Будь счастлив в этот миг. Этот миг и есть твоя жизнь. Омар Хайям
***
Единственное, что она может сказать о том злосчастном дне, это то, что тогда был конец августа. Солнце светило так ярко, что Маришка надела панаму и изменив своим привычкам, не стала копаться в рассадниках цветущих цветов по настоянию обеспокоенного Шисуи. Она была на восьмом месяце беременности, у нее был довольно незаметный, но округлый живот, внутри которого цвела самая что ни на есть настоящая жизнь. Предположительно, девочка. Шисуи грезит о том, чтобы все дети должны быть похожи внешностью на Маришку. Ведь у нее чудесные серебряные волосы и завораживающие красные глаза, чей цвет напоминает ему бруснику. Иногда он плачет по ночам в ее плечо и признается, что боится не полюбить ее, если она будет похожа на него. На самом деле, он очень много плачет. Иногда Учиха может просто замереть на веранде, глядя на то, как она с улыбкой перебирает цветы в их заполнившимся новыми красками саде, и не заметить, как из его правого глаза вырвалась одинокая слеза. Маришка может легкомысленно шутить о том, что из них двоих кажется беремен он, а не она, но отчетливо видит, что ее беременность делает его уязвимее. А может Шисуи всегда был человеком с тонкой душевной организацией и просто стал достаточно доверять ей, чтобы показать это во всей красе? Она не знает. Да и, если честно, ее это совсем не заботит. Маришка переполнена слишком большим количеством любви, чтобы заморачиваться по таким пустякам. Вместо этого она предпочитает ласково гладит его мягкие щеки и с улыбкой стирать дорожки слезы, любуясь обманчиво хрупкой красотой своего ненаглядного мужа. Ведь какие бы слабости он ни показывал перед ней, Маришка знала, каким сильным он мог быть, когда ей угрожала опасность. Жаль, что в тот день у Шисуи была очень важная миссия, поэтому она не могла понадеяться на него. Маришка только и успела, что выронить тарелку, наполненного свежеприготовленного данго, которыми она хотела порадовать Итачи, прежде чем ее окружили множество подозрительных на вид ниндзя в масках животных. — Кто вы такие? — в ту же секунду напряглась женщина, чувствуя, как по кончикам ее пальцев пробегает нервная дрожь. — Нашида Ориха, вы были заподозрены в измене деревне, — хладнокровным тоном известил один из незваных гостей, истоптавших черными сандалиями клумбу ее любимых жёлтых лилий. — Просим не препятствовать аресту и предстать перед судом Данзо-сама. — Мне… мне нужно переговорить со своим мужем, — сохраняя завидный самоконтроль, с трудом выдавила она из себя. — Или хотя бы узнать причастность к этому делу Минато-сама. Боги, почему никто из них не мог дождаться ее родов? Могла ли она хотя бы родить в блаженном спокойствии? — Вы не имеете на это право, — все тем же безучастным, роботизированным голосом ответил член АНБУ. — Настоятельно просим вас не препятствовать аресту. Маришка оценила готовность к сражению некоторых бойцов, обнаженное лезвие танто их командира и удручающе тяжелый вес ее живота, отчего разжала сжавшиеся в кулак пальцы и заставила себя любезно улыбнуться. «Черта с два, я позволю этой сумасшедшей деревне довести до могилы не только меня, но и мою дочь», — дала она себе мысленную клятву, кидая последний взгляд на ухоженный двор ее родного дома. Ох, только бы он не плакал. Мариша ненавидела наблюдать за тем, как ломается ее мальчик.***
— Я привык к тому, что мои методы по защите деревни считают не благонравственными, — задумчиво поделился преклонного возраста мужчина, одетый в неброскую белую рубаху, поверх которой была накинута черная мантия. Пустота его глаз отпугивала и заставляла поневоле дрожать. — Хирузен — единственный, кто понимал, что без темной стороны Корня, Коноха никогда бы не смогла процветать в лучах солнца. В деревне должна быть яма, в которую можно выбросить ненужный мусор. Она не отвечает. Маришка устало смотрит на зеркальную поверхность наполненной чаем чаши в своих руках и оглаживая керамический темный край, думает, что жизнь никогда не прекратит насылать на ее исстрадавшуюся душу море неисполнимых испытаний. В традиционном японском помещении пахнет порохом и некой влажностью. Несмотря на присутствие раздвижных седзи и деревянного пола можно предположить, что они находятся либо в пещере, либо в подземелье старого здания. И высокие, подозрительно темные потолки картину отнюдь не красят. — Я с самого начала был против вашего союза, — вдруг признался не ясно что задумавший Данзо. — Да, деревни часто практикуют пленение вражеских куноичи, но никогда это не происходило в настолько… ужасном виде. Кто холит и лелеет женщину, убившую свыше сотни твоих соплеменников? — издав циничный смешок. — Впрочем, Шисуи всегда был белым вороном, неважно в какое окружение пытается влиться. Мариша до побелели костяшек сжала пальцы в кулак, удерживая себя от того, о чем наверняка пожалеет. Обладательницей безбашенного нрава она была лишь в молодости. Сейчас ей нужно сохранять холодный рассудок. — Однако, сейчас я нашел в тебе определенный грамм возможного потенциала. Клан «Учиха» планирует переворот и в твоих же интересах помочь предотвратить его. Для этого мне понадобится сила его глаз, — на тонких старческих губах Данзо расползлась мрачная усмешка. — Добровольно, отдавать он их, конечно, не согласится. Возможно, даже доложит обо всем хокагэ или сбежит. От натянувшихся до предела нервов она замирает, задерживая дыхание. — В начале, я хотел отрезать твой палец и оставить ему как предупреждение, — равнодушным произнес он, отпивая глоток из своей чаши. — Но, спустя время осознал, что же будет дороже ему всех благ этого мира. Появление вашего ребенка лишь ухудшит положение вещей в деревне, Кумогакурэ являлась общей угрозой на протяжении многих лет и союз между вами ничего не устранил. — Что… — охрипшим голосом спросила она. — …вы имеете в виду? — Я собираюсь вытащить из тебя этого никому не нужного ребенка и оставить его тело у крыльца вашего дома. Маришке всю жизнь говорили, что она слабая. Что она ни на что неспособная и никому не нужная женщина, у которой даже пощечина и та — жалкое оправдание мужского удара. Но в тот момент раздирающий ее изнутри ворох неприятных эмоций достиг таких размеров, что впервые на своей памяти она почувствовала себя сильной. Действительно опасной. Мариша поддается какому-то охватившему все тело импульсу, когда взмахивает осветившейся синим огненным цветом рукой, думая, что пытается отвесить справедливую пощечину, но вместо этого… каким-то невообразимым образом отрезает голову запнувшегося главы Корня, что гротескно отрывается от его тела, обрызгивая ее кровью, и откатывается от них на несколько метров. На несколько десятков протяжно долгих секунд в темном помещении наступает звенящая тишина. А после она на чистых рефлексах еще не все забывшего тела отклоняется от полетевшего в ее сторону куная, который, очевидно, метнула одна из подозрительных извивающихся на потолке теней, что заставляет если не сойти с ума, так насторожиться точно. Ее чуткое обоняние чует запах гари от опасно потрескивающего вокруг воздуха, но это, что удивительно, наоборот успокаивает. Мариша успокаивая накалившиеся нервы, прикрывает налившиеся свинцом веки и открывая их, понимает, что оказалась уже на другом конце комнаты. Не тратя ни единой секунды и заткнув множество появившихся в сознании вопросов за пояс, она отталкивает скрипнувшую дверцу седзи и мчится к спасительному свету, что как оказалось исходил от открытого настежь окна в одной из пустых комнат. За окном непроглядный лес, простиравшийся до самого горизонта, а сзади страшная неизвестность за убийство главы Корня. Маришка сглатывает скопившуюся во рту слюну и морщится от пронзившей все тело боли, когда до ее ушей доносится громкий звук столкнувшейся с землей потока воды. Преследователи останавливаются вслед за ней, застигнутые врасплох тем, что у нее отошли воды, вследствие чего метательное оружие одного из них поневоле промахивается, что дает ей время для того, чтобы прыгнуть в окно. Шиноби боятся, что не успеют поймать ее. А Мариша… Мариша до смерти боится выкидыша.***
Эпилог
***
Мариша не могла с точностью назвать дату того прекрасного дня, когда ей наконец выпал шанс обхватить дрожащими от переизбытка счастья руками крохотный сверток любимой дочери. Но зато она могла уверенно сказать, когда их наконец выписали из больницы и каким долгим было устроенное их друзьями празднество. Было шумно, тепло и радостно. Ведь так сильно она смеялась только от не самых смешных шуток Шисуи. Семейная жизнь с прибавлением ребенка оказалась на диво заполненной. Мариша никогда бы не записала себя в разряд тех сумасшедших мам, веривших, что их чадо — самое лучшее, но реальность как всегда ударила ее жесткой кувалдой. Потому что Химитсу заставляла терять голову не только ее, но и своего отца. Женщина скрупулёзно отсчитывала каждую памятную дату, касающуюся их ребенка, на календаре: первый смех, первый шаг, первое слово… Сердце под грудью стучало как заведенное, потому что она наконец получила свое заветное «семья» и «счастье». Не переставая укачивать сладко сопящую дочь, она вгляделась в темную фигуру мужа, возившегося за тонкой оградой сада, что приводило к созданию сомнительного грохота и земной тряске. — Что ты делаешь? — со смехом спросила подошедшая Маришка, замечая, как на пытавшегося сосредоточиться на складывании печатях мужа постоянно нападает порядком выросший лабрадор. — Ты ведь говорила, что хочешь пруд, в который можно было окунуть ножки в жаркую погоду, — с солнечной улыбкой сказал он, вытирая струившийся пот со лба и отталкивая мордочку лающего пса. — Поэтому я пытаюсь его воссоздать. — Вижу определенные успехи, — похвалила она его за уже готовую круглую яму. — Да-а, но в пособии «Искусство архитектуры сада» говорилось, что из материалов потребуется либо бетон, либо глина, — удрученно вздохнул Учиха. — А из дополнительных стихий я обладаю лишь землей. Маришка вгляделась в лицо своей темноволосой дочери, что почти полностью повторяло черты лица своего отца, и растеклась в доброй улыбке: — Но мне почему-то кажется, что у тебя все равно все получится. — Да, — посмотрев на нее, улыбнулся он такой же нежной улыбкой. — Думаю, рядом с тобой у меня все получится.