***
Драко сидел перед Макгонагалл, что удивлëнно взирала на него, поправляя свой ночной колпак. — Устроить драку в коридорах школы после отбоя, — женщина недовольно фыркнула. — Мистер Малфой, прежде за вами не было замечено такой открытой агрессии к товарищам по курсу, что же, позвольте поинтересоваться, спровоцировало вас на этот акт насилия? — Он оскорбил мою семью, — просто, холодным и ровным тоном отвечал ученик, разминая сбитые костяшки пальцев как можно более незаметно для преподавателя. Мысленно он сетовал лишь на то, что их застал старик Флитвик, который по неясным причинам забрëл так далеко по коридорам чужого факультета. Если бы не этот профессор, всë закончилось бы тихо. Дот молчаливо бы принял предупреждение в виде отбитых внутренностей и впредь не высовывал своего носа дальше пустого гыгыкания. Хотя Малфой ухмыльнулся про себя — теперь этот идиот будет думать, прежде чем вежливо улыбнуться в сторону Грейнджер. Макгонагалл промолчала, недоверчиво постукивая пером по ещё пустому пергаменту. — Я, как ваш поручитель, должна сообщать о любых подобных инцидентах в Министерство Магии. Вы на карандаше у департамента мародëров как бывший Пожиратель, которого пустили в Хогвартс, где важно соблюдать порядок и безопасность всех учащихся. Драко едва заметно приподнял бровь, соглашаясь с условиями и готовый нести ответственность за содеянное. Попытка разговорить его ни к чему бы не привела по понятным причинам, и профессор не пыталась настаивать. — Ещё один интересный случай сегодня произошёл в этом кабинете. Я хотела отложить разговор с вами до завтра, однако, раз уж вы здесь, — Минерва встала, обходя огромный стол, позвонила в маленький колокольчик на стене, и тут же в кабинете материализовался хогвартский домашний эльф. — Приведи, пожалуйста, нашего гостя, — сказала она, и через некоторое время перед Драко стоял Пакля, всё так же дрожа, как и в день, когда покинул поместье Малфоев. — Хозяин, — эльф упал на колени, цепляясь за безупречно выглаженную мантию Драко. Этого ученик никак не ожидал, но так же продолжал молчать, опасаясь разыгрывать сцену перед директрисой. — Ваш домашний эльф уведомил меня, что получил свободу, — директриса вновь присела, продолжая. — Он был совершенно сбит с толку и просил взять его на службу в Хогвартс, но прежде я хотела обсудить это с Вами. — Отчего же? — осведомился Драко ледяным тоном. — Он волен делать всë, что пожелает, тем более, насколько мне известно, Добби работал на Дамблдора, получая при этом оплату за свой труд. — Это недопустимо, — чуть ли не плача, просипел Пакля, — такой позор на благородного Хозяина. — Оставайся в Хогвартсе, если тебе позволят, — говорил Драко, поднимая взор с затуманенных огромных глаз на другие, изучающе-оценивающие. Минерва кивнула на адресованную ей реплику: — Что ж, полагаю, для тебя найдëтся работа на кухне под началом нашего старшего повара. А теперь нам всем пора отдохнуть, — говорила директриса, поднимаясь со своего места и провожая поздних гостей. Поднимаясь по ступеням в свою обитель, Малфой раздражался всё больше из-за воспоминаний, наблюдая сегодняшний день со стороны. Ситуация полнейшего абсурда, что сложилась в кабинете директора, была крайней точкой кипения. Теперь он не просто человек с сомнительной репутацией, а реальный антагонист, что унижает слабых рукоприкладством, плюс ко всему выгоняет домочадцев преклонного возраста на улицу. «Просто блеск, осталось выпить кровь единорога и изнасиловать девственницу на глазах у ее родителей-инвалидов!» — негодовал тихий голос в голове в попытке разбавить ситуацию ещё большим абсурдом, дабы снизить уровень тревожности в теле юноши комичными репликами. Драко продолжал шагать, не ощущая тела и пространства вокруг, полностью погружëнный в эмоциональный фон, что переливался всеми тонами чёрного внутри. Он не знал, как сбросить с себя этот накал, а цепь мыслительного потока цеплялась звеньями за звенья. «А вот действительно интересно, Грейнджер девственница? Или нет?» — Драко остановился, громко выругавшись вслух. Ну какого же чёрта? Что с ним? Почему он вообще думает об этом? Лучше так, чем вновь пережить ужас, что он ощутил, когда увидел представшую перед ним картину на поле квиддича. Как только эти дебилы додумались до такого? Ругательства, мерзкие прозвища и подколы ничто по сравнению с тем, что могло произойти сегодня. Возможно, этот день стал знаковым, вырывая наружу истинные эмоции и обоюдно срывая маски с лиц, показывая, что никто и никогда из них не желал зла другому, заставляя их обоих быть храбрыми, и в сложный момент они доверились друг другу. Если бы Драко услышал подобную историю пару лет назад, он бы плюнул в лицо повествовавшему или дал под зад для ускоренного спуска прямо с лестницы вниз головою, чтобы навсегда выбить подобные больные фантазии. Разгневанный и уставший, он ввалился в комнату, стягивая на ходу грязную спортивную форму, мечтая наконец оказаться в ванной, расслабиться в кипятке и оставить сегодняшний день подальше в чертогах памяти, чтобы более никогда не возвращаться к нему. Без этой мадам у него хлопот хватало, одно только заставляло волноваться — так это упоминание кентавра о Вампусе. Он не просто так обронил сведение перед школьниками, а четко дал понять, что о Малфое знают. Драко подозревал, что в этой беседе всë сказанное имело подтекст. Быть может, Флоренцо говорил загадками из-за него и не мог напрямую передать волнительные сведение, чтобы Грейнджер после рассказала всë Поттеру. Связанно ли это все с темной историей недавнего прошлого? Скорее всего, так и есть, но каким образом? И есть ли какие-то догадки у Гермионы? Все свидетельства, добытые в Министерстве противозаконным путем, ещë не были дочитаны как раз до того момента, где Гермиона повествует об их встрече в Поместье Малфоев. Драко устало потëр переносицу, непроизвольно склоняя голову вниз, понимая, что самое время прочесть всё до конца, и тогда будет смысл начинать поиски каких-либо скрытых мотивов Тёмного Лорда делить свою душу. Он ловил себя на мысли, что ему хочется обсудить всё это с кем-то, иметь союзника или что-то вроде того. Гнëт одиночества чувствовался особенно в тёмные ночи и драматичные моменты. Как за столько лет он не обзавëлся верным другом? Как же так вышло, что у человека нет того, с кем можно поделиться радостью? Что ж, какую маску носил, то и получил, но, по правде говоря, лучше так, нежели иметь дело с теми, кого он ранее называл своими близкими соратниками. Даже родители никогда бы его не поддержали в истории с Гермионой. И были ли они так близки друг с другом, как ему думалось ранее? Похоже, Драко копнул так глубоко внутрь вопроса, что именно эта ночь показалась ему одной из самых тёмных за прошедший год.***
Воскресенье началось для парня далеко за полдень, так как после яростного выброса адреналина уснуть ему удалось лишь на рассвете. С тяжёлой головой он вновь прокручивал последние две недели заезженным граммофоном в своей голове. События, казалось, только набирали обороты, и чувство тревожности о будущем крепко держало его за волосы, заставляя смело смотреть в туман грядущего. После скорого обеда, где Драко воочию убедился, что Грейнджер ходит на собственных ногах, и еë не преследует никто с сомнительной репутацией, он отправился в библиотеку, дабы наконец закончить начатое. Проходя довольно близко от Гермионы, он даже успел заметить румянец на её щеках, а после, когда рядом с нею показался Крам, подавив раздражение, он ускорил шаг, делая вид, что не знаком ни с кем из них. Контролируя эмоции холодным разумом, Драко устроился в тихом дальнем углу пыльных стеллажей и открыл нужную страницу. Троицу друзей поймали в лесу егеря, что служил Тёмному Лорду, после того, как Поттер, нарушая запрет на произнесение имя Волан-де-морта, призвал их на место, где они скрывались. Гермиона повествовала все событя со стороны участника, и в какой-то момент Драко почувствовал, как мурашки бегут по всему телу по мере того, как его взор приближался к кульминационным событиям. «Беллатрису интересовал меч Гриффиндора, мы должны были блефовать, а иначе он бы оказался у Тёмного Лорда, и это усложнило бы процесс уничтожения крестражей». Драко делал пометки и сноски. «Меч Гриффиндора и яд Василиска», — чётким каллиграфическим почерком выводил он на полях. «Как долго вы находились под воздействием Круциатруса?» — Драко мысленно фыркнул на этот вопрос следователя. «Какое это имеет значение?» — возмущался он, а после догадался, что длительное воздействие заклинания боли могло повлиять на верное восприятие реальности у девушки. Агония, в которую поместился её разум, могла исказить мышление. «Кто ещё присутствовал в тот момент рядом с миссис Лестрейндж?» Драко подавил волнение, переворачивая страницу и тяжело вздыхая, продолжил читать. «Мистер и миссис Малфой?» «Питер Петтигрю, — говорила девушка, — мистера Малфоя не было». «А миссис Нарцисса Малфой?» «Я не помню точно». Драко почти увидел, как замялась девушка, давая ответ на этот вопрос. Он и его мать были первыми свидетелями и соучастниками. «Драко Малфой?» Драко с шумом выдохнул. «Нет». Она сказала твёрдое «нет». Почему? Юноша посмотрел перед собою, спрашивая у образа девушки, что сидела перед ним сейчас. «Почему? Почему ты сказала нет?» Размытый образ лишь прятал глаза, не давая ему ответ на этот немой вопрос. И опять холодная стена, что он возводил между ними, пала под буйным приливом эмоциональной близости, что зародилась не так давно, но имела силу подобно бушующему океану. Черт побери, ему нужно знать, почему она дала такой ответ. Конечно, из благородности, это же Грейнджер со своими моральными качествами и стандартами, каким он не соответствовал, но... Сколько же всего было в этом «но». Противоречия, любопытство, безумное желание вывести ее на разговор, выдавить из нее правду. Но какая истина была ближе его сердцу и восприятию? Тут сам мистер Малфой не дал бы конкретного ответа. Он почувствовал желание сблизиться с нею, говорить, слушать, понимать ее. Сегодня ему показалось, что она единственная, с кем он бы мог быть откровенным, и все же не до конца. Чувства, что стали полной неожиданностью, и мучали его вот уже несколько месяцев, он не мог вынести на поверхность. Просто не мог. Боялся ли он показаться посмешищем в ее глазах? И да и нет одновременно. Ему едва ли хватало сил даже предположить итог этих бесед. Скорее всего, Грейнджер не высмеет его, а просто не поверит. Возможно, она сделает вид, что сопереживает или выдавит из себя пару стандартных фраз, но зачем ему это? Для себя он решил, что нужно покончить с прошлым и научиться жить по-новому, создавая себя с нуля. Почему же ему так хочется, чтобы она увидела это, приняла, поверила? Гермиона сейчас выглядела в его глазах как нечто особенное, чего он никак не мог взять в толк. Ее показания разнились с реальностью. Почему она столь великодушна по отношению к человеку, который никогда не проявил к ней ни капли дружеского тепла? Правдорубка, борец за справедливость и прозрачность, откровенно солгала. Юноша одергивал себя, пытаясь не придавать ее образу ореол святой, какой она, конечно же, не являлась, но, похоже, как ни крути, Гермиона сделала Малфою бескорыстное одолжение, и не получи он эти сведения сам, Драко никогда бы об этом не узнал. Он прокрутил в голове вчерашнее происшествие, определяя для себя момент того, что, по сути, он всё же смог вернуть ей долг. И теперь, когда они полные квиты, он боле ничего ей не должен. Конечно, любопытство пробирало его, и желание понять причину ее поступка все еще витало вокруг, однако Драко отмахивался от этого, полагая, что это не имеет большого значения.***
Гермиона шагала в библиотеку. После безуспешных попыток разыскать Алису она решила, что сделает это позже, когда Джинни освободится после тренировки. Не стоило ей терять время зря и просто просиживать целый выходной без дела. В тайне, она надеялась встретить там Драко, так как сегодняшнее их столкновение в Большом зале показалось ей странным. Она видела, как юноша внимательно следит за нею, но как только нарисовался Крам, гримаса на лице Драко выразила едкое недовольство. Или ей просто показалось, и она принимала желаемое за действительное. Как бы там ни было, Малфой своим внимательным разглядыванием вогнал ее в краску, в этом она не сомневалась. Девушка уже шагала по узкому коридору в глубь библиотеки, когда в одном из полочных пролетов ее внимание привлек до боли знакомый образ. Боковым зрением уловил лишь смутные очертания фигуры у окна, она точно знала, что это он. Их взгляды встретились, заставляя ее стать на месте, словно кто-то применил к ней заклятие обездвиживания. Гермиона подумала о том, что это странно так часто сталкиваться в местах, где они обычно никогда не пересекались. С начала года они говорили друг с другом столько времени, сколько бы не набралось за все шесть прошлых лет. — Ты преследуешь меня? — спросил Малфой бесцветным тоном. — Отчасти это так, — говорила Гермиона, сжимая губы, чтобы сдержать улыбку. — Хотела сказать спасибо, но ты вчера так быстро улетел, что я не успела. Малфой не мог съязвить, как сделал бы ранее. Мысли метались в попытке сформировать двусмысленное предложение, но после прочтения показаний он чувствовал себя неловко. — Всегда пожалуйста, — просто ответил он, вновь отворачиваясь к окну, давая девушке понять, что более не настроен вести беседы. Она пошла далее по своим делам, оставляя юношу глубоко погруженным в свои сомнения, где он вновь и вновь спрашивает её о том, что не мог произнести вслух. «Почему ты не выдала меня, Грейнджер? Почему же?» Холодность его голоса и отстранённость сбивали с толку, вгоняя девушку в диссонанс. То, что он делал и как наблюдал, шло в полный разрез с их разговорами, где он всячески давал ей понять, что она словно назойливая муха. Делать нечего, и Гермиона решила, что нужно дистанцироваться от мыслей о нем и своих фантазий, которые романтизируют то, чего нет и быть не может. Она полностью сосредоточилась на поиске астрологических прогнозов, коих было совсем немного. Всякая литература, что попадалась ей на пути, была словно шифр из имен и смутных наблюдений, где ни слова не упоминалось о том, что поведал ей Флоренцо. Признаться, его слова тоже не имели под собой какой-либо основы или существенной зацепки, и ее копошение выглядело как бессмысленная трата времени. К тому же, насколько древними были эти писания о сменах эры и прочее? Все это походило на рассказы о конце света у маглов, и было ли это интересом и целью Волан-де-Морта? За ужином ей наконец удалось встретиться с Алисой. Девушка уже взяла за правило ужинать вместе с Гермионой и Джинни, и гриффиндорка, пользуясь возможностью, спросила: — Вы говорили о танцах планет или что-то типа того, я все прослушала, — говорила Гермиона, а Джинни удивленно вскинула брови. — Ты же не веришь в подобное. — Ну не то чтобы не верю, знаешь, после событий прошлого года, я уже и не знаю, стоит ли быть такой скептичной. Алиса не до конца понимала, что имеет в виду Грейнджер из-за запрета о разглашении, однако, понимающе кивнула. — Ну, это древние Египетские манускрипты или Вавилонские, я точно не знаю, — девушка деловито закинула темную прядь за ухо. — Однако, папа рассказывал, что мы родились на рубеже смене астрологических эпох. Войны и борьба за равенство и прочие обострения в мире всегда символизируют то, что происходит глобальный сдвиг энергий. — Твой папа сквиб? — переспрашивала Гермиона, хмурясь. — Да. Когда я получила письмо в Хогвартс, он просто сиял от счастья и все повторял, что всегда знал, что мы не обычный род. — Ну по сути так и есть. Ваш далёкий предок перерисовал Таро на магловский стиль и подарил их обычным людям, — кивала в такт Джинни. — Он так мстил за издёвки над ним, — пожимала плечами Алиса. — Родные презирали его за отсутствие магии, вот он и сделал пакость всем на зло. Так получилось, что из всех Кроули только его ветвь получила продолжение и смогла сохранить код волшебника. Хотя я считаюсь грязнокровкой, — ухмыльнулась Алиса. Из-под стола девушка выудила сумку, а после положила перед Гермионой деревянную шкатулку, весьма потрепанного вида. — Смотри, — говорила Кроули, указывая на шестиконечную звезду, что была вырезана на верхней крышке. — А теперь смотри вот сюда, — указывала девушка на одну из боковых сторон. — Вот этот перевернутый треугольник с нижним подчеркиванием, знак Земли, а вот этот, — указывала девушка уже на другую сторону маленькой шкатулки. — Треугольник прямой с верхним подчеркиванием, символизирует стихию Воздуха. Как позже объяснила девушка, два оставшихся символа обычный треугольник без дополнительной линии — Огонь, красовался на третьей стороне, а на четвертой такое же начертание, только вверх ногами, означал стихию Воды. Алиса с удовольствием наблюдала за внимательным изучением подруг ее родовой шкатулки. Когда она решила, что пришла пора собирать аплодисменты, достала палочку из кармана и, указывая на шкатулку, взмахнула ею, шепнув заклинание проекции. Четыре треугольника вспорхнули перед лицами гриффиндорок и, плавно следуя указаниям хозяйки, слились в объемную шестиконечную Звезду, что красовалась на крышке. — Четыре стихии, четыре стороны света, складываются вот в такую незатейливую звездочку, — Алиса хихикнула. — Этот фокус с проекцией я придумала сама, папа был просто в восторге! — Что это все значит? — Я не знаю, — пожимала плечами девушка. — Но Таро имеет очень интересный зашифрованный символизм от создателей. — Хм, четыре факультета Хогвартса, — проговорила Джинни. — Ага, — горели глаза мисс Кроули. — Скрытый смысл определенно есть. — Это может быть связанно как-то со сменой эпохи? — говорила Гермиона, все так же наблюдая за вращающейся вокруг своей оси Звездой. — Я не знаю, но расклады Таро определенно говорят о глобальном завершении чего-то и переход энергий из одного состояние в иное. — Откуда ты знаешь об этом? Алиса пожала плечами: — Просто делала расклады, но пользовалась расшифровкой, что хранилась вместе с этой колодой в моей семье, — девушка открыла шкатулку указывая рукой на почти стертые карты. — Когда я поднаберусь мастерства, обязательно придам колоде свежий вид. На тренировочных пергаментах выходит не очень, — смущенно улыбнулась она. — Что значит смена энергий? Как это понять? — Возможно, имеется в виду, что магия станет сильнее или появится еще больше волшебников среди маглов, да все что угодно и ничего конкретного, — говорила Алиса, задумчиво поднимая глаза к зачарованному потолку, откуда медленно опускались капли дождя. Похоже надвигалась буря. Гермиона встретилась взглядом с Малфоем, который все время наблюдал за тем, что происходит среди троицы подруг. Ему было плохо видно, что именно лежало перед девушками на столе, но проекцию, что крутила неизвестная ему особа, показалась занятной. Выражение лица его соседки по комнате было сосредоточенным, что, конечно же, вызывало его живой интерес к тому, что слышала та в момент, когда рассматривала Звезду. Гермиона перерисовала на пергамент символы и сделала пару заметок, полагая, что теперь у нее есть что-то, от чего можно оттолкнуться в попытках найти нужную ей литературу.***
Утро следующего дня началось с разбушевавшегося за ночь шторма. Гермиона наблюдала, как крупные капли дождя целыми гроздьями ломились прямо в окно ее комнаты и сожалела о том, что это понедельник, и придется выползать с теплой постели. Собираясь в полнейшей тишине, она прислушивалась к шагам, что могла услышать в любую секунду, но в башне царил покой даже без намека на присутствие еще кого-то. Как бы не отмахивалась Грейнджер от собственных мечтаний, в тайне ей хотелось встретится с Драко, как будто случайно. Она медлила и тянула время до последнего, но стрелка часов гнала ее на завтрак, и ,сдавшись, Гермиона уходила, так и не увидев его здесь, в более интимной обстановке, в отличие от Большого Зала. После утреннего чая последовала почта, что полностью поглотила внимание. — Опять, — воскликнула Грейнджер, а Джинни подпрыгнула на своем месте от неожиданности. — Что? — Сегодня утром, — цитировала девушка одну из европейских газет. — Было найдено тело Аслана де Бергана, по предварительной информации он умер от смертельного яда, название в прессе не упоминается по понятным причинам… — девушки переглянулись. — Думаешь, убийство? — Я почти уверенна. Тут приложены фото его поместья, — Гермиона отдала Джинни газету. Та, присвистнув, кивала. — Богат, чистокровен, мертв. Как это возможно? Кто все это делает? — Берган, — задумчиво повторила Джинни. — Я не слышала о нем. А наследники у него есть? Гермиона лишь пожала плечами. — Даже если и есть, это другая страна, и едва ли мы бы пересекись с ним в Хогвартсе. Скорее всего, они могли учится в Дурмстранге. Девушки переглянулись: — Каркаров, — сказали они одновременно. — Без вести пропал, скорее всего тоже мертв. — Этот Берган мог быть связан с Волан-де-Мортом? — Я думаю, не напрямую, — рассуждала Гермиона. — Хотя, если он имел доступ к Министерству их страны, это возможно. Я более чем уверена, что Темный Лорд собирал лояльных чистокровных по всей Европе, дабы выстроить крепкую ветвь власти, где он главнокомандующий. — Да, но кто его убил? А главное, зачем? Неужели мстят, опасаясь очередного возвращения Темного Лорда? Гермиона отрицательно мотала головой: — Я уже ничего не понимаю. Напиши об этом Гарри, пусть он будет в курсе. — Хорошо, нам пора на занятия, — девушки молчаливо двинулись к выходу. В течении последующего дня Гермиона угрюмо переходила из одной аудитории в другу, чувствуя, как над ней повисает мрачная туча размышлений, что уводили ее в далекую страну невеселых наблюдений и еще более темных домыслов. Ее абсолютно не прельщала мысль, что все эти ужасы могут растянуться на долгие годы, а то и десятилетия. Девушка подметила одну скверную тенденцию: как только ей начинает казаться, что все более-менее налаживается и на горизонте показывается благополучие, тут же происходит нечто из ряда вон выходящее, и все становится еще более мрачным, чем до этого. Ближе к обеду всем участникам клуба Слизней пришло оповещение о вечернем собрании и это еще больше взбесило Гермиону, потому как ей вовсе не хотелось тратить время на бесполезное просиживание в подвалах Слизерина с преподавателем, который продолжал вносить неравенство среди учащихся волшебников, выбирая себе любимчиков. Джинни выразила свое недовольство этим сборищем, ссылаясь на то, что по времени эти посиделки выпадают как раз на часы тренировок перед началом игр в Квиддич. — Сегодня должна быть длительная тренировка, — фыркала девушка за обедом, — а я должна сидеть и отгадывать задачки Слизнорта. Я надеюсь, что ребята справятся без меня с новичком. — Не пытайся все контролировать, — отвечала Гермиона. — Кто бы говорил! — выдохнула подруга, удрученно опуская плечи. Гермиона, Джинни и Алиса были первыми, кто явился в кабинет преподавателя по Зельеварению. Девушки после приветствия осматривались, обсуждая, что же сегодня приготовил для них вечер, а сама мисс Грейнджер втайне была даже рада возможности столкнуться с Малфоем, так как надеялась тайком понаблюдать за ним, а, быть может, даже пообщаться, если выпадет такая возможность. Неведомые мотивы, что влекли ее к нему были слишком навязчивы, и сопротивляться она уже не могла, отпуская контроль над собственными мыслями и эмоциями. Волнения в груди перекрывали весь фон происходящего, и девушка концентрировалась лишь на ощущениях в своей груди, словно бы они намекали, что вся эта история перекроит ее, отрезая лишнее и штопая там, где слишком тонко. Это причинит ей боль, уже причиняет, хотя внешние обстоятельства их взаимодействия были спокойными, эмоции словно прорезались изнутри. Постепенно комната заполнялась учениками, и Малфой явился едва ли не самый последний. Он безразлично осмотрел окружающих, включая свою соседку, и просто уселся на первое свободное место, почти напротив Гермионы. Их отделяло несколько досок деревянного прямоугольного стола, и окружало несколько десятков пар глаз, но сосредоточенность друг на друге электризовала в воздухе, где один ловил движение другого, даже не имея прямого зрительного контакта. Внимание их обоих переключилось на девушку, что присела рядом с Драко. Астория Гринграсс еле слышно поздоровалась с окружающими, и ее мягкий тихий голос заставил Малфоя взглянуть на тонкий профиль слизеринки. Девушка обратила свои синие глаза в его сторону, и Драко отметил про себя, что ее манера держаться чем-то напоминает его мать. То, как она сложила руки на столе и как держала осанку, говорило о безупречном вышколенном воспитании, через которое прошел и сам Малфой. Чистокровная, утонченная, слегка бледноватая, она казалась фарфоровой и безусловно аристократкой до мозга костей. Ее учтивая сдержанность подкупала, и Драко заговорил первым: — Как дела? Астория удивленно взглянула на него, а парень подметил как выгодно темные, почти черные волосы подчеркивают ее синие глаза. — Все отлично, ты как? Как тебе роль старосты в этом году? Гермиона лишь наблюдала как завязался незатейливый разговор между двумя слизеринцами, но не слышала ни слова из-за гула вокруг. Когда Драко улыбнулся чему-то, что говорила синеглазая девушка, Гермиона ощутила укол разочарования. Она старательно отводила взгляд пытаясь сосредоточится на ком-то другом из учеников, или просто уйти в себя и не реагировать ни на что, но получалось из рук вон плохо. Глаза ее метались в попытке уследить за серыми глазами, что с интересом наблюдали за другой. Вся ее иллюзия сближения между ними рассыпалась на мелкие осколки и больно впивалась занозами в живую плоть, заставляя кровоточить. «Конечно же, ничего не было между нами, идиотка!» Гермиона со стыдом осознала, что попалась на крючок собственных фантазий, создавая лишь фантом близости. Было некоторое понимание, но лишь для того, чтобы забыть прошлое и научиться сосуществовать в одном пространстве. Драко и не думал сближаться с нею, почему же она так легко придумала себе эту идею? Реальность будто бы дала ей пощечину, и девушка, раскрасневшись, елозила по стулу в попытке успокоиться. Гермиона перевела дыхание лишь когда заговорил Слизнорт. Все внимание учеников обратилось к нему, но гриффиндорка как, ни пыталась, не могла сконцентрироваться на его речи, да, собственно, ей было глубоко плевать на это. Формально она присутствовала, и этого достаточно. Сосредоточившись на созерцании своих рук, что лежали на столе, она, все так же продолжала ругать себя за глупость и излишнюю чувствительность там, где для этого не было никаких оснований. Слизнорт в свою очередь вел непринужденный монолог о качестве литературы, что входит в перечень обязательных для учеников Хогвартса. После размышления плавно перетекли в предложение сыграть в игру, что он подготовил для собравшихся. Профессор дал команду разбиться на пары, а после каждому из учеников вручил карточки с вопросами, которые те должны были задавать своему партнеру. — Та пара, что соберет больше всего верных ответов, освобождается от трёх лекций по моему предмету. Джинни переглянулась с Гермионой, просматривая задания, что досталось их дуэту, но Слизнорт пресек любые попытки подмены и обменов карточек, отчего им осталось лишь наблюдать за первыми участниками, что задавали друг другу вопросы и ставили пометки, когда ответ был дал верно. — Боюсь, я завалю и потяну тебя за собой, — кисло усмехнулась Джинни. Гермиона просто пожала плечами, также вымучено улыбаясь и умалчивая о своей несобранности. До этого она видела, как Драко предложил Астории присоединиться к нему, и это окончательно выбило ее из седла. Такая острая реакция на происходящее никак не укладывалось в ее видение себя. Почему чувства так сильны, и присутствует некая горечь? Они даже не друзьями никогда не были, но все это было похоже на обиду и чувство собственничества. Когда очередь дошла до Астории и Драко, все с неподдельным интересом наблюдали за ними, в том числе и Гермиона. Они так хорошо смотрелись вместе, будто день и ночь, и безусловно за короткий промежуток времени нашли общий язык, что не утаилось от присутствующих. Девушка напротив Малфоя была умна и из всех заданий, они не ответили только лишь на пару вопросов. — У нас есть уверенные лидеры, посмотрим же, сможет ли кто-то из моих лучших учеников побить этот рекорд, — радостно хлопнул в ладоши Слизнорт, которого Малфой проигнорировал, продолжая созерцать свою напарницу, что кротко улыбалась ему. Гермиона даже не собиралась делать вид, будто бы ей интересны остальные, она тупо уставилась перед собою, ожидая своей очереди. Защитный механизм, что включился словно по щелчку пальцев, заставил ее глубоко спрятать переживания, обещая им, что она даст свободу чувствам, как только окажется в безопасном месте, вдали ото всех. — Мисс Грейндреж, мисс Уизли прошу вас, — сказал профессор, и Джинни прочла свой первый вопрос обращаясь к подруге. После последовал ответ и встречное задание. По итогу конкурса стало понятно, что пара Джинни и Гермионы, а также Драко и Астории набрали равное количество очков. — Занятно, что ж, — задумчиво тянул профессор. — Полагаю, есть выход из данной ситуации. Прошу вас, мистер Малфой, и вас, мисс Грейнджер, вступить в состязание друг с другом. Тот, кто из вас наберет большее количество правильных ответов, принесет победу вашей паре. Для такого особенного случая у меня припасено несколько более изощрённых вопросов. Слизнорт встал из-за стола и подал Драко новую стопку карточек, а после и Гермионе. Девушка незаметно вытерла вспотевшие ладони о мантию. Их взгляды встретились, и она согласно кивнула, давая Драко право первому задать вопрос. Во рту у нее пересохло и казалось, будто язык прилип к нёбу, но она уверенно ответила на первую поставленную задачу, холодно анализируя свои шансы на победу. По мере того, как проходила эта странная викторина, их оценивающие взгляды пересекались, понимая, что в этой схватке не будет победившего и проигравшего, они оба умны, и никто из них не уступал другому. Когда Драко задал свой последний вопрос Гермиона запнулась, глотая первый слог и вызывая всеобщее беспокойство, по истечению нескольких секунд последовал верный ответ, и Драко кивнул девушке, выражая свое согласие и уважение к противнику. — Ничья, — провозгласил Слизнорт, переводя взгляд с Грейнждер на Малфоя. — Это было едва ли не самое увлекательное зрелище за все годы существования Клуба Слизней, превосходно! Но отгул могут получить лишь двое, я думаю, со мной согласятся все присутствующие, что наши Старосты показали чудеса эрудиции и имеют полное право немного отдохнуть от моего занудства. Все согласно закивали, а после последовали негромкие аплодисменты всем участникам игры. Гермиона поднялась со своего места и, извиняясь перед Джинни, а после перед профессором, придумывала на ходу повод поспешно ретироваться. Все последующие дни она только и видела их вместе. Асторию и Драко. Они мило болтали за приемом пищи, иногда шептались в коридорах школы, улыбаясь друг другу. Многие вопросы в голове Гермионы закрылись само собой, и она поставила точку в домыслах, что не имели под собой никаких оснований. Малфой в некотором роде изменился, стал терпимым к таким, как она, и, наверное, та сцена в лесу, где он высказал накипевшее, помогла ему наконец расслабиться и принять тот факт, что многие беды он сам накликал на свою голову. Теперь же, изменяя траекторию поведения, он выбирался из-под гнета вины, что была на нем и смог наконец осмотреться вокруг и встретить человека, близкого себе по духу. Конечно, прокручивая уже сейчас картинки их взаимодействия, она перестала придавать им романтичности и становилось легче. Она не нужна Драко Малфою ни как объект для дружбы, ни, тем более, как девушка. Здороваясь с ним по утрам, она более не чувствовала сковывающей неловкости, а он внешне оставался все таким же, как и прежде, но это ее мало заботило. Где-то Гермиона лукавила даже с собою, потому как просыпаясь или засыпая, она видела его образ, лежащий рядом, обнимающий, целующий, ласкающий тело, но, освобождаясь от остатков сна и выбираясь из постели, она полностью погружалась в мысли об учебе и о неразгаданных задачах, которые были словно якорем, сохраняющий ее мобильность и собранность. Как-то раз, в ее голове проскочила мысль, что в нового и непонятного для нее Драко Малфоя можно и влюбиться, она посчитала, что где-то очаровалась им, но решила, что это лишь от новизны впечатлений, которая теперь приобрела форму постоянства, а, значит, отступила от нее окончательно. Строго говоря, ее домыслы имели под собой крепкое основание, ведь как ни крути, очаровываться изменениями в человеке свойственно всем. А, быть может, это были вовсе не изменения, а обнажение, но наверняка она этого знать не могла, а посему пустила происходящее на самотек, заботясь лишь о себе и своих желаниях. Пару раз она сталкивалась с ним в библиотеке, с удивлением отмечая свое спокойствие в его присутствии. Она никогда бы не призналась, но ей так нравилась его галантная сдержанность по отношению к ней. Его осторожное «Привет», когда он проходил мимо, даже если она была увлечена чем-то иным и вовсе его не замечала. Все труды ее были направлены на поиски хоть каких-то упоминай о древних манускриптах, что они обсуждали с Алисой, и, даже не добираясь до сути, что ей требовалась, девушка открывала для себя вещи, о которых ранее не слыхала. Множества преданий о современной медицине имели корни в древних вавилонских справочниках, а она даже не задалась вопросом как развивалась эта отрасль магического сообщества. В одной весьма потрепанной книге, чей автор-исследователь был мертв уже более трех сот лет, девушку привлекла строка в содержании: «Мироустройство лабиринтов памяти» Она записала книгу на своё имя, чувствуя некое волнение и предвкушение, что и всякий раз, когда находила новое ценное знание для себя. Драко в свою очередь преследовал вопрос: как так получилось, что он ввязался в общение с девушкой, что интересовала его не более, чем любая другая, с которыми он имел дело ранее? Да, это невинное создание, с любопытством заглядывающее в его глаза, была его круга и его взглядов. Сдержанная, кроткая и смотрящая на всех с высока, она действительно напомнила ему его мать, но он никак не планировал продолжать общение. На первых порах, когда они только заговорили, он имел некий умысел сбить с толку Грейнджер, давая ей понять, что он заинтересован в ней не более, чем все прошлые годы, но после знакомство с Асторией следовало прекратить, однако… В момент, когда Пенси увидела их вместе, разочарование, что проскользнуло на ее лице, а также вспышка красных пятен от попыток сдержать эмоции, натолкнуло его еще на одну здравую идею. Почему же не воспользоваться шансом и не отвадить Паркинсон от себя раз и навсегда? Одно лишь не давало покоя, все его манипуляции были нечестны по отношению к самой Астории, но Драко утешал себя тем, что не давал ей повод думать, будто он всерьез что-то планирует в ее отношении. Когда здравый смысл пробивался через глупые попытки парня закрыть глаза на происходящее, то он напоминал Драко, что попытки сбежать от реального положения лишь усугубят, а не наоборот. Скрыться от самого себя получалось с переменным успехом, и где-то ему казалось, что все невыясненные углы с Гермионой позади. Та сцена в Запретном лесу, а после показания, что он видел своими глазами, наконец облегчило узел на его шее. Она действительно не желала ему зла, и ее робкие попытки всячески примирить разные миры теперь не казались ему сплошь глупыми и самонадеянными. В конечном итоге, все желали сохранить свои семьи и мирное сосуществование. Чувство вины перед нею утихло, и, как бы это не звучало, два отморозка, что напали на нее, дали шанс Драко оправдать себя в ее глазах. Черт побери, ему это было нужно! Как бы там ни было, Драко даже не замечал, как общаясь с одной, он следит за той, что питала его эмоции лишь одним своим присутствием стенах Хогвартса. Большую часть времени он был в курсе того, с кем она, куда направляется, иногда даже того, что предпочитает Гермиона есть на обед. После того, как она едва не погибла, в нем обострились какие-то неведомые доселе инстинкты контроля, которые на первых порах были незаметны для самого Малфоя. В один из вечеров он почувствовал напряжение от того, что не слышит ее тихих передвижений по башне, хотя время было уже достаточно позднее, и, по обычаю, это было временем посещения вечернего душа. Драко прошелся по башне, заглянул в ванную, что конечно же была пуста, и с сомнением побрел в сторону своей комнаты. Прошло около пятнадцати минут, или что-то около того, весь наэлектризованный он так и не смог присесть и, не размышляя более, он направился прямиком к двери Грейнджер. Приложив ухо, он не услышал ничего, даже едва различимого шороха. Не отдавая полного отчета действиям, рука юноши взметнулась и постучала несколько раз, что показались выстрелом в ночной тиши. Через несколько мгновений он проделал тоже самое, даже не давая времени девушке среагировать на первый отклик. Менее чем через пол минуты дверь отворилась откуда показалась сонная Гермиона. Она с трудом открыла глаза, а когда рассмотрела стоящего перед нею гостя, ошарашенно издала звук, похожий на вопросительный и все так же продолжала взирать на Малфоя, что бесцеремонно рассматривал ее розовую облегающую пижаму. — Что-то случилось? — сонно вопрошала девушка, отрезвляя Драко. В этом моменте до него уже дошло, что это явно перебор, и как бы там ни было пора забыть историю с нападением и двигаться дальше. Смещая фокус внимания с обтянутой майкой груди, он посмотрел ей в глаза на ходу придумывая повод. — Ммм... Я забыл, сколько Слизнорт дал нам отгулов? — Три, если не ошибаюсь, — говорила Гермиона, подавляя желание прикрыться рукой, все происходящее казалось сном. — Значит остался ещё один? — она наблюдала, как его взгляд как бы невзначай вновь скользнул по ее телу. — Похоже на то, — остатки сна улетучились, и девушка пыталась отыскать в голове причину такого нетипичного поведения своего соседа. — Спасибо, — сказал он, разворачиваясь и уходя. — Всегда пожалуйста, я не особо была занята, всего лишь спала, — фыркнула она, громко хлопая дверьми. «Тебя заносит», — проговорил уверенно голос в голове Драко. Несколькими днями ранее он не задумывался об этом, а сейчас будто бы смотрел на свое поведение со стороны. Чувство вины, что сковывало перед Гермионой, было уже ослаблено, и он прекрасно осознавал, что девушка не винит его, не предъявляет никаких претензий, однако причин своему двойственному поведению не находил. Теперь вплеталась еще и история с Асторией, что недвусмысленно понимали все учащиеся как завязывающийся роман, что для самого Малфоя в корне было не так. Казалось, будто все рады новому увлечению Драко, имея пару для окружающих, он казался способным на влюбленность, чувства, а, значит, он менее опасен, чем неприкаянный отшельник, что не обязывает себя ответственностью, хотя, по мнению самого юноши, путь самопознания, что он проходил сейчас, имел более глубокую важность, чем могло показаться со стороны, и, само собой, никто для этого ему не нужен, ведь так? Но даже сейчас ему было не чуждо простое дружеское общение, во многом это даже отвлекало от накручивания и перегибов, что порой случались с ним. Иногда он говорил с Блейзом, теперь вот с Асторией, что увлеченно поддерживала их общий интерес в познании истории, иногда даже литературы. Как-то девушка призналась ему, что читала некоторые старые романы маггловских писателей, она говорила это так, будто совершила нечто запретное, что-то за гранью, и призналась, что некоторые произведения ей были весьма интересны и захватывающи. Для Драко она казалась более здоровой, чем он сам, воспитанные во многом одинаково, однако девушка имела более выраженную эмпатию и гибкость в восприятии, чем он. Это её признание будто бы подвинуло рамки, возведенные в голове самого юноши, что, конечно же, подкупало продолжать общение. Они опускали темы прошлого года и обсуждение магглорожденных, но Драко был уверен, что слизеринка имела нейтральную точку зрения, и в ней абсолютно отсутствовала агрессия и язвительность на этот счёт. В целом, девушка казалась ему мечтательной, и где-то даже влюбчивой, иногда он слышал, как учащëнно она дышит при виде его, но на деле та всегда держалась кротко, никак не выказывая своей симпатии. В отличие от Грейнджер, в глазах которой читался вызов и весь спектр эмоций, которые она готова была пролить на него при любом удобном случае. Чего только стоил этот ее хук справа на третьем курсе, когда они были еще детьми. Та страсть, с которой она бросалась в дружбу с однокурсниками просто поражала самого Драко, которому казалось, что он вовсе не способен на такое. Энергия, что сквозила в каждом ее слове, когда Гермиона давала отпор, тот крепкий фундаментальный стержень, не убеждений, а неких опор, которые делали ее той, кем она является, вот что восхищало. Поттер и все Уизли не были её кровной родней, но той степени понимания, что сложилась у этих людей за несколько лет общения, могли позавидовать вся чета Малфоев и не только. «Искренность, — подсказал далекий голос в голове, — она настоящая, живая, осязаемая, открытая». Именно этого не было ни в ком из тех, с кем ранее юноше приходилось иметь дело. Только лишь в недавнем времени он открыл для себя свойства правды перед самим собой, и это было чертовски больно. Порой просто невыносимо. И, конечно же, та история с показаниями никак не отпускала измученную догадками голову. Но делать нечего, ведь как ни крути, слежка за ней даже из добрых побуждений не допустима, он должен остановиться, привязываться к Грейнджер, или это заведет их обоих так далеко, что он и предположить не смел. Отчаяние — это та цена, которую Драко платил за самопознание, но он не был еще настолько богат внутренне, чтобы заглянуть за ту ширму, что скрывала природу его отношения к Гермионе. И, все же, безразличием это никак не назвать.***
Объявили о началах игр в квиддич, и Гермиона, вслушиваясь в график, что зачитывала Джинни, теряла связующую нить, увлекаясь в наблюдение за Драко, к которому подсела мисс Гринграсс. — Я так и знала, что мы первые в этом сезоне выйдем на поле, — комментировала рыжеволосая, обращаясь в пространство. — Гарри писал? — Да, он проходит подготовку, — Джини хихикнула. — Говорит, что он стал мускулистым, почти как Крам. А вот, кстати, и он. Гермиона мысленно застонала, боковым зрением увидев фигуру, что уверенно шагала в их сторону. — Привет, — натянула улыбку девушка, перебирая в голове догадки, что привели Виктора к ней. — В эту субботу не против пересечься в Хогсмиде? — обаятельно улыбался парень, присев на край лавки по правую сторону от Грейнджер. — Я еще не решила, идти или нет, как будет с погодой — отводила взгляд девушка. — Дай знать в пятницу, если все-таки захочешь. — Обязательно, у нас как раз будет занятие. После того, как Виктор наконец удалился, пожелав девушкам удачного дня, Гермиона наткнулась на недоумевающий взгляд Джинни. — Ой, да брось эту чушь про него и меня, точнее про нас. — Он настолько не нравится тебе? Гермиона почувствовала, как молниеносный ответ застрял у нее в глотке, так как вовремя сработал мозг, включая тормоз на полную мощность. «Я думаю о другом, — хотелось было вскричать ей». — Не понимаю, ещё не разобралась. — Ну, избегая его, ты и не разберешься. Дай ему последний шанс в Хогсмиде, а там уже точно станет понятно. Меньше всего Грейнджер хотела привлекать к себе внимание от Джинни. Как только та начнет наблюдать за нею, то станет ясна причина такой растерянности подруги. Простое молчаливое согласие, что она давала каждый раз, как дело касалось Виктора, уже начинало нависать мрачной тучею на головой, где мысли о том, что она идет наперекор своему внутреннему несогласию, становились все громче. Однако, отчасти Джинни была права, она также запрещала себе думать о человеке, навстречу к которому тянулось все нутро, а посему, стоило прислушаться к совету подруги и попробовать разбавить обстановку, быть может это действительно то, что нужно. Вечер, когда Драко ломился бесцеремонно в ее комнату, натолкнул на странную мысль, будто он искал ее в тот вечер, и его выходка была лишь поводом увидеть ее. Девушка подавила вздох разочарования, поражаясь своей собственной наивности, что так легко вводила в ее иллюзии и заблуждения. Это не могло быть правдой, только не про Малфоя! Словно юноша, впервые познавший влюбленность, и теперь ищет встречи с объектом своей любви. Какая чушь! Грейнджер на протяжении нескольких дней наблюдает его увлеченность другой, все очевидно, что же заставляет ее полагать иначе?***
Утро пятницы выдалось на редкость мрачным, гадкий ледяной ветер пронизывал Башню старост, словно ледяными иглами, и Гермиона, съежившись под одеялом, до последнего оттягивала момент своего полного пробуждения. Там, в сладкой полудреме, в плену тепла, под грудой одеял, она мечтательно парила в иллюзиях, где чьи-то крепкие руки обнимают сзади, теплые губы касаются шеи, и мурашки пробирают до самых костей. Поцелуи становятся настойчивее, а низ живота скручивает томительная боль, самая приятная из всех известных ей ранее. Влага в скоплении ее женственности, что располагалась между бедер, была ощутима даже сквозь сон, и вот настойчивые сильные руки переворачивают ее на другой бок, и она заглядывает в лицо человеку, чье имя застревает в глотке, она просто заглядывает в серые глаза, пробует на ощупь мягкие, шелковистые платиновые волосы… Одно лишь желание никак не могла она удовлетворить — это сказать о своих чувствах, она просто не могла переступить немой порог, но внутри будто раскрывались розовые лепестки ее сердца, навстречу объекту своей любви. По чистой случайности, или же нет, но в комнате, что располагалась ровно напротив ранее описанной, происходило нечто подобное. Драко Малфой никак не мог избавится от навязчиво образа из своего сна. Девушка, чье имя он редко произносил слух, была главной героиней сегодняшней ночи. Как бы наяву, ты не бежал от нахлынувших эмоций, во снах все обстояло с точностью наоборот. Она была так близко, прямо в его руках, ее тело так податливо, а губы откликались ему, будто это все, чего она желала. Только лишь его. Нежный голос не срывался криком боли и ужаса, нет, он шептал его имя, полон чувственной страсти, когда Драко раздвигал ее бедра, проникая глубоко в ее тепло и влагу. Подсознание намекало ему на то, что это лишь сон, простой сон, но для Драко все казалось слишком реальным. «Что же мы делаем?», — спрашивал он, но девушка в его объятиях лишь больше подавалась вперед, увлекая в сладкую бездну поцелуев и прикосновений, из которой он не хотел выбираться. Остаться тут с нею навсегда, вот чего он истинно желал, чтобы этот сон длился вечность, что им отмерена. И все, что он ощущал, это бесконечное удовлетворение и эйфорию, он искренне наслаждался теплом, что разливалось медовой негой вокруг сердца. Титаническим усилием воли, ему удалось проснуться и отряхнуть с себя остатки сна, но тяжесть внизу живота напоминала Драко о том, что произошло, пусть даже и в иллюзорном мире. Его член упирался в одеяло, и это было мучительно больно, так как объект его желания находился всего в нескольких метрах, но казался бесконечно недостижимым. Не думая и не взвешивая все за и против, так как в таком затруднительном положении это было практически невозможно, его рука, подаваясь инстинктам, скользнула вниз, высвобождая набухшую плоть. Образ из сна будто бы вернулся, вновь останавливаясь перед крепко закрытыми глазами Малфоя. И на некоторое мгновение мираж накрыл его еще свежим сновидением, где тихий стон призывал к действиям, что принесут быстрое облегчение. Он слышал собственный скрип зубов, только бы не вскричать имя женщины, что с такой страстью вбирала его член вглубь, пусть даже и в утренней фантазии, но он ощущал гибкость ее тела, тепло объятий на его спине. Нежная и хрупкая она выгибалась навстречу его ритмичным толчкам, подставляя набухшую грудь для поцелуев. Он обхватил мягкую округлость ладонью, пробуя на вкус розовую вершинку, тем самым побуждая девушку, шептать его имя и просить, нет, просто умолять о большем. Он был вот-вот на грани между полнейшим безумием, и исключительным чувством полного удовлетворения, хотя скорее это словно две стороны одной медали. В момент, когда она прошептала «Я люблю тебя», влага, что предназначалась ей, выплеснулась прямо в ладонь Драко, будто отрезвляя и выбрасывая из грез прямо в ледяную воду. Из стиснутых намертво челюстей вырвалось лишь «Грейнджер». День, что следовал за этим утром, был полон для парня мучительных поисков оправдания, сомнений и невысказанных негодований. Спор, что он вел с собой, превратился в настоящую войну, в которой не было победителя, а, точнее, ни единого здравого аргумента, к тому, что произошло, и который бы поставил точку в сражении. Гермиона, что мирно сидела на завтраке, а после и на занятиях, что сегодня проходили совместно с факультетом Малфоя, даже не подозревала, какими словами он кидается в ее сторону, дабы прогнать наконец ее из своей головы. Но, кажется, теперь до Драко наконец доходил смысл происходящего, она была куда глубже, чем просто в мыслях… Однако, спор продолжался. Уже после ужина, парень обнаружил в кармане своей мантии записку. «Уважаемый мистер Малфой, прошу Вас о встрече завтра после полудня в стенах вашего родового Поместья. Т.Ф.» Каким образом оказалось у него это послание, Драко мог строить лишь предположения, но данный поворот в сегодняшних событиях наконец сбил прицел с Гермионы и позволил ему даже где-то расслабиться, если это можно так назвать, ведь там, куда он был приглашён, может быть намного опаснее, чем одержимость той, что в его мире считалась недостойной крови.