***
Воздух не по-осеннему душный и спертый. Начало сентября, а с неба ни единой капли не упало за последний месяц. Пылью дышать в самый пик солнца было даже невозможно, но это не остановило юных скакунов и преданных зрителей явиться на ипподром и занять свои положенные места. Бегуны на старте, а на трибунах стоял гул из голосов воодушевленных разговоров. Кто-то затаил дыхание с самого начала, переживая за фаворитов на этом забеге. Готовность лошадей и наездников шла полным ходом, как и короткие разговоры между соперниками проскальзывали язвительно. — Мистер Чон, Вы выглядите слишком уверенно, и даже слишком высокомерно смотрите на всех, — Ким Енхо, наблюдавший за напыщенным с самого утра Седжоном, решил подогреть нервы неприятеля за десять минут перед началом забега. — Когда человек уверен в себе, он в праве показать это всем своим видом. Или Вас мой взгляд как-то выбил из колеи? Боитесь? — Ни в коем разе, лишь очень хочу понаблюдать за тем, каковы будут Ваши глаза в проигрыше. — Не живите фантазиями, это бывает вредно. Пыль от скорости боя копыт на старте поднимается будто туманом, который проглатывает скакунов. Может показаться, что они вовсе исчезли, что кто-то использует черную магию против этого спорта, но темно-каштановая лошадь, на седле которой держался Ким, напористо и с невидимой тягой назад вырывается из плена и развеивает за собой такую же дорогу легких песчинок. За ним и расселились по полю и остальные: кто-то бежал на хвосте, а самые юные наездники — плелись позади. Чон, знающий и верующий в себя, дает поблажку мужчине впереди себя и не тратить все силы на самом начале. Он держится стойко и даже насмешливо, не отстраняясь ни на сантиметр по своему придуманному плану. Оставались считанные метры и чуть менее минуты, многие потеряли надежду, думая, что коню Чона не хватало сил опередить соперника, но произошло все иначе. Белый скакун опередил без особых усилий свою угрозу поражения, бросая ядовитую улыбку в сторону Енхо, чье лицо оцепенело в миг, застывая со страхом в глазах. Были бы надежды все равно, если не внезапная смена настроя животного, черная морда которого начала вертеться, будто пытаясь что-то смахнуть. Это тормозит Кима в схватке; конь пытается встать на дыбы и брыкаться, но альфа вынуждает бежать дальше. Фырчит, отворачивается, не обращая внимая на натянутые поводы. Сам Енхо задыхается в порывах накатывающих в ноздри колких чиханий. Шлейф из мелкого порошка, который смешался с пылью, прекращает высыпаться из кармана Седжона. Конь останавливается чуть ли не полностью, «захлебываясь» воздухом, что делает его нервным и разъяренный, пытаясь смахнуть с себя жокея. И, пока длились все несчастные попытки придти в норму и успокоить животное, Чон давным-давно оказался на финише, довольствуясь аплодисментам и выкрикам, а за ним подоспели и остальные участники забега, оставляя Кима на полосе с покрасневшим носом и легкими слезами на на ресницах. Такого провала не ожидал никто. — Зачем ты это сделал? Мы ведь договаривались, что не будет никакой подлости с твоей стороны! — девушка отводит своего мужа в сторону от бурных обсуждений прошедших скачек и зло смотрит тому в глаза, сведя брови, а щеки ее покрылись румянцем от возмущения. Только они оба знали причину рокового проигрыша семьи Ким сегодня. — Чтобы он теперь знал: со мной так просто играться и пререкаться не получится. Я отстою свое имя любой ценой. Она молчит и не знает, что сказать поперек слова своей истинной пары. Взгляд ее не меняется, но медленно спускается вниз. Спорить с Седжоном никогда не имело смысла, он знал свою правоту в любых ситуациях. — Пусть теперь знает свое место.***
Чонгук открывает дверь и впускает в комнату сначала Тэхена, гордо подняв голову с улыбкой. Заходит следом, закрывая. — Можно назвать это музеем, здесь все связано с моей семьей чуть ли не с самых истоков. Омега оглядывает небольшое пространство, обращая особое внимание на расписные золотые окантовки и картины в них, развешанные на стенах. Эти изображения показывали историю, жизнь фамилии Чон; на каждой была молодая пара и их дети. Он подметил, что в каждом поколении: омега — девушка. Ни одной однополой пары, — это бьет ниже пояса острым ножом. В углу красовался камин, по-видимому недавно был в использовании. С другой стороны сервант с какими-то фигурами, игрушками и бумагами с книгами. Ким осторожно проходит к центру, низкому столику и широкому старому креслу с мелкими трещинами и еле заметными полосками-зацепками на обивке. А самым необычным было зеркало в полный рост, в котором Тэхен увидел свое отражение и фон из тех самых семей. Чонгук встал рядом в какую-то величественную позу. — Я часто смотрю в это зеркало и представляю, что моя картина тоже будет здесь висеть. — Это и правда историческое достояние. Похвально, что удалось все сохранить, — постарался отойти от альфы, чтобы не мешаться в отражении, ведь не его место. Тэхен подходит к окну, с интересом глядя на бронзового цвета телескоп с длинными ножками. — Кто-то изучал звезды? Астрономию? — Не совсем. Моя мама любила смотреть на звезды перед сном, и она очень сильно ругалась про себя, когда какое-нибудь облако мешало ей наблюдать за особенным для сердца сиянием, — альфа ходит хвостиком за гостем в этом мире, сплетя руки за спиной. — Ваша матушка не отдавала предпочтения музыке? — Тэхен завороженно идет дальше, к тому самому серванту, и заглядывает в содержимое через потертое и потемневшее от времени стекло: фигурки лошадей (коллекционные), мягкие пыльные игрушки, а рядом — детские оловянные солдатики, пытающиеся сохранить на себе краску, но время беспощадно оставляет пустые пятна и дефекты. — Она играла на скрипке, — отвлекает бету от просмотра, приковывая его глаза к стене с полкой, на которой лежит ещё идеальный по состоянию инструмент. — Думаю, ее лучше убрать в чехол, чтобы не подвергать функциональность опасности. — В чем-то ты прав. Глазами шел дальше, будто эта комната становилась только больше с каждой секундой, наполненной мелкими деталями, разглядеть которые понадобились бы целые сутки. Дальний угол светился даже в тени из-за золотых кубков разных размеров, медалей; потертые временем развешанные грамоты, и местами надорванные благодарственные письма дополняли стену как иконы в храме. Подписанные трофеи именовались не только Чонгуком, а и его предками. Многое не удалось сохранить до нынешних дней, но альфа впредь бережет хоть эти остатки прошлого как нечто сокровенное. Тэхен подходит ближе и как ворона золото разглядывает, поражаясь драгоценным камням на ручках самых старых кубков, прям таких же, какие сейчас императоры носят на своих коронах. Хотел прочитать эти рукописи, но чернила в большинстве местах поплыли безвозвратно. Даже Чонгук не знал, что там описано. Вместо этого он отвлекает внимание беты на противоположную стену, что была голой, и раскатывает на ней широкий плакат, приподнявшись на маленькую переносную ступеньку. — Это весь путь от начала, — Ким не совсем понимающе смотрит на имена и множества тонких линий. — Древо, которое я должен дополнить, — указывает на низ, где всю эту ветвь замыкало лишь одно имя. Имя Чонгука. — Мои родители не могли иметь детей более после моего рождения, а их братья и сестры погибли без наследников. Остался один мой дядя, но я не имею понятия, как и где он. Отказался от семьи после ссоры с моим отцом, — переводит палец на описываемого. — Это все выглядит так… Majestueusement, — взгляд бегает вверх-вниз, изучая пары: сколько братьев, сестер и детей, эти все пересечения. Самое печальное было то, что Чонгук единственный и последний. У него нет никого. Даже дальних по родству: либо об их жизни ничего неизвестно, либо судьба распорядилась так, чтобы альфа справлялся со всем в гордом одиночестве. Сам Всевышний проверяет его. — Как ты доконал со своим французским, — уже в юморном тоне возмущается, сворачивая плакат обратно. — Сколько ты лет жил заграницей? — Около четырех. Vous devrez apprendre cette langue aussi, — хитро улыбается в ответ, сплетя пальцы за спиной. — Merci pour l'excursion. Голос Тэхена с французским акцентом звучал плавно, бархатно и томно, будто он протягивал в мелодии каждую гласную. Его произношение также можно сравнить в коренным жителем Парижа, не найдя в речи каких-либо дефектов и неправильно поставленного ударения. Это было даже дико для Чона, знающего лишь два языка, которые пользовались популярностью среди жестких, резких звуков, не требующих вытягивать какие-либо слоги; только четко тараторить. Омега поспешил покинуть эту «выставку», оставив озадаченного альфу. Чонгук, кажется, окончательно запутался: рядом он не испытывал никакого жгучего ощущения в груди, но стоило отдалиться Тэхену хоть на пару шагов, то смело мог заявлять о своем пристрастии к хоть тому же усталому взгляду или моментами французскому акценту в корейских словах. Он даже выучил некоторые фразы: приветствия на иностранном уже засели в памяти глубоко и надолго, потому что сам Ким иногда не мог контролировать свой язык. Это больше не смущало и не злило, упреки перестали выливаться, а брови больше не хмурились. Альфе хотелось отвечать по утрам в той же манере, но какое-то стеснение не позволяло. Не хотелось упасть в глазах беты из-за нелепо сказанного слова. Осуждение Тэхена — главный страх, что щекотал нервы от одних представлений его тяжелого взгляда. Всего лишь фантазии: Ким никогда не позволял и не думал одаривать Господина даже вздохом раздражения. Не было такого в характере юноши. Одним утром что-то дернуло Чонгука, когда он снова услышал какое-то ошарашенное «бонжур». Обычно помощник был пуглив по утрам, не ожидая альфу, который каждый раз подходил по спины довольно неожиданно. — Bonjour, — ломано и неуверенно ответил, выжидая в глазах отвращение, но шок во взгляде только шире раскрыл веки. Тэхен медленно хлопал ресницами и, осознав, иронично улыбнулся. Его взгляд моментально ожил. — Pourquoi avez-vous soudainement décidé de parler français? — он едва повернул корпус тела обратно к коню, проверяя ремешки. — Что бы ты там не сказал, но я хотел предупредить тебя о позднем возвращении сегодня. Смотрю, ты уже сам справляешься, поэтому могу со спокойной душой покинуть усадьбу. — Вы бы могли просто оставить записку, а не приходить лично сообщаться мне об этой. Не утруждайте себя. — Еще хотел сказать, что вечером посажу тебя на коня снова, поэтому будь готов, — последнее, что кидает альфа перед тем, как загадочно развернуться и отдалиться по тропе ко входу в дом. Снова Тэхен окаменел, смотря на спокойную морду над собой и вспоминая, как прошла их прошлая попытка по ощущению скорости.