Идеальный альфа

Чонгук впервые в жизни так долго был настолько близко к Юнги. Свое обещание зацеловать он почти исполнил — на втором круге, когда Юнги уже откровенно не трясся от паники, стало вдруг не по себе давать такую ласку. Так что Чонгук просто притянул его покрепче в объятия и прижался щекой к волосам, так и стоя посреди темной аудитории Тэхёна, между разведенных ног Юнги, сидящего на парте. — Пойдем домой? — В ожидании Чонгук даже не представляет, сколько прошло времени. То ли пара минут, то ли полчаса, все сливается в одно. Юнги не подает голоса, снова лишь кивая головой, и даже не отталкивает от себя Чонгука, что было бы в его стиле. У альфы сердце не на месте от него, такого разбитого сейчас. Он вдруг чувствует, что не хочет давать Юнги повод думать, что может оставить его бороться с этим одного, поэтому решает лишний раз проявить заботу и усаживает его на себя, старательно подхватив под бедра, а не ягодицы, чтобы снова не напугать. Ему мало довелось видеть случаев с Юнги в похожем состоянии. В Тэгу он был с родителями, если такое случалось, а в Сеуле это — первый раз. Чонгук даже не знает, через сколько он заговорит и почему не делает этого. — Мне будет проще, если ты потом всё расскажешь мне. Я не знаю, чем могу напугать тебя, пока буду пытаться помочь, а это пугает уже меня, — поняв, что говорить Юнги не будет, а значит можно заставить выслушать, Чонгук аккуратно выносит его из аудитории в пустой коридор и спускается с ним к выходу, пронося через университет и даже не встречая ни одного человека. — Знаю, это нелегко, но я люблю тебя и хочу помочь, родной. — Прости, что я такой сломанный, — Юнги шепчет практически сразу и жмется крепче к плечу Чонгука, видимо стесняясь показать лицо. Но альфа понимает и прижимается к нему щекой, безмолвно поддерживая. — Это делает тебя тобой. Может тебе кажется, что это твоя темная сторона, но без нее не было бы светлой. Может, мы бы не встретились, может ты бы не поступил сюда и не занимался бы музыкой, сложись всё иначе, — на улице Чонгук прижимается крепче, быстро переходя между корпусов привычно без куртки зимой. — Может ты был бы счастлив без меня. — Да я и с тобой счастлив. — Нет, — от уверенного тона Юнги, выдыхающего слова в его толстовку, бегут легкие мурашки. — Я же вижу, мелкий. Тебе вообще не место здесь. — Оно самое тут, поверь. Не знаю чего хочу, а пока ищу это — я рядом с тобой. Всё не так плохо, верно? — Чонгук старается улыбнуться, потому что его слова правдивы, пусть в душе и скребется кто-то когтями. Юнги не отвечает, лишь тяжело вздыхает — альфа чувствует это своим телом, пока проносит его на их этаж. Он отпускает старшего на ноги только перед дверью в комнату, чтобы открыть замок, который, само собой, заел. — Ты хочешь чего-то? Поесть или может кофе? — Чонгук открывает дверь, пропуская Юнги зайти первым. Он разувается и даже не смотрит на Чонгука, проходит по короткому коридорчику в комнату, а там сразу садится на кровать. Чонгук, на ходу сбросив обувь, наблюдает за ним, привалившись к стене плечом. — Могу уйти. — Только если хочешь, — Юнги снова тяжело вздыхает и трет рукой лицо, оставляя под ней красную кожу. Он смотрит будто сквозь пространство и выглядит таким маленьким, что Чонгуку хочется обнять его, прижать к себе и успокоить. — Я хочу спать, сил нет абсолютно. — Шуметь не буду, — Чонгук понятливо улыбается и проходит между кроватей к своему столу, стараясь не обращать внимания на Юнги, чтобы не смущать. Но всё же он краем глаза видит, что тот стягивает с себя толстовку, мельком озирается на альфу и цепляет покрывало с его кровати — Чонгук добросовестного делает вид, что не замечает этого, а после забивается в уголок кровати, сделав из двух своих и Чонгукова одеяла почти что гнездо. Не заметив, что уже наблюдает за ним открыто, Чонгук испытывает нечто трепещущее внутри. Ему непривычно хочется быть ближе, защищать, словно это стало его инстинктами, хоть и раньше он всё это делал для Юнги — любит ведь, — но сейчас ощущается как-то иначе. Ближе что ли. Юнги ворочается в своем ворохе, почти что незаметно, но не для Чонгука. Он, предполагая, что рискует собственной жизнью, аккуратно садится на край кровати, отчего ком одеял тут же замирает на месте и вовсе не двигается, как если бы он хоть дышал. Стянув толстовку, Чонгук укрывает ею — он очень надеется, что Юнги, — ком одеял и перетягивает со своей кровати подушку, чтобы уложить её у изголовья и сесть, пристроив поверх собственной толстовки руку. Дышит он там, Чонгук чувствует это под ладонью. И чувствует, как постепенно одеяла чуть расплываются, видимо по расслабляющемуся телу или из ослабевших пальцев. Чонгук тихо гладит его, нежит, и просто смотрит в стену напротив. Сегодня выдался сложный день, то из-за Юнги его душа вывернулась, то из-за его вопросов по пути сюда. Паршиво, на самом-то деле, не знать, что нужно от жизни. Даже не знать, как это понять. Через вечность самокопания, за которую Чонгук осознал свою ничтожность и почти впал в депрессию, его отвлекает тихий стук. Он даже не сразу понимает, что стучат в их дверь, потому что буквально никто и никогда такого ещё не делал. Глянув на неподвижный мягкий комок, альфа поднимается на ноги и выходит к двери, тихо её открывая. Встречает его Тэхён. Весь такой неуместный здесь, особенно после вечеринки на соседнем этаже, после которой многим досталось, и слишком уж красивый в своем дорогом образе. — Привет, — он улыбается как-то непривычно. Чонгук понимает вдруг — просто искренне. Омега показывает ему свою настоящую робость от нахождения здесь и это вдруг становится так приятно, что расшатанной психике Чонгука хочется к нему. То ли поговорить, то ли коснуться, чтобы почувствовать тепло не того, кого нужно защищать, а напротив. Того, кто сам может помочь. — Здравствуйте, — Чонгук отвечает с задержкой, прогоняет все эти желания из уставшего сознания. В конце концов, он уже не мальчишка, а взрослый альфа, которому искать опору в омегах вовсе неуместно и должно быть стыдно. — Я заметил, что вы ушли из кабинета час назад. Как Юнги? — Чонгуку почему-то казалось, что Тэхён будет порываться зайти или хотя бы заглянуть к ним в комнату, но он вежливо смотрит только на Чонгука. — Он заснул. Всегда на нервах клонит в сон, поэтому, думаю, он до утра, — Чонгук оборачивается, проверив, что действительно Юнги в своих одеялах даже позу не поменял без него. — Хорошо. Я повел Суёна в деканат, но он был почти что не в себе. Так что я просто поговорил с ним, думаю, что больше он никак не коснется Юнги. — Вот как, — альфа хмыкает недовольно, — посмотрим. — А как ты? — Тэхён возвращает внимание к себе и снова даже не посмотрел в ту же сторону, что и Чонгук. Лишь наблюдает за альфой, но почему-то от этого не становится дискомфортно. — Выглядишь устало. — Да, я… Тяжелые мысли навалились, честно говоря. Но это пустяки в сравнении с тем, что упало на Юнги. — Не нужно считать свои проблемы пустым звуком, — улыбнувшись ему с прикрытии глазами, Тэхён вдруг отшагивает назад. — Если что, могу отмазать вас обоих завтра без прогулов. Напиши утром, какое будет состояние. На его предложение Чонгук благодарно улыбается, но когда Тэхён на прощание кивает и собирается уже развернуться, Чонгук вдруг выходит из комнаты, взяв только ключи с тумбы. — Не хотите чай? В это время кухня пустая, там уютно. Если, конечно, у вас нет дел, — его уверенность вдруг исчезает, он мнется на последних словах, но дверь все равно закрывает, поняв, что находиться в комнате не может — стены давят. — Конечно, — Тэхён говорит так мягко и приятно, что у альфы немного скручивается что-то в душе и снова желание быть к нему ближе, поделиться тяжестью захватывает все мысли. — Спасибо за приглашение. Он улыбается, судя по голосу. А Чонгук зарабатывает тахикардию, когда он легко касается его пальцев и сжимает парой своих. — Я до сих пор путаюсь в коридорах университета, а тут даже не представляю, что и где находится. — Как вы выживали в агентстве? У них же большие здания всегда, — Чонгук старается на думать о легком тепле, растекающемся в ладони, пока ведет омегу за собой к лестнице, а там медленно спускается бок о бок с ним на первый этаж. — Когда я начинал, у нас было крохотное здание, там было сложно потеряться даже мне. А потом, когда мы переехали, у меня был ассистент, он водил меня везде практически за руку. Я и терялся, и был слишком уставшим, чтобы понимать куда, когда и для чего мне надо идти. — Понятное дело, у вас была сложная работа. Сколько вы часов там проводили? Чонгук заводит его за руку, отчего без причин улыбается себе под нос, прямиком в столовую и отпускает, лишь когда доходит до столика уже у самого кухонного уголка. Он замирает, вперившись рассеянным взглядом в стену, вспоминает, что есть в его и Юнги запасах — ладно, и Хёнджина, в них можно безопасно залезть, — и пытается придумать на ходу, что можно было бы из этого приготовить. Останавливается на быстрых корзинках из орехов, сыра и джема. Тэхён, словно бы понимая тяжесть процесса в голове альфы, молча садится на ближайший стул. Обернувшись на него, Чонгук натыкается на мягкую улыбку, а омега продолжает диалог словно ни в чем не бывало — а бывало еще как, появилось что-то огромное в душе Чонгука, которому такая внимательность как-то не то чтобы польстила, но заставила лишний раз понять, насколько Тэхён комфортный в общении, понимающий и уважающий, хотя Чонгук буквально ничто и никто в сравнении с ним. — Я не всегда мог попасть домой, чтобы поспать. Было несколько раз, когда приходилось репетировать хореографию за пару дней до мероприятия, а её полностью меняли. Так что мы репетировали по шестнадцать часов, а оставшиеся — ели и спали на каждой горизонтальной поверхности. Слушая его, Чонгук подготавливает всё для задуманного рецепта — орешки ссыпает в свой блендер, моет финики, достает сыр из холодильника и клубничный джем. — Что это я, — Тэхён усмехается как-то нервно, а Чонгук, пытающийся подобрать подходящий вопрос, чтобы не обидеть, вскидывает на него голову. Омега грациозно поднимается со стула и закатывает рукава до локтей, открывая вид на тонкие предплечья и совсем узенькие запястья. Впервые в жизни Чонгук любуется запястьями — раньше он не замечал эстетики в этой хрупкой кости, которую легко может обхватить пальцами в круг, в слегка выступающих на них венках, перетекающих на совсем тонкие, в сравнении с его, альфьими, пальцы. — Давай я помогу тебе. Руководи! — Да не стоит, — Чонгук, по осунувшемуся лицу Тэхёна, понимает, что тот воспринял слова явно с тем смыслом, который вкладывал в него — хотя небольшой страх, что такой изящной тонкости легко навредить, немного есть, — поэтому торопливо добавляет, — отдыхайте, вы же после работы. Я сам сделаю, мне привычно быть на этой кухне. — Ну уж нет, юноша, — Тэхён фыркает и по деловому хватает со стола пачку сыра, — что с ним делать? — Отдать мне, — вдруг захотелось рассмеяться с серьезности на лице омеги, и Чонгук едва сдерживается, кривя губы от этого. Но когда Тэхён протягивает ему пачку, то сам улыбается слишком забавно, растянув губы милым прямоугольником. — Ладно, можно поставить чайник. В шкафчике над ним в правом углу стоит штук пять пачек чая, выберите какой вам нравится. — Так бы сразу, — Тэхён слишком очевидно доволен, что Чонгук поручил ему что-то. И это, внезапно, тоже дает какое-то тепло альфе. Перед ним без малого очень богатый человек, красивый и обворожительный, а от того желанный наверняка любым альфой в стране, статный и умный, прошедший уже столько, что между ними огромная пропасть, не смотря на небольшую разницу в возрасте. Но он все равно делает нечто обыденное с Чонгуком и счастливо радуется этому. Удивительный. — Вы столько работали, не перегорели? — Он, отшумев блендером, принимается чистить финики и смешивать с орехами, быстро после этого формируя маленькие корзиночки, вспоминая слова омеги до их мелкой стычки. — Были, конечно, моменты. Хотелось бросить все, просто отдохнуть. И мне давали тогда отпуск, всего через две недели я бежал обратно, молил отменить оставшиеся полтора месяца и вернуть меня в строй, — Чонгук даже спиной слышит, насколько приятно Тэхёну делиться таким опытом, пока он шебуршится с бутылками воды у чайника, а потом с пакетами. — Это был потрясающий опыт. Надеюсь, ты тоже сможешь получить такой, а потом расскажешь мне про него. — У меня уже есть. Не такой, конечно, впечатляющий, но тирамису получается потрясающим. Юнги, правда, признавать этого никак не хочет, — они оба смеются и, всего на короткое мгновение, Чонгуку показалось, что между ними снова те отношения “между альфой и омегой”, как сказал сам Тэхён, но упоминание его парня нисколько не дают напряжения никому из них. — Обязательно приготовлю для вас тоже. — Я расхвалю тебя так, как не делал этого никто! — О, я даже не сомневаюсь в этом, уж поверьте, — щеки немного начинает сводить от не сходящей с губ улыбки, пока он, поставив корзинки в морозилку, принимается за начинку. — Почему ваш опыт “был”, а не “есть”? — Я не могу вернуться, к сожалению. Поэтому останется лишь хранить воспоминания и не предаваться апатии по этому поводу, — Тэхён, видимо закончив приготовления с чаем, подходит ближе, отчего Чонгуку становится лучше слышно его спадающий в тишину голос. Обернувшись через плечо, Чонгук в который раз замечает ту самую, застарелую грусть в его глазах — она словно огромная рана, что вроде затянулась и зажила, но оставила за собой шрам на всю жизнь. А Тэхён позволяет ему увидеть это, сняв с себя все маски. От того, что он делает это перед настоящим незнакомцем становится самому грустно — видимо, он мало с кем может быть откровенен, отчего так легко открывается Чонгуку, получив от него крохи добра. — Вы проделали огромный путь и здорово познали себя. Думаю, после передышки здесь, вы сможете найти нечто, что вернет вам ту яркость жизни, — Чонгук домешивает крем, а после отстраняется от него, чтобы встать лицом к лицу с Тэхёном и посмотреть реакцию на свои слова. — Надеюсь, это будет уже после моего выпуска. Я не готов учиться под крылом другого куратора, они бы уже меня сами выгнали. Омега тут же улыбается и опускает взгляд, впервые на памяти Чонгука так приятно и откровенно, без сарказма и показательного флирта, реагируя на теплые слова. — Можно обнять вас? — Слова слетают с губ без осознания. Чонгук расширяет глаза в шоке от собственной же не сдержанной просьбы, осознавая, насколько неподобающе это между ними. Но его инстинкты и чувства срабатывают быстрее мозга, отчего Чонгук немного краснеет и опускает глаза в ожидании нелестной тирады. Но Тэхён, почему-то молчит. Когда Чонгук робко вскидывает на него взгляд, тот не улыбается, его лицо всё ещё хранит тот самый шрам грусти в себе. Они смотрят друг другу будто в души — одна потерянная в мире, а другая разбитая, — а после Чонгук как-то сам понимает, что ему можно. Тэхёну, явно, хотелось того же. Он практически сразу льнет к груди альфы, пристраивается там очень удобно своими миниатюрными параметрами — пусть он и больше, чем анорексик Юнги, но ощущается приятнее в руках, трепетнее. А Чонгук обнимает так, как последние года мечтала его альфья часть. Крепко прижимает к себе за голову и лопатки, не дает даже шелохнуться, а носом прислоняется к волосам, чтобы тревожить их дыханием, которое ускорилось в такт дыханию омеги в его шее. От Тэхёна, само собой, безумно приятно пахнет. Чонгук едва может ощутить ваниль — но не ту, которой веет от полок в магазине, когда проходишь мимо. Тэхён пахнет свежо, совсем чуточку сладко, как и должно быть у омеги, вызывает странное желание познакомиться с его запахом ближе. Они замирают так на ничтожно маленькие минуты — Чонгук с сожалением понимает это, когда Тэхён отскакивает от него, чтобы залить закипевшей водой из чайника кружки. Альфа стоит, пытаясь осознать, насколько хорошо ему было просто держать своего преподавателя в руках, и старается не дать ненужным мыслям просочиться глубже. Моргнув, он возвращается к готовке, уже заполняя замерзшие корзинки начинкой, и пытается подобрать хотя бы пару слов, чтобы объясниться и извиниться. Тэхён, возможно, имеет альфу, а Чонгук, как грубый и неотесанный медведь, захомутал его в свои объятия — не так его родители воспитывали, ой не так. — Ты интересно пахнешь, — Тэхён оказывается снова рядом, встает плечом к плечу, не постеснявшись коснуться альфы, и смотрит на его руки, отточено выкладывающие ровно одно и то же количество крема внутрь пирожных. — Какао? — Кэроб. — Действительно. Какао бы горчил, — Чонгук знает, что он тоже пахнет сладковато, что редкость для альф, но услышать это от Тэхёна как-то не по себе. Он первый омега, кроме матери, который почувствовал запах Чонгука — такой момент всегда должен быть трепетным, но сейчас, напротив, альфе абсолютно некомфортно и даже страшно услышать оценку, тем более от такого потрясающего омеги, как Тэхён. — У тебя очень приятный запах, Чонгук, — словно почувствовав, что именно это ему нужно, Тэхён аккуратно накрывает предплечье, не мешая доделывать сладость, но вдруг дав спокойствия. — Мне нравится. — Спасибо… — Не вздумай комплексовать из-за него. Это правда потрясающий для альфы запах, он даст омеге спокойствие и уют. Меня бы он сильно успокаивал и поддерживал. — Мне всегда казалось, что это показывает мою физическую слабость, как альфы. Ваши слова… Спасибо, Тэхён, — Чонгук не поднимает взгляда от уже готовых корзинок, чувствуя, как омега чуть крепче сжимает его мышцы на руке. — Тебе казалось, — Тэхён подмигивает, когда Чонгук решается поднять на него взгляд и, подхватив обе кружки, отходит к столу, за которым уже тут сидел. Чонгук смотрит еще несколько мгновений ему в след, успокаивая бешено бьющееся в груди сердце. — Я всё хотел спросить, — видимо ощущая напряжение альфы, который не торопится идти следом, Тэхён нарочито громко обращается к нему. — Сильно прилетело за ту вашу попойку? Собрав остатки не измученных за сегодня сил, Чонгук подхватывает тарелку с десертом и садится напротив Тэхёна, пристроив угощение по центру между ними. Чай тот заварил им черный с бергамотом — любимый Чонгука. — Всем просто поставили выговоры в учебное дело. Но тем, кто нарушал первый раз, дали отработать — Юнги там что-то перепечатывает из старой методички в новую. — Ладно, я немного переживал, что вас сильно наказали, — Тэхён заметно расслабляется, будто серьезно переживал о них. — Нет, это пустяки. Страшно и грустно, что вы подорвали доверие. Вы раньше были как “свой”, но сейчас стали чужим, — его слова явно режут Тэхёну по больному месту, он снова перестает улыбаться и дает показать свою тонную усталость. — А ты? Тоже теперь не доверяешь мне? — Надо бы. Но я уже красноречивее слов показал свое отношение, — альфа неловко усмехается, но заметив встревоженный взгляд омеги на себе, кивает ему на десерт. — Пробуйте. И да, я правда вам верю, так что могу сказать, что завтра команда планирует небольшую вечеринку и это отличный шанс не спалить нас, а извиниться перед ними. Тэхён кивает несколько раз, его черты чуть разглаживаются — видимо, осознал, что Чонгук действительно продолжает доверять ему. Он цепляет корзинку с тарелки и аккуратно надкусывает, тут же запивая чаем. Они вкусные — Чонгук знает, — но увидеть, как чуть приподнимаются от удивления брови Тэхёна, оказывается приятно. Довольный собой, он тоже начинает пить чай, прикусывая сладость. — Ты очень вкусно готовишь, — Тэхён улыбается и берет с тарелки еще одну корзинку, откусывая совсем немного и неспеша пережевывая. — Любишь это делать? — У меня хорошо получается, так что я устроился работать в кафе. — Я же не про это. Ты любишь этим заниматься? — Вряд ли, — Тэхён будто сам вытащил из него то, ради чего Чонгук пригласил его выпить чай вместе. Альфа даже в процессе забыл абсолютно о своих небольших корыстных намерениях на умудренного жизнью омегой, настолько интересно с ним просто быть в моменте и говорить, отпустить себя и делать что-то необдуманное. — Мне сложно понять, нравится это или нет. Если, как все говорят, представить, что у меня неограниченное количество денег, я бы готовил только для близких, но не для продажи, — Чонгук чуть приободряется, когда Тэхён понятливо ему кивает и улыбается. — Понимаю тебя. Я так же думал о преподавании, — отведя взгляд, Тэхён снова позволяет показаться своей боли на лице, Чонгук уже очень отчетливо чувствует ее в омеге. — Вот и сошлись двое: один не знающий, что принесет ему счастья в жизни, а другой — знающий и не имеющий возможности делать это. Чонгук горько усмехается на его слова — вот уж действительно. Но просто от факта, что не один он грустит и переживает из-за своей жизни, становится немного легче. Как и от осознания, что даже успешные люди могут чувствовать то же самое, что и он. Все, в конечном счете, оказываются просто людьми. — Вы тоскуете, Тэхён? — Всей душой…