Так улыбаться, как он, нельзя. Не в ситуации, когда острое лезвие так и норовит распороть нежную кожу на шее, но губы трикстера трогает нездоровая наглая улыбка, от чего у эльфийского короля сердце замирает на мгновение, но он не отступает даже когда в коридорах слышатся отдаленные шаги.
— Мое имя Локи, — самоуверенная интонация заставляет Трандуила лишь усмехнуться. Он чувствует какую-то незримую угрозу от незнакомца, какая исходит откуда-то из потайных уголков его души и отражается в глазах, но это чувство мимолетно, хоть ему мужчина и доверяет беспрекословно.
— Я Бог… — не успевает трикстер договорить, как губы блондина трогает усмешка, а в глазах читается презрение.
— И что же Ваше Божество хочет? — шаги в коридорах становятся громче и по звуку голосов сын Лафея понимает, что это не сулит ему ничего хорошего, а ведь он так надеялся остаться незамеченным. Ну, а теперь придется использовать все свое обаяние, чтобы сохранить себе жизнь, в идеале хорошую и процветающую. И нет, в Асгард он не вернется, ведь одна лишь мысль об этом будоражит его кровь, заставляет желудок скрутиться в нервном спазме.
— Быть может, отправиться в темницу на добрые лет сто? А, может, двести? — эльф убирает кинжал, но лишь для того, чтобы схватить брюнета за грудки и рывком передать охране, которая поспевает в самый нужный момент.
Локи может применить магию, захватить дворец, но не делает этого, предпочитая дипломатию, хотя бы в этот раз, ведь что-то подсказывает ему, что посидеть в темнице не самый плохой для него вариант. Он умеет ждать, умеет быть вежливым и полезным, тем более эльфы не кажутся ему кровожадными мерзкими существами, не способными к пониманию и рациональному мышлению.
— Я обязательно навещу кости Бога, — король с усмешкой делает упор на последнее слово, слегка меняясь в лице, когда замечает на другом конце коридора сына, во все глаза наблюдающего за происходящим.
Эру, ну почему ему никогда не сидится на месте? Воистину сын своей матери…
Мысли с болезненной силой отдаются где-то в глубине, заставляя короля закусить губу, что не утаивается от трикстера, внимательно наблюдающим за развитием ситуации.
— В темницу его! Кормить раз в день до первой оплошности. А если будет шуметь, то лишить еды и воды. Я позже разберусь. — он одаривает сына Лафея взглядом полным угрозы и презрения, от чего по спине брюнета невольно пробегает стая мурашек. Толчок в плечо и вот его уже ведут куда-то, а Трандуил проходит мимо, подхватывая на руки ребенка.
— Adar… Он нам опасен? — когда крохотные детские руки смыкаются на его шее, а сам он утыкается отцу в плечо, зарываясь в светлые мягкие волосы, Леголас чувствует, как напряжен его родитель, поэтому настороженно продолжает во все глаза наблюдать за незнакомцем, которого уводят вниз.
— До скорых встреч, Владыка, — на губах трикстера проскальзывает учтивая улыбка, на которую не обратить внимания просто невозможно, от чего блондин невольно мысленно закатывает глаза, но виду так и не подает.
— Ты верно устал, мой свет? — длинные пальцы Трандуила поглаживают спину ребенка, моментально расслабляющегося под его прикосновениями. В голове владыки Лихолесья не укладывается, как же такое могло произойти. Как этот человек проник в его замок? Сколько времени провел в нем? И что успел узнать?
Нужно разобраться с этим обязательно, ну, а пока пусть посидит за решеткой, подумает хорошенько, прежде чем именовать себя Богом, ведь единственное божество здесь — это Эру. И уж вряд ли этот Локи является им.
Он видит дверь в покои сына, решая все же уложить ребенка спать, бросая последний взгляд на трикстера, покорно следующего за стражей.
И почему он не пытается сбежать, даже не старается сопротивляться?
В чем смысл пытаться вырваться? В очередной раз разрушить все на своем пути? Отнять несколько жизней у тех, кто ни разу даже не попытался за весь этот день нагрубить ему, уважительно относясь?
Здесь Локи не пришлось даже намекать хоть на какую-то значимость своей персоны. Тут этого не нужно. Эльфы будто живут по принципу ценности каждого, кто в их рядах, они отгородились от внешнего мира, живя своей жизнью, не разводят войны, не борются за лидерство. Вот это-то и одновременно удивляет, и заставляет его расслабиться, покорно следовать за стражей, уже открывающей его темницу. Временное пристанище, он-то знает.
Трикстер опускается на пол, демонстративно вытягивая ноги.
— Мне, вроде как, положен ужин? — ухмылка на его губах проскальзывает, тут же исчезая, когда он ловит на себя недоверчивый и крайне холодный взгляд.
— Раз в день, а сегодня ты уже вдоволь наелся и напился. — решетка камеры тихо закрывается, когда губы эльфа трогает ответная усмешка.
— Мой тебе совет, не зли Владыку, в последние несколько лет он очень вспыльчив. — невольно трикстер напрягается, хоть от стража опасности и не ощущает никакой. Он мог бы сию же секунду зачаровать его, а, может, и попросту обмануть, выбраться и сбежать в поисках другого места или мира, но, вместо этого, лишь прислоняется к стене.
Здесь все совсем не так, как в его асгардской темнице: нет магических барьеров; нет книг, что так заботливо посылала ему матушка, чтобы ее главное разочарование не скучал, как нет и самой Фригг, что приходила к нему каждый день, чтобы провести со своим приемным сыном немного времени; нет скопища убийц вокруг.
Он создает умелую иллюзию покоя, не дающую покинуть камеру ни одному из издаваемых им звуков, и кричит, что есть мочи. Кричит от боли, злости, от ненависти к самому себе. Он мог не совершать ужасных вещей, мог подавить собственное эго, мог не расстраивать царицу Асгарда… И, быть может, все получилось бы иначе. Но, черт возьми, кого он обманывает? Быть степенным сыном Одина? Увольте! Он отпрыск Лафея, а не тихий неудачник, готовый быть в тени всю свою жизнь.
Трикстер устало прикрывает глаза и тут же проваливает в сон, а иллюзия постепенно спадает, открывая его истинный облик измученного собственными эмоциями и уставшего.
А спит он беспокойно, все прося прощения у матери, уверяя, что безгранично сожалеет и скучает.
— Мне тоже не хватает моей мамы… — сын Лафея слышит тихий детский голос, пока не в состоянии разглядеть своего собеседника.
Он окидывает еще стеклянным ото сна взглядом камеру и не сразу понимает, где находится.
Точно. Эльфийские темницы.
Ребенок сидит на безопасном расстоянии от решетки, с интересом и легкой опаской рассматривая мужчину напротив. Детское любопытство взяло верх, когда перевозбужденный богатыми событиями этого дня Леголас не смог уснуть, поэтому он решил получше рассмотреть пленника отца. Сначала мальчишка держался на почтительном расстоянии, осторожно выглядывая из-за стены, но стоило ему убедиться, что в коридорах нет стражей, мимо которых он удачно проскользнул у входа, а сам незнакомец спит, как маленький эльф удобно устраивается напротив спящего мужчины.
Детское сердце трогают его слова, которые мужчина шепчет, будучи во сне.
— Как она… — Леголас вдруг поджимает губы, растерянно отводя взгляд,
— Мою вот убили орки…
В голосе ребенка слышится печаль, но трикстер не предпринимает никаких попыток успокоить его, ведь попросту не умеет.
— Ее убил Алгрим, он темный эльф. Не такой, как вы, он из другого мира. — губы его кривятся в непонятной ухмылке, пока Локи окончательно приходит в себя, проводя по волосам ладонью.
— Ты тоже из другого мира? — ребенок переводит на него заинтересованный взгляд, борясь с желанием подойти поближе.
— Отец будет ругаться, если узнает, что я был здесь… — он пожимает плечами, вновь отводя взгляд от незнакомца.
— Я Локи. И да, ты прав, я из другого мира и в ваш пришел, чтобы найти спокойствие, сбежать от вечного притворства. — он вторит движениям ребенка и так же пожимает плечами.
— Я Леголас. И я…
— Сын короля, я знаю. — трикстер заканчивает за него предложение, улавливая краем уха тихие шаги.
— Adar… — ребенок вдруг вскакивает и растерянно смотрит себе под ноги, переминаясь с одной на другую.
— Леголас, я, кажется, уложил тебя в постель.
— Прости, отец… — виноватый детский голос заставляет сердце Трандуила дрогнуть и он лишь устало прикрывает глаза, еле заметно улыбаясь. Его сын пошел весь в мать. И вот второй раз за вечер он это признает, вспоминая жену с печалью, давно окутавшей его сердце. Король давно привык к потерям, но с этой смириться никак не может. Мать Леголаса была особенной, ни на кого не похожей. Утром она озаряла его своим внутренним светом, вечером же дарила покой. И теперь, смотря на сына, что она подарила ему всего десять лет назад, мужчина не может не вспоминать, не может не печалиться о такой утрате.
— Да брось, ребенку просто интересно, — Локи прислоняется к решетке и, озаряемый светом одинокого факела, открывает взору Трандуила свое измученное после сна лицо. И король невольно подмечает, что от той свежести, что он наблюдал несколько часов назад, не остается и следа.
— Кажется, к Богу я не обращался, — он наклоняется к решетке, с усмешкой во взгляде изучая лицо напротив, испарина на коже которого о многом говорит эльфу. Он видит боль на дне зеленых глаз, залом между бровей.
— Плохие сны? — ухмылка трогает губы эльфийского короля, когда мужчина резко отстраняется, подхватывая ребенка на руки.
Он быстро удаляется, а Локи не успевает ничего ответить, съедаемый злостью, сверлит взглядом спину Трандуила, пока Леголас осторожно машет маленькой рукой ему на прощание.
Не в силах сдержаться, он отвечает на этот жест аналогичным, ловя ладонью мимолетную улыбку на своем лице и тут же стирает ее, чувствуя, как один из многочисленных внутренних барьеров дает трещину.
— Он будто специально испытывает мое терпение. — сын Лафея раздраженно опускается на пол своей камеры, когда Трандуил уже поднимается в покои сына.
— О, Эру, Леголас, ты слишком дорог мне, — он укрывает ребенка невесомым одеялом,
— Прошу, будь осторожнее, не стоит ходить в темницы. Этот Локи может быть опасен. — Трандуил оставляет поцелуй полный любви на лбу своего сына.
Он избегал его, чтобы не чувствовать той боли, которую испытывает прямо сейчас, не чувствовать страха. Но это ведь и значит быть отцом? Заботливым отцом, который не бежит от сложностей.
— Да, adar, — ребенок бормочет ласково и сонно, захватывая руку Трандуила в плен.
Он тихо напевает сыну о любви и подвигах, пока не засыпает сам, сидя на полу, держа в руках еще крохотную ладонь сына, но перед сном он обещает себе, что больше никогда не будет отдаляться, что будет всегда заботиться о своем ребенке.
Эльф расслабляется, впервые за несколько лет и не видит снов, что так долго мучили его, тогда как Локи так и не смыкает глаз до рассвета.
Трикстер сидит в своей камере, устремив пустой взгляд куда-то в потолок и размышляя.
— Я всегда считала, что тебе не место в Асгарде, Локи… Тебе нужна свобода. — голос Фригг доносится до его ушей и он вздрагивает, сам не понимая, как создает иллюзию, но знает, что ему это нужно, как никогда.
— Свобода — есть величайшая ложь, не так ли? — тихий смешок срывается с его губ, когда мужчина поворачивает голову к трепетному лицу матери.
— Поэтому ты решил остаться за решеткой? — касание мягких прохладных пальцев заставляет его глаза на мгновение закрыться. Он помнит ее до мельчайших деталей, до каждой морщинки на лице, от чего это кажется болезненнее, чем могло было бы быть, будь это пустое воспоминание.
— Я устал бороться, устал все время делать вид, будто меня устраивает мое существование, будто я сын Всеотца, которого он любит не меньше, чем старшего своего отпрыска. Ты думаешь, та жизнь была бы лучше? Нет! Ничто не стоит тех унижений, ничто! Мне хочется спокойствия! Мне не нужны миры, ничто не нужно! Я устал быть тенью твоего чертового сына! — он срывается на крик, не сдерживаясь и плюя на то, что его могут услышать. Трикстер бьет рукой о стену, морщась от боли, и тут же прогоняет иллюзию, стоит вдалеке послышаться шагам, где-то в глубине коридоров.
— Бог не пытается сбежать, — голос заставляет Локи напрячься всем телом, но показывать свою реакция он никак не планирует, тогда как Трандуил эмоций своих скрывать не намерен, поэтому смотрит на пленника, если его и можно так назвать, холодно и очень уж надменно, но где-то на дне голубых глаз плещется усмешка. Нет, он не презирает, скорее попросту не открывает интерес, но и возможную опасность не может отметать. Будь это человек, то беспокоиться не стоило бы, но это тот, кто именует себя Богом, владеет магией и очень сильной, возможно, древней, а значит, что доверять ему не стоит.
— Все не могу понять, что там с твоим истинным лицом, оно так тщательно скрыто магией, — глаза трикстера сужаются, а на губах проскальзывает самодовольная улыбка, когда всем телом блондин вздрагивает, хоть и практически незаметно, но от глаз брюнета это не утаивается.
— Что случилось с Владыкой Лихолесья?
— Да что ты знаешь? — лицо Трандуила оказывается слишком близко к решетке, так близко, что при желании Локи может дотронуться до него и желание это велико, оно пугает, злит и заставляет задохнуться на секунду. Он недоволен сам собой, от чего раздраженно морщится, а после сын Лафея медленно поднимается на ноги, наблюдая, как чары древней магии спадают с лица эльфа и блондин открывает ему свой истинный облик, шепча дрожащими губами:
— Я видел ужасы, каких не пожелал бы никому. Я видел смерти… Тысячи смертей, как льется кровь моего народа, как огонь из пасти змеев Севера опаляет леса, селенья. Я видел мор, жестокость Саурона. И я боролся до конца, пока не потерял отца, лицо и практически всю армию эльфов, что пошли за нами.
— Какая насыщенная у тебя жизнь… — Локи задумчиво шепчет, когда оплетает пальцами решетку, прислоняясь к ней лицом. Он вглядывается в раны Трандуила и видит, как они тлеют по сей день.
— Наверное, это так больно. — улыбка на его лице становится самодовольной, в глазах мелькают огоньки, от чего Владыка Лихолесья отступает на шаг назад, а магия вновь скрадывает его шрамы. Его пугает безрассудство этого мужчины, но и привлекает одновременно.
Но почему он не уходит? Может ведь, но не идет. Быть может, боится кого-то? Или ему попросту некуда идти?
А если некуда бежать, так может, он ничего не натворит?
Интерес Трандуила возрастает с каждой секундой, поэтому он решает просто удалиться.
— Тебя ведь боль терзает изнутри, ведь так? — голос брюнета заставляет его резко остановиться и посмотреть через плечо.
— Ты приходи, как захочешь поболтать. — довольный сам собой, Локи отталкивается от решетки, уходя в укромный угол камеры и практически скрывается в тени, тогда как Трандуил мгновение медлит, но все же уходит.
Каков наглец.
Эльфийского короля настораживает абсолютно не враждебное поведение пришельца, но он не видит в нем угрозы. Бог кажется ему потерянным и сломленным, будто бы произошло в его жизни что-то, что заставило его амбиции померкнуть, хотя в их наличии Трандуил и не сомневается.
Но, может быть, он будет неплохим союзником? С той магией, что он владеет, ничего бы не помешало ему захватить Лихолесье в считанные часы, но он и попыток никаких не предпринимает. Просто сидит в своей камере и покорно ждет…
Эти мысли не дают ему покоя вот даже по истечению несколько дней, после того, как он покинул темницы и больше туда не возвращался.
Он здесь один, иначе кто-то явился бы за ним, хотя бы был замечен рядом с замком.
Трандуил следит за тренирующимся сыном и улыбка невольно трогает его губы, когда ребенок замечает отца и машет ему рукой, будто бы это самое важное дело в его жизни.
На удивление, Леголас не спрашивает об их пленнике, если Локи можно так назвать, и у эльфийского короля складывается впечатление, что ребенок ослушался его и уже не раз, но никак не признается. А, может быть, просто занял выжидательную позицию, но стоит ли ждать от маленького эльфа такого мудрого решения? Быть может, ведь Леголас меняется так стремительно и Трандуил совсем не поспевает подмечать абсолютно все отличительные черты его характера.
— Он такой смышлёный, Трандуил… — ее улыбка похожа на луч света и он не может не любоваться ею.
Она — первая его любовь, которой Трандуил отдал всего себя. Положил к ее ногам свое сердце и просил с ним делать все, что вздумается его королеве.
— Не смотря ни на что ты должен беречь его, воспитать прекрасным эльфом. — слова ее кажутся пророчеством, но Владыка Лихолесья не обращает на них внимания, будто бы специально отмахиваясь от одной лишь мысли, что может остаться один, и обнимает сына, с нежностью смотря на жену.
Лязг отворяющегося замка заставляет его вернуться в реальность.
— Пора нам познакомиться поближе.
Трикстер поднимает на Трандуила удивленный взгляд.
