Победителей не судят

      Волнение самого утра витало в воздухе, проснувшись раньше всех; Чон открыл глаза с тревожностью и резкостью, как после ужасного сна, но не спешил вставать. Тело беты находилось все в том же положении, в каком засыпало ночью, что не хотелось мешать и будить раньше времени. Это утро для альфы было таким же прекрасным, как тогда, в тот роковой день: забылись даже переживания и волнения по поводу забега, омега своим умиротворенным дыханием и тяжестью будто заставлял сиять и давал надежду, опору и поддержку. За окном ко всем прелестям была ясная погода, что разлилась по полу солнечными лучами, пение птиц и легкий ветер, щекочущий ноги. Плед оказался нетронутым, сваливаясь с кровати почти полностью: обоим телам комфортно и без него.       Едва тикающие настенные часы пробили ровно семь утра тихой мелодией. Как же Чонгук хотел остановить время на последней секунде, чтобы этот момент длился вечно. Тэхен не реагирует, отсыпаясь за прошедший день: скидывать его с себя будет самым подлым поступком. За дверью постепенно начинают слышаться шаги и разговоры проснувшихся на завтрак, а с минуты на минуту должен прибыть Чимин.       — Тэхен, — шепот и легкие поглаживания по спине, а в ответ — невнятное мычание и укрепляющее объятия. — Нужно просыпаться, у меня слишком много дел сегодня. Если хочешь, можешь еще поспать, — Чонгук все-таки пытается сдвинуть с себя упрямого парня, но оказывается охвачен еще и ногами. — Хорошо, пять минут, потом придется тебя насильно снимать.       Омега даже от такого не проснулся, видя самые красочные сны, какие не посещали его мозг уже столько лет, погружая только глубже в эйфорию. Он не слышит, как открывается дверь, впуская в комнату немного недоумевающего и потерянного Пака, который узрел несопоставимую для его мозга картину; Чонгук приветственно кивает ему, призывая также закрыть дверь, и рукой показывает знак о пяти договоренных минутах. Бета подыгрывает, но не знает — кому. В голове сразу вопрос: неужели признался? Как бы близок Чон ни был, но вопрос между этими двумя; никак не Чимина, поэтому он продолжает держать язык за зубами, не имея в себе такого худшего качества в воспитании: нос в чужие дела без повода не засунет.       Нехотя и очень драматично Ким переваливался на бок, до последнего цепляясь за любимое тело. Подготовку никто не отменял, хоть и хотелось до последней минуты оставаться в таких утренне нежных объятиях.       — Пойдем на завтрак и принесем этому страдальцу что-нибудь, а то мне кажется, он долго не встанет с кровати, — Чонгук усмехается, хоть и понимает, что сейчас важна каждая минута и сила, потому что в полдень будет крепко держаться за поводы.       — Что это с ним? Не припоминаю, чтобы он так долго спал, — Чимин поджимает губы и сводит брови к переносице, бросая последний раз взгляд на спящее тело перед тем, как выйти из комнаты.       — Дорога вчера слишком вымотала его, как и ненавистное общество. Впрочем, с последним я соглашусь и сам.       Разговоры за столом на природе проходили более напряженно и тяжело. Свежий воздух больше пробуждает аппетит с утра, поэтому многие не отвлекались от трапезы; только Пак носом воротил — лучше него не готовит никто!       Появившееся из ниоткуда Джен, выбиравшая наряд все утро: платье из нескольких уровней в гармоничных пудрово-розовых тонах, что удлинялись до подола ступенькой (несмотря на все завивающиеся ткани и кружева, юбка не была пышной для удобства на ипподроме). Цепочки и сережки не бросались в глаза, зато привлекала все внимание плетеная шляпка с мелкими искусственными бутонами цветов, создавая по кругу белоснежный венок, и тонкий, аккуратно завязанный ленточный бант, прижатый за уголками челюсти, спускал свои хвостики на ключицы.       Она хваталась собой мнимо перед Чоном, пытаясь пробудить в нем хоть какую-то искру: не забывала кокетничать и играть взглядом с Сокджином, накручивая на указательный палец свои светлые распущенные локоны. Все-таки виновника всего этого театра не волновали и виды поцелуев в щеку; Чонгук думал лишь о том, как обойти неприятеля на этой схватке (как и всех остальных). Еще и сонный бета не вылетал из головы, который наверняка уже открыл свои глаза и испугался от неожиданного отсутствия тепла рядом.       В сборах Тэхен не мешал, даже не появлялся по близости, переговаривая с Чимином, наворачивая круги по предстартовой зоне, переполненной жокеями и их гостями; кто-то просто коротал время за разговорами, кто-то крутился вокруг своих коней с мыслью только о победе. Чонгук же сам присоединился к какой-то группе из троих мужчин, но молчал (не скакунов, если смотреть на их внешний вид). Ким видел даже издалека его напряженные скулы и серьезный застывший взгляд: можно подумать, что прокручивает всю свою жизнь с самого начала, не вникая в реальный мир и его виды.       Омега решается подойти к альфе, чтобы подбодрить его и хоть как-то расслабить. Чимин держит за руку до последнего, прося не тревожить лишний раз господина, но, увы, не останавливает.       — Лошадь чувствует напряжение, расслабьтесь, — Ким подходит со спины и похлопывает по ней, после показывая свою улыбку.       — Уже и моими фразами заговорил, льстишь, — он не меняется во взгляде, но голос спокоен и, кажется, пропускает ноты радости. — Почему вы с Чимином не займете место в ложе?       — Мне будет спокойнее, если я встречу Вас здесь. Первым, — слабо кивает, не сводя глаз с лица напротив.       Чонгук также смотрит в ответ и постепенно расслабляет мышцы, даже плечи спустились, а грудная клетка сдулась, медленно и шумно выпуская воздух через нос. Тэхен одобрительно моргает и хочет что-то сказать, но не находит слов быстрее, чем глаза Чона переводятся куда-то правее.       — Я скоро вернусь, — голос был слегка возмущен из-за непонимания.       Девушка, стоящая на другой стороне этого небольшого поля, одной рукой держала белоснежный тканевый зонтик, спасающий ее от солнца, а второй — стеснительно махала ладонью, подзывая Чонгука к себе. Она была незнакомой для Кима, отчего он крайне возмутился, не заметив, как со спины к нему подошел Чимин.       — Эта девушка просто его знакомая, не волнуйся, но я не пойму, что она делает здесь, если Господин Чон ее не приглашал.       — И после этих слов мне не волноваться? — он отвернулся от беседы той пары, дабы не наблюдать дальше, а смиренно ждать возвращения Чонгука на этом же месте.       Азарту тоже был неспокоен, слабо, но с видимым раздражением хлестал хвостом, пока его «соседи» стояли смирно, отдыхая перед стартом.

***

      Трибуны вскоре начинают полнеть зрителями, а почетные места с терпением ждут появления своих близких на поле, расслабленно осев в ложе. Все мероприятие начнется через полчаса, пока идет последняя проверка амуниции и списка состава скакунов. Семейство Ким уже всем семейством (без Тэхена, конечно же) отправило старшего сына в «бой». Намджун взбудораженный предстоящим событием потирает ладони друг об друга и ходит вдоль ограды балкона туда-обратно: он точно знает — победа за ними сегодня, потому что Чонгук даже не появится на поле, оставив своего коня на старте. А остальные участники не помеха для Сокджина.       Мужчина был лишь в ожидании, когда к нему приведут виновника всех бед, и вот! Вот легкая дверь открывается, впуская четверых слуг, которые еле удерживали взбешенного Чона за руки, что заломаны за спину.       — Что происходит?! Ты из ума вышел окончательно? Это слишком низко, этим и опозоришь свой род только больше! — кричит Чон, слыша, как дверь за ним закрывается на ключ. Он смотрит опухшими от ярости глазами на врага своей жизни и будто огнем дышит на него.       — Что ж, надо было раньше так сделать. Моего терпения больше не хватает. Этот отпрыск общества не способен был даже отправить тебя вчера, и на что я надеялся? Глупый мальчишка влюбился…       Чонгук не придает значения этим словам, выкрикивая только колкие фразы и пытаясь выбраться из заточения. На кону стоит его жизнь. Если не выйдет на поле — останется в гордом бедном одиночестве позора. Потому что, как так? Знаменитый на всю Азию альфа, сын почетных людей, так опозорился перед всеми, не удосужившись даже выйти на «ринг».       — Посадите его сюда, — мужчина приказывает и машет рукой на кресло, ближайшее к борту балкона, чтобы он лицезрел все происходящее на поле. — Будешь смотреть, как разрушается твоя жизнь. А, знаешь, этот омега был даже полезен, но в мимолетных моментах, чтобы узнать твои слабые места, по которым я буду жать до конца твоих дней, — нагло врет и указательным пальцем тычет куда-то в предстартовую зону, где стояли помощники самих участников, и попадает на Тэхена. — Ты не знал, но расскажу тебе. Он — мой сын, позор моей семьи, омега без запаха. Вот кого ты пригрел наверняка в своей постели, — ядовито смеется, откидывая голову. Этот злорадный смех отражается где-то эхом в голове Чона и крутится на повторе. — Я и не думал, что на него кто-то взглянуть сможет. Ошибался, раз такой завидный мужчина решил положить под себя даже слугу «бету», — смех разрывается вдвойне, пока «похищенный» смотрел на силуэт вдали, осознавая весь кошмар, который жил, оказывается, так близко, который одурманил своим французским и игрой на пианино. Альфа больше не дергается и, с ужасом в глазах не моргая, смотрит, вспоминая: «мальчики-беты ведь не смогут родить? Даже зачать не получится!» А как Тэхен вырывался тогда, со слезами на глазах умоляя. По всему телу бьет осознание всей катастрофы.       — Ты — животное, вы все — животные! — ненависть звучала очень отчетливо. Даже к Тэхену, ведь все его слезы о плохом детстве не стояли рядом с таким предательством.       Он поворачивается и видит ту самую Джен, что как-то позорно опустила голову и даже боялась смотреть на своего бывшего супруга, пока тот прожег ее взглядом целиком и полностью. Ничего в его груди не екнуло, кроме отвращения.       Тэхен вертится, ища того самого, но все тщетно. Чонгука поблизости нет, как и той девушки, а до начала пятнадцать минут. Время летело с бешеной скоростью. Чимин, который остался рядом с омегой, не отходя ни на шаг, держал напарника за предплечье, успокаивая. Беременным нельзя волноваться — альфа же точно придет. Первый зов, просящий занять места на седлах и оставаться на них.       — Господи, où il a disparu? — голова уже кружится от волнения, а низ живота прихватывает в спазме, но лицо не показывает боли. У Пака нет слов больше, он сам перестает верить в свою же поддержку.       Тэхен хватается за волосы и садится на корточки, уже не в силах что-либо думать. Очередной свист, предупреждающий о том, что остается пять минут. Жокеи, усевшиеся на седлах с улыбками на лице смотрят на своих близких в рядах зрителей и машут им, принимая также поддерживающие возгласы. Вот-вот откроются эти «ворота», а лошадь Чона останется на месте. Омега поднимается на ноги, принимая сложное для себя решение. А если он не справится? Это будет лучше, чем ничего! Тяжелыми похлопываниями по плечу Ким мнимо говорит, что пойдет вместо Чонгука, чего бы это не стоило. Для альфы эта победа запредельно важна.       Ведь он сам закрутил эту кашу, сам дал согласие на участие в этом хаосе, сам привязался к альфе, чувствуя себя в долгу перед ним. В воспоминаниях всплывают только положительные моменты жизни, проведенной в усадьбе Чона; его слова о своей семье и долге перед родителями. Не смотря ни на что, Тэхен уже связан с ним: и не только «любовью». Шаги до полосы, за которую пускают только жокеев были тяжелыми и будто вязли в песке, останавливая, но парень настроен решительно.       — Что?! — до беты доходит только тогда, когда Тэхен подходит уже к ответственному, кто окончательно отмечает участников. «Чон Тэхен, номер четыре» — не своя фамилия, оно и понятно, почему. Бета с бланками в руках с недоверием оглянул мальчишку: неужели сам господин Чон распорядился таким непростым заданием? Но пропустил к лошади, недовольно перечеркивая изначальное имя. — Ты с ума сошел?! — Пак не отстает, хватая за руку. — Ты хочешь потерять ребенка? Тебе категорически запрещено садиться в седло на такой скорости!       — L'amour du sport avant la naissance, — грустная улыбка.       Чимин не в силах, он стоял меж двух огней и терялся в себе, стеклянным взглядом смотря, как омега запрыгивал на коня. На нем не было надлежащей формы, только уплотненный пиджак под погоду утра позднего августа, ни обуви, ни перчаток, а шлем — чуть великоват для его головы и держался лишь на божьем слове. Тэхен из-за деревянных стен не видит своих противников, оно и к лучшему, ведь рядом стоял родной брат. Это могло выбить неопытного скакуна из колеи на самом старте.       — Je sais que tu ne m'aimes pas, mais essayons pour ton maître, — он хлопает животное по загривку и перехватывает поводья, сжимая.       За минуту до начала он оббегает взглядом верхние почетные места, чтобы увидеть хотя бы отца, но вместо этого сталкивается в зрительном контакте с Чонгуком. Грозным и злым, вызывающим холодный пот вдоль позвоночника. Он все узнал, ведь рядом стоял Намджун.       «Мама, с этого дня все двери стали закрытыми для меня. Отец не пустит меня на порог дома, а Чонгук просто убьет за предательство. Я предал всех, я враг для всех. Для меня больше нет места в Корее, пинками изгонят отсюда, поэтому я сделаю это сам. Я расплачусь за все свои грехи в до боли родном месте. Нотрдам примет меня любым.»       Секунды, неслышимые, бьют по ушам, отсчитывая. Тэхен боится и едва подрагивает в коленях, не в силах собраться с мыслями; время шло мучительно медленно, а ожидаемая скорость выводила на головокружение.       Старт открыт, поднимая пыль под копытами. Тело омеги трясется и не слушается, подводя этим коня, который тормозит по сравнению с другими. Нет, Тэхен не должен облажаться, хоть и не знает всех тонкостей такого спорта, но держит мысленную связь с животным, разгоняясь.       — Какая он тебе семья? — уже Чонгук смеется, громко смеется, наблюдая, как его слуга пытается справиться с лошадью, а внутри на самом деле желал ему смерти. — Он даже без нас рядом выбрал свой путь, оседлав моего коня. Что ты на это скажешь? Даже воспитать не смог, а говоришь, что это он — слабак, — альфа на несколько секунд отворачивается, ему больно смотреть на нелепые движения и попытки. Изнутри горит все от стыда, ведь зрители знают, чей это порядковый номер.       — Я убью его, — Нам хочет уже спуститься вниз, но разворачивается, потому что это было бы бессмысленно. Теперь эти скачки кажутся чем-то большим, чем просто интерес: два брата борются за победу. Что может быть лучше? Мужчина упирается рукой в борт, кусая губы. — Ну давай же, не подведи, — шепчет про себя, наблюдая только за старшеньким, сжав бинокль в пальцах.       — Если Тэхен победит, я попрошу лишь одного, — уже в спокойном тоне начинает Чон, хотя внутри знает, что бета (омега?) не завоюет первое место. — Ты забудешь Тэхена навсегда. Я разберусь с ним. Мне не нужны твои деньги и имущество.       — Ради Бога! Но не думай, что он придет даже вторым! Этот мальчик с детства боялся лошадей, что уж говорить о скачках.       Боль в животе, пояснице казалась невыносимой, будто на грани жизни и смерти, но даже это не заставило Тэхена отказаться в начатом. Жеребец, измученный тренировками, опережает всех тех, от кого отстал на первых метрах, чувствуя, как омега сквозь стресс успевает радоваться этому.       Оказавшись наравне с братом, парень даже не смотрит в его сторону, чтобы не провоцировать судьбу, но вот Сокджин, идущий за победой, чтобы не огорчать отца, застыл статуей. Такую картину и правда тяжело пропустить мило глаз: изгой семьи, бракованный омега сейчас вырывался вперед, почувствовав слабину соперника. Теперь точно запрещено было отступать назад и вертеть внимаением по сторонам, потому что осталась одна точка — финиш.       Эти минуты казались самыми ужасными на памяти омеги: в его руках множество судеб и даже жизнь — одна такая крохотная и беззащитная.       «On peut le faire, on peut le faire» — крутится в голове без остановки и сердце стучит быстрее, в ритм боя копыт.       Ипподром огибается в последний раз, и вот — финишная прямая, которая решит судьбу. Брат, почувствовав будущий позорный проигрыш, догоняет и жмется к ненавистному с этого дня омеге, не задумываясь, что его действия могут стоить жизни. Всего лишь запугивание, чтобы показать свое превосходство над слабым, но одно неверное движение может создать летальный толчок даже для обоих. Тэхен чувствует опасность, но не оборачивается. Он знает, к чему клонит Сокджин: быть скинутым с седла и затоптанным в последствии — обыденное «мероприятие» для такого спорта. Особенно когда переходишь кому-то дорогу. Соревнования превращаются в шоу «догонялки со смертью», где омега боится проиграть. Он подгоняет лошадь из последних сил, уже не чувствуя собственной спины и рук.       Конь, тоже не глупый, ощущает намеренное приближение сородича позади и пытается уйти от него, отклоняясь от дорожки. Как бы Тэхен ни пытался держаться в изначально заданном направлении.       В этот момент Чонгук поднялся со своего места, кажется, переживая за чью-то жизнь. Сбитое дыхание и трясущие руки еле-еле держали бинокль на переносице с такой силой, что на лице потом останется отпечаток вокруг век. Он детально рассматривает каждое движение и даже чувствует что-то странное внутри — страх. Точно такой же страх, что сейчас был на седле.       Глаза омеги покрываются пеленой горячих слез, мешая обзору, а шлем так и норовит полностью опуститься до носа. Тэхену страшно, страшно проиграть, страшно умереть, ведь он так близок к победе, так воодушевлен этим, но что творится сейчас? Родной брат готов пойти на убийство ради славы. Хотя можно ли считать этого человека братом? Копия отца, если не хуже.       На свой страх и риск парень ослабляет окаменелую руку с одной стороны поводья и молится не потерять равновесия, до судорог сжимая мышцы. Он отстегивает заклепку шлема и, стиснув зубы, кидает его за спину. Попал ли он в цель? Не знает, но копыта вернулись на свою линию снова.       Все-таки попал.       Череда событий дальше на границе с потерей сознания. Финишная полоса, крики, аплодисменты, руки, снимающие омегу, бьющегося будто в конвульсиях, с седла; пыль, попадающая в нос и рот, Чимин, который как мать кружит рядом и приводит в чувства; нехватка кислорода, боль во всем теле. Множество голосов, поздравления, нескончаемые вопросы. Тэхена знали многие, но только сейчас показали свой лицемерный интерес к его персоне.       — Мне нужно бежать, — он болезненно шипит Чимину в лицо, держась за него как за опору, игнорируя всю толпу рядом.       — Зачем?! Тебе нужен лекарь! И ты победил, Тэхен, ты победил! Мы найдем Чонгука, и все будет хорошо!       «J'ai gagné, J'ai gagné, J'ai gagné» — пустой звук в голове. Он умер бы при любом раскладе этих скачек: от рук Чонгука или от рук Намджуна. Конец одинаков. Ничего хорошего быть и не может.       Голова гудит, мир темнеет, но ноги поднимают тело окончательно, в бреду уводя глубоко в эту давку, надеясь на убежище в ней. Но что дальше?       Карета, порт, вокзалы и поезда?

Франция.