо говорит он, немедленно возвращая взгляд к своим бумагам, как будто избегает драки с Хоррором. Странно, принц никогда не казался тем, кто избегает конфликтов, и он не понимает, почему он должен готовиться к чему-то сейчас. “Я люблю поэзию”. — Хоррор сказал ему со странной мягкостью, когда он потянулся за книгой, чтобы увидеть автора. Возможно, если бы другие знали, что принц любит читать, они смогли бы лучше с ним общаться. Возможно, Дрим и Киллер перестали бы быть такими колючими, если бы видели в нем человека, а не того, кто собирается их оскорблять. “Я тоже люблю”. — Кросс вздохнул. — “И я трачу много времени, защищая этого автора. Её стихи помогли мне пережить несколько тяжелых ситуаций”. — Кросс говорит ему странно тихим и усталым голосом. — “Я просто не в настроении сражаться за неё сегодня вечером”. — Он добавил больше для себя, и Хоррор не знал, хотел ли он сказать это вслух. Нахмурившись, Хоррор смотрит на корешок книги и чувствует, как все его тело замирает, когда он читает название и автора. Ода ночному небу ~ Сборник стихов Венеры из Рощи Морской Пены. Первое дополнение. “Я знаю, что многие люди считали ее стихи одномерными и детскими, но я всегда с этим не соглашался”. — Тихо сказал Кросс. — “Я думал, что она видела мир иначе, чем все остальные из нас. Жители Айронфоллов, люди здесь, дома, всегда смотрят на мир очень сурово. Вся власть постоянно, использование всего и всех, и каждый на своем месте”. — Кросс сказал ему тихо, почти печально. — “Но Венера. Она всегда видела красоту во всем”. Кросс печально улыбнулся ему, это сделало его моложе, менее суровым, и Хоррор понимает, что он не возражает против этого. “Эпик подарил мне эту копию, когда мы были на войне. Мне было, наверное, девятнадцать, и Кровавая Луна сбросила меня во время нападения”. — Он немного застенчиво хихикает, и Хоррор обнаруживает, что улыбается вместе с ним. — “На самом деле, она спасла мне жизнь, сделав это. Стрела, предназначавшаяся моему сердцу, пролетела мимо меня и задела ее. Я сломал ногу при падении, а она насмерть затоптала лучника”. Хоррор заставляет его взглянуть на то, с какой нежностью принц отзывается о своем коне и начальнике шпионажа, и он подозрительно косится на Кросса. Он не обращает на это внимания, продолжая с нежностью разглядывать книгу. “Мне прописали двухнедельный постельный режим, пока я выздоравливал, и я думал, что сойду с ума. Итак, Эпик нашел единственную книгу, которую смог найти в радиусе десяти миль, и я проглотил ее за несколько часов. Я перечитывал ее снова и снова в течение этих двух недель”, — говорит он с нежностью, — “и перечитываю всякий раз, когда мне нужно напомнить, что мир не всегда холодный и враждебный”. Хоррор кивает. “Да”. — Он соглашается. —“Венера была очень проницательным автором”. Кросс оживляется и заметно светлеет:  “Ты знаешь о ней?” Хоррор кивает, медленно открывает потрепанную обложку и обнаруживает старую фотографию, спрятанную внутри. Это более новая технология, и он не удивлен, что у принца есть редкая фотография, и усмешка тронула уголок его рта, когда на ней изображен принц, его рука небрежно закинута на плечи своего начальника разведки. Они оба ухмыляются в камеру, а по обе стороны от них теснятся младшие братья Кросса. Все они намного, намного моложе. Близнецы все еще обнимают игрушки, а коронованный принц кажется менее суровым. Время попроще. Напоминание о том, почему Кросс отправился на войну и за что он сражался. “О да”. — Хоррор тихо говорит, думая о своих собственных более простых временах. — “Я довольно хорошо осведомлен о Венере. Она была жителем Рощи Морской Пены”. — Он поднимает взгляд на Кросса, грустно хмурясь. — “И, по слухам, была частью ближайшего окружения королевы Ним”. Кросс замер при этих словах, его глаза уставились на книгу, затем снова на Хоррор и снова вниз. “Мне так жаль, Хоррор”. — Кросс быстро сказал, сразу поняв. — “Я. Я не подумал. Я забыл. Я.” Прости, я забыл, что ты из падшего королевства — что ты из Рощи Морской Пены. Дом, разрушенный отцом Найтмера и Дрима, и в который они никогда не смогут вернуться. Мне жаль, что ты порабощен здесь, со мной. “Все в порядке, мой принц”. — Хоррор мягко сказал ему, осторожно закрывая книгу. —“Это не расстраивает меня... Я смог увидеть остатки дома”. — Плечи принца снова расслабляются, и он бросает на Хоррора болезненно мягкий взгляд. — “Ты читал другие книги серии?” — Он справился без срыва в голосе или заикания. — “Они довольно хороши”. Кросс бросает на него еще один смущенный взгляд, медленно кивая. “Да. Я...” — Он кашляет и тихо добавляет. — “У меня в моем личном арсенале есть набор первых дополнений ко всем книгам”. — Он снова краснеет, но, похоже, не может сдержаться. — “Баллада на лезвие, Песни за едой, Прощание надолго – Стихи для мертвых. Даже двойник этой, Ода солнцу. Я любил каждую из них, но эта книга была особенной”. — Кросс немного застенчиво признается. — “Я просто”. — Он делает паузу, колеблясь, прежде чем смотрит на Хоррора с самой нежной улыбкой, которую он когда-либо видел. — “Я просто никогда не смотрел на звезды так, как она”. Кросс, снова смущается, похоже, не может сдержать румянец, заливающий его лицо. “До прочтения этой книги я всегда рассматривал звезды как нечто полезное. Не более того. Способ путешествовать ночью, когда ваши враги не заметят вашего приближения. Не более. Не менее.” — Он протягивает руку, чтобы погладить сломанную обложку книги, и в его голосе слышится болезненная нежность. — “Но потом я прочитал, как она увидела звезды. Какие они были впечатляющие и красивые”. Он смотрит на Хоррора с такой же преданностью звездам, какой был сам, и говорил со страстью, которой Хоррор не слышал годами. “Они не просто потрясающая сила. Они полны света, тепла и красоты, и я никогда раньше не смотрел на них так. Она изменила мой взгляд на вещи, и это принесло мне такое... Утешение от мысли, что все могло стать лучше”. Хоррор чувствует, как что-то внутри него меняется. Он чувствует, как что-то тает, когда слышит речь принца. Это было все равно, что слушать Ним. Она была сильна не только на поле боя, но и в том смысле, который Хоррор не мог объяснить. Она была сильной личностью, твердой в своих идеалах и морали, готовой подчиниться новой науке и информации и всегда готовой поступать правильно, даже если это было трудно. И он так по ней скучал. И Кросс очень напоминает ему ее. Что-то внутри смягчилось по отношению к принцу, и часть напряжения, которое появлялось внутри Хоррора, ослабла, и он расслабился в мягком кресле, слушая страстный пересказ Кросса стихов, написанных Венерой. К концу Кросс кажется немного менее грустным, а Хоррор — немного менее напряженным, и оба, похоже, хорошо приняли компанию друг друга. Они наслаждались тишиной между ними и разговором, и после этого Хоррор стал... немного менее загнанным. Он чувствовал, что, возможно, Даст был прав насчет принца, и он был не так плох, каким его представляли Киллер и Дрим. Возможно, им было бы хорошо здесь, под нежной заботой порочного принца войны, который любил поэзию и видел красоту звезд. Тот, кто заботился о своем народе, и, возможно, пришло время начать считать себя частью народа Кросса. Возможно, они действительно могли бы быть счастливы здесь. Возможно. ~ Возвращаясь в их комнату, полную разговоров, Хоррор чувствует... Он чувствует себя впервые за три года и думает, что забыл, что такое безопасность и счастье. Это тепло и затягивает, и Хоррор хочет испытать это чувство еще больше. Он хочет, чтобы другие тоже испытали это чувство, и он может только надеяться, что в свое время они испытают. Он слышит, как в их комнатах все еще бушует Дрим, и, нахмурившись, Хоррор может только надеяться, но глубоко боится, что пройдет какое-то время, прежде чем это случится со всеми ними. Даст там же, где Хоррор оставил его, тихо сидящего за столом, читающего свои карты, довольного одиночеством и знанием, что Хоррор в безопасности с принцем. Он не поднимает глаз, когда Хоррор садится, но его легкая понимающая улыбка — это все, что Хоррору нужно увидеть, чтобы понять, что с Дастом все в порядке. “Итак, как все прошло?” — Спрашивает он, слегка нараспев. Хоррор слышит самодовольство в его голосе, выражение «я был прав, и я тебе это говорил,» и Хоррор не может не улыбнуться в ответ. Он садится рядом с Дастом, обнимает толстой рукой своего крошечного друга, прижимается открытым ртом к его горлу в поцелуе, от которого дрожь пробегает по его маленькому совершенному телу. Здесь они были в безопасности. Он поверил слову принца, и что принц сдержал свое слово. Он мог быть нежным со своими возлюбленными, он мог любить их снова, не опасаясь вреда или опровержения. Он не разозлился, когда Дрим и Найтмер были застигнуты на диване. Здесь они действительно были в безопасности. Что-то в Хорроре успокаивается от этого осознания, и он снова целует Даста в шею, прежде чем прижаться к нему. Он тихо вздыхает с облегчением, утыкаясь лицом в шею Даста, чувствуя, как он дрожит, и в его горле появляется улыбка Хоррора. “Ты был прав”. — Тихо говорит он, и Даст тут же чувствует, как тот приободряется. Самодовольство возвращается, и он слышит победу в своем голосе. “Я знаю”. — Он шепчет в ответ, тут же снова погружаясь в Хоррора. Сколько времени прошло с тех пор, как у них было это? Сколько времени прошло с тех пор, как они могли проявлять привязанность, не опасаясь наказания? Они оба носили на себе шрамы от своих неудач, от того, что Темпо застал их врасплох, и глубоко внутри они были нежны и обижены тем, что причинили боль друг другу. И все же, здесь… Хоррор снова целует Даста, нежный поцелуй в уголок его рта, и он чувствует вкус улыбки Даста. На вкус он как солнечный свет, как воздух после дождя. Он идеален. Ободренный временем, проведенным с принцем, успокоенный его заверениями, Хоррор тянется к подбородку Даста, нежно обхватывает его щеку, баюкая ее и готовый овладеть его ртом. Он может быть здесь. Здесь он был в безопасности. И все же была одна небольшая сплетня, которой Хоррору нужно было поделиться, прежде чем он взорвется. Сплетня, которую только Даст мог понять и смеяться вместе с ним, пока все это не выплывет наружу. Лакомый кусочек сплетни, который понравился бы Дасту. Глазницы Даста тяжелеют, и он наклоняет голову, чтобы поцеловать Хоррора, их губы соприкасаются, когда они обмениваются вздохами. Сладкое дыхание Даста обжигает зубы Хоррора, и он облизывает рот, чтобы увлажнить свой, когда Хоррор шепчет так сладко, как только может: “Принц — фанат Венеры". Эффект мгновенный. Даст отшатывается, его глазницы расширяются, а сладкий дерзкий рот приоткрывается в судорожном вздохе. “Что?! Нет!” Озорная ухмылка Хоррора становится шире, и, чувствуя себя глупо и бунтарски, он утвердительно кивает. Из глубины его маленькой груди вырывается грубый смех Даста, и Хоррор не помнит, когда он в последний раз слышал смех Даста. Очень, очень давно. “Ох, черт возьми”. — Он злобно хихикает. — “О, мой гребаный бог”. Рот Хоррора медленно расплывается в улыбке, и он хихикает вместе с ним. Они смеются еще громче, когда слышат, как в их комнате бушует Дрим. “Интересно”. — Даст говорит между задыхающимися смешками, снова припадая к Хоррору, наклоняя голову набок, чтобы подставить ее для поцелуя. “Что бы сказал наш прекрасный принц, если бы знал, что Венера у него в руках?”. Дрим снова кричит, впадая в новый прилив гнева, и сегодня ночью с ним справился Найтмер. Хоррор улыбается. “Я думаю... Он был бы удивлен её гневом”. “Гнев, вызванный кем-то другим. Дрим никогда не был таким жестоким, пока Темпо… Я уверен, что принцу понравится, что работорговец сломал его любимого поэта”. — Даст добавляет злобно, мстительно и разгневанно, и, вероятно, думает о гибели Темпо от рук их злобного, но добросердечного военачальника. Хоррор, напевая, кивает. “Да, я уверен, принц будет чрезвычайно доволен”. — Саркастически пробормотал он. Затем он прижимается к Дасту для поцелуя, подавляя свой мрачный смех согласия. Молчаливое обещание между ними позволить этому небольшому количеству сплетен всплыть в свое время. Если повезет, Темпо столкнется с последствиями своих действий. Потянувшись за Дастом, Хоррор нежно обхватывает ладонями его лицо, баюкая его череп, чтобы излить в него всю привязанность, которую он сдерживал последние три невыносимых года. Он пробирается в рот Даста, создавая экто, которое может образоваться после многих лет жестокого обращения, зная, что это все, что у него сейчас есть, но он позаботится о том, чтобы Даст получил от этого удовольствие до последней капли. Он лизнул сладкий, бархатистый рот Даста, издав сладкий, нежный стон, звук, которого никогда не слышали в гостиной. Это было только для Даста, и Хоррор может только поблагодарить принца за этот момент. Тот, который был бы потерян для темной, жестокой гостиной и темных, жестоких людей. Под защитой принца Хоррор целует своего милого друга и искренне верит, что у них все будет хорошо. ~Плавник