Хогвартс, начало октября, 5 курс
— Герми, идешь? На ужин опоздаем. — И тебе привет, Гарри. Или мне лучше обращаться к тебе — Том? — Хороша, чертовка. Пять баллов, мисс Грейнджер.***
После второго курса Гарри изменился. Это мало кто заметил, а те, кто заметил — списали на потрясение связанное с Василиском. Кроме Гермионы. Они с Гарри всегда общались вдвоем больше, чем втроем с Роном, а потому девочка, (которая ещё ко всему относилась как к домашнему заданию и новым возможностям), досконально знала Поттера и его реакции. И они не сходились. Создавалось ощущение, что при каком-либо движении, столь привычном для Гарри, тот как будто вспоминает своё поведении в подобных ситуациях. Нестандартных вещей с каждый днём появлялось всё больше. От осанки и других, непривычных для Поттера жестов, которые он активно в себе глушил (подать руку девушке, умение общаться с людьми, плавность движений, скука на уроках не от лени, а от «я знаю» и тому подобное), до пропадания в библиотеке и сделанных домашних заданий на неделю вперед. Первые несколько месяцев Грейнджер не лезла к нему с расспросами, а лишь прикрывала перед преподавателями и учениками. Да даже перед Роном. Она не знала почему именно Гарри менялся и поначалу тоже пыталась списывать на Василиска, но не получалось. К декабрю, когда Поттер в очередной раз придержал дверь для проходящих вместе с ним в библиотеку учениц, а потом неосознанно (или скорее по привычке, которой не было раньше) попытался пройти к одинокому столику в углу рядом с запрещенной секцией, Гриффиндорке надоело закрывать на всё глаза. Смысла разговаривать с ним напрямую она не видела, потому что за последние время он слишком хорошо научился уходить от любых вопросов, красиво переводив тему. Для начала было принято самое привычное решение — проштудировать библиотеку в поисках чего-то, что может внезапно изменить человека. Ну и ненавязчиво попытаться выяснить это у преподавателей так, чтобы не появилось лишних вопросов. К концу февраля Грейнджер больше напоминала восставшего мертвеца, нежели третьекурсницу, но уже твердо знала, что в открытой части библиотеки ничего нет. Ни в одной книге. Ни в одном журнале. Лишь где-то в старых школьных была какая-то информация о Старшекласснике — Старосте Школы и лучшем ученике со знакомым именем, но та была откинута, как не относящаяся к делу. Правда, одну из колдографий с ним, девочка почему то сохранила. Крупица информации нашлась к началу мая в запретной секции. Страшное и непонятное слово «кре-страж». От него одного бросало в дрожь и хотелось забиться куда-нибудь под одеяло, причем желательно рядом с камином. Прочитав несколько строк, Гермиона чуть не кинула книгу в другой край секции, но преодолела этот порыв и продолжила чтение, лишь сильнее сжав бумагу пальчиками. До летних каникул девчушка штудировала запретную секцию, ища больше информации. Находила крупицы. Те ей не нравилась. В начале августа Гермиона собралась с силами и кинула волосок, аккуратно вырванный у мамы (горький опыт учит, да), в стакан с зельем, что варила последний месяц. Добраться до Косой аллеи не составило труда — папа с мамой были в гостях у друзей на все выходные, а в Дырявом котле никто ни о чем не спрашивает, если видят палочку. Неприятности начались на Кривой аллее. Там не любят чужаков. Точнее любят, если чужак — молодая девушка, причём с виду абсолютно безвредная. Особенно их любят зажимать в углу. Это был первый раз, когда Золотая девочка убила человека. Нечаянно. От выброса, потому что колдовать было нельзя. Просто урода откинуло к стене. И немножко подбросило… так что голову слегка размозжило о вывеску. Гермиона не плакала и не кричала, а в состоянии абсолютного шока очень быстро вытерла внутренней частью кофты кровь, натянула джинсы и зашла в книжную лавку. В абсолютной прострации перерыла несколько стеллажей и ничего не нашла. Несколько книг со словом «крестраж» девочка вынесла через четыре часа из третьего по счету книжного. Вернувшись домой, всё в таком же состоянии, Грейнджер метнула книжки на пол, стянула одежду, кинула в ванну, взяла с кухни спичку… и сожгла. А потом залезла в душ, оттерла следы крови с ног и промежности, которые не оттерлись кофтой и забилась в угол душевой кабины, выкрутив горячую воду на полную. Следующие пару часов она провела именно там, покачиваясь из стороны в сторону под раскаленными каплями душа и стекающими из глаз слезами. Ей было больно, мерзко, плохо и противно. А ещё, она абсолютно не помнила, как купила книги. Совсем. На покупки девочка смогла смотреть с большим трудом только через две недели, после похода к психологу, к которому её отправила мама. Гермиона была уверена, что ведет себя точно также, как и раньше, но уже на второй день после возвращения родителей из гостей мама вывела её в пустую комнату и аккуратно попыталась выяснить, что случилось в магической школе. С большим трудом удалось убедить её, что ничего, но к психологу все равно отправили. Помогло не очень. Прикосновения стали для золотой девочки личным кошмаром. Зато в школу она вернулась с твердым желанием докопаться до истины, как так вышло, что Гарри — по всем повадкам — крестраж. И чей. Стоит сказать, что все время поисков девочка продолжала общаться и с Гарри, и с Роном, причём всё ещё больше с Гарри. Ей было интересно. Она ничего не выясняла у него специально, но иногда, в пылу какого-нибудь спора, он прокалывался и выдавал частичку информации. Ту, что знать не мог по определению. Потом отстранялся на пару дней, но вскоре дискуссии возобновлялись. Вот только кое-что в этом году поменялось — раньше крайне тактильная Гермиона больше ни к кому не дотрагивалась без острой необходимости, а если вдруг прикосновения и случались, то еле заметно вздрагивала и старалась как можно быстрее отстраниться. Гарри сначала хмурился, но понял это быстрее Рыжего и сократил тактильные контакты до максимума. Кажется, это устраивало и его тоже. К середине четвертого курса, с большим трудом девочка выяснила, как звался безносый до своего прозвища. Том Риддл. То самое имя, что она год назад откинула на задворки. То самое имя, что она слышала два года назад, но каким то неимоверным образом… забыла. Осознание оглушило. Но она не собиралась обвинять Гарри-Тома просто так, без оснований. И следующие полгода собирала всю информацию о Томе, что была… и сравнивала. А отношения с Гарри на протяжении всего этого времени становились только лучше — потому что она сначала очень аккуратно, а потом все более топорно (и ни разу не специально, да-да) использовала то, что узнавала о Томе. Иногда правда ловила от него странные усмешки, но не понимала причины и не придавала значения. Крам на фоне этих усмешек прошел абсолютно мимо, а на бал её пригласил этот невозможный не-Гарри. Следующим летом она снова пробралась на Косую аллею, но в этот раз в старый книжный на самой аллее, не сворачивая в темные переулки. Там не знали мать Гермионы, но зато хранились старые газеты. На пятый курс Грейнджер вернулась с твердым пониманием, что Гарри Поттер хранил звание выжившего мальчика недолго. Всего 12 лет. А потом ожил другой мальчик. Который за эти два года умудрился стать ей другом куда ближе, чем настоящий Гарри за это же время. И последнее её слегка пугало. Но слегка. Потому что после того, что она узнала из разных источников — ей стало интересно. Он же не всегда был сумасшедшим. Он был… гением. Который хотел поменять волшебный мир. А этот ей не очень нравился.***
Легкий реверанс. Идеальный. Она тренировалась. — Благодарю. Так что, какое имя тебе привычнее? — Я уже слишком привык к этой маггловской кличке. — Даже не будешь отпираться? — А смысл? Ты копала под меня… два года, верно? И насколько я могу судить, заплатила за эту информацию достаточно. Как она оказалась прижата к стене Гермиона так и не поняла.***
Хогвартс, начало второго курса
Если честно, все пошло не по плану. Девчонка эта рыжая со своими проблемами абсолютно не затыкалась, зато, не смотря на весь словесный мусор, иногда в рассказах проскакивали крупицы важной информации. Страшные сказки о Темном Лорде, хвалебные оды о герое, которые в какой-то момент сменились плачем о том, что герой то, оказывается, самый обычный мальчик. Всё это чаще всего было полным бредом, но изредка выискивалось ценное: «Говорят, тот-кого-нельзя-называть резко сошел с ума прямо перед той страшной ночью, когда Гарри, кстати, видел бы ты его глаза… Они такие, такие! (»…глаза», мрачно хотелось добавить Тому, но он стоически молчал) «ты знаешь что-то об общении со змеями? Почему все говорят, что это плохо? Гарри не может уметь плохого! Он герой!» В какой-то момент, созревший план пришлось отбросить и Том отказывался признаваться себе, в какой именно. Но на самом деле, заточённому в тетради подростку очень хотелось любви, которая окружала Гарри. Взглянуть хотя бы на Рона. О Гермионе и говорить нечего, та заботится о нём каждое мгновение.***
Попав в руки Гарри, Том сначала опечалился, что всё идет не по плану, а потом обрадовался, что сможет узнать о Герое из первых уст. Разговорить мальчика оказалось ещё проще, чем Джини — тот тянулся ко вниманию как цветок к солнцу. Вот только совершенно его не ценил. Ему было мало и казалось, что его никто не любит. Что общаются с ним в основном из-за славы, а сам Гарри нужен только Гермионе с Роном. Конечно, он не говорил этого прямо — но Риддл всегда хорошо понимал людей. В эти моменты Тому хотелось придушить мальчишку, но он отказывался понимать, почему. В конце концов, через месяц разговоров, план вырос перед глазами сам собой. Начало было похожим на первоначальный план — показать Гарри воспоминание связанное с Тайной комнатой. А потом… потом заточенный в дневнике староста просто ждал. Ждать пришлось недолго — ибо потратив уйму сил, Том немного помутнил сознание Гарри, заставив того выложить дневник из сумки перед маленькой Уизли. Обычно Поттер не светил тайную тетрадь никому. Джинни оправдала ожидания и уже через две ночи Риддл снова оказался в её руках. Дальше всё пошло как по маслу. Тайная комната, василиск, зовущий героя, сам герой, ринувшийся на спасение сестры лучшего друга и встретившийся в комнате с, как ему казалось, другом. Объяснить мальчику, что Том с трудом вылез из тетради с помощью жизненной силы Джинни, чтобы спасти ту от Короля змей, и что вернуться обратно просто так он не может и нужна помощь Гарри, иначе Уизли может погибнуть — было очень просто. Нужно было просто сделать испуганное лицо и дрожащий от нервов голос. И вот, мальчик делает на ладони разрез, а потом, прижав руку к ладони Тома повторяет несколько слов на латыни, значений которых не знает. Лишь после того, как начинает оседать на пол в его взгляде что-то проясняется. Кажется, понял. — Прости, Гарри. Ты не заслужил… их любви.***
Убить Василиска, проткнуть клыком свой же бывший дом и подправить воспоминания малышки Джинни оказалось сложнее, чем он думал. Намного. Из носа пошла кровь, голова кружилась, стены вокруг плясали, а сам Том, точнее Гарри, с трудом даже моргал. Но, взяв волю в кулак вместе с девочкой и ждавшим снаружи Роном вылез из Тайной комнаты вместе с Фоуксом, который прилетел в середине боя. Одурить всех оказалось очень просто, потому что показать людям то, что они хотят видеть — это всегда легче, чем врать. Даже Дамблдор ничего не заподозрил, после подробного рассказа, пары слезинок, внешнего вида, проткнутого дневника и уверенности в том, что Том-Гарри говорил. Как хорошо, что порезали на руке исцелили слезы феникса…***
Хогвартс, середина третьего курса
Том-мать-его-Риддл-ныне-Поттер облажался. И не раз. Манеры лезли из него сами по себе и кажется не остались незамеченными одной крайне умной девочкой. Ну что ж. Поиграем. Интересно, догадается или нет? Если да, то умные влюбленные соратницы ещё никогда не мешали. Особенно, если потом становились женами, связанными клятвами. А если нет — то и волноваться не о чем. Жаль, конечно, что такой талант не раскроется до конца, но значит просто будет огранен лишь так, как захочет Том. В первом варианте у девочки хотя бы есть шансы на счастливую жизнь… всё зависит от того, насколько она умна и наблюдательна.***
На четвёртый курс золотая девочка вернулась другой. Больше не прыгала в объятья, сторонилась прикосновений, а еще — держалась в стороне от взрослых мужчин. Да, она всё ещё стремилась к общению и помогала с тем же турниром, но вот прикасаться перестала. Это было… занятно. Потому что по повадкам очень было похоже на то, какими возвращались детдомовские дети, понравившиеся взрослым дядям. В детском доме, в котором жил Том — живые игрушки для взрослых извращенцев были не редкостью, кормить всю свору детей ведь чем-то надо было… Самого Реддла насилие обошло стороной, но слышал и видел он достаточно, чтобы понять, что его будущую марионетку кто-то попортил. А ещё, ставка на умницу сыграла, ибо та явно что-то отрыла. иначе как объяснить сначала максимально аккуратные, а потом всё более топорные попытки использования информации о Томе Реддле, ученике Хогвартса, который много лет назад выпустился, но в одном из школьных журналов дал мини-интервью с ответами на безобидные вопросы. К примеру, какой напиток/сладость/девушки нравятся, как удобнее всего делать домашние задания и каким пером он любит пользоваться. Когда Гермиона кажется незаметно для самой себя стала соответствовать всему, Том мысленно ухмылялся как довольный кот. А в виде награды пригласил на бал, потому что заслужила. Он с нетерпением ждал, когда же она уверится в ответе, что нашла, и придет. Момент истины пришелся на начало пятого курса, когда Том по привычке зашел за девушкой на обед, ибо та как всегда задержалась в библиотеке. После вопроса умницы про имя, Том-Гарри испытал адский прилив гордости. Оглянувшись в поисках кого-либо в коридоре и никого не найдя, Том хищно улыбнулся и затащил золотую девочку в тёмную нишу, кинув невербальный отвод глаз и прижав Гермиону к стене. — и что ты теперь будешь делать? — на ухо шёпотом, слегка прихватив запястья над головой девушки. Отстранившись, Том ждал. Ему было до чёртиков интересно. Через минуту он уверился в правильности выбора.