Солнечные предрассветные блики лишь коснулись макушки деревьев Уилтшира, разгоняя сумрак уходящей ночи, как из темноты самой дальней комнаты западного крыла поместья Малфоев послышался едва различимый голос:
— Amato Animo Animato Animagus, — тихо, почти невербально произнес Драко, устремляя кончик своей палочки прямо в сердце. На первый взгляд могло показаться, что ничего не происходит, но глубокий вздох помог ему усмирить ритмичный стук в области ребер. Грозы для завершения задуманного не было уже как два месяца, и у Малфоя-младшего оставалось не так много времени до Хогвартса, чтобы изучить своего анимага, научиться чувствовать и управлять им. Драко вглядывался в то, как молочные волны тумана устилаются поверх гравия, окутывая стволы магнолии своим могильным холодом. По его коже побежали мурашки. Привести в прежний вид поместье таких масштабов казалось непосильной задачей, особенно учитывая тот факт, что основной миссией Драко было спасение матери из заключения. Обходя это мрачное строение, от которого до сих пор разило могильным холодом, Драко воспроизводил в памяти фрагменты из детства, вспоминая, как же выглядел их дом до событий прошлого года. Все казалось таким знакомым и родным, но будто зараженным болезнью. Каждый камень и каждую нить, будто плесень, облепила Темная магия. Несмотря на летний зной, вся растительность на территории дома покрылась инеем после заката. Когда-то пестрые тона цветущих деревьев и кустов наполняли это поместье жизнью, теперь же тусклые, стоя с опущенными к земле ветвями, они казались смертельно больными. Драко изучил все возможные заклинания очищения, но это не помогало. Домовые эльфы топили камины круглые сутки, но жар от них распространялся не далее, чем на пару метров, в холле же, где когда-то проходили собрания Пожирателей, тепло от камина можно было почувствовать, лишь сунув руку прямо в пламя. После заключения родителей ответственность за все, чем владели Малфои, свалилась на еще неокрепшие плечи юноши, и картина, представшая перед ним, была не менее мрачной, чем до битвы за Хогвартс. Запуганные, забитые домашние эльфы и уже остывший труп чокнутой тетки — все, что оставили Малфою-младшему. Винил ли он кого-то за произошедшее с ними? Если судить по тому, как Драко стойко выносил все нападки в свою сторону и в сторону своего отца, можно сказать, что амбиции Люциуса и неугомонное подражание доктрине отца привели эту пару к вполне предполагаемому концу. По крайней мере, сам юный Малфой понимал, что ждет их обоих, но только не в отношении Нарциссы. Она была лишь женой, лишь матерью, лишь жертвой сложившихся обстоятельств, но всем вокруг уже было плевать. Многие семьи потеряли родных, причем с обеих сторон противостояния, а судили победители. Драко оставалось лишь надеется на то, что триумфаторы с лозунгами о человечности и сострадании рассудят Нарциссу, опираясь на свои же высказывания.
— Хозяин Драко желает завтракать? — маленькая эльфийка, переминаясь с ноги на ногу, дрожала от холода и сжимала в руках поднос с едой.
— Нет, Мини, — отвечал Драко, напряженно размышляя о том, что сегодняшнее слушание в суде о деле Нарциссы станет последним и завершающим. Дрожь волнения не давала ему уснуть эту ночь, но он вовсе не чувствовал усталости.
— Хозяин Драко уже второй день отказывается есть, Мини будут ругать другие домашние эльфы, — начала причитать она, и поднос задрожал в ее руках, громко звякая посудой.
— Вы подготовили комнату?
— Да, сэр, домашние эльфы содержат в чистоте весь дом, — обиженно отвечала та, пытаясь унять дрожь в теле и шум на подносе. Драко перевел взгляд от окна, Мини съёжилась под его холодным осмотром.
— Надень носки, Мини, и всем вели сделать то же самое.
— Но у домовых эльфов нет носков, сэр, — голова эльфийки вжалась в худые плечи, а на глазах выступили слезы. — Если только Хозяин Драко решил избавиться от нас?
Мини напряженно наблюдала за выражением лица своего хозяина, пытаясь сдержать рыдания. Ее тело затряслось еще сильнее, когда поднос с грохотом свалился к ногам Малфоя. Мини, уже не сдерживаясь, плакала навзрыд, попутно собирая разбросанные тосты и осколки чайного сервиза.
— А ты хотела бы стать свободной?
Эльфийка с ужасом выронила только что собранные осколки, по ее носу бежали слезы, но она молча переваривала адресованный ей вопрос.
— Ответь мне правду, — добавил Драко, полагая, что Мини не даст положительный ответ из страха быть наказанной, но приказа точно не ослушается.
Эльфийка обхватила ногу Драко, продолжая плакать:
— Мини любит Хозяина Драко, она помнит его еще ребенком, она не хочет быть свободной. И никто из эльфов не хочет. Добрый Хозяин не справится без Мини и…
— Я понял, понял — говорил Драко, размыкая объятия вцепившегося в него существа, — в таком случае делай, что тебе велят. Ты умеешь вязать?
— Да, — в огромных глазах Мини загорелся энтузиазм, — я свяжу всем эльфам носки, как и приказал Хозяин. Это же нас не освободит? Мы и дальше будем помогать Драко?
— Так и есть, и перчатки, и шарфы, и все, что захотите, — стальные нотки в его голосе побудили эльфа замолчать. — Только чтобы я больше не слышал этого звяканья, — Драко махнул палочкой, собирая поднос в его прежнее состояние. — Принесешь другой завтрак вместе с «Ежедневным пророком». Уходи.
Все газеты Европы пестрили новостями о судебных разбирательствах над чистокровными волшебниками. Их приравнивали к самым опасным животным магического мира, предлагали изолировать, чтобы они не мешали «цивилизованному обществу» спокойно существовать. Читая каждое утро прессу, Малфой пришел к выводу, что маятник пропаганды резко качнуло в другую сторону, причем выжимая натиск до упора. Он наблюдал за снимками всех, кто высказывал свое мнение, и вереница озлобленных лиц, отпечатывалась где-то на подкорке его памяти. После анализа всех высказываний и лозунгов вывод следовал один: все ущемленные когда-либо сводили счеты с имеющими власть. Ни для кого не секрет, что именно капиталы древних семей позволяли им быть незримыми властителями мира, хранителями тайн и теми, кто диктовал свои правила игры. Огромная сила Волан-де-Морта была подкреплена поддержкой этих людей, и во многом это сыграло заключительную роль в становлении его у власти. Конечно, не исключался из этой формулы страх, что Темный Лорд использовал давление, но основной катализатор — это приверженность чистокровных его взглядам на мир, где нет маглорожденных и прочее. Драко давно задавался вопросом: приди Том Реддл к власти, что бы последовало после? Истребление неугодных, догма о чистоте и?.. И что? Всевластие? Но каким образом? Быть может, Волан-де-Морт тот, кто знал, чем воздействовать на умы своих последователей, но с какой целью? Очистить Хогвартс и Министерство магии от грязнокровок, а дальше что? Размышляя на эту тему, Драко гадал, насколько далеко готов был зайти Реддл в своем господстве. Сомнения терзали парня, так как, принимая во внимание сумасбродное желание владеть Англией, Том бесспорно пошел бы дальше, пока не завладел бы всем миром. В таком случае, что бы он делал, получив абсолютную власть везде? Без сомнения Эго этого человека всегда требовало больше, будто поедая очередную порцию пирога. Он заглотнул бы этот мир целиком, и вот, пирог закончился и уже приелся? Что же последовало бы после? У Драко было много времени для того, чтобы размышлять и искать ответы на свои вопросы. Перечитывая книгу за книгой из фамильной библиотеки, он получал лишь косвенные подтверждения, за которыми следовала новая волна недоумения и разнообразных теорий. Расширив свои способности в окклюменции, Драко отсортировывал события последних лет, раскладывая их в разные комнаты памяти, которые сам же и возводил. Замыкая на ключ прошлое, он уходил, оставляя там и эмоции, которые больно цеплялись за то живое, что осталось. Призма в очках, которые раньше носил Драко, треснула, и теперь он по крупицам выколупывал из глаз осколки, заливая своей кровью и сожалением то, чего уже никак нельзя было изменить. Оттачивая ум все сильнее, Малфой-младший встревал в болото своего собственного любопытства, и сама идея стать дальновиднее, чем его отец, подавить в себе стремление к губительным амбициям, стала неосознанным двигателем прогресса. Имея горький опыт людей, которые однажды пребывали на полке под название «идол», Драко ответил бы на вопрос о том, куда приводят мечты. К покинутости, дезориентации и полному недоверию всем вокруг, кроме себя. Надежда — это единственное, что удалось сохранить и спрятать под каркас из костей грудной клетки. Если кому-то вздумается забрать и это… Останется лишь сосуд, наполненный яростью к самому себе.
Драко расположился у камина, тезисно хватая глазами сегодняшние статьи «Ежедневного пророка». Ничего о Нарциссе, как и о Малфоях в целом. Этот факт позволил ему расслабиться, и рука сама потянулась к свежему тосту с джемом. Мини замерла поодаль от Хозяина. Прячась за высокую спинку кресла, она ждала новых утренних распоряжений, которые превратились в своеобразный бытовой ритуал.
— Еще какая-то почта имеется?
— Газета «Совершенно секретно», «Интеллектуальная честность», «Независимое военное обозрение» и, — задумчиво протянула Мини, — «Человеческая свобода».
— Свобода? — Драко прочистил охрипшую гортань.
— Раньше она называлась «Религиозная основа».
Малфой скептически ухмыльнулся, не отрываясь от пророка. Просмотрев все крупные и мелкие статьи, Драко встал, давая понять, что завтрак закончен. Время близилось к заседанию в Визенгамоте, и он надеялся вернуться сегодня к ужину с Нарциссой. Используя окклюменцию, наследник отодвинул свои переживания в дальнюю комнату самого дальнего коридора, и техника «серый камень» помогала сосредоточиться на фактах и действиях. Мини, получив нужные указания, удалилась, оставляя Малфоя наедине со своими мыслями. Как бы не старался тот успокоить колотившееся сердце, но эмоции паники пробивались даже сквозь мощные засовы в голове.
«Сегодня! Все решится сегодня». Предполагал ли Драко наихудший исход дела? Да, но уверял себя, что ничего его не остановит в попытках освободить ту, которая не была виновата ни в одном из вменяемых ей проступков. Драко никогда не слышал, чтобы из уст матери вырвалось хоть одно непростительное заклятие и никакого даже отдалённо похожего. Собравшись намного раньше положенного времени, Драко расхаживал по комнате, отбивая четкий ритм часов на каминной полке. Со стороны он казался хищным животным в замкнутом пространстве. Неспешный шаг, второй, третий, а после поворот и сначала. Через три недели Хогвартс, и формально он уже закончил обучение, но суть его наказания состояла в том, чтобы вернуться обратно. Неделю назад распечатав письмо от Макгонагалл, Драко в весьма уважительной форме был уведомлен, что он находится под личной ответственностью директрисы, и бонусом этого прекрасного факта явилось назначение его, Малфоя, на должность старосты школы. Одним из старосты, как успел понять сам Драко. В сущности, его не особо трогало обязательство вернуться и еще год провести в Хогвартсе, и даже тот факт, что он под дозором его никак не смущал, помимо того, кем будет тот второй, с которым придется делить одну башню на двоих. Почему его это беспокоило? Он почти наверняка знал, кто это будет. Неспешный шаг, второй, третий, а после, поворот и сначала. Окей, он знает, ну почти наверняка, что это будет Грейнджер, но вопрос по-прежнему оставался открытым. В целом это меняет ситуацию? И нет, и… Он остановился. И да, это определенно точно что-то меняет. Где-то там, в особо отдаленном коридоре, в самой дальней комнате его сознания, что-то заскулило, царапая дверь за плотным засовом. Эта комната закрыта с момента, когда троицу друзей взяли Пожиратели в прошлом году. Если приблизиться к ней слишком близко, можно услышать безумный смех его родственницы и душераздирающий крик, а уж если заглянуть в замочную скважину, картина, представшая перед глазами, заставит сотрясаться от ужаса и полнейшего бессилия. Пару месяцев назад создатель этой комнаты таки открывал ту дверь первый, так уж решил сам Драко, и последний раз. Почему поддался порыву? Он не понимал. Помнил лишь, как, ссутулившись, бродил по серым, сумрачным коридорам памяти, не отрывая глаз от каменных плит под ногами. Его боль отчаянно искала утешения в виде воспоминания, которое могло бы согреть, исцелить подобно экстракту бадьяна, что заживляет раны, не оставляя и шрама. Красная обшарпанная дверь, с золотой ручкой материализовалась как ответ на немую мольбу, и он чуть было не поцеловал ее лбом. Не раздумывая, он толкает вперед, тонкий скрип трансформируется в крик, настолько пронзительный, что ноги подкосились, опуская Драко на колени. Скопление отчаяния, разившее в голосе Гермионы, проникало в легкие вместе с воздухом и взрывалось изнутри. Мольба в этом акте насилия сочилась слезами по лицу жертвы, сводя с ума того, кто был рядом. И он был. Вот он, стоит, сжимая кулаки до хруста, отворачиваясь и закрывая глаза, он сжимает зубы, чтобы не умолять прекратить это. В голове смешался коктейль противоречий, но словно набатом по колоколу «Прекрати. Остановись. Я умоляю тебя, не мучай ее». Слышать каждое «Грязнокровка», и видеть каждую кровавую букву, вырезанную на ее предплечье… Вопль стихает хриплым стоном. Но Драко знает, что за этим последует новое цунами ужаса, оно накроет чувством растерянности и вины. Почему он чувствовал ее так остро? Почему она самозабвенно истязает его, ведь он понял, насколько далеко зашел в своем невежестве, вседозволенности и безответственности. Ведь он не мог изменить что-либо? Или мог? Кем же он являлся? Воином веры или ее заложником? Замыкая дверь на плотный засов, он бежал, выныривая из своих воспоминаний в леденящем кожу поту. Он искал ответы на свои вопросы все это время, но не понимал, как он смог так легко поддаваться влиянию извне, где же начинается он сам? И где та правда, в которую он мало того, что верил, но еще и пропагандировал. Все последующие дни и недели, Драко делал вид, что той комнаты в его голове и вовсе не существует. Он определенно точно нашел дорогу к ней и сознательно обходил, уповая на то, что со временем она просто исчезнет, как и некоторые другие, прячущиеся в архивах его памяти. Часы на каминной полке пробили одиннадцать, оповещая все поместье о том, что ожидания подходят к концу. Сохраняя на лице сосредоточенность, Драко накинул на плечи мантию и, поправляя на ходу запонки, покинул поместье Малфоев, отправляясь в Визенгамот. Аппарируя к старой телефонной будке в центре Лондона, Драко вошел внутрь, мысленно готовясь к тому, что может поджидать его в холле Министерства на это раз. Когда Люциусу вынесли приговор, пресса гналась за наследником Малфоя-старшего через весь атриум. Количество фото, которые успели разлететься по всем газетам Англии и не только, невозможно было сосчитать. Часть фото были расклеены по Косому переулку вместе с фотографиями других Пожирателей или их детей. В них плевали, закидывали продуктами, писали разнообразные надписи, носящие оскорбительный характер, и даже более того. Драко видел такую картину лишь однажды, справедливости ради стоит сказать, что вандализм подобного рода порицался и получил крайне негативную реакцию со стороны министерства. Юношу нисколько не волновала эта история, по-настоящему смелые волшебники в лицо высказывали ему свое презрение, и это имело куда более глубокое воздействие. Хотя, заглядывая в серые холодные глаза Драко Малфоя, люди задавались вопросом, а трогает ли его вообще что-то в этой жизни? Нападавшим же так хотелось видеть раскаяние, мучительную поволоку сожаления в глазах, но удавалось рассмотреть лишь бледное, скульптурное лицо с крепко сжатыми губами и отстраненным, скучающим взором. Драко пересек холл министерства, умышленно избегая любопытных взглядов. Он подал свой пропуск женщине-секретарю, что восседала за высоким столом в центре атриума, и предъявил палочку, которую ему запретили проносить в глубь здания. Проверив подлинность палочки, дама провозгласила:
— Лифт под номером пять, мистер Малфой.
Неторопливо Драко вошел в лифт с другими клерками Министерства, заставляя их своим присутствием замолчать, создавая вокруг парня вакуум из звенящей тишины. Все присутствующие знали, по какой причине он сегодня здесь, и в их напряженных лицах читался безмолвный интерес, хотя маленькая, пухлая женщина в костюме болотного оттенка, стоящая по правую сторону от парня, с сожалением косилась в его сторону. Усаживаясь на дальнюю скамью в первом ярусе амфитеатра, Драко сконцентрировался на наблюдении за судейской коллегией, которая неторопливо перемещалась по круглому залу суда, занимая отведенные для каждого из них места. Он напряженно перебирал в руках массивный серебряный браслет, подаренный отцом на совершеннолетие, отчитывая звенье за звеньем, скользя подушечками пальцев по искусной гравировке Draco Lucius Malfoy. Наконец сливовые мантии с вышитой буквой «В» на груди, перестали мелькать в движении, и объявили о начале заседания суда. Из шепотков коллегии юноша уловил, что суд открывает не Министр Магии, а глава отдела Магического Правопорядка, так как и министр, и его заместитель отсутствовали и находились за границей. Вскоре пожилой на вид и толстый краснолицый судья взгромоздился на главной трибуне, ожидая заключенную. Его острый, изучающий взгляд прошелся по залу, задерживаясь на Малфое-младшем чуть дольше принятого.
— Слушается дело Нарциссы Малфой, заседание объявляется открытым, — провозгласил судья Джонс.
— Вся коллегия судей на месте, — объявил секретарь, — для дачи показаний ранее были приглашены свидетели, все записанное с их слов вы найдете в папке под номером тридцать девять. Драко пристально наблюдал, как Мистер Джонс шуршит листами, а после напряженно изучает все написанные ранее сведения. Кажется, мимо парня проскользнула затейливая мысль, предлагающая использовать легилименцию и слизать с сознания судьи всю информацию в этих бумажках. Шепот присутствовавших в зале витал вокруг происходящего подобно шелесту крыльев, отплясывающей в замкнутом пространстве птицы. Любопытные созерцания то на судью, то на присутствовавшего сына подсудимой достигали своего апогея и наконец:
— Пригласите Нарциссу Малфой, — провозгласил Джонс, и в импровизированном Колизее повисла тишина. Драко перевел взгляд на дверь, через которую однажды проходил отец, а теперь шефствовала женщина, имевшая лишь небольшое сходство с той, которая была ему матерью. Нарциссу ввели в сопровождении одного охранника, но едва ли и тот требовался для этой исхудавшей, хрупкой женщины. Браслет Драко впечатался ему в кожу, причиняя что-то похожее на физический дискомфорт. Куда страшнее было то, что сейчас творилось в его сердце. Мать, проходя мимо, улыбнулась ему сквозь слезы, стоявшие в ее глазах, губы Малфоя лишь дрогнули в ответ. Ком, подошедший к горлу, грозился его задушить, и Драко опустил глаза, стыдливо утаивая наворачивающуюся влагу. Несколько мгновений хватило, чтобы вывести его из равновесия, но жгучую смесь тех эмоций, которые он испытывал, невозможно было остановить. Спрятать, да, но лишь на какое-то время. Чем сильнее вспышка, тем сложнее ее удержать. Ее можно осознавать, принимать, но прежде всего нужно пережить, а иначе она всегда будет искать выход наружу, тем самым усложняя жизнь ее носителю. Семья в жизни Драко Малфоя всегда была одной сильнейшей эмоцией. В ней заключалось все, что требовалось человеку: единение, безусловное доверие и понимание, которое он получал лишь от своих родителей, конечно, в большей степени от матери. Женщину усадили в кресло лицом к судьям, и Драко с трудом удавалось рассмотреть только макушку ее головы. Он в момент растерял концентрацию, и все происходящее теперь виделось через туманную призму меланхолии и безысходности, которые охватывали даже некоторых судей, наблюдавших за этой разбитой больными амбициями семьей.
— Госпожа Малфой, Вы обвиняетесь в сговоре с Северусом Снейпом в убийстве Альбуса Дамблдора по приказу вашего хозяина Волан-де-Морта. Также вам предъявляют обвинение за массовый разбой на территории школы Хогвартс и казнь волшебницы Чарити Бербидж в поместье Малфоев, — провозгласил громкий голос судьи Джонса. Усаживаясь обратно на свое место, уже более тихим, но таким же официальным голосом Джонс спросил: — Принимая во внимание все вышесказанное, я задам вам следующие вопросы, на которые рассчитываю услышать ваши объяснения. Ответьте, миссис Малфой, участвовали ли вы в собрании Пожирателей Смерти, которые проходили в холле вашего поместья?
— Да, до недавнего времени я играла роль хозяйки в этом доме, — тихим спокойным голосом следовал ответ женщины. Похоже, Драко не мог удержаться, чтобы не бросать взгляд на макушку матери каждые пятнадцать секунд.
— Вы присутствовали при происшествии с Чарити Бербидж?
— Да.
— Кто убил эту волшебницу?
— Волан-де-Морт.
— При осмотре предполагаемо убитого Гарри Поттера, вы скрыли тот факт, что он жив?
— Так и есть.
— Почему же? — воскликнула светловолосая молодая волшебница с самого верхнего пятого яруса.
— Я… — Нарцисса явно была сбита с толку этим вопросом, — я не желала мальчику смерти. Я искала своего сына, пошла в Хогвартс, — интонация еле слышно надломилась, лишь на мгновение, — только для того, чтобы защитить Драко.
Женщина понимающе кивнула, делая пометку в своей папке.
— Вы заключили Непреложный Обет с Северусом Снейпом, чтобы он был исполнителем дела, порученному вашему сыну Волан-де-Мортом, так?
— Так и есть.
— Вы умышленно скрыли от общественности тот факт, что планировалось убийство?
Сердце Драко стало отплясывало громкий нечеткий ритм.
— Так.
— Почему? Ваш муж на тот момент находился в Азкабане, он не имел никакого влияния на вас в тот момент.
Нарцисса молчала, у нее не было аргументов, кроме одного — страх. Перед старшей сестрой и ее обожаемым наставником Волан-де-Мортом. Они с Драко тогда остались наедине и все, о чем помышляли — это выжить и выстоять, сделать все как велено, только чтобы их больше не тревожили. Долгом жены и матери — сохранить семью, и в первую очередь их с Люциусом единственного наследника.
— Термин «Грязнокровные». Вы вместе с мужем поддерживали такую тенденцию мировоззрения, что, вне всяких сомнений, впитывал будущий преемник Малфоев. Основываясь на этих высказываниях, чему же удивляться, что наследник Салазара Слизерина потребовал от вас исполнения ваших же догм, которым ваши семьи следовали не один век. Хоть на долю секунды Вы задумывались о том, скольких талантливых волшебников загубил ваш хозяин?
В зале повисла звенящая тишина. Нарцисса, прочистив горло, ответила:
— Я не нашла в себе смелости противостоять Волан-де-Морту.
Честный, исчерпывающий ответ заставил многих судей неловко зашевелиться на месте и опустить глаза к полу. Драко вздохнул глубже, полагая, что этот ответ расставил точки над і.
***
По окончании пятиминутного совещания коллегия судей постановила поместить Нарциссу Малфой в Азкабан сроком на четыре года. При этом были отмечены все смягчающие обстоятельства, включая прикрытия Поттера перед Темным Лордом. Обжалования приговора возможно лишь через восемь месяцев, после фактического заключения, то есть до февраля двухтысячного года. Драко Малфою оставили ярость. Подобно дикому пламени, она сожгла всякую надежду. Подсудимую вывели из зала, следом потянулись все присутствующие. Артур Уизли, который доселе оставался незамеченным, неловко замер, глядя на Драко. Он было открыл рот, чтобы что-то сказать, но ядовитый металлический блеск в глазах Малфоя разрубил чистосердечный порыв, и мужчина последовал за коллегами. Тело юноши наполнилось тупой болью, и он оставался на месте, глотая произошедшее, как утреннюю кашу с гвоздями. Зал суда почти опустел, и внимание привлек пожилой тощий клерк, собиравший оставленные судьями бумаги и папки. Похоже, никто не собирался выводить Драко из Министерства, и единственными преимуществами этого молодого человека были публичный позор и беспомощность, которыми стоило воспользоваться. Собственно, так тот и поступил. Малфой-младший прошел несколько извилистых коридоров, выслеживая костлявого мужчину в темно-серой мантии, следуя бесшумной тенью за ним в кабинет, Драко достал палочку Люциуса и прошептал:
— Империо.
***
Гермиона свернула «Пророк», где на обложке вот уже который день пестрила новость о лишении свободы Нарциссы Малфой. Ее взгляд зацепился за фотопортрет фигуры Драко, который недовольный смотрел исподлобья прямо в объектив камеры. Джинни Уизли, сидевшая напротив и наблюдавшая за подругой почти весь завтрак, вздохнула:
— Папа сказал, что Малфой не ожидал такого исхода. Конечно, так высоко летать. Я удивлена, что Нарцисса, а не сынок.
— Думаешь, она могла пойти на сделку? — Гермиона сверилась с часами, допивая утренний чай.
— Учитывая, что Драко последний наследник в их роду, вполне. Один момент, — Джинни прочистила горло, — их состояние считывается несчетным количеством денег, — девушка деловито загибала пальцы, — а второй, все в курсе, сколько магических реликвий Люциус протащил в Гринготтс. Формула очевидна, — фыркнула та заключительно.
— Как бы там ни было, этого нам знать не дано, — Гермиона поднялась, — пошли, после того, как мы купим все необходимое в Хогвартс, я должна успеть на встречу с Макгонагалл. От Гарри есть новости?
— Пока нет, речь, которую ты ему написала для Франции, произвела фурор, никто и помыслить не мог, что Поттер так великодушен к приспешникам Пожирателей, — говорила Джинни, крутясь перед зеркалом у выхода.
— Франция волнует меня меньше всего, — Гермиона бубнила мысли вслух, — то, что происходит в остальной Европе, просто бесчеловечно, выглядит как расправа над неугодными.
— Ты думаешь, слухи о создании Верховного Европейского суда оправданы?
— Более чем! По всей Европе отлавливают волшебников, объявляя тех приспешниками. А в восточной Европе так скоро начнут использовать массовые казни, — Гермиона удрученно облокотилась о дверной проем, ожидая свою спутницу, — я не понимаю, в какой момент мы свернули не туда.
— Ну, папа говорит, что Кингсли колесит по всей Европе, ведет переговоры, но повлиять на судебную систему другой страны — сомнительная затея.
Девушки покинули площадь Гриммо, пешком направляясь в сторону Дырявого котла. После финальной Битвы за Хогвартс, когда прошла эйфория радости и ликования. Торжество поутихло, и события в волшебном мире понесли стремительным течением троицу друзей, окуная в жестокую реальность разбирательств, преследований, мести и прочего. Семьи, чьи родные понесли утраты, не хотели мириться с потрясением и плевать хотели на пропаганду «Мир во всем мире». Гермиона подозревала, что под шумок происходящего решались давние конфликты волшебников, которые то и дело обвиняли друг друга в связях с Волан-де-Мортом и Пожирателями. Гермиона пересмотрела бессчетное количество судов, о которых печатали в иностранной прессе, и просто поражалась численности заключенных, а неподдельное возмущение девушки вызвала новость о применении смертной казни в виде поцелуя дементора в таких странах, как Румыния, Австрия, Хорватия. Гарри и Рон после сдачи экзаменов для поступления в ряды мракоборцев колесили по Европе, выступая в защиту бывших Пожирателей, призывая применять более гуманные методы наказания, хотя Рон держался в стороне от трибуны, он следовал за другом скорее в качестве боевого напарника. Семейство Уизли воздерживалось от каких-либо комментариев по поводу деятельности Гарри, уж больно им переживалась смерть Фреда. Тем не менее, вся семья сходилась во мнении, что череду смертей нужно прекращать немедленно, ибо потери родных и друзей всем приносили невыносимую боль утраты.
— Ты сегодня будешь ночевать на Гриммо? — Джинни вывела подругу из мрачных раздумий.
— Я собиралась кое-что доделать в коттедже, думаю, останусь там.
— Хорошо, тогда я побуду с родителями, Гарри не хочет, чтобы я оставалась одна, даже на Гриммо. Ты уже закрыла свой дом защитными?
— Да, но еще не пришло разрешение из Министерства, для завершения всех уровней защиты.
— Ну, благо, что никто, кроме самых близких, не знает, что ты купила дом.
Гермиона кивнула на реплику подруги, все так же оставаясь погруженной в свои мысли. Недавнее приобретение позволило девушке не переживать о своем будущем так остро, как все месяцы войны. Использовав почти все свои сбережения, она купила себе личный островок уединения. Основным катализатором, побудившим Грейнджер приобрести что-то свое, стал отказ медиков Св. Мунго возвращать память ее родителям. Сразу же после окончания войны девушка обратилась за помощью к Кингсли, и тот хлопотал в Министерстве вместе с ней. Несколько томительных недель ожиданий, пока лекарь разума проводил свою диагностику, показали, что Гермиона так мастерски стерла все нейронные связи, связанные с ней, что попытка внедрить их назад просто сведет с ума обоих родителей. Австралийский эксперт объяснил ей, что для такого рода сложных операций нужно было продумать, как оставить те пустоты памяти нетронутыми. За год, а это более чем достаточно, опустевшие тоннели обросли ложными воспоминаниями, формируя новые нейронные связи, которые позволили чете Грейнджер адаптироваться к новой жизни и сохранить разум. Гермиона была раздавлена, и миссис Уизли — единственная, кто находила нужные слова для девушки, когда та плакала, прячась ото всех под лестницей в Норе. Сидя в уютной кухне бессонными ночами, они отпаивали друг друга успокоительным чаем, роняя слезы вместе и каждый о своем. Курьезная ситуация с Роном, где они оба поняли, что быть вместе — это то же самое, что нечто запретное между братом и сестрой, разрешилась полнейшим облегчением. Порыв, испытанные этими двумя в момент такой психологической нагрузки, был своеобразным способом выразить беспокойство друг о друге. Давление в их головах о возможной неминуемой смерти побудило к таким странным, но все же действиям, а после, когда страх и ярость в их крови поулеглись, все произошедшее казалось не более, чем глупостью. Гермиона чувствовала, что они слишком разные, и во многом Рон относился к ней потребительски. Чтобы она ни делала для него в школе, принималось им как данность, при этом он не упускал возможности зло уколоть ее начинания, как это было с ГАВНЭ. Ее уверенность в том, что этот фарс не должен продолжаться, побудила девушку первой заговорить об разрыве этих эмбриональных отношений. Рон встретил такое предложение с облегчением на лице, которое расплылось в родной, для самой Грейнджер, улыбке. Никто не предупредил гриффиндорку, что после окончания войны напряжение в мире только усилится, и начнется новое противостояние, только уже на ее собственном фронте. Когда первый шок от Битвы за Хогвартс отступил, следом последовал другой — с родителями, и общая какофония в мире не переставала напоминать, что Страшный суд все так же шагает по миру, безжалостно забирая людей с собою. Грейнджер на пару с Гарри пытались призвать общественность к милосердию, к должной и объективной справедливости, но это было тщетно. Стычки между последователями Волан-де-Мортовской идеологии и оппозиционерами продолжались по сей день во многих странах Европы, хотя в Англии было более-менее спокойно, маги сидели словно на пороховой бочке. Объяснить другим, что Темный Лорд не вернется, не представлялось возможным, так как тайна о крестражах должна быть похоронена вместе с троицей друзей и приближенными. Узнай общественность о таких черно-магических обрядах, это породило бы хаос невиданных масштабов. Одномоментно весь Магический мир подошел бы к обрыву, а далее, даже представить страшно, несколько Темных лордов одновременно? Гермиона была уверенна, что эти знания нашли бы отклик в больных головах других, возомнивших себя Великими. И следом за этим в неустанном генераторе идей девушки возникал вопрос, а все ли так о этих крестражах? Точнее, она думала, а являлось ли это конечной целью Волан-де-Морта? Зачем делить свою душу так самозабвенно? Ну, вот и имел бы он власть над магическим миром пятьсот или шестьсот лет, а дальше что? Неминуемо пришла бы смерть, а смирился бы он с нею? Нет, и чтобы он делал в этом случае?
Девушки шагали по серому, затянутому в сумрачную пелену Лондону, попутно обсуждая товары, которые следовало приобрести. Попав в Косой переулок, они были охвачены волной шопинга всех прибывших сюда сегодня. Радость от возвращения в прежний родной Хогвартс томительною тоской разлилась где-то в области грудной клетки. Она так любила это место, словно оплот безопасности отголосками из детства. Будто сбегая туда вновь, она решит проблему со своей покинутостью, преследовавшую ее последнее время. Это было так странно, одновременно ощущать потребность в одиночестве и желать кого-то рядом, чтобы наконец почувствовать себя в безопасности. Это казалось полнейшей глупостью самой девушке, ведь умение постоять за себя никогда не подводили Грейнджер, а навыки, полученные в противостоянии последнего года, имелись далеко не у каждого юного волшебника. И тем не менее, девушка не могла себе ответить на вопрос, почему ее так откинуло назад. Опора на себя давала чувство свободы и полной вседозволенности, к которому она, по-видимому, готова не была, и, скорее всего, это повлияло на решение Гермионы вернуться назад в Хогвартс, дать себе еще один год, чтобы разобраться в себе, и, конечно же, она не была уверена, что знания, имеющиеся в ее арсенале, будут достаточными для планирования дальнейшей карьеры. Джинни шагала, увлекая рассеянную Грейнджер в «Лавку письменных принадлежностей», наверняка зная, как подруга легко вовлекается в процесс именно в своем любимом магазине. Гуляя между начищенных стеллажей девушки, перешептываясь о качестве имевшихся пергаментов и об их стоимости, вдумчиво подсчитывали необходимое им обеим количество всех принадлежностей, включая перья, чернила и перечень необходимых книг.
— Герми, ты сама подберешь нам все необходимое, я пока заскачу во «Все для квидичча», чтобы время зря не терять?
— Да, — согласилась Гермиона, проводя подушечками пальцев по шелковистому пергаменту, доставленному из Китая. Посмотрев на цену, девушка отступила назад. Ее взгляд упал на павлинье перо, которое стояло неподалеку, переливаясь всеми возможными оттенками золотого. Грейнджер поднесла его к окну, любуясь перламутровыми мерцаниями. На мгновение ее взгляд расфокусировался, и внимание привлекла неспешно двигающаяся фигура за окном. Драко Малфой прошел мимо, едва взглянув в сторону магазина. Для Гермионы, наделенной природной наблюдательностью, не осталась незамеченной его усталая сутулость, которой вне всяких сомнений просто не существовало ранее. Руки в карманах мантии, бесцельный взгляд. Он всегда был таким высоким? Определенно нет, хотя, учитывая, сколько времени прошло с тех пор, когда она его видела так близко и без взаимных попыток убить или унизить друг друга… Когда-то надменное лицо юноши казалось теперь скорбно-мужественной застывшей маской. Драко следовал мимо, направляясь в сторону банка Гринготтс, его фигура скрылась из зоны видимости, и Гермиона словила себя за свою же собственную заинтересованность, а хваленная наблюдательность уже граничила с любопытством. Отбрасывая ненужные мысли в сторону, девушка вернулась к покупкам. Позднее подруги последовали в магазинчик мадам Малкин, где, по подсчетом Гермионы, гриффиндорке хватало лишь на пару новых мантий и несколько пар чулок. Джинни уговаривала подругу заплатить, но та, наотрез отказываясь, вытащила спутницу к строительной лавке.
— Это новая формула краски для стен, уверяю вас. Только представьте, вы можете изменить цвет своей кухни в абсолютно любой другой, и представляется возможным делать это хоть пять раз на дню, да хоть каждую минуту, — щебетал продавец магических строительных товаров мистер Бинг.
Джинни с сомнением крутила банку в руках:
— Моя мама пыталась сделать нечто подобное, когда я была еще маленькой, — Уизли, сморщив нос, смеялась, — она разнесла полкухни, а зачарованный нож с перепугу гонялся за папой несколько минут по всему двору.
Продавец услужливо показал образец с нанесенной краской, предлагая Гермионе самой убедиться в качестве товара. Когда краска сменилась с небесно-голубой на темно-зеленый, девушка удивленно произнесла:
— Но я хотела получить синий цвет.
— Видите ли, в чем фокус, краска приобретает цвет вашего настроения, ведь палочка в ваших руках и есть энергия носителя.
Джинни залилась новым приступом смеха:
— Это многое объясняет.
Купив все необходимое для косметического ремонта своего жилья, подруги остановились возле «Всевозможных волшебных вредилок», из которых будто вчера разносился хохот и дурачество по всей Косой аллее. Грустно взирая на свои отражения в разбитой обветшалой пустой витрине, они будто вернулись в скорбную реальность, где нет Фреда — и никогда уже не будет. Джордж каждую неделю говорил о работе в лавке, откладывая ее на понедельник, и все одобряюще с ним соглашались. Гермиона взмахнула палочкой, снимая паутину разбитого стекла, вздыхая о том, чего уже отвоевать никак не представлялось возможным. Девочки распрощались, и Грейнджер поспешила на встречу с Макгонагалл. Она устроилась на мягком угловом диванчике в «Сливочном пудинге», ожидая профессора, а теперь уже и директора Хогвартса. Через несколько минут задержавшаяся Макгонагалл устроилась напротив Гермионы, сердечно приветствуя девушку и улыбаясь той, словно старой подруге:
— Как я рада была узнать, что вы возвращаетесь к нам, — говорила профессор, снимая шляпку и укладывая ее возле себя, — так душно сегодня, я полагала будет прохладнее.
— Я, признаться, рассчитывала, на то, что мне позволят закончить обучение. Похоже, — Гермиона посмотрела на свои руки, — я оказалась не совсем подготовленной к сдаче экзаменов.
Обе понимали, о каких «проблемах» велась речь.
— Мне жаль, Гермиона, что так вышло с твоими родными, — говорила Макгонагалл, впервые за все время их знакомства обращаясь к девушке по имени.
Грейнджер выдавила кислую улыбку:
— Я предполагала такой исход событий еще в том году, по крайней мере, меня утешает мысль, что они в порядке.
— И потом, как мы могли не позволить тебе вернуться в Хогвартс? Это даже звучит дико. Гарри Поттер вместе с Уизли, похоже, вовлечены во все эти события с беспорядками, и, признаться, я рада, что они нашли себе призвание так быстро.
— О да, — подтвердила Гермиона, — я даже не представляю их в спокойной размеренной жизни.
Женщины сделали небольшой заказ, отвлекаясь на подошедшего к ним управляющего, который рвался выразить свое почтение лично. Устраиваясь поудобнее с чашкой сладко-пахнущего кофе, Минерва, понизив голос, заговорила:
— Я не просто так просила тебя о личной встрече.
Девушка заговорщицки поддалась вперед, внимательно слушая профессора.
— Речь идет о Малфое-младшем, точнее, — женщина прерывисто вздохнула, — мне поручили быть его надзирателем на этот год. Вся эта история с Малфоями, признаться, растрогала меня. Никто не знал, как поступить с Драко, ведь он был Пожирателем, причем имеющим Метку, и я вызвалась заключить его в Хогвартсе, полагаю, года достаточно для переосмысления многих сотворенных им деяний.
Повисла неловкая пауза, но Гермиона уже наверняка знала, что в этой истории для нее уже отведена особая роль. «Малфой, — пронеслось у нее в голове, — и я. Уму непостижимо».
— Гермиона, я смею просить у тебя помощи, — ни для кого не секрет, что ты являешься лучшей ученицей среди девочек, поэтому я предлагаю тебе должность старосты…
Она на мгновение замолчала, поджав свои сухие губы, и уже в следующую секунду выдала:
— Конечно, может, это и не лучшая идея, но мистеру Малфою мы предложили должность старосты мальчиков. Мне он не отказал, понимая, что вся эта история добровольно-принудительная. Вы поселитесь в Башню старост и будете жить по соседству. Мисс Грейнджер, я бы хотела, чтобы ты присматривала за ним, и… — она запнулась, — в случае необходимости сообщали мне то, что покажется тебе подозрительным или странным в его поведении.
Гермиона набрала воздуха поглубже в легкие и шумно выдохнула, чувствуя, как в голове поднимается смерч, устраивая в ее упорядоченной системе несусветный кавардак. Наблюдая за замешательством в глазах Гермионы, Макгонагалл кинула последнюю манипуляцию:
— Ты единственная, на кого я могу положиться.
Гермиона вспомнила сегодняшнюю случайную встречу, и все внутри нее съежилось. Конечно, она понимала, что выбор в данном конкретном случае лишь формальный, за нее уже давным-давно все решено.
— Да, я присмотрю за ним, тем более учитывая весь этот беспорядок вокруг, — произносила она спокойно, задумчиво отводя взгляд в сторону, — мало ли куда Малфой встрянет на этот раз.
Напускное безразличие усыпило бдительность Минервы, и та, ободряюще улыбнувшись, протянула Гермионе значок Старосты. Гермиона сославшись на занятость, покинула профессора, поскорее заканчивая беседу. Она пошла по Косому переулку, полностью погрузившись в раздумья. Девушка не обращала внимания на дорогу. Она наивно полгала, что борьба для нее окончена, но все оказалось еще более ироничным, чем до этого. Нет ни Гарри, ни Рона, и она с Малфоем заперта в Башне Старост. Чувство покинутости обострилось в стократ, а желание сбежать ото всех в свою утопию, где она наконец свободна, взрастало с каждым шагом, но от кого скрываться? Скорее, от самой себя, потому как идентифицировать данные чувства было не под силу даже для их обладательницы. «Малфой. Малфой. Малфой. Грязнокровка. Грязнокровка», — проносилось в ее голове, но сказанное его презрительным тоном. Она машинально провела ладонью по предплечью, где красовалась ее личная метка. Быть может, все совсем не так, как она думает, и он действительно изменился? Гермиона хмыкнула, отметая девичью мягкость, а следом в памяти всплывала картина:
«Это грязнокровка Грейнджер? — вопрошает Беллатриса Лестрейндж. Малфой, внимательно всматривающийся в лицо Гермионы. Он узнал ее, как только увидел, но молчал. Прямой вопрос тетки заставил его сделать вид, будто он сомневается, но он наверняка знал, что это она. Ужасы, которые ему приходилось видеть, а может и делать, охладили пыл юношеского максимализма, но страх… Страх возрос настолько сильно, что солгать тетке он не осмелился.
— Да, — ответил он, опуская смиренно взгляд, чтобы не видеть ее лица, или, быть может, как знать, стыдясь своей трусости».
Внимание девушки привлекла группа молодых людей, которая, гогоча, забрасывала заклинаниями стенд, похожий на доску объявлений. Приблизившись ближе, Гермиона увидела гнусные надписи на фотографиях знакомых ей лиц. Там были фото вырезки Пожирателей из газет — Нотта и его сына, всей четы Малфоев, Долохова, семейства Лейстренджей и даже погибшего Кребба-младшего. Глаза девушки выхватывали отдельные ругательства: ублюдки, убийцы, Пожиратели дерьма… Она остановилась, наблюдая за тремя мальчишками-старшекурсниками, несомненно, учившимися Хогвартсе, и ее рука машинально потянулась за палочкой. Струя ледяной воды окатила спины молодых людей, и звонкий визг привлек внимание гуляющих по всему Косому переулку. В спешке унося ноги, лишь один из смельчаков обернулся посмотреть на того, кто осмелился помешать столь благородному делу. Гермиона с невозмутимым видом подошла к картине из разнообразных лиц, наклеенных друг на друга, и стала яростно срывать, бормоча под нос ругательства и возмущаясь, как до этого могло дойти, и куда смотрят блюстители правопорядка.
— Прямо в спину, как подло Грейнджер, — услышала она знакомые гортанные нотки и замерла. Обернувшись на мгновение, Гермиона вновь приступила к своему делу. Откинув полы мантии и сунув руки в карман брюк, Драко молча наблюдал за действиями девушки.
— Не стоит удивляться, я училась у таких как ты, Малфой, — не отвлекаясь от своего дела, ответила Гермиона. Уголок губ Драко дрогнул в попытке улыбнуться, он продолжал наблюдение. Когда она закончила и повернулась к нему лицом, он заметил, как раскраснелись ее щеки, а глаза блестели, как ему показалось, праведным гневом.
— Ну-ну, Грейнджер, с каких это пор ты защитница… — он заглянул ей за спину, — Пожирателей дерьма, ублюдков и убийц? Разве не возмездия ты добивалась на пару с Поттером? — тянул он лениво, и Гермионе показалось, будто он пьян. Его ощупывающий взгляд прошелся по ее фигуре, и остановился на губах.
— Ничего подобного мы не преследовали, Малфой, и тебе это известно, к чему это все? — говорила Гермиона копируя поведение Драко и осматривая его с ног до головы. — Да, так, меня привлекло твое усердное выполнение обязанностей старосты.
— Откуда ты… - Малфой хмыкнул. — Несложно догадаться. Кто, если не ты? — они смотрели в глаза друг другу.
Гермиона скрестила руки в попытке закрыться от него, и Драко внимательно проследил за этим жестом. Раскатистый грохот грома отвлек их от дальнейших выяснений отношений, блеснула молния, пронзая нависшую сине-фиолетовая тучу, на этот раз удар, предвещающий надвигающуюся грозу, сотряс землю. Уголки губ Драко поднялись в легкой полуулыбке. И, слегка наклонившись к девушке напротив, он произнес:
— Когда переберешься в Башню старост, не высовывай без крайней необходимости свою лохматую голову, Грейнджер.
Гермиона машинально коснулась волос, собранных в тугую гульку, а Драко неспешно пошагал в сторону Дырявого котла.
