Идеальный альфа

— Хочу зайти к Тэхёну после пар, у него следующая тоже последняя, — Юнги резво, сжав в пальцах лямки рюкзака, шагает маленькими шажочками, нагоняя темп альфы. Чонгук знает, что ходит быстрее его — это простая физиология, у него из-за роста ноги длиннее. Обычно Юнги просит сбавить обороты, когда альфа забывается, но сейчас так мило семенит рядом, еще и руки держа на лямках, как школьник, что у Чонгука сбивается сердце. Юнги слишком крохотный для этого мира. Но сегодня его не хочется спрятать. Напротив, Юнги почти что улыбается иногда, почти через каждый десяток метров они замечают ребят из команды, отчего становится теплее, а Суёна будто и след простыл в университете, отчего оба ощущают некую безопасность. В такой мир отпускать Юнги не страшно. — По твоему выступлению? — Да нет, я пока вообще не в зуб ногой, честно говоря. Тэхён, — Юнги вздыхает мечтательно, а Чонгук лишь тихонько посмеивается с него. Потому что да, “Тэхён”. — У меня сегодня нет смены, так что можем в целом и зайти. Если ему не было плохо после вчера и он не хочет поскорее уехать, можем позвать поужинать с нам- — Чон Чонгук! — Звучный голос декана их факультета просачивается сквозь весь гомон в коридоре. Чонгук тут же замирает на месте и легко хмурится, вспоминая свои ошибки, но кроме вчера — а декан вряд ли бы звал его поэтому, — ничего нет. Так что расслабленно кинув Юнги “Иди на пару, я тебя после встречу”, он разворачивается на голос и подходит к мужчине в возрасте, стоящему в углу большого холла. — Ты работаешь? — Не успел он еще дойти до декана, как тот сразу стреляет темным взглядом поверх тонкой оправы очков. — Да, — Чонгук протягивает гласные и еще сильнее хмурится, начиная постепенно холодеть изнутри от чувства надвигающейся беды. — А вот не должен! — Альфа вдруг поднимает голос, басисто прикрикивая. Чонгук не из пугливых, да он сколько раз за этот семестр вляпывался в драки, но сейчас он зажимается от неожиданности. — Такие непутевые студенты, как ты, не имеют права работать! — Так ведь, — он старается ободриться, потому что не накинется же на него этот альфа. Абсурд. Чонгук взрослый человек и бояться кого-то, кто поднимает на него голос, для него просто смехотворно. — Я брал разрешение на работу, всё законно, — пусть он и смотрит только в глаза декану — альфьи повадки, — но боковым зрением замечает, как вся толпа, спешащая секундой назад на пары, замерла и вслушалась в эту перепалку. — Она не бессрочная, дурак. И ты учишься, как тупой бездарь, твоя успеваемость упала на тридцать процентов. Неожиданно Чонгук перестает четко видеть альфу — ему половину обзора закрывает блондинистая макушка. Наверное, мерещится, но стоило Тэхёну появиться всего в паре сантиметров впереди него, закрывая, Чонгук почувствовал легкий шлейф ванили. — Какое вы имеете право, господин Хан, повышать голос на студента в стенах университета? В ваш же адрес никто не смеет никоим образом высказываться. — А с чего бы им сметь? — Мужчина скалится довольно, а Чонгук ощущает, что приятное чувство от защиты резко сменилось на желание вмешаться самому. И кинуться на этого альфу, который смеет скалиться на омегу. — Поверьте, даже я поводы бы нашел, хотя я очень не придирчивый омега. Вы должны были пригласить Чонгука на приватную беседу и рассказать об успеваемости лично, а не прилюдно. О таком правиле знаю даже я, почему же вы, имея огромный опыт работы в университете, забыли об этом? — Как вы смеете, Тэхён- — Господин Ким, — Тэхён уверенно перебивает декана и делает это настолько никзим голосом, что посылает по Чонгуку волну вибрации и мурашек. — Если вы думаете, что количество отработанных здесь лет дает вам власть, вы глубоко заблуждаетесь. За эти годы вы заработали лишь живот, морщины и неприятный запах изо рта, но никак не право унижать кого, как и где вам вздумается. — Похабный ты- — Вы! Тэхён почти что рычит своим басом, заставляя Чонгука крупно вздрогнуть. — И вы со мной сейчас же пройдете в ректорат. Чонгук, ты мог бы, пожалуйста, найти у кого-то из десятка этих людей запись и скинуть ее мне? — Его голос смягчается за мгновения, но еще остается “университетским”. Наедине Тэхён говорит с ним совсем иначе. Бегло кинув взгляд куда-то в бок, где пара девчонок прячет в карманы телефоны, Чонгук согласно кивает. Само собой запись он легко найдет, ее здесь не сделал только ленивый. — Жаждете уважения? Омега вас пропускает, вперед же, — Тэхён насмешливо делает реверанс, намекая на джентльменское обращение к его полу, но довольно улыбается, когда альфа лишь закатывает глаза и действительно уходит первым. Чонгук успевает схватить его запястья кончиками пальцев до того, как Тэхён устремляется следом. Он шепчет, чтобы это уж точно не попало на камеру, чтобы между альфой и омегой: — Спасибо вам, — и получив кивок с мягкой улыбкой, отпускает Тэхёна, мазнув подушечками пальцев по нежной коже. Отвести взгляда от его ровной спины под блузой Чонгук не может, пока омега не скрывается за поворотом. Ему странно, что омега — слабее по природе, чем альфа, — защитил, ведь это должен был сделать сам Чонгук. — Ну что ты встал, господин Ким же попросил скинуть ему видео, — Юнги, само собой, ворчит. Берется правда из ниоткуда, но сразу же начинает ворчать. — Хваса должна была тебе отправить, перешли сейчас же профессору Киму! — Ты должен быть в аудитории, давай, живее, — Чонгук хоть и слушается Юнги, вынув телефон, но толкает того в сторону лестниц, чтобы еще и он не схлопотал выговор. Его слова будто услышали все, кто находился здесь, и резко засуетились, разбегаясь в стороны своих аудиторий. Переслав Тэхёну видео, Чонгук бежит на этаж выше Юнги, хотя хочется не сидеть ближайшие полтора часа за партой, а выпить. Альфа пропускает мимо ушей каждое слово, всё крутя в голове на повторе “тупой бездарь”. Потому что на самом деле так и есть, он стал меньше уделять времени учебе, но при этом и не добился успеха на работе. Напротив, в последнюю смену его открыто высмеяли и, пользуясь отработанными сверхурочно часами, Чонгук почти что неделю не появлялся там. Он ощущает себя действительно тупым, но не в плане количества мозгов, а в выборе пути жизни. Пара заканчивается будто за пару минут. Сморгнув с глаз пелену, Чонгук подхватывает так и не открытую тетрадь и спускается на пролет ниже, чтобы встретить Юнги. Тот уже вовсе не такой радостный, каким был с самого утра, будто разделяет состояния Чонгука. — Я зайду к Тэхёну, а ты иди в общагу. Морды лица вообще нет. Я сам дойду, не парься, — протараторив слова, Юнги подталкивает Чонгука спускаться дальше, а сам ныряет в коридор, ведущий на этаж. А Чонгук идет. В прострации, кажется не ощущая ни тела, ни времени. Он осознает, что всё же дошел, только когда замок не поддается привычному движению. Совсем немного повозившись, Чонгук оказывается в их комнате и, даже не включив света, проходит по не кромешной тьме, только благодаря фонарю на улице, к своей кровати. Приготовить бы Юнги поесть — пока он в хорошем расположении духа, нужно отдалять его от анорексии, но Чонгук не может соскребсти себя в единое целое. Ничего нового не случилось. Но почему-то именно сейчас его жизнь словно резко изменилась, будто не была такой раньше. Чонгук чувствует бессмысленным всё, что он делал и к чему стремился. Университет в поддержку Юнги и с широкого пинка родителей, требующих образование. Специальность, которая не сдалась, и название которой ему даже не вспомнить. Работу, потому что нравится готовить, но не слушать крики начальника, претензии посетителей и становиться станком, штампующим выпечку, а не с любовью ее делающим. Чонгук сталкивается взглядом с Юнги, когда тот заходит. И, пожалуй, осознает, что он — единственное, что имело смысл в жизни Чонгука. — Мелкий? — Юнги включает свет в их маленьком коридорчике и сам же щурится, как кот, до едва различимых щелочек между век. — Тут я. — А я у Тэхёна был, — его голос сквозит неловкостью, будто он застал Чонгука за чем-то интимным. Подумаешь, саморазрушается. Опять. С завидной регулярностью, на самом деле. Просто его жизнь похожа на гнойник — чем дальше, тем больнее, тем ярче, когда он наконец начинает выходить. — У нас декана увольняют из-за вас, Чонгук. Тэхён таким ядом его поливал, я и не думал, что он может быть ещё и таким сильным, — Юнги говорит тихо и размеренно, но внимательно смотрит на альфу, ожидает от него радости, наверное. — Он справедливый, — Чонгук согласно поджимает губы, но закрывает глаза. Просто по-человечески вдруг устал. Жизнью придавило. Чонгук легко отключается от мира, снова утонув в своих мыслях. Тихо хлопнувшая дверь заставляет лишь сильнее погрузиться в свою тьму — и с Юнги теперь не всё будет гладко. Он пытается представить свою жизнь сильно далеко впереди: однозначно хотел бы ребенка, такого маленького, чтобы уместился на одной руке, кроху, которого будет всем сердцем оберегать; хотел бы жить в уюте и тепле настоящего дома, куда возвращаться будет с огромной радостью каждый день; хотел бы любящего человека, конечно. Но чем бы хотел заниматься не может никак представить. Иметь деньги — да, конечно, семью надо ведь содержать, но вот как их заработать Чонгук без понятия. А особенно с ценами в Сеуле. Перебиваться какой-то “студенческой” работой всю жизнь он не сможет, банально не хватит даже на самого себя. В кондитерство, хоть его и любит, тоже теперь идти абсолютно не хочет — он любит творить, а работа убивает эту тонкую магию. От перебора других вариантов его отвлекает скрипнувшая дверь. Юнги снова в этот раз заходит как-то боком, Чонгук наблюдает за ним из-под опущенных ресниц. Ничего не говоря, тот разувается и проходит, наконец показав на руках поднос с большими кружками чая и еще теплыми хоттоками — их запах Чонгук чувствует даже с кровати. Юнги молчит, лишь неловко переступает с ноги на ногу, пока Чонгук садится, упираясь спиной на подушку. Он только хотел спросить, с чего такая щедрость, но Юнги оказывается быстрее: — Тебе нужен серотонин, а идеи лучше у меня не было. Извини, что сам не сварганил, но могу тебе сейчас что-нибудь написать, чтобы было только моего производства, — снова оттараторив, он плюхает поднос, почти разлив чай, альфе на колени и, заглянув в глаза, выдыхает уже робкое, смущенное: — вот так как-то. А после сам целует. Словно первый раз, смущенно, едва касаясь, но все же потягивает губу альфы, чтобы потом отпрыгнуть от того и смотреть вылупленными глазами. Чонгук в ответ смотрит такими же. Потому что заботящийся Юнги — сбегавший за сладостью, сделавший чай, поцеловавший, чтобы поднять настроение, — это нечто новое. Юнги не пытается задавать ему вопросы или что-то советовать. Но он забирается на кровать рядом с Чонгуком, когда тот отодвигается к стенке, и держит ему под подбородком тарелку, чтобы он не накрошил на кровать. А ещё Юнги слабо, но улыбается и даже кусает, когда Чонгук предлагает свой кусочек. Сладость и правда поднимает настроение, особенно запитая ароматным чаем. Затолкнув Чонгуку в рот последний кусочек, Юнги пыхтит как паровоз, но выкручивается за спину и кое-как ставит поднос на стол, не уронив с него ни тарелку, ни кружки. А потом просто берет и обнимает Чонгука поперек плеч. Неловко и больше по-детски, но застав этим альфу врасплох, Юнги легко укладывает его себе на бедра и зарывается своими музыкальными пальцами в волосы. Как ему жить дальше, Чонгук всё ещё не знает. Но он не один. И Юнги, тихо напевающий ему и ласкающий волосы, даёт сил не сдаваться.