Смерть и ее Пожиратели

Мартен проснулся, когда за окном уже начало темнеть. Должно быть он проспал сутки, а то и несколько. Что пошло ему только на пользу — тело перестало трястись как желе, и Мартен снова был способен передвигаться самостоятельно. Не терпелось сделать пару кругов по дубовому парку Лестрейнджей, но он был вынужден признать, что придется подождать еще как минимум пару дней. Смыв с себя, по ощущениям, тонну грязи и пота, Мартен какое-то время просто стоял у открытого окна, ни о чем не думал и наслаждался прохладным августовским ветром. Но желудок резко напомнил о своих потребностях особенно громким урчанием. Кажется, даже птицы за окном удивленно замолкли. Нужно было выбираться на поиски еды, ведь на домового эльфа рассчитывать не приходилось — для Криксы гости младших Лестрейнджей были не важнее каминной сажи. Одежду, в которой Мартен прибыл из больницы, можно было смело выбрасывать. Та же мысль пришла, видимо, и в голову Лестрейнджа — в шкафу обнаружились свежие рубашки и брюки. Но как бы ни старался Аллан подобрать из своего гардероба что-то посвободнее, Эйвери его одежда все равно была в обтяжку. Хорошо, что хоть обувь у них была одного размера. Из столовой доносились голоса и, что самое важное, запахи. Воодушевившись, Мартен едва ли не влетел внутрь и тут же застыл, осознав свою ошибку. За обеденным столом были только дамы — мама и сестра Аллана. Он почти развернулся, чтобы зайти как полагалось в этом доме, но Миссис Лестрейндж заметила его и картинно всплеснула руками. — Мартен, дорогой, ты наконец проснулся! — она сказала это таким тоном, что Эйвери почувствовал себя виноватым за потребность во сне. — Присаживайся скорее, ты наверное жутко проголодался за эти три дня. Мартен, демонстративно уставившийся в потолок, лишь краем глаза отметил, как Этель, даже не обернувшись, тут же вскочила и молнией выбежала из столовой. Стоило ожидать, сам виноват. Миссис Лестрейндж не обратила никакого внимания на поведение дочери и невозмутимо дала указания домашнему эльфу накрыть стол на еще одну персону. Крикса недовольно вытаращил свои большие глаза на Мартена и исчез. У Эйвери не было своих эльфов, но такого своенравного, как этот, Мартен не видел больше ни у кого. Аллан говорил, что Крикса считает своим хозяином только главу семейства, а всех остальных будто просто терпит. Мартен коротко поклонился миссис Лестрейндж, вежливо ответил на вопросы о своем самочувствии и занял место за столом по ее левую руку. Эльф все же появился, а вместе с ним столовые приборы, наполненный бокал, тарелка с горячей картошкой и мясом. Живот нетерпеливо взвыл. Мартен украдкой взглянул на миссис Лестрейндж — нужно ли сначала потратить время на светскую беседу или она позволит ему приступить к его очень позднему завтраку сразу? Но та кажется увлеклась чтением Ежедневного Пророка и перестала обращать на него какое-либо внимание, так что Мартен с облегчением набросился на еду. Он познакомился с семьей Аллана летом после первого курса, когда приехал в гости. Этель и Аллан были двойняшками, но она не могла ходить в Хогвартс из-за своей болезни. Она даже дом почти не покидала, как и ее мама. Лишь иногда они появлялись в больнице Святого Мунго. В доме Лестрейнджей было много правил, которые нужно было соблюдать ради расположения хозяев дома. Например, Этель скрывала от глаз посторонних свидетельства своей болезни, и Мартену ни в коем случае нельзя было видеть ни ее лица, ни даже малейшего участка ее кожи. В свои двенадцать лет Мартен отреагировал спокойно. Если вы двойняшки, сказал он Аллану, то, увидев одного, второго можно и не смотреть. Лейстренджей это рассмешило, и они с удовольствием принимали его у себя дома. И вот именно сегодня, когда Мартен нуждался в их гостеприимстве больше, чем когда-либо, он умудрился едва не нарушить одно из важнейших правил. Миссис Лестрейндж, однако, не спешила высказывать свое недовольство. Она была из тех светских женщин, что редко улыбались, часто хмурились и, при разговоре, вскидывали подбородок так высокомерно, будто собеседник был не более, чем букашкой. Если бы Мартен не знал ее с самого детства, он бы чувствовал себя ужасно неуютно в ее компании. Но за годы он понял, что миссис Лестрейндж на самом деле была невероятно добросердечной женщиной, пускай и бывала порой резка в выражениях. Мартен спокойно позавтракал в приятном молчании, и был милостиво отпущен из-за стола. Он поднялся на лифте до последнего этажа, уже машинально прошел по запутанному лабиринту коридоров и постучал в знакомую дверь, которая тут же распахнулась. Комната Аллана располагалась на верхушке одной из башен поместья и была очень вытянута вверх. Ее грамотнее было разделить на два этажа, но Аллан распорядился иначе. Он попросту левитировал хаос, занимающий место на полу, и тот занял все лишнее пространство под потолком. Над головой проплывали потертые книги, забытые кружки, модель лукотруса в натуральную величину, пустые коробки, ботинки и, Мерлин его знает, что еще. Мартен схватил лист с оценками за С.О.В. Превосходно за трансфигурацию, ЗоТИ и астрономию, все остальное — выше ожидаемого. Они с Алланом целый месяц провели в библиотеке, лишь бы не завалить ни один предмет, и особенно поносили магловедение на чем свет стоит. Мартен хмыкнул и позволил табелю успеваемости лететь дальше. На уровне глаз в комнате остались только самые нужные вещи. По мнению Аллана. Для Мартена большинство из них не имели никакого смысла. Что-то похожее на огромный клубок из светящихся изогнутых трубок, судя по занимаемой площади, было очень важным. Клубок мерцал и издавал еле слышный гул, пока Аллан в нем копался. Мартен плюхнулся в кресло и вытащил из-под себя книгу, которую не заметил. — Что за странные руны? Не помню, что бы мы проходили такие. — Греческие. — Контрабанда? — Ну арестуй меня... – Аллан вдруг уставился на него – Кстати, как там твоя заявка на стажировку в Министерство? Мартен поморщился и принялся листать книгу для вида. Он уже и забыл об этом. Казалось, прошла целая жизнь, а не несколько дней. — Не уверен, что хочу этого. То есть, — он взмахнул рукой, — Я совершенно точно больше не хочу связывать свою жизнь с Министерством. Но я не знаю, чего я теперь хочу. Не уверен, что я вообще что-то хочу, — он беспомощно посмотрел на Аллана в надежде, что он вычленит смысл из этой путаной речи. Тот просто кивнул и молча вернулся к своим трубкам. Эйвери продолжил осматривать комнату в поисках темы для разговора. — А ты… – Мартен ткнул на стену, увешанную заметками. — Это что, схема вязания? — Да, взял у мамы. — Покажи, что получается. — Что? – Аллану потребовалась секунда, чтобы осознать, и он улыбнулся, — Нет. Я не вяжу. Мне для работы. — Что за работа такая? Заставляешь вязать чьих-то бабушек? Аллан вздохнул и задумчиво почесал подбородок. — Ты ведь помнишь, что я изучаю взаимодействия в магии? Как все в этом мире ей связано. — До сих пор? Я думал, эта тема себя исчерпала. — Вовсе нет. Я на пороге большого открытия, — он нахмурился. – Ну, я надеюсь. — А собираться в Хогвартс ты планируешь? – Мартен кивнул на летающий чемодан. — Сколько там до поезда осталось? — У меня есть еще пара дней. И, — Аллан выразительно наставил на него палец, — Мне надо будет тебе кое-что поручить, раз ты остаешься здесь. — Уверен, что я справлюсь с твоим проектом? — Нет. Конечно, не справишься. Речь пойдет о моей семье. *** На платформе девять и три четверти почти все пространство было занято такими огромными тележками, будто младшекурсники забирали в школу всю свою жизнь и часть родительской заодно. Студенты постарше давно закинули сумки в багажное отделение и теперь слонялись по перрону, показывая искреннее презрение ко всем факультетам, кроме своего. Слизеринцы выделялись сильнее остальных. Несколько поколений чистокровной аристократии были одеты дорого и со вкусом. На мантиях многих родителей сверкали значки Министерства. К кому-то подходили выразить уважение, к кому-то за автографом, кто-то старался уладить свои рабочие вопросы, пользуясь неформальной обстановкой. Адам Мальсибер пытался найти укромный уголок во всей этой суматохе. Общаться ему не очень хотелось. А вот курить он желал невыносимо. Его выловила на беседу семья Розье с четверокурсником Тристаном, они похвастались, что их сын и дальше продолжит быть ловцом команды. Тот напряженно улыбался, вцепившись в метлу, которая, похоже, не отправиться в багажное отделение, а потеснит кого-то в купе. Его младшая сестренка тоже не упустила шанс похвастаться своими успехами. Мальсибер терпеливо выждал момент и тут же слинял подальше. Он прекрасно знал, что интересует всех — особенно таких убежденных карьеристов, как Розье — только из-за должности своей матери. Родители не стали провожать Адама по многим причинам. Миссис Мальсибер, являясь секретарем министра магии, привлекала к себе много лишнего внимания. А мистер Мальсибер впал в очередной эпизод творческой меланхолии и вновь перестал выходить из своей студии. Адам же стал слишком взрослым, что бы его хоть как-то волновало отсутствие родителей. Отдуваться за них он не собирался, но и курить у всех на виду, навлекая на семью проблемы, было бы глупо. Он пролетел мимо семьи Блэков, махнул эффектной Вальпурге, своей однокурснице, начисто проигнорировав ее братьев. Семья Малфоев — с красавицей Кассией и ее старшим братом в новой министерской мантии — на удачу Адама, заметила его слишком поздно, и ему удалось избежать всех остальных именитых дальних родственников. Профессор Слизнорт умер бы от счастья просто постояв рядом с такой компанией, а Адам спешил избавиться от них как можно скорее. Наконец он пристроился за последним вагоном и с наслаждением затянулся. — Попался! Адам поперхнулся дымом. Пенелопа даже не пыталась выглядеть виноватой. Она насмешливо глядела на него с перрона. — С ума сошла? — Не знала, что ты из пугливых. Мальсибер закатил глаза. Этой девчонке палец в рот не клади, и чего только ради она к нему привязалась. — Чего тебе надо, мелкая? — Ищу свободное место в купе. Не против соседки? — Против. Мы с Лестрейнджем едем. Никаких девчонок. — Но мне правда-правда больше негде ехать. — Мерлин, Пенни, у тебя, что, подружек нет. Познакомься с кем-нибудь. Паровозный гудок заглушил ответ Пенелопы. Адам сделал несколько поспешных затяжек и недовольно вытряхнул содержимое из трубки. — Увидимся в школе, Пенни. Он прошел мимо надоедливой девчонки и поспешил в вагон, пока туда не кинулась толпа. Все купе по пути и правда были забиты школьниками. Может одиннадцать лет назад был какой-то особенно удачный год на зачатие волшебников? Мальсибер хмыкнул и зашел в их Лестрейнджем купе. Тот читал какую-то книгу с неизвестными рунами на обложке, забравшись на полку с ногами, и поморщился, когда Адам вошел. — Тебе бы поработать над запахом. Иначе никакие перчатки не скроют того, что ты куришь какой-то мусор. — Пальцы у меня чернеют не от курева, — возразил Адам и наткнулся на скептический взгляд друга. – Ладно, не только от него. Он устроился напротив и задернул занавески, чтобы не видеть всю эту толпу напыщенных взрослых. — Между прочим, действительно удобные перчатки. — Адам сжал пальцы в кулак несколько раз. Песочного цвета материал, из которого перчатки были сделаны, не ощущался на коже. Словно дополнительный слой эпителия на руках, невесомые. А главное, они надежно скрывали его тайну. — Передавай сестре мои благодарности за совет. Поезд тронулся, и шум вокруг только усилился. Кто-то высунулся с криком из окна, по коридору забегало с десяток ног, за стеной что-то загрохотало, раздался оглушительный смех. За столько лет жизни бок о бок с толпой невоспитанных мальчишек Аллан и Адам даже ухом не повели. — Забыл, какое животное ободрали ради них, — Адам продолжал рассуждать о перчатках. — Может скрестить его с каким-нибудь драконом, чтобы у них появились дополнительные свойства. Огнеупорность, например. — У зельевара новое хобби? — Можем попросить Эйвери. У него же дед вроде животных разводил. — Его дед был браконьером. Но ты все равно ему напиши, может он откроет в себе новые таланты. Дверь купе отъехала в сторону. Марджери Хиггс напала внезапно, без объявления войны. Она встала в проходе, стреляя в них взглядом полным негодования. — Аллан Лестрейндж, по какой причине ты не писал мне все лето? - требовательно спросила девушка, картинно отбрасывая копну волос назад. Аллан серьезно напрягся. — Мы же вроде расстались, — он уже не был в этом так уверен, как минуту назад. — Мы поссорились. Это разные вещи. Аллан вопросительно посмотрел на Мальсибера, тот лишь плечами пожал. Марджери жила в мире любовных романов, законы которых он не знал и знать не хотел. — Аллан! — девушка уже успела расстроиться из-за слишком длинной паузы. — Ты хочешь со мной встречаться или нет? — Я… не против? — ответил тот так осторожно, словно шагал по минному полю. Адам фыркнул от этой вопросительной интонации и с еще большим энтузиазмом стал рассматривать свои перчатки, избегая взгляда Марджери. — Идем. Нам нужно поговорить. Вдвоем. Девушка буквально взяла ситуацию в свои руки и утащила за собой недоумевающего Аллана. Минуты не прошло, как на его место приземлилась Пенелопа. — Ты, что, караулила под дверью? — Вовсе нет, — пожала плечами несносная девчонка, выкладывая из сумки какие-то вещи. — Хотела подружиться с Марджери. Но она меня кинула, стоило ей услышать о твоем соседе. Печенье? Адам только отмахнулся от предложенного угощения. — И что теперь, будешь болтать всю дорогу о всякой чепухе? — С чего бы? — Пенелопа насмешливо выгнула бровь и продемонстрировала пергамент с какой-то разноцветной мазней. — Мне нужно закончить рисунок. Так что я буду благодарна, если мы просто помолчим. — Будешь молчать всю дорогу? И не пытаться меня доставать? — Не знаю, что ты там себе придумал, Адам. Но мне и правда нужно от тебя лишь место в твоем купе. Адам обнаружил, что сидит со скрещенными руками и насупившийся, как какой-то ребенок, и еще больше нахмурился. Но теперь он недоволен был уже собой. Должно быть ему и правда померещилось, что у Пенелопы были на него какие-то корыстные планы. В конце концов они уже давно общались, с чего вдруг Адам стал с ней так резок. Анализировать чувства сложно, это территория Марджери, Адам только больше запутался и проголодался. — Схожу, пожалуй, до тележки со сладостями. Хочу что-нибудь посерьезнее печенья. — Возьми мне лягушку, — попросила Пенни, не отрываясь от своего занятия. Адам вышел в коридор и миновал несколько вагонов в поисках тележки, пока не попал в ловушку. Так ему показалось, стоило двери захлопнуться у него за спиной. В этом вагоне стояла такая плотная тишина, что Адаму показалось, будто он оглох. Окна были закрыты намертво, от стен веяло холодом а ковер пропах могильной сыростью. Захотелось покинуть это место как можно скорее, но Адам почувствовал, как что-то зовет его. Что-то знакомое, чему не стоит перечить. Адам нащупал в кармане палочку и медленно пошел вперед, заглядывая в стеклянные двери. Во всех купе студенты спали очень беспокойным сном. Почти во всех. Сквозь стекло очередной двери ледяной взгляд приморозил Адама к месту. Целое лето никто ничего не слышал о Томе Реддле, но не проходило ни дня, что бы Адам не думал о нем. Он очень надеялся, что Том пропал, исчез и не появится больше в Хогвартсе никогда. Дверь распахнулась. — Мальсибер, — эхом разнеслось по вагону. — Приветствую вас, мой лорд, — выдавил из себя Адам и сел напротив своего кошмара. Бежать не было никакого смысла. Том стал еще выше, еще бледнее, а черты лица заострились еще больше, состарив его сразу на несколько лет. Что касается взгляда... Адам не мог его долго выдержать и предпочел смотреть куда угодно, лишь бы не в эти ледяные глаза. С первой же секунды их встречи в голове Мальсибера мерзко щекотало, словно внутри черепной коробки поселилась стая могильных мух. Этот гад за лето каким-то образом стал еще сильнее. На место голода пришла противная тошнота. — Слышал, с Эйвери приключилось несчастье. Он в порядке? Адам молча кивнул. — Хорошо, я переживал за него. Отправлю ему сову из Хогвартса. С точки зрения Мальсибера, это было больше похоже на угрозу, чем участие. Взгляд Адама зацепился за значок на лацкане мантии Тома. Значок старосты школы. — Ах, это, — усмехнулся Том. — Хорошая возможность получить еще больше силы. Твой последний год обучения станет незабываемым. — Разве мы уже не достигли предела собственных сил... мой лорд? Том уставился на Адама с холодным презрением, и тот едва не дернулся в сторону. — Если пик твоих амбиций – это продавать наркотики всякому сброду, то на это не следовало тратить ни единой капли моих сил. В ушах стал нарастать звон, и Адам поспешил исправиться, пока по нему не влепили заклинанием. — Прошу прощения, я неверно выразился, мой лорд. Я лишь поразился вашей безграничной щедрости. Я жажду узнать, что вы планируете, мой лорд. — Тебе это понравится, — Том расслабился и благосклонно улыбнулся. — Я собираюсь вписать наши имена в историю.