Личное Дело Света. История Первая. Иная Реальность

Свет открывшегося портала озарил офис. Светлана обернулась на этот свет и с изумлением увидела, что из портала выходит не кто иной, как улыбчивый дед со старой площади — тот самый бородатый иной, что угостил её трдельником. — Томаш! — Гесер встал, приветствуя новоприбывшего, протянул ему руку. — Борис, рад, очень рад, — благодушно отозвался чех, — жаль только, повод не очень радостный. Твои у нас дел натворили. А вот, кстати, и они — он внимательно посмотрел на Светлану и на Ольгу, которая умудрилась за прошедшие секунды принять хоть и шаткое, но всё же сидячее положение. Светлана, испугавшись, как бы этот рывок не стоил Волшебнице последних сил, поспешила подсесть к ней на диван, чтобы поддержать её. Ольга как раз начала медленно заваливаться в сторону, и вовремя подставленное плечо пришлось очень кстати. — Как же так, Златичко! — сочувственно воскликнул чех, опускаясь перед Волшебницей на одно колено. — Пришла ко мне, уже выглядела нездоровой, а сейчас что! Ай-ай-ай… — протянул он. — Что же Борис совсем за тобой не смотрит… Ольга улыбнулась ему как старому доброму знакомому. Улыбка вышла слабой, вымученной. Томаш повернул голову на Гесера: — Что не смотрим за Великой, Светлейший! В таком состоянии, да еще и нарушает! Дневной Дозор уже успел явиться с жалобой и требованием расследования. А я думаю, мол, как же так, и нарушили, и наследили, и даже ушли не чисто! Не похоже на тебя, Оленька… а оно вон оно что. Он сочувственно взял окровавленную ладонь Ольги в свою, легонько сжал. — Настолько всё далеко зашло? Волшебница лишь кивнула. — А как же?.. — Томаш перевёл пронзительный взгляд на Светлану. Ольга покачала головой: — Нет. Слишком рано и слишком поздно. — О чём вы говорите? — встряла Светлана, но её вопрос остался без ответа. Седой маг скорбно поцеловал руку Ольги, долго смотрел ей в глаза, затем встал с колен и обратился к Гесеру: — Борис, что я могу? — Здесь ничего, — сухо отозвался Гесер, — А вот там… Я прошу тебя как Главу Ночного Дозора Праги оказать содействие. Сам видишь, нам сейчас не до разбирательств. Светлана не верила своим ушам. Немудрено, что она не смогла определить уровень силы Томаша! Конечно, трудно было поверить, что Глава Ночного Дозора Праги проводит свои дни, выпекая трдельники на Староместской площади, но, как она уже не раз успела убедиться, у Великих были свои причуды. Что же он имел в виду? И о чём говорила Ольга? «Слишком рано и слишком поздно,» — что это значило? — Содействие… — Томаш задумчиво погладил седую бороду. — Конечно, я не откажу вам в содействии, но Борис, Оленька, поймите: вмешательство первого уровня посреди тёмной ночи… Нужно будет предложить им что-то очень значимое, чтобы Арманд согласился замять это дело. Тем более, что оно касается Великой… — У меня есть, что им предложить, — сказала Ольга. Она сунула окровавленные пальцы в карман пальто, вытащила какую-то карточку и протянула её Томашу. — Матей Кучера, права категории “B”, — прочитал он. — Тёмная Охота. Услышав эти слова из уст Волшебницы Гесер и Томаш как-то странно переглянулись. — Ночной Дозор Праги вполне мог бы объявить Тёмную Охоту на мерзавца, сбившего ребёнка, и скрывшегося с места преступления, — тихо продолжила Ольга. — И Тёмным развлечение, и моя… вольность будет искуплена кровью. Жизнь за жизнь — древний закон. Арманд не откажет. — Красиво… — протянул Томаш, сверкнув глазами. — Оленька, ты тут немного пропустила… Тёмная Охота не объявлялась уже более восьмидесяти лет, мы оставили эту варварскую практику в прошлом… Но красиво, чёрт подери! Дневной Дозор был бы в восторге. — В таком восторге, чтобы списать вмешательство первого уровня? — уточнил Гесер. — Даже два. Ох, заманчиво! Интриганка ты, Златичко, знаешь, как подкупить старика… Ребёнка, значит, сбил и скрылся, негодяй… Что ж… Тёмная охота, говоришь… Арманд захочет как следует встряхнуть свой Дозор, вернуть себе былую славу. Он захочет этого намного сильнее, чем возможности вновь наказать тебя лет на пятьдесят или на сто. Арманд купится, я уверен. Да и мы могли бы обернуть это себе на пользу… Томаш мерил шагами офис, и, судя по борьбе, происходившей на его благородном лице, идея Волшебницы с каждой секундой нравилась ему всё больше. Ольга всё еще опиралась на Светлану, и девушка почувствовала, как она незаметно усмехнулась и расслабилась. Волшебница уже знала, что победила. — Что ж, — сказал Томаш, — мы объявим Тёмную Охоту. Это отвлечет Арманда от вас, к тому же наше болото давно пора расшевелить — а то молодежь совсем уже безыдейная стала. Инквизиция вокруг вечно толкует о равновесии… Скоро Тёмных от Светлых перестанем отличать, а, как ни крути, ничто так не вправляет мозги и тем и тем, как Тёмная Охота. Пора напомнить молодым, кто есть кто. — Я знала, что ты оценишь. В голосе Ольги было бы больше триумфа, если бы он не звучал так слабо и безжизненно. — Мы должны что-то сделать! — не выдержала Светлана. — Пока мы обсуждаем очередные интриги Дозоров, Ольге становится всё хуже! — Так делайте, деточка, делайте, не теряйте времени, — добродушно ответил ей Томаш. Всё-таки ей не показалось — теперь он прямым текстом говорил ей, что помочь Ольге может именно она. Но как? Светлана была лишь потенциальной Великой, мало что умела, а после извлечения иглы откачки и вовсе чувствовала себя опустошенной и обессиленной. Она и в сумрак-то сейчас сунуться боялась, не говоря уже о сложных воздействиях. Бессильная ярость захлестнула её: Светлана уже порядком устала быть беспомощной и бесполезной, постоянно не понимать толком ни что происходит, ни чего от неё ждут. Томаш поклонился Ольге: — Надеюсь, скоро увидимся, Златичко. Не выдумывай мне вот это вот “поздно, рано”. Так надо. Но ты и сама знаешь, не мне тебя учить. И, кивнув на прощание Борису, он исчез в световой вспышке портала так же внезапно, как и появился. Светлана не собиралась больше ждать ни секунды, ей нужно было знать правду: — О чём он говорил? — Ни о чём, — быстро ответила Ольга. — Что я должна сделать? — не унималась девушка, — что вы от меня скрываете? Она переводила глаза с Ольги на Гесера, ища ответа. Они молчали, но Светлана твёрдо решила, что не отступится. Из обрывков слов, интриг и собственных наблюдений у неё уже успело сложиться какое-то подобие понимания. Пора было показать Великим, что она уже не та наивная иная, без памяти влюблённая в Антона, не умеющая сложить дважды два, не разбирающаяся в интригах и слепо уверенная в том, что добро сияет непорочной чистотой, а зло черно как безлунная ночь. Она изменилась, пусть вынужденно, но повзрослела, и готова была к новому уровню понимания. Она была готова к чему угодно, лишь бы помочь Ольге. — Очевидно, что у тебя серьезные проблемы, — сказала она Волшебнице. — Я не знаю, что это — последствия наказания или потеря силы, но уже ясно, что вы с Борисом Игнатьевичем до недавних пор это скрывали и весьма успешно. — Недостаточно успешно, раз Завулон догадался, — ответила Ольга. — Что? — Почему ты думаешь он отказался от разбирательства? — Не хотел рисковать жизнью? — Понял, что игра не стоит свеч, — сказал Гесер, — он догадался, что Ольга не в лучшей форме и в этом состоянии не представляет такой опасности, как раньше. Он предпочёл пойти на сделку, выторговав право на усиление Дневного Дозора, причём усиление серьёзное, основанное на предположении, что Ольга — Великая, обладающая всей полнотой силы. — А это не так, — подытожила Светлана. — А это не так, — кивнул Гесер, — и теперь он знает об этом. Он привлечет нескольких сильных магов, и Дневной Дозор получит преимущество в борьбе. В первый раз за несколько столетий. — Но вы позволили этому произойти! — нахмурилась Светлана. — На суде вы могли бы признать, что Ольга… — она не могла подобрать правильных слов, и решила воспользоваться уже прозвучавшей формулировкой: — что она не обладает всей полнотой силы. Великие снова переглянулись, и Светлана с раздражением осознала, что всё происходящее — лишь очередной виток какой-то их интриги. Был ли предел у этой бесконечной игры? — Почему вы ничего не делаете?! — Светлана обратилась к Гесеру, не скрывая упрёка в голосе. — Почему не поможете ей? — Я не могу. — А я могу? О чём говорил Томаш? Что я должна сделать? Гесер молчал, он смотрел на Ольгу, и ждал, что скажет она. — Томаш шутник, — отмахнулась Волшебница. — Я сильно перенапряглась, говорила же тебе, что целительство — не моя сильная сторона. А теперь мне просто нужно отдохнуть. И, не позволив Светлане возразить, она обратилась к Гесеру: — Пора домой. — Уверена? — Да. — Хорошо. С побеждённым видом Гесер помог Ольге подняться, и они, не прощаясь, исчезли в сияющем прямоугольнике портала. Светлана осталась в кабинете начальника совсем одна. И только пол, усыпанный осколками стекла, да разбросанные повсюду бумаги напоминали о том, что здесь только что произошло. Какое-то время она сидела неподвижно, не в состоянии переварить все события этого дня. Казалось, что с того утра, когда она, не выспавшись, собиралась на Суд Инквизиции, прошли годы, а не какие-то жалкие часы, в очередной раз перевернувшие с ног на голову всё, что она знала, понимала и чувствовала. Усталость навалилась на неё каменной плитой, и Светлана, пообещав себе, что это только на минутку, откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Её разбудил лёгкий стук. Дезориентированная, Светлана испуганно вскочила, не понимая где находится. Стук повторился, и девушка поспешила к двери, открыла её и оказалась нос к носу с Антоном, за спиной которого стояла Тигрёнок. — Что случилось? — выпалила оперативница, проходя внутрь первой. — Боже, — она окинула взглядом разрушения, — вы что тут подрались? Тигрёнок внимательно посмотрела на Светлану, всё еще пытающуюся прийти в себя. — Ты что, спала? В ответ Светлана зевнула, и Оперативница сердито фыркнула: — Мы тут места себе не находим, а она дрыхнет! Нормально. Ой, да ты вся в крови! — Это не моя. Мы не дрались. Я случайно заснула. — А что с Ольгой? — Не знаю. Это была правда, но это был не тот ответ, которого ждала оперативница. И они обе это понимали. Светлана не могла сказать ей больше: она внезапно оказалась по другую сторону невидимой границы. Теперь она знала тайну Волшебницы, и не могла предать доверие Ольги. В Дозоре до сих пор считали, что её сила ограничена решением Инквизиции, правду знали лишь немногие — Гесер, Томаш, возможно, Председатель... Больше никто, кроме Светланы, Антона и, к сожалению, Завулона не догадывался об истинном положении дел. Хорошо, что все вышеперечисленные были связаны клятвой о неразглашении. А о том, что было после суда Светлана уж точно не собиралась рассказывать — это было их с Ольгой личное дело, тем более, что речь шла о нарушении первого уровня, которое Великие договорились замять с помощью почти запретной Тёмной Охоты. Слишком много тайн за один вечер. Врать Светлана не умела, но это “не знаю”, этот ответ без ответа так легко слетел с её губ, как будто она играла в эти игры не первый год. И Тигрёнок, почувствовав это, посмотрела на неё новым, пристальным взглядом, как хищник, пытающийся определить уровень опасности. Холодным взглядом. Знала бы оперативница, как сильно её саму волновал вопрос, что с Волшебницей. Светлана перевела взгляд на Антона и подумала, что даже если бы могла, не хотела бы рассказывать ему, как Ольга, несмотря на почти полное отсутствие силы, пыталась спасти подростка, похожего на его сына. Почему-то ей не хотелось, чтобы он знал, как сильно Волшебница переживает из-за произошедшего с Егором. Возможно потому, что она не была уверена, что ему это было бы интересно. И точно потому, что сама Ольга не сочла нужным ему об этом сообщить. Сам Антон молчал. И Светлана молчала. Оказалось, что ей совершенно нечего ему сказать. Тишина, обступившая их, приобретала гнетущий оттенок, стало неуютно, пора было покончить со всем этим. — Мне нужно домой, – устало сказала Светлана и, обойдя оперативников, направилась к выходу. — Я отвезу, — подал голос Антон. Он не двинулся с места. Знал, что она откажет. — Нет, спасибо, я на такси. Светлана даже не обернулась, просто ушла. За ней никто не последовал. Уже в машине она поняла, что её душу переполняет новое чувство, совсем не похожее на уже привычные пустоту и бессмысленность, боль предательства или ощущение собственной ненужности. Всё это ушло в прошлое, и теперь всё её существо горело восторгом от осознания, что этой ночью, посреди всего ужаса происходящего, она видела настоящее чудо. Она видела, как ребёнок, обречённый на смерть, был спасён волей и силой Ольги. Она видела, как руки иной погрузились в человеческое тело, выправили кости, собрали взорванную селезёнку и привели в норму сердце, которому не суждено было биться дальше. Ничто, ни магия сумрака, ни оковы, ни потоки силы, ни другие проявления волшебства, что она наблюдала за прошедший год, ничто не могло приблизиться к величию этого события. Мальчик, который должен был умереть, будет жить. Это было Чудо. Страшное, кровавое, но настоящее чудо. Ради того, чтобы творить такие чудеса, стоило жить, стоило учиться и бороться. В свете этого чуда померкли её личные проблемы, переживания и комплексы. Ей вспомнились слова Ольги о том, что она готова на всё ради победы Света, и в первый раз за всё это время, она поняла, что Волшебница имела в виду. Чудо было незаконным. За него пришлось платить. Проклятое равновесие запрещало Свету исцелять, спасать, направлять. Делать всё то, из-за чего Светлые и были Светлыми. Теперь слова Ольги уже не казались ей бунтарством, они казались ей единственной истиной. Борьба за Дело Света обрела смысл, и Светлана в первый раз за всю свою иную жизнь почувствовала себя готовой вступить в эту борьбу. Ей надоело быть наблюдателем. Да, её по прежнему не интересовали интриги Дозоров и политика Гесера, но теперь Светлана ясно видела, что это просто был не её путь. Её путь лежал в иной плоскости — через чудеса и помощь людям, через спасение Ольги. Она была уверена, что слова Томаша были правдой, что она, сама того не зная, держит в руках какой-то ключ, который должен помочь Волшебнице. И Светлана пообещала себе, что найдет этот ключ, чего бы ей это не стоило. Она уже столько раз слышала, что она — Великая. Что ж. Пора было начать вести себя соответственно. В конце-концов, Светлане надоело чувствовать себя жертвой обстоятельств, на которые она не могла повлиять. Теперь у неё появилась цель. Смысл её иной жизни. Светлана открыла окно, впустила в машину морозный январский воздух, жадно вдохнула его. Хотелось жить, и всё было впереди, и она вдруг поняла, что новое чувство, переполняющее её, — это надежда.