✞✞✞
После долгого купания в бассейне и быстрой пробежки домой под дождём Сан чувствует себя почти успокоившимся. Нахождение рядом с Юнхо одновременно успокаивает и сбивает его с толку. Он чувствует себя заземлëнным, но плывущим по течению. Учитывая, что большинство людей заставляют его просто плыть по течению, он будет считать это победой. К тому времени, как он возвращается к себе домой, дождь почти полностью прекратился. Но с внезапной переменой погоды приходит шторм совершенно другого рода. Цунами в виде блестящего белого купе, припаркованного перед домом его родителей, со знакомой формой, вытянутой поперёк капота машины. Развалившийся, промокший от дождевой воды, как взбешённый уличный кот. Хонджун. — О Боже мой, Чхве Сан! Мы как раз собирались вызвать полицию. Где, чëрт возьми, ты был? — Его лидер скатывается с капота своей машины и топает в направлении Сана. Его руки порхают повсюду, но не касаются его, когда он в смятении оглядывает Сана. Со своими мокрыми оранжевыми волосами он действительно похож на промокшего рыжего полосатого кота. — Я был на своём собрании анонимных алкоголиков. — Он прямо уточняет, приподнимая бровь и пристально глядя на своего лидера сверху вниз. — Что ты здесь делаешь? — Что я делаю... что… Сан, где ты был?! Сан замирает, когда, наконец, улавливает тон голоса Хонджуна. Он сырой и обжигающий. Его глаза выглядят красными и опухшими от слëз. Он действительно имел в виду то, что сказал раньше. Он не знал где находится Сан. Не только за последние несколько часов... но и вообще. – Ты... Я думал, что наш менеджер... он сказал... — О, этот грёбаный идиот? — Хонджун сплёвывает на землю и свирепо смотрит на Сана. — Я его уволил. Это давно назревало. Очевидно, у него была связь с помощником генерального директора. Мне было интересно, почему ни одна из моих жалоб не дошла до шефа. — Оу. — Сан потирает руки, затем опускает взгляд в землю. Хонджун всё ещё смотрит на него, даже если Сан этого не видит. Его голова двигается в такт движению, когда он оглядывает Сана с ног до головы. — Здесь поблизости есть где-нибудь перекусить? Я умираю с голоду. Естественно, Сан ведёт его в единственную закусочную в городе. Сан заказывает им обоим вафли. Хонджун просит добавить ещё взбитых сливок и посыпку. Сан может только съëжиться, когда Хонджун зачëрпывает сливки пальцами и запихивает их в рот. Его губы теперь покрыты слюной и сиропом, Хонджун продолжает с того места, на котором они остановились: — Итак, я полагаю, бывший менеджер забыл упомянуть, что ты... — Я попал в автомобильную аварию. — Он быстро уточняет, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. К счастью, восьмидесятилетний мужчина в нескольких кабинках от них плохо слышит и понятия не имеет, кто такой Сан. И, похоже, его это и не волнует. Глаза Хонджуна расширяются, когда он проглатывает еду, попавшую ему в рот. Его глаза начинают слезиться. — Ты... — Я не был за рулём, но я был в полной заднице. Так же как и... — Кто? Сан пренебрежительно качает головой. — Это не имеет значения. Хонджун понимающе кивает. — Ты прав. Ты... в порядке? Мы ничего не слышали. Я даже не знаю, как нечто подобное могло произойти. — У меня было много травм. Судебное дело. Теперь я хожу на обязательные консультации на острове в рамках моего судебного заключения. Сан думает, что это странно, что это осталось незамеченным. Но если и было что-то, в чëм его сомнительный менеджер был хорош, так это в хранении секретов в тайне. Голос его лидера мягкий и дрожащий, когда он спрашивает: — Ты… Сейчас с тобой всё в порядке? — Нет, — медленно отвечает Сан. Его собственные глаза наполняются слезами, когда он смотрит на Хонджуна в ответ. Его лидер протягивает руку, чтобы схватить его за обе руки, и сильно сжимает. Сан прерывисто выдыхает от этого ощущения. Возможность каким-либо образом прикоснуться к Хонджуну всегда приносила ему столько утешения. Он пытался убедить себя, что ненавидит объятия. Что он ненавидел, когда к нему прикасались. Но он не ненавидел это. Он любил объятия. Он любил тактильный контакт. Он скучал по Хонджуну. Этот человек был ему как старший брат, который он никогда не думал, что у него когда-нибудь будет. Поэтому он решает сказать ему именно это. Хонджун начинает плакать на одном предложении. Сан тоже плачет, но это не так уж плохо. Приятно рассказывать Хонджуну о своей боли за всё это время. Его кости, его мышцы, его лёгкие, его сердце. Его сердце... Боже милостивый, его сердце… — Сан? — Голос Юнхо вырывает его из накатывающей спирали. Он стоит рядом с кабинкой и смотрит вниз, где Хонджун поглаживает большим пальцем руку Сана. Его взгляд скользит вверх, к слезам на щеках Сана. — Ты в порядке? Неужели он... Сан неловко откашливается, затем высвобождает руки из хватки Хонджуна, чтобы вытереть щëки. Он невесело смеётся и отвечает: — Нет. Это не так. И да, я в порядке. Юнхо медленно кивает, но не уходит. Просто продолжает смотреть на них сверху вниз. Его лицо как-то странно перекошено. Как будто ему нужно в туалет. В любом случае, это снова заставляет Сана смеяться. — Ты хочешь присоединиться к нам? – Оу, я не знаю... Хонджун вмешивается с лучезарной улыбкой: — Я Хонджун. Лидер группы Сана. А ты... — Юнхо. Чон Юнхо. Я... — Первая любовь Сана. Мы все знаем об этом, — снова вмешивается Хонджун, но замирает, когда замечает выражение лица Сана. Выражение чистого ужаса и раздражения, смешавшихся в суровую гримасу. — А-ха-ха, просто шучу! Ты был его лучшим другом в школе, верно? Ух, ты действительно высокий. Присаживайся! Сан не упоминал, что ты священник! Они заказывают ещё еды и разговаривают часами. Сан едва может сосредоточиться на том, о чëм они говорят, потому что Юнхо скользнул рядом с ним в кабинку, и теперь их бёдра соприкасаются, и Юнхо продолжает хватать его за руку, когда он смеётся, и Хонджун продолжает ухмыляться Сану, когда Юнхо делает это, и он чувствует себя надутым и полным мерцающего света, пока они говорят, и говорят, и говорят... Он не помнит, когда в последний раз так много разговаривал. Он даже не помнит когда в последний раз столько улыбался. Сан даже не осознавал, что ест из нескольких тарелок, пока позже той ночью, лёжа в постели, не задаётся вопросом, почему его желудок такой полный. Но дело не только в его желудке. Каждая частичка его тела словно наполнена чем-то ярким и жизнерадостным. Она давит ему на трахею, но не так сильно. Его голова становится тяжёлой, когда касается подушки. Он легко спит всю ночь, и хотя и просыпается на колючем ковре в гостиной... это лучше, чем просыпаться по шею в бурлящей океанской воде или на песке под лучами утреннего солнца.✞✞✞
В следующий раз, когда Сан встречается с Юнхо, он одет во весь костюм священника. На этот раз всё так же странно, как и в первый раз, когда они встретились на пароме. Чёрно-белое действительно подчёркивает, как краснеют щëки Юнхо, когда он увлекается. Какими красными становятся его глаза, когда он злится. Сан знает это, потому что через несколько минут после их встречи Юнхо зол. — Я подслушал твой разговор с Хонджуном в закусочной. Ты не всё мне рассказал. Извини, что подслушивал, но я здесь именно для этого. Быть твоей поддержкой. Чтобы помочь тебе пройти через это. — Но ты также и Юнхо. Ты мой друг, и я не хочу, чтобы ты смотрел на меня по-другому. Так, как это делают все остальные. Это больно. Ты единственный человек, который видит во мне Сана. — Сан, ты всегда один и тот же человек. Даже если ты изменишь своё лицо. Или сыграешь персонажа в фильме. Или примешь таблетку, которая заставит тебя действовать по-другому. Ты всё ещё Сан. — Юнхо, наконец, садится. Большую часть своей речи он расхаживал взад-вперёд. Он протягивает руку и хватает стул прямо между ног Сана, чтобы притянуть его ближе. Его голос абсолютно серьёзен, когда он продолжает: — Я знаю, что тебе не нравится Сан. Ты, по-видимому, никогда этого не делал. Всё в порядке. Многие люди сами себе не нравятся. Но это не по какой-либо логической причине. Это механизм самозащиты, заложенный в нас, чтобы мы продолжали становиться лучше. Мы не можем просто расслабиться и позволить себе быть любимыми. Мы чувствуем, что нам нужно всегда стараться, иначе мы потерпим неудачу. Сан чувствует, что интенсивность слов Юнхо должна была бы заставить его преодолеть вездесущее тревожное расстройство, но вместо этого он как завороженный смотрит, как Юнхо читает ему проповедь. Не из Библии или какой-либо другой священной книги. Он проповедует Сану. Для Сана. Его слова танцуют как мерцающие мотыльки под веками Сана каждый раз, когда он моргает. Они погружаются во влажные складки его мозга так плавно, что он почти чувствует это. Всю свою жизнь он был окружён исполнителями и ораторами, но никто по-настоящему не восхищал его так, как это делает его друг Юнхо. Его голос — гладкий лёд на озере для катания на коньках. Его глаза такие же яркие, как море, когда над ним поднимаются лучи солнца. Всё в нëм — это надежда, свобода и путь до конца, а не в обход. — Когда ты сомневаешься в себе, ты защищаешь себя. Ты делаешь это, чтобы обезопасить себя. Чтобы сделать себя сильным. Ты слышишь голоса всех окружающих тебя людей, которые когда-либо заставляли тебя чувствовать себя ничтожеством, но это не единственные голоса, которые ты когда-либо слышал. Подумай о своей матери. Подумай о Хонджуне. Думай обо мне. Он делает именно это, пока Юнхо разговаривает с ним. Думает о руках своей матери, грязных от пересадки нарциссов с обочины дороги в её импровизированный сад за домом. Думает о том, как Хонджун отнёс его в постель после пьянки и похлопал по спине, когда его вырвало после ночного кутежа. Вспоминает, как Юнхо однажды сказал ему: «У тебя действительно красивый голос, Сан. Тебе следует почаще петь», когда они были детьми. Его друг смотрит на него с огнём в глазах, и Сан задаётся вопросом, не является ли наряд частью этого. Сегодня он взбодрился. Едва дыша, он пронзает плоть пульсирующего сердца Сана своими словами. — Сейчас. — Юнхо откидывается назад и делает глубокий вдох, прежде чем закрыть глаза на несколько секунд. Его руки на коленях дрожат, когда он, наконец, открывает глаза, чтобы посмотреть на Сана. — Больше никаких уклонений. Больше никакой лжи. Я хочу, чтобы ты рассказал мне правду. С самого начала. С как можно меньшим количеством необоснованных предположений. Комната вокруг них исчезает, когда Сан теперь смотрит на Юнхо. Он клянётся, что это просто его друг, когда он открывает рот, чтобы заговорить. Вся боль последних нескольких лет пузырями поднимается со дна его желудка в ноющий пищевод как желчь. Он хочет изгнать это. Хочет наполнить всю церковь болью, которую он таил в себе. Юнхо протягивает свою руку, чтобы обхватить его. — Всё в порядке, Сан. Сан смаргивает слëзы и кивает, его грудь сжимается, когда он готовится заговорить. — В ту ночь, когда я во сне нырнул в океан, твой отец сказал мне, что мне больше никогда не разрешат с тобой разговаривать. — Звук, который Юнхо издаёт при признании, превращает слова Сана в пепел в его горле. Пока он говорит, по краям его поля зрения пробегают тёмные пятна. Вероятно, он недостаточно дышит, но ему нужно это сделать. — Я положил в твой почтовый ящик письмо с признанием тебе, и он прочитал его. Я не думал… Я был всего лишь ребёнком. Он сказал мне… что я фейри, что собирается забрать его сына. Что у него был только один шанс на внуков, и я не должен его разрушать. Он сказал, что расскажет всем. Что люди уже ненавидят меня, но он мог бы заставить их ненавидеть меня ещё больше. — В комнате, в которой они находятся, нет окон, поэтому трудно сказать, как долго они здесь сидят. Сану кажется, что на произнесение каждого слова уходит две недели. Его мышцы словно высохли, когда он продолжает: — Я уехал на следующий день. Я обдумывал это некоторое время, но это действительно решило всё. С моей стороны было эгоистично не объясниться с тобой, но я знал твоего отца. Знал, что он сделает с тобой, если ты будешь сопротивляться. Глаза Юнхо теперь блестят, когда он слушает. Он может только кивнуть, когда Сан шепчет: — Я не был уверен, что собираюсь делать, но я знал, что не могу рисковать, унося тебя с собой, если потерплю неудачу. Быть айдолом редко бывает хорошо на сто процентов. Даже в крупных компаниях. Но я чувствую, что в своей ситуации я сорвал куш. Плохой менеджер, плохое тело и плохой ум. — Он проводит рукой по лицу и грустно смеётся. — Может быть, моё тело и разум были бы не так плохи, если бы не менеджер. Он был ужасен. Я думал, что на острове всё плохо. Но нет ничего хуже, чем есть только кусочки замороженных фруктов раз в два дня. И когда я получал травму, потому что был слишком слаб во время тренировки, он давал мне таблетки, чтобы помочь мне справиться с этим. И таблетки, чтобы не засыпать во время съëмок. И таблетки для сна, когда действие таблеток, помогающих не ложиться спать, заканчивалось недостаточно быстро. Он заставлял меня ходить на эти вечеринки, чтобы пить, болтать и получать пожертвования от отвратительных владельцев бизнеса, которые всегда были слишком обидчивыми, слишком дружелюбными. При этих словах по лицу Юнхо пробегает вспышка праведного гнева. — Неужели они... — Нет, никогда. Спасибо на этом. Но прежде чем я осознал это, мне понадобились эти вещи, чтобы справляться со всем каждый день. Всё больше и больше. Это была не моя вина. Я был так молод, когда начинал, Юнхо… Я понятия не имел, что делаю. Я просто хотел петь. Работать. И, думаю, я так и делал. — Хонджун знал обо всём этом? Сан шмыгает носом и прижимает тыльную сторону ладони к глазу, чтобы сдержать слëзы. — Мне не разрешили ему сказать. Мой менеджер угрожал мне. Сказал, что они могут заменить меня через секунду, если я где-то напортачу. — Итак, несчастный случай... — Несчастный случай... — Страх, боль и гнев проносятся по равнинам каждого произносимого им слова. Его сердце бешено колотится в груди, когда он вынужден вспоминать. — Я был на одной из таких вечеринок и ушёл с другим большим айдолом. Больше меня. Она пострадала ещё больше, чем я. Она вела машину. — При воспоминании, у него вырывается жалобное рыдание. Юнхо сжимает его пальцы между двумя своими большими ладонями. — Я практически потерял сознание на заднем сиденье, а она вела машину так быстро. Мы ехали по тёмной проселочной дороге, и она, должно быть, пропустила поворот. Она въехала прямо в склон горы, и я... я не был пристегнут ремнём безопасности, так что моё лицо... — Всё в порядке, Сан. Тебе не обязательно... — ...появился менеджер. И вытащил нас из машины. И посадил её сзади, а меня спереди. — О, Сан... — Когда приехали полицейские, все так волновались за неё. И половина моего лица была... эм, неправильной? И дышать было так чертовски больно. Но все были злы на меня. Все уставились на меня. Как будто я мог убить её. Её кровь была на моих руках. Боль снова захлëстывает его. Ни разрыв лёгкого, который чуть не убил его, ни раздробленные кости по всему лицу и телу, которые могли бы навсегда обезобразить его. Боль от осознания того, что это не он разбил машину в тот раз, но через несколько лет... В этой гонке, в которой он проигрывал... — Ты не сделал ничего плохого, Сан. Ты был жертвой. Они неправильно поняли ситуацию, и это их вина. Но ты не сделал ничего плохого. — Тем не менее, я это сделал. — Сан задыхается, пытаясь внятно объяснить свои следующие слова. — Мне не следовало покидать этот остров. Я был недостаточно силён. Если бы я был достаточно силён, если бы я был достаточно хорош… Мне не нужно было бы напиваться в ту ночь и в любую другую чëртову ночь. Юнхо резко встаёт и встревоженно дёргает себя за волосы. Он расхаживает по комнате как будто его ноги работают в паре с подключенным мозгом. — Пошли, — зовёт он, дëргая Сана за руку. Сан медленно следует за ним, его разум вял, а сердце всё ещё колотится. — Я у тебя в долгу. — Что? — Сан едва поспевает за длинноногим Юнхо, который следует за своим другом. Они проходят весь путь от церкви, спускаются на два квартала и поднимаются к дюнам, с которых открывается вид на море. Снова становится темнее. Определённо приближается шторм. Но Юнхо не останавливается. Просто скидывает свои ботинки на каблуках и бежит к океану. — ЮНХО?! Сан гонится за ним, чуть не спотыкаясь, когда спешит вниз по песчаным дюнам, чтобы догнать своего друга, который добирается до береговой линии и переходит вброд неспокойные воды сразу за песком. Он чувствует ужас, наблюдая как его друг исчезает в прибое, его чёрные волосы растворяются в тёмных водах, как будто ему всегда было суждено присоединиться к ним. «Если ты съешь одну вафлю, я прыгну в океан в своей полной сутане». Сан чувствует, как глупая улыбка растягивается в уголках его рта. Его глаза высохли оттого, что он слишком много плакал, но он всё ещё чувствует, как наворачиваются слëзы, когда он смотрит, как Юнхо рассекает поверхность моря с улыбкой, похожей на солнечную вспышку. — Ты действительно позволишь мне сделать это одному?! — Он кричит на Сана, его лицо раскраснелось и округлилось от возбуждения. Бывший айдол скидывает туфли и снимает рубашку. За ним следуют его штаны. Затем он ныряет вслед за Юнхо и отталкивается ногами, чтобы выплыть туда, где его друг упёрся ногами в песок. Вода тёплая. Теплее, чем он когда-либо чувствовал. Вот в чëм фишка плавания в шторм. Это страшно и опасно, но вода теплее и успокаивает больше, чем в любое другое время. Природная аномалия, которую Сан всегда слишком боялся проверить сам. Когда он, наконец, сам выныривает на поверхность, он сталкивается лицом к лицу с Юнхо. Его воротник сдвинут, а волосы растрёпанны, но он выглядит так же прекрасно, как и всегда, когда улыбается Сану сверху вниз. — Это так красиво. — Сан смеётся, затем наклоняется, чтобы окунуть своё тело в тёплый поток воды. Юнхо кивает и подплывает к нему ещё ближе. Он убирает прядь волос с лица Сана и медленно кивает. — Так и есть. Идеально. Определённо надвигается шторм. Сан теперь видит это вдалеке, прямо за медленно нахмурившимся лицом Юнхо. Его сердцебиение учащается, когда он снова сосредотачивается на Юнхо, чтобы обнаружить его ещё ближе. — Я не думаю, что я могу больше быть твоим консультантом, Сан. Я хочу помочь тебе, но не думаю, что смогу сделать это в профессиональном смысле. Что-то в его груди сдувается при этих словах. — Но... — Дело не в тебе. Ты не сделал ничего плохого. Это просто... — Он сейчас так близко. Его губы блестят от морской воды и Сан ловит себя на глупой мысли, что хотел бы наклониться вперёд и попробовать её на вкус. Подобно всем напиткам, которые он когда-либо пил. Всем наркотикам, которые он когда-либо пробовал. Каждый порыв, который он пережил, чтобы прогнать чувство неправоты… Сан беззаботно предаётся своим навязчивым мыслям. Губы Юнхо на вкус солёные и сладкие. Вкус его кофе смешивается с морем, создавая нечто неповторимо вкусное. Сан не может остановиться. Точно так же как это желание выпить ещё, когда ему вообще не следовало открывать бутылку... Он ныряет глубже. Его язык исследует дальше. Юнхо задыхается от поцелуя, но не останавливает Сана. Он легко отвечает на него, его сильные руки обхватывают Сана за талию и притягивают его невероятно близко. Зудящее прикосновение сутаны Юнхо к голому животу Сана заставляет его стонать в ответ на поцелуй. Кажется, что это длится часами, но не прошло и минуты как неровный шрам молнии прорезает ночное небо над ними, заставляя их разойтись. — О... — Юнхо смотрит на небо, прикасаясь к своим распухшим губам, затем в ужасе смотрит на Сана. — Я... — Юнхо. И точно так же, как на следующее утро, Сан склоняется над унитазом от боли. Или когда Сан находится в больнице, получая внутривенное вливание после неудачно проведённой ночи. На следующее утро. Похмелье. Крушение и ожог от слишком большого количества острых ощущений… — Мы должны идти, — прямо заявляет Юнхо, его лицо бледное, а слова тусклые. Сан может только молча следовать за Юнхо, как только они достигают пляжа и направляются обратно к дюнам. Тогда начинается дождь, и это намного хуже, чем Сан мог ожидать. Он не может поверить, что Юнхо позволил им залезть в воду, когда на горизонте надвигается такой шторм. — Этот шторм выглядит ужасно, — продолжает Юнхо, не оглядываясь на Сана, который натягивает свою одежду так быстро, как только может. — Ты можешь остановиться у меня. Нет необходимости тащиться в этом через весь остров пешком. Сан кивает и следует за своим другом на некотором расстоянии, его желудок скручивает, а губы всё ещё покалывает от неожиданной встречи в воде.✞✞✞
Он должен это исправить. Сан наблюдает как Юнхо выходит из ванной с полотенцем для рук, вытирающим волосы, и с мрачным выражением лица. Он ни разу не присел с тех пор, как они вернулись к нему домой больше тридцати минут назад. Сан сидит посреди дивана в старой пижаме Юнхо и выглядит как грустный маленький ребёнок. Свет всё ещё горит, но Сан уверен, что это ненадолго. — Нам нужно зажечь свечи, Юнхо, — окликает он, заставляя Юнхо прервать свою навязчивую сушку волос. — Надо. — Он бесцельно бродит по гостиной, чтобы смотреть куда угодно, только не на Сана. — Я принесу их. — Сан встаёт, чтобы пройти на соседнюю кухню. Возможно, его не было несколько лет, но он всё ещё знал планировку дома детства Юнхо как свои пять пальцев. Он регулярно видел это в своих снах. Юнхо уже развалился на диване, когда Сан возвращается с охапкой свечей. Он приступает к работе, расставляя их по всему дому и зажигая как можно быстрее. К тому времени, как он заканчивает, свет гаснет, и они погружаются в тишину при свечах. Захватив с кухни две бутылки воды, Сан возвращается в гостиную, чтобы понаблюдать за тенями, которые ползут по напряженной фигуре Юнхо на диване. У него сводит живот, когда Юнхо наконец поднимает на него взгляд, его глаза тёмные и испуганные. — Могу я... — медленно начинает Сан, нерешительно продвигаясь вперёд, как будто приближается к испуганному бродячему животному. Юнхо печально вздыхает и кивает, похлопывая по месту рядом с собой, не оглядываясь на Сана. Деревянный пол скрипит под его ногами, когда он пересекает комнату, чтобы сесть рядом со своим другом. Он поджимает ноги под себя, затем поворачивается лицом к Юнхо, чтобы обратиться к нему напрямую: — Ты в порядке? Он открывает бутылку воды и передаёт её Юнхо. Старается не смотреть, как у него подрагивает горло, когда он выпивает половину за один присест. Его губы всегда выглядели потрескавшимися и в синяках, даже когда они были детьми. Вода сейчас ничего не меняет, но Сан всё ещё с трудом удерживается от того, чтобы не наклониться вперёд и самому не проверить их на сухость. — Думаю, что нет, — начинает Юнхо. Он ставит бутылку с водой, поворачивается к Сану и хмурится: — Когда ты ушёл, это было так, как будто ты забрал с собой несколько моих органов. Конечно, возможно, они не были жизненно важными... или, возможно, они были из тех, которые ты даже не осознаёшь, что они нужны, пока они не исчезнут. Но, тем не менее, это было так. Сан прикусывает губу, когда прежние эмоции снова начинают накатывать на него. По крайней мере, сейчас он испытывает свои эмоции. Кажется, это улучшение. — Я делал всё, что мог, чтобы забыть об этом. Школа, спорт, церковь. Мой отец пытался убедить меня, что мне будет лучше без тебя, но он не понимал. Никто не понимал. Ты, определённо, никогда этого не понимал. В комнате воцаряется тишина, когда до Сана доходят его слова. Он наклоняет голову и хмурится: — Я? — Да, ты, Сан. — Юнхо выглядит нехарактерно холодным, когда на этот раз обращается к Сану. Этот взгляд приковывает его к месту. Заставляет его чувствовать себя щенком, которого по праву ругают. — Я тоже себе не нравлюсь, Сан. Как я уже говорил ранее... люди редко это делают. Но когда я был с тобой, я видел себя таким, каким ты видел меня. Ты всегда был так добр ко мне, и ты убеждал меня в том, что я такой. Ты делал мне комплименты, заставлял чувствовать себя лучше, чем я был на самом деле... — Но ты же... — Нет, подожди. Дай мне договорить. Строгий выговор заставляет Сана откинуться на спинку дивана и глубоко вздохнуть, его руки на коленях дрожат. — Я не идеален. Я переоцениваю, перекомпенсирую, переусердствую в подготовке. Я покончил со всем. Иногда это кажется ужасным. Я вглядываюсь в мельчайшие особенности выражения лица, тембра голоса и поведения каждого человека и пытаюсь сделать всё, что в моих силах, чтобы исправить их. Не для того, чтобы помочь им. Чтобы исправить. Как будто я знаю, как люди должны себя вести. Я говорю себе, что делаю это, потому что забочусь о людях, но на самом деле это потому, что мне плохо, когда им плохо. Это не очень по-христиански с моей стороны. Не очень самоотверженно. Сан хочет не согласиться. Он считает, что действия Юнхо определённо бескорыстны, даже если в них есть намёк на эгоизм. Но Юнхо всё ещё говорит, поэтому он прикусывает язык и ждёт. — Когда я был с тобой, я никогда не чувствовал ничего подобного. Я чувствовал, что мы могли бы просто быть самими собой. Что я могу быть самим собой. Я не мог быть таким ни со своими родителями, ни в церкви, ни в школе. Только с тобой. Ты был единственным, кто увидел меня, Чхве Сан. Ты думаешь, что всё наоборот, и, возможно, так оно и есть, но ты понятия не имеешь, насколько сильно ты сформировал меня. Когда Юнхо спокоен или отдыхает, черты его лица такие мягкие, открытые и тёплые. Он похож на горку только что замешанного теста, ожидающего, когда его выпекут. У Сана слюнки текут при мысли о таком райском хлебе. Он знает, что этот человек подошёл бы под это именно так, как нужно. Не в плохом смысле этого слова. Но каким бы мягким и округлым он ни был в состоянии покоя, периоды раздражения полностью меняют его внешний вид. Его челюсть щёлкает от напряжения, когда он разминает ноющую шею. Его зубы кажутся острее на фоне часто покрытых синяками губ. Тёплые, тëмно-шоколадные глаза превращаются в прищуренные ониксовые впадины, которые парализуют любого, кто попадëт под их прицел. Наиболее заметный сдвиг наблюдается у него на шее. Когда кровь стучит у него в ушах, а зубы щёлкают как ручки во время теста, на горле Юнхо вздуваются вены и сухожилия. Почти как будто он сражается в настоящем сражении или... других подобных неприятных вещах. Сан пытается сосредоточиться на чëм угодно, кроме горла Юнхо, когда тот говорит, но обнаруживает, что у него не хватает силы воли. Хотя он и хотел бы, чтобы она у него была, но её просто нет. Кадык Юнхо плавает вдоль кремовой кожи на его шее, когда он продолжает: — Я больше не могу с тобой работать, потому что, очевидно, что я не могу оставаться беспристрастным по отношению к тебе. У нас слишком много прошлого. — Он печально вздыхает и со смехом кивает сам себе. — Наверное и слишком много настоящего тоже. Толстые жилы, обрамляющие шею Юнхо, вздуваются, когда он смеётся. У Сана перехватывает дыхание, когда он наклоняется вперёд, чтобы нежно погладить кожу там кончиками пальцев. Юнхо замирает под его присмотром. Его кожа покрыта торчащими волосками в каждом месте, которые поглаживает Сан. Голос бывшего айдола едва слышен, когда он спрашивает: — А будущее? Ты можешь... увидеть будущее? На горле Юнхо есть две почти одинаковые тёмные отметины, которые Сан, кажется, не может перестать гладить. Кожа там гладкая и рельефная. Под кончиками его пальцев она ощущается как льняное кукурузное молоко. Юнхо тоже не смотрит прямо на Сана. Его взгляд останавливается на приподнятом краю скулы. На устрашающем изгибе его губ. На резком краю его челюсти. Его голос покидает его как призрак дыхания, когда он наклоняется вперёд, чтобы прошептать: — Я могу. Ты можешь? Снаружи бушует шторм, который меркнет перед водоворотом неопределённости, охватившим город-призрак Сана в груди и животе. Он жадно глотает воздух, когда их тела придвигаются всё ближе и ближе... Осторожные руки Сана обхватывают пульсирующее горло Юнхо, большие ладони Юнхо обхватывают влажные щëки Сана. Он наклоняется вперёд, позволяя своим ресницам прочерчивать дорожки из слов, которые нелегко произнести, вдоль шершавой кожи подбородка Юнхо, его щеки, его носа. Это странное поведение у взрослых, но оно очень знакомо им с детства. Поцелуи-бабочки. Мягче, чем крылья феи. Сан знает, чего он хочет. Он наклоняется вперёд, чтобы запечатлеть поцелуи вдоль светло-фиолетовых вен на веках Юнхо, затем откидывается на спинку дивана, чтобы посмотреть на своего друга. Чтобы преподнести ему величайший подарок. Дар прозрачности. — У тебя целая жизнь здесь, на острове, Юнхо, и во многом так же, как и раньше... Я не планирую её разрушать, — начинает он после долгого молчаливого разглядывания. Яичная скорлупа, защищающая его сердце и лёгкие, осыпается, когда он говорит, но он чувствует, что теперь всё в порядке. Что Юнхо мог бы с такой же лёгкостью использовать свою любовь как броню, чтобы защитить Сана от боли, которая оставила его без защиты. — Но я буду честен с тобой. Ты заслуживаешь этого. Я влюбился в тебя, когда мы были детьми. Я и сейчас всё ещё люблю тебя. Я едва помню, что произошло между, поэтому не могу говорить об этом, но скажу, что ты редко выходил у меня из головы. Лицо Юнхо ярко-красное, как и всегда в подобные моменты. Сан не может удержаться и наклоняется вперёд, чтобы почувствовать жар, исходящий от него, как от чайника. Юнхо откликается на прикосновение и улыбается ещё ярче: — Спасибо, Сан. За твою честность и твой... самоконтроль. — Сан мог бы громко рассмеяться над этим, но вместо этого он ждёт и молча рассматривает Юнхо. — Сейчас я собираюсь спросить тебя кое о чëм немного грубом. — продолжает Юнхо медленно, его голос дрожит, поскольку он смотрит на Сана так же серьёзно. Сан кивает и ждёт. — Ты... чист? Сану требуется слишком много времени, чтобы понять, о чëм его спрашивают. Он всматривается в лицо Юнхо, надеясь, что ослышался, потому что это невозможно… — Например... ты недавно проходил тестирование? — Юнхо быстро уточняет, его лицо становится ещё более горящим в тусклом свете ближайших свечей. — Я... да, я имею в виду... да. В больнице. — Он неловко выдыхает, его рука поднимается, чтобы потереть собственную покрасневшую шею. — Эм, а что? — Без причины, — испуганно бросает Юнхо, его большие глаза становятся шире. Через мгновение он опускает взгляд на свои руки, лежащие на коленях. — На самом деле, есть... есть... причина. Я… Мне было интересно. Мог бы я... Ты, может быть... Громкий раскат грома сотрясает комнату вокруг них, заставляя Юнхо пронзительно вскрикнуть. Он хватается за грудь, а Сан смеётся над ним и успокаивающе поглаживает его колено. — Эм... Мне кажется, ты флиртуешь со мной, Юнхо? — У меня получается? Я никогда раньше этого не делал. Я думаю, у меня всё отлично получается. Очень натурально, верно? — Он бредит в панике. Сан клянется, что видит пульс Юнхо на чрезмерно рельефной мускулатуре его горла. — Да. — На его лице медленно появляется улыбка, когда он смотрит на своего друга. — У тебя отлично получается. — Он делает паузу на секунду, затем кивает на Библию, лежащую на кофейном столике рядом с ними. — А он... не расстроится? — Он расстраивается из-за многих вещей. — Юнхо неуклюже продвигается вперёд, затем сдувает прядь волос со своего лица. — Что ещё можно добавить к этой куче? Сан медленно кивает, затем поднимает руку, чтобы снова провести по шее Юнхо. Очевидно, новообретëнная одержимость. Глаза Юнхо закрываются от этого ощущения, его дыхание прерывается от напряжения. — Давай пойдём в твою комнату, хорошо? — говорит медленно Сан, поглаживая нежную кожу его обнажённой ключицы. — Мы можем сделать всё, что ты захочешь. Не более, не менее. — Ммм... — бездумно бормочет Юнхо, когда Сан помогает ему подняться с дивана. Задувая на ходу свечи, Сан ведёт его по коридору, затем позволяет направить себя в новую комнату Юнхо в дальнем конце дома. Она оформлена скудно. Комната человека, который проводит всё свое время в церкви или на общественных мероприятиях. Они сидят на кровати бок о бок, и Сан не может не чувствовать себя ностальгирующим, когда смотрит в тёплые глаза Юнхо. Когда они были детьми, они играли во все игры, какие только можно себе представить, чтобы обниматься, целоваться и уютно устраиваться под одеялами. В то время всё это было забавой и играми, но Сан должен был понять, что происходит намного раньше. Юнхо наносит удар первым, как он всегда делал. Его губы шершавые и сухие, но Сан обнаруживает, что он не так уж сильно возражает. Это Юнхо, и это всё, что для него имеет значение. Очевидно, что у него был некоторый опыт поцелуев, но, должно быть, на этом всё и закончилось. Его руки остаются твёрдо лежащими на коленях, когда он нежно целует Сана одними губами, без прикосновений. Независимо от его целомудренной природы, поцелуй — это именно то, что сейчас нужно. Самое подходящее действие для начала. Он решает немного помочь своему другу. Наклоняясь ещё ближе, Сан прикусывает кожу губ Юнхо в то время, как его рука скользит на колени друга. Его пальцы впиваются в твёрдую, горячую мышцу бедра Юнхо в то время, как он целует его быстрее, влажнее. Немного более вовлечённо и немного более разгорячëнно. Дыхание Юнхо тёплое на его губах, и от этого Сану становится слишком жарко. Юнхо ранее переоделся в спортивные штаны и простую белую футболку, так что Сан видит все телесные реакции своего друга по мере их возникновения. Он наблюдает. как соски Юнхо набухают под прозрачным материалом его рубашки, когда он целует толстую, напряжённую колонну вен на его шее. Когда его пальцы скользят немного дальше вверх по ноге Юнхо, чтобы зацепиться за пояс его спортивных штанов, его глаза легко отслеживают выпуклость в штанах его друга, где его член быстро твердеет. Как и во всех других сферах своей жизни, Юнхо — разговорчивый любовник. Тихий шёпот ободрения и громкие заявления о волнении доносятся до уха Сана, когда он целует Юнхо, возвращаясь ко рту, чтобы прикусить его губу. — Я так долго этого хотел. — Он задыхается. В нём ничего не осталось от мальчика, которого Сан знал, когда они росли. Юнхо — взрослый мужчина с тёмной щетиной, сильной челюстью и головокружительным взглядом, который заставляет Сана чувствовать себя так, словно его уже раздели догола на кровати и выпотрошили внутренности. Это странное чувство... — Да? Чего ты хотел? — Сан подзадоривает его. Ему нравится видеть Юнхо таким. Не в плохом смысле. Ему просто нравится видеть Юнхо самим собой, берущим то, что он хочет, вместо того, чтобы отдавать, отдавать, отдавать. — Скажи мне, чего ты хочешь? Я дам это тебе. — Я... на самом деле... не уверен. Тебя? — Руки его друга обхватывают щëки Сана, когда он наклоняется вперёд, чтобы нежно поцеловать его. Его губы неуклюжи, но полны энтузиазма. Сан обнаруживает, что определённо предпочитает этот юношеский порыв похоти всему, что он испытывал за последние несколько лет. Сан улыбается в ответ на поцелуй, одна из его рук скользит вниз по животу Юнхо, чтобы нырнуть под пояс его спортивных штанов. — Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе здесь, внизу? Его вопрос сопровождается мягким прикосновением костяшек пальцев к обнажëнному телу Юнхо. Он дёргается от прикосновения и зажмуривается. Нежнейший румянец расцветает на его щеках. Он растекается по его шее и скапливается на ключицах как молочно-розовый чай. Сан грубо берёт член Юнхо, его пальцы обхватывают его кончик через трусы, в то время как его язык пробегает по раковине уха его друга. — Хочешь, я поцелую его? — Ммм... —У Юнхо есть склонность казаться слегка пьяным, когда он перевозбуждëн. Дрожащее бормотание скапливается в глубине его горла как пчелиный рой, делающий круги в луже мёда. Он мог бы продолжить. Он знает, что хочет этого. Но прежде чем он пойдёт дальше, он отстраняется, чтобы посмотреть прямо на Юнхо и сказать: — Юнхо. Посмотри на меня. Широко раскрытые, взволнованные глаза поворачиваются к нему. — Я не хочу, чтобы ты о чём-то сожалел. Я сделаю всё, что ты захочешь, но я не хочу, чтобы ты чувствовал себя плохо из-за этого, как только всё закончится. Это было бы нечестно с моей стороны. Юнхо ждёт и слушает, кивая, когда Сан говорит. Когда Сан заканчивает, Юнхо прямо отвечает: — Единственное сожаление, которое я когда-либо испытывал в своей жизни, — это то, что я не мог быть с тобой вот так, Сан. Я не позволю тебе снова сбежать. — Но... — Я не против. — Юнхо запускает обе руки в волосы Сана, чтобы резко соединить их рты. Его губы уже не такие сухие. Его язык обводит губы Сана, прежде чем погрузиться внутрь, чтобы попробовать его на вкус. Сан знает, что это, должно быть, его воображение. Они оба приняли душ. Почистили зубы. Выпили воды. Язык Юнхо всё чаще скользит по равнинам рта Сана, и он уверен в этом. Он знает этот вкус. Рот Юнхо наполнился морской солью. Сытный и привычный для уставшего тела Сана. Сан так громко стонет во время поцелуя, что Юнхо отстраняется, смотря на него с расширенными зрачками, и продолжает: — Мы одни здесь. Только мы. Ладно? Сосредоточься на мне. Моё дыхание. Моё тело. Я. — Он хватает руку Сана, чтобы направить её внутрь своих трусов, и громко стонет. — Твоё дыхание. Твоё тело. Ты. — Мы. — Пальцы Сана скользят по растущему беспорядку по всей длине Юнхо, и он борется с желанием высвободить руку и дочиста облизать пальцы. Если он хочет попробовать вкус человека, сидящего перед ним, ему нужно только наклониться вперёд. Кажется, что ночь длится вечно. Покачивающиеся волны прямо за окном служат гипнотизирующей партитурой к часам исследований, которые давно назрели. Целуя, прикасаясь, покусывая и успокаивая. Прошло много времени с тех пор, как Сан впервые был с мужчиной или женщиной, но чувствовать, как длинные пальцы Юнхо потирают каждый дюйм его самых нежных мест, кажется чем-то свежим, чистым и неизведанным. Может быть, это потому, что он редко полностью присутствовал в такие моменты, как этот. Это даже не секс. По крайней мере, не в традиционном смысле этого слова. Они оба совершенно голые под толстым слоем пота и слюны. Юнхо нависает над дрожащим телом Сана, их конечности переплелись. Они ощущаются как единое влажное, пульсирующее целое без начала и конца. Только гладкая кожа, мягкие кончики пальцев и громкие стоны, которые окрашивают стены в красный цвет от их отчаяния. — Хочу большего... — В какой-то момент шепчет Сан в мокрую кожу на рёбрах Юнхо, его бёдра выдвигаются вперёд, чтобы скользнуть по телу друга. Любым доступным ему способом. Он знает, что хочет большего. Юнхо хочет большего. Для Сана нормально хотеть большего, но видеть, как Юнхо истекает кровью от такого необузданного желания снова и снова пропитывать постель под ними... Это зрелище, которого он никогда раньше не видел и отдал бы всё, чтобы смотреть бесконечно. — Большего... — Юнхо впивается зубами в бедро Сана, их кожа теперь суше, но всё ещё липкая от их действий. — Не могу, — шепчет Сан в ответ. Из-за ночных событий у него пересохло в горле. Он едва помнит этот момент, но почти не сожалеет об этом. Его тело — это картина, которая служит полароидным снимком туманного вечера. Красные, синие и пурпурные следы от рта. Розовые, зелёные и белые линии от ногтей на коже. — Чхве Сан говорит «нет»? — Юнхо фыркает в щеку Сана, когда они прижимаются друг к другу. Оба измученные, но лёгкие. Свободные от беспокойства. — Известно, что раз или два в своей жизни я говорил «нет». — Сан притягивает голову Юнхо к своей груди и прерывисто выдыхает от ощущения дома в его объятиях. Он прижимается губами к волосам своего друга и моргает, чтобы избавиться от эмоций, которые угрожают захлестнуть его. — Я не хочу говорить «нет», но моё тело сейчас может выдержать только это. — Тут так много спермы. — Юнхо говорит так серьёзно, что Сан не может удержаться от громкого смеха, его тело почти сотрясается от этой силы. Юнхо поднимает голову, чтобы улыбнуться смеху Сана. — Что?! Что такое? — Я не знаю, но... — Сан закатывает глаза, затем притягивает Юнхо ещё ближе. — Такое ощущение, что я попал в один из тех старых анекдотов. Итак, священник и странный айдол заходят в пляжный домик во время супершторма...✞✞✞
В конце концов, Сан решает заручиться помощью с острова. Ему следовало бы с самого начала понять, что просить своего лучшего друга детства, в которого он никогда не переставал влюбляться, стать его консультантом, вероятно, не лучший выбор. Но если бы он был известен тем, что принимал правильные решения, ему, вероятно, вообще не понадобился бы консультант анонимных алкоголиков. Он многое узнаёт о себе во время этих сеансов за пределами острова. Особенно то, что он неприлично нуждающийся, когда влюблён. — Ты сегодня какой-то нервный, Сан. Дома всё в порядке? Он смеётся, уткнувшись в локоть, в его глазах светится тайна. В последнее время он гораздо чаще улыбается. С момента несчастного случая прошёл почти год. Его тело всё ещё иногда болит, но его разум чувствует себя лучше, чем когда-либо за долгое время. — Лучше, чем в порядке. — Он наклоняется вперёд, чтобы заговорщически прошептать что-то, и засовывает руку в карман, слушая приятное позвякивание. — Мы купили это место. — Это отличная новость! Я знал, что ты так и сделаешь. Вы оба так усердно работали. — Его консультант улыбается от уха до уха. Сан гордился тем, что он верил в него так же сильно, как и он сам. Он потратил впустую слишком много лет, окружая себя людьми, которые всегда искали повод для критики. — Так ты не будешь возражать, если я... — Он с усмешкой наклоняет голову в сторону двери. — Сан... — Его консультант тихонько смеётся, затем кивает. — Тебе даже не обязательно больше приходить сюда. Твои обязательные занятия закончились несколько месяцев назад. — Я знаю. — Он встаёт и церемонно кланяется. — Но я бы не хотел бросать своего самого большого поклонника. Это вызывает смущённый румянец на щеках его консультанта. — Я говорил тебе, что мне понравилась только одна из твоих песен! И ты мне всё равно не нравишься, Хонджун мой любимчик! — О-о-о, у тебя слабость к авторитетным фигурам или что-то в этом роде? — Сан стреляет в ответ. — Прекрати подвергать меня психоанализу! Это моя работа! Улыбка на лице Сана, когда он выбегает за дверь и спешит к причалу, ни с чем не сравнима. В эти дни это происходит всё чаще и чаще. Он помогал своей матери в саду, давал уроки плавания и пения детям в школе, помогал Юнхо собирать еду для неблагополучных семей, чтобы они могли вкусно позавтракать перед работой и школой. Возвращаясь по воде к острову, он не может не задуматься о перемене в своём поведении. Как он даже не почувствовал, что это происходит, пока это не случилось. Он считает странным, что малейший сдвиг в парадигме может изменить всё мировоззрение. Перевернуть его вверх дном и наизнанку. Когда он возвращается к дому Юнхо, его чуть не сбивает с ног стайка ребятишек у дверей. Сейчас это обычное явление. После ухода из прихода, Юнхо начал выпекать и готовить для семей по всему острову. Платили за это немного – в конце концов, это было пожертвование,— но Юнхо не так уж много нужно было в жизни. У него был дом. У него был остров. У него был Сан. Сан приглаживает несколько растрëпанных прядей волос, которые пролетают мимо его колен, с руками, вымазанными в клубничном джеме. Они шипят и рычат на него, вылетая на улицу. — Клубничный джем? Серьёзно? — Сан с усталым вздохом закрывает за собой дверь и запирает её на ключ. — Их родители убьют тебя. — Может быть они просто решат, что их дети уже убили меня из-за всех этих красных пятен на одежде? Бывший айдол может только ухмыльнуться, а затем подойти поближе, чтобы украдкой поцеловать. Его голос звучит смертельно усталым, когда он бормочет: — Я скучал по тебе. — Скучал по тебе больше, — щебечет в ответ Юнхо, его голос ясный и жизнерадостный. Сан наслаждается этим. Он любит глубину и теплоту, с которыми произносятся все слова, которые произносит Юнхо. Улыбка осветляет его усталые черты. — У меня есть для тебя сюрприз. — Да? — Юнхо снова притягивает Сана к себе, чтобы поцеловать его в подбородок, и шепчет: — Это у тебя в штанах? — Не совсем. — Сан быстро обрывает его и отстраняется. Если он не сделает этого, они никогда не выберутся из этой кухни. Этот бедный пол и прилавок повидали достаточно. — Пойдём со мной. Они выходят на улицу, держась за руки. Спускаются на несколько кварталов, пока не оказываются всего в нескольких магазинах от скамейки с видом на море. Место, где они впервые «по-настоящему» поцеловались. Океан, который всегда звал Сана. Они останавливаются перед одним из магазинов. Сан устало вытягивает руки над головой. — Ты слишком много работаешь. — Юнхо засовывает пальцы в усталые складки на лбу Сана. — Тебе следует больше спать. — Я много времени трачу на дорогу, ты же знаешь. — Сан много работал. Он обнаружил, что если он работает около двенадцати часов в день, то у него меньше шансов проснуться посреди какой–нибудь улицы перепуганным до смерти. — Я знаю. Я действительно горжусь тобой, — быстро комментирует Юнхо. У него извиняющийся вид, поэтому Сан фыркает и качает головой. — Я люблю тебя, — медленно начинает Сан, его глаза мгновенно сияют от вновь открытых эмоций, которые, по-видимому, никогда не прекращались теперь, когда он дал им выход. — Я так сильно люблю тебя. Ты помог мне найти в себе силы бороться за себя. — Ты участвовал во всех боях. — Я знаю. Но ты был на моей стороне, чтобы помочь мне бороться. — Его лицо меняется, когда он пытается придумать, как сказать то, что он должен сказать. Чтобы сделать подарок, который ему нужно было сделать. — Помнишь наш первый поцелуй? — Да. Я не был уверен, что убьёт меня первым... настоящий ураган на горизонте или твой идеальный рот. — Фу, — Сан съëживается и хлопает Юнхо по груди. — Ты ужасен. — Но ты любишь меня. Сан выпрямляется и смотрит прямо на Юнхо. — Люблю. Юнхо делает паузу, чтобы в замешательстве оглянуться на Сана. Сан лезет в карман и достает связку ключей, которые приятно позвякивают в его руке. — Я не могу выйти за тебя замуж, но я могу подарить тебе кольцо другого типа. Он протягивает руку, чтобы схватить Юнхо за длинные пальцы, и украшает безымянный палец кольцом для ключей. — Что... — Глаза Юнхо наполняются слезами, когда он смотрит на ключи, болтающиеся у него в руке. Сан заключает его в короткие объятия, затем поворачивает их обратно к витринам магазинов, которые тянутся вдоль улицы. Перед ними простая, но симпатичная витрина магазина. Голубая, как небо над морем в солнечный день. Ставни такие же белые, как шапки волн, которые разбиваются всего в нескольких футах от них. Пушистые облака нарисованы по всему периметру входа. Маленькие чёрные буквы «Zzz» выгравированы на самой дверной раме. Рядом висит небольшая вывеска, прямо над широким эркерным окном, через которое видно кафе внутри. «Сон лунатика» — Ч-что это? — Юнхо, спотыкаясь, идёт вперёд, как будто он во сне. Его глаза сверкают в лучах полуденного солнца. Сердце Сана подпрыгивает к горлу, когда он наблюдает как на его лице появляется эта идеальная, сияющая улыбка. — Мой сон, — легко поясняет он. — Я — лунатик. — Что? — Я хотел… Я хотел тебе кое-что подарить. Особенное. За всё, что ты мне дал. — Он тихо смеётся и качает головой. — Ты не можешь понять, как много ты мне дал. Если бы не ты... трудно сказать, где бы я оказался в итоге. — Но... как? — Связи. Сбережения. Тяжёлая работа. — Он ухмыляется, говоря это, но он говорит серьёзно. Хонджун помог ему вернуть большую часть зарплаты и жалованье, но это даже близко не покрывало расходы на маленькое кафе так близко к воде. Он работал не покладая рук и экономил каждый пенни, который мог, чтобы покрыть первоначальный взнос. — Здесь есть всё, что тебе нужно, чтобы продолжать помогать людям в городе, и я подумал... может быть, ты мог бы нанять несколько человек на неполный рабочий день и сделать из этого настоящий бизнес. Ты хороший повар. И люди любят тебя. — Я люблю тебя. — Уф, Юнхо... — Нет, Сан, остановись. — Юнхо хватает Сана за руку, чтобы притянуть его ближе. Их носы соприкасаются, когда Юнхо наклоняется, чтобы им было легче встретиться глазами. — Я люблю тебя. Я так долго любил тебя. Мне не нужно ничего такого. — Но... — Но я приму это. И я буду упорно трудиться, чтобы доказать, что я достоин твоей любви. — Он тянет Сана к маленькому кафе и вставляет ключ в замок. Затем его голос понижается до хриплого шепота: — Как ты думаешь, эти стены звуконепроницаемы? Он толкает дверь, не дожидаясь ответа, затем затаскивает Сана в первую попавшуюся комнату без окон. В комнате пока немного мебели, но на полу мягкий ковёр, так что Сан не может особо жаловаться, когда оказывается на спине, а Юнхо нависает над ним с глазами, испещрëнными кометными хвостами, и улыбкой, слишком широкой для его лица. Глаза Сана закатываются, когда Юнхо скользит двумя влажными пальцами внутрь него, его бёдра сжимаются вокруг Юнхо с каждым скользким движением. У него это получалось слишком хорошо. Не имея ранее никакого опыта, — Сан выполнял большую часть работы — независимо от того, как они оказались вместе, теперь Сан понимал людей, которые любили быть только снизу. Между его пальцами, ртом и членом, бывший священник их маленького уединённого острова оказался настоящим грёбаным асом в постели. — Ах, чëрт, Ю-Юн-хо... этого... чëрт, хватит. Просто, пожалуйста... Дьявол... Юнхо наклоняется, чтобы поцеловать, когда он высвобождает пальцы и заменяет их кончиком своего члена. — Следи за словами. Сан закатывает глаза в ответ на это предостережение. — В самом деле? Ты собираешься сделать мне выговор, когда твой член... А-а-ах... – Шшш... — Юнхо прижимается к нему, его руки скользят вниз, чтобы медленно обхватить ноги Сана вокруг своей талии. Всегда такой медлительный. Такой ритмичный. С такими бёдрами он должен был стать айдолом. Такой нежный. — Я люблю тебя. И всегда такой любящий. Сан издаёт низкий горловой стон при этих словах. Его грудь до сих пор сжимается каждый раз, когда он это слышит. Кто-то столь же непостижимо хороший как Юнхо, так сильно любящий Сана. Он никогда не переставал чувствовать себя счастливым. — Я тоже тебя люблю, — отвечает он, прижимаясь губами к коже плеча Юнхо, его зубы впиваются в плоть, оставляя мерцающую соль на языке. Всё, что Сан может видеть, когда Юнхо прижимается к нему, — это потолок, расписанный волнами и облаками. Особая просьба от Сана, когда он нанимал подрядчиков. Напоминание о том времени, когда он был на пляже с Юнхо, когда они были детьми. – Ах, ах... Я... Я... — у него перехватывает дыхание, когда Юнхо откидывается назад, чтобы с благоговением посмотреть на него сверху вниз, в его глазах светится что-то свирепое. В этом взгляде никогда не было недостатка в преданности. Сан сжимается вокруг него, его член подëргивается у него на животе, когда Юнхо наклоняется, чтобы погладить его. Юнхо никогда не кончает раньше Сана, когда они занимаются любовью. Он замедляет свои толчки, меняет ракурс, останавливается на несколько минут, чтобы сосредоточиться на особенно чувствительных местах тела Сана, чтобы убедиться, что он чувствует удовлетворение. И он всегда чувствует его. Даже если он не кончает, он всегда чувствует себя удовлетворённым. Но сегодня не один из этих дней. Требуется всего несколько грубых рывков, и он разливается по пальцам Юнхо и его собственному животу. Он задыхается прямо в губы своего парня, его тело дрожит, когда Юнхо вскоре следует его примеру. Мгновение спустя они расходятся, они падают на спину и вместе смотрят в потолок, сцепив руки на бёдрах. — Я не могу поверить, что ты купил это место, — в конце концов говорит Юнхо, наклоняя голову набок, чтобы посмотреть на профиль Сана. Лицо Сана светится гордостью, когда он встречает любящий взгляд Юнхо. — Я тоже. Но это казалось правильным. Казалось, пришло время для чего-то подобного. Как будто мы оба это заслужили. — У тебя есть какие-нибудь припасы? — Юнхо переворачивается и ворчит, поднимаясь на голые колени. — Да. Куча всего. А что? Юнхо ухмыляется и помогает Сану подняться на ноги. — Хочешь испечь вафли?✞✞✞
По опыту Сана, жизнь была подобна открытому морю. Гладкие, спокойные воды на протяжении многих миль, а затем внезапные, ужасные волны, разбивающиеся о парусную лодку, которым не видно конца. Однако нельзя винить море за то, что оно следует воле ветра. Это была просто природа в действии. Поэтому, когда Сан начал каждую ночь ходить во сне в направлении океана, он никогда по-настоящему не удивлялся. Но он определённо был рад, когда его разум наконец позволил ему по-настоящему уснуть и перестать блуждать. И даже сейчас он не может с уверенностью сказать, что больше не будет ходить во сне. Но, по крайней мере, теперь он уверен, что сможет найти дорогу домой.