***
Малфой-младший стоял чуть поодаль от отцовского кресла, в котором возвышалась горделивая фигура Абраксаса Малфоя. Мужчина, сдвигая очки на край носа, внимательно рассматривал отметки своего воспитанника и по совместительству сына, а сам парень смиренно ожидал реакции, надеясь на простое безразличие, чего ему было достаточно как одобрения. Наконец, прочистив горло, отец заговорил: — Гораций упомянул тебя в своей рождественской открытке, — он медленно встал, игнорируя боль в коленях, и подошел к Люциусу, что уже возвышался над ним почти на целую голову. — Похоже, ты постарался в этом полугодии, но не зазнавайся, хорошими отметками имидж фамилии не удержать. — Так точно, — отвечал Малфой младший, смещая взгляд с пронзительно суровых глаз, так похожих на его собственные, и смотря себе под ноги. — Похоже, как бы я не работал над твоей решительностью, ты все так же пытаешься от меня улизнуть, — говорил Абраксас, внимательно осматривая закрытую позу своего сына и подмечая, как он прячет руки за своей спиной. — Если я узнаю, что ты ввязался во что-то недопустимо низкое, заставлю убить одну из твоих любимых зверушек. Мурашки поползли вверх по спине от услышанного, и Люциус просто поражался тому, как его отец смог догадаться о том, что он так старательно прятал от самого себя. — Хотя у меня имеется такое подозрение, что я всë-таки воспитал в тебе жестокость, но с прискорбием наблюдаю — ты так и остался лишь намëком на величие своих предков. Страх выразить возражение вонзился когтями в горло, обжигая и воспламеняя в памяти моменты из детства, где отец за доброе участие, что он проявил к домашнему эльфу, заставил его исхлестать того розгами. Такие пытки повторялись вплоть до начала обучения в Хогвартсе. А всë из-за того, что Люциусу следовало понимать, как важна чистота его крови, что есть достоинство, важность в любой ситуации сохранять голову холодной. Никто не видел, как мальчик переживал те ужасы, что его заставляли делать, как рыдал он, прячась ото всех и пытаясь выкинуть из памяти огромные, налитые слезами, но всë такие же бесконечно добрые глаза Фани. Еë не стало пару лет назад, никто, само собой, не стал разбираться в причинах еë кончины, хотя по меркам этих сказочных существ она могла прожить ещë очень долго. Люциус ссутулился, так и не набравшись смелости к возражению. Меньшее всего ему хотелось убивать, а груз вины за Фани, которой он так и не смог сказать «Прости», давит на него вот уже несколько лет к ряду. Иногда страх перед своим отцом сменялся лютой ненавистью, но в моменты, когда он размышлял о расправе над ним, всë больше ощущалась его собственная немощность, что никогда не позволит ему идти против своей крови. Оспаривала ли когда-нибудь мать методы воспитания сына? Быть может, во всяком случая, сам парень никогда не слышал, чтобы кто-либо перечил Абраксасу, а женщина, что была ему родной мамой, предпочитала оставаться холодной и отстранëнной и, само собой, закрывать глаза на ужасы, что применялись в воспитании наследника. Присцилла Малфой то и дело посещала светские рауты, что закатывали благопристойные семьи чистокровных, где она не уставала говорить о достижениях своего мужа и сына, держа имидж и оборону среди других таких же жëн и матерей. Будучи ребенком, Люциус спрашивал себя, неужели такое возможно? Что люди такого характера и уклада жизни смогли иметь общего ребенка, ему хотелось верить в то, что он подкидыш, поэтому способен чувствовать то, на что, похоже, не были способны они. С годами мальчик превращался в юношу и внешнее фамильное сходство с предками развеяло все сомнение маленького ребенка, он истинный Малфой, причем единственный потомок династии, что берет свое существования со времен высадки норманнов в древней Англии. Не рассмотрев в глазах сына протеста или же сопротивления, Абраксас хмыкнув отступил к прежнему месту, дав понять, что не желает больше говорить с Люциусом. В Рождественский вечер Малфои устраивали небольшой приëм на несколько семей, близких им по духу и статусу. Роскошь и величие, выставленные напоказ, как гостей, так и хозяев дома поражало своим масштабом капиталов и всевластия. Мужчины и женщины собрались маленькими группками в приемной гостиной на аперитив и, распивая охлаждающие напитки, они тайком обсуждали наряды и семейные неурядицы друг друга. Малфой-младший стоял поодаль с юной Нарциссой и еë старшей сестрой Беллатрисой, чья семья неизменно присутствовала на всех раутах, бывавших в доме Малфоев. Юные волшебники, внимательно наблюдавшие за взрослыми, уже почти переняли все манеры поведения, и старшая мисс Блек так же комментировала все происходящее вокруг, надменно задирая нос и возмущаясь нарядами, лишь потому что те не входили в ее собственный список предпочтений. Младшая из сестëр лишь молчала, искоса бросая робкие взгляды на своего суженого и ожидая от него комплимента или пары брошенных фраз в еë сторону, но Люциус сегодня упорно молчал, что было так не похоже на него, ведь в его натуре сначала шла галантность по отношению к женщинам, а лишь потом он сам. — Таких пышных прëмов я еще не посещала, — робко проговорила Нарцисса, обращаясь к Люциусу. — Вашей матери стоит отдать дань уважения и похвалы за её безупречный вкус. Малфой-младший едва сдержал свой фырк и лишь кивнул, предлагая своей суженой руку в виде опоры, чтобы проводить ее к миссис Малфой, что восседала в своем тëмно-зеленом бархатном платье в центре скопившейся толпы. Девушка робко отпустила реверанс. — Мадам, ваш приëм превзошёл все мои самые смелые ожидания. — Моя милая Нарцисса, присядь рядом, — девушка немедленно выполнила просьбу, и, чуть снизив голос, Присцилла продолжила. — Как только ты переступишь порог своего нового дома, я обучу тебя всем тонкостям домоуправления, ведь содержание такого величия требует немалых усилий и контроля за этими безалаберными созданиями — эльфами. Женщина, закатив глаза к небу, театрально вздохнула, чем вызвала понимающие кивки остальных дам. Люциус отошёл, наблюдая, как его наречëнная ловит каждое слово, что проговаривала его мать. Он мысленно представил, как Нарцисса становится в точности такой же в надежде быть принятой в семью по всем соответствующим параметрам, и его замутило. Он не желал видеть свою жену такой же, как и у его отца, и он точно отвергал ту мысль, что будет применять те же методы воспитания в отношении своего наследника. При этом он глубоко уважал своих родителей за то, что они вверяли ему наследие, и пусть наедине он получал хорошие оплеухи, в обществе чистокровных они превозносили имя Люциуса и его бесчисленные таланты, пусть многие из них были вымыслом их личных пожеланий. Уже в сотый раз глубоко вздохнув, юноша устало опëрся плечом о каминную полку, ожидая основного ужина и момента, когда этот вечер закончится, что позволит ему наконец остаться наедине с собою. Через несколько минут Присцилла пригласила всех гостей пройти в столовую и взглядом приказала сыну сопроводить туда свою будущую невесту, тем самым лишь вызвала раздражение, ведь Люциус и без чьей-либо указки всегда соблюдал этикет. По мере ужина вся атмосфера вокруг юноши сгущалась всë сильнее, потому как поток негативных мыслей в его голове уже ничем нельзя было остановить, и Нарцисса, что сидела напротив, улавливая каждое движение своего возлюбленного, ближе к концу вечера и вовсе поникла. Перед подачей десерта Абраксас поднялся со своего места во главе стола и, прочистив горло, взял в руки бокал, наполненный шампанским. — Я хочу поблагодарить наших друзей, что собрались сегодня в фамильном поместье Малфоев, дабы разделить с нами радость воссоединения великих древних домов, — он выдержал некую паузу, наблюдая одобрительно-сдержанные улыбки гостей, останавливая взгляд на сыне и замечая, как тот натянул на лицо маску полнейшего безразличия. — Официально дом Блеков и Малфоев объявляет о помолвке Люциуса и юной Нарциссы, — раздались негромкие аплодисменты. — Поздравляем жениха и невесту, а также напоминаем, что накладываемые обязательства преодолимы благодаря общим усилиям и глубокому уважению к друг другу. Люциус сделал один большой глоток, тем самым опустошив бокал до дна, игнорируя покалывание пузырьков веселящего напитка в глотке. «Дело сделано», — пронеслось у него в голове, оставаясь горьким послевкусием его полнейшего бессилия. *** Драко проснулся от жуткой жажды, казалось, будто в его глотке всю ночь палили костëр. Он бегло осмотрел комнату, с облегчением узнавая интерьер, и, судя по яркому солнечному свету, он догадался, что совсем скоро начнутся занятия. Лëгкая дрожь в теле, а после водоворот воспоминай и вихрь волнения в груди от смутных догадок, хотя уже сегодня все было более чем прозрачно. Та туфля, что он нашел, проводив Пенси к факультету, определённо принадлежала девушке, и вчера день четверга, это не может быть простым совпадением. «Чëрт побери и Грейнджер, и меня вместе с нею! Какого чëрта ты попëрся в сраный коридор?». От мысли, что она видела и как много подробностей, становилось дурно. Это было очень похоже на стыд, неловкость и некоторое возмущение по типу «А зачем ты смотрела?». Одна мысль догоняла другую, и он просто терялся в собственных чувствах и реакциях, но главным вопросом было «Как ему вести себя теперь?». Очевидно, лучшим способом было сделать вид, будто он не в курсе, и просто отмолчаться, в любом случае, ему нечего ей сказать. Он ведь повел себя как кретин, какие у него могут быть недовольства? «Но, мать вашу, как много ты видела?!», — мысленно восклицал он. В какой-то момент, словно спасительная соломинка, проскочила мысль о том, что это всë проделки Пивза. Время было позднее, и, скорее всего, Грейнджер уже видела яркие сны в своей постели. Сразу стало легче дышать, и паника отступила, конечно, это могли быть проделки полтергейста, а если нет? Драко вновь взглянул на злосчастную туфлю, размышляя о том, как можно проверить данную теорию. Гермиона оказалась в зале на завтраке первее всех учеников и просто тупо сидела в ожидании непонятно чего. Еë мозг рисовал самые разнообразные картины выяснения отношений с Малфоем, и даже проскакивали мысли о том, каково быть на месте Паркинсон? От стыда щëки и шея покрывались пунцовым цветом, но она не могла остановиться, просто была не в силах. Всë, что она знала о Драко до вчерашнего вечера, сыпалось на осколки, и она будто увидела образ реального человека, даже слишком. У него есть чувства, потребности, вкусы, взгляды, и так ли они соответствуют тому, что она сложила о нëм в своей голове? Какую музыку он любит или что предпочитает есть на завтрак? Галопом прыгало всё в её мозгу — и перемешивалось, и рушилось, и выстраивалось нечто новое, доселе ей неведомое. Но самое интересное еë ждало впереди, ведь первые два занятия были совместно со Слизерином. К моменту, когда пришла Джинни и уселась рядом, Гермиона извела себя, морально опустив к полнейшему нулю шансы на то, что позор обойдет ее стороною. — У тебя температура? — притронулась мисс Уизли к лицу подруги, на что та лишь невнятно фыркнула, отворачиваясь. — Ладно, ладно, ты чего так реагируешь? — проговорила она, наигранно обижаясь и принимаясь наполнять свою чашку чаем. А после наблюдая, как подруга, срываясь, уносится из Большого зала без каких-либо объяснений. Гермиона бесшумно, держась как можно ближе к стене, опускалась в подвалы Слизерина, намеренно избегая взглядов, которые, как ей казалось, следили за каждым её движением, что в реальности, конечно же, не являлось таковым. Она корила себя за то, что в её голову не пришла раньше мысль просто пойти и проверить, лежит ли её туфля всё на том же месте. Могло быть так, что Драко просто не заметил постороннего шума, ведь они с Пенси так были увлечены друг другом. В какой-то момент она просто останавливалась, чувствуя приступ дрожи, а после всё равно продолжала двигаться вперед, молясь про себя о самом благополучном для нее исходе. Когда на горизонте появился тот самый поворот, она достала палочку, и, освещая дорогу перед собой, шла, еле дыша и прислушиваясь к каждому шороху, но ничего не услышала помимо ее дыхания. В этом уголке замка царила тишина. Девушка подошла почти к повороту, но так ничего и не обнаружила. Гермиона прикусила губу, досадливо понимая, что все-таки Малфой узнал о её присутствии. В следующее мгновение она увидела тень, вышедшую из-за поворота ей на встречу. Точнее, лишь начищенную до блеска обувь. Она так и замерла, не смея поднять головы, чувствуя себя абсолютнейшей идиоткой, которая так просто попалась в капкан. — Что-то потеряла, Грейнджер? — говорил Драко бесцветным тоном голоса. Гермиона, стиснув зубы, посмотрела ему в лицо, всё так же продолжая сохранять молчание. Она лихорадочно перебирала мысли, чтобы наконец сказать хоть что-то, но казалось, что её челюсти уже никогда не разомкнутся. Драко просто протянул ей из-за спины руку, в которой красовалась её обувь. Глупо было отрицать, что это принадлежит не ей, и кто мог подсказать, как быть в такой ситуации? «Как жаль, что у меня нет персонального суфлëра», — по-идиотски думала она, глядя на ладонь, что протягивала ей туфлю. Сдавшись, девушка приняла назад утерянное и просто сказала: — Спасибо, следующие два четверга твои. Драко просто хмыкнул, пока девушка засовывала обувь в свою сумочку. Он обдумывал, следует ли что-то говорить далее, или им обоим и так всё предельно ясно. — Ты заранее предупреждай меня, чтобы в случае сюрпризов я не потерял не только дар речи, но ещё и что-то из предмета одежды? Полагаю, что, если я когда-нибудь застану подобную сцену с тобой в главной роли, у меня хватит ума пройти мимо. Учитывая тот факт, что смотреть тут особо не на что. Он обошел её так близко, что полы его мантии коснулись еë рук, а звук отдаляющихся шагов ознаменовал вроде как облегчение, но почему-то стало горько внутри. Где он научился умению оскорблять так искусно, не прибегая при этом к прямым унизительным прозвищам? И почему это ощущалось больнее, чем бы он просто назвал её грязнокровкой или идиоткой? К моменту, когда она вошла в класс и уселась с Джинни, Гермиона умело подавила в себе всякие эмоции, связанные с Драко, но выкинуть из памяти произошедшее не могла, как ни старалась. Целый день её преследовали самые разнообразные ответы на его последнюю реплику по типу «Мне тоже не понравилось увиденное…», или «Я смотрела в надежде увидеть что-то стоящее, но так и не разглядела», или «Тебе бы не мешало подтянуть технику, Малфой». Теперь, по прошествии времени всё это казалось глупостью, но ей так хотелось ответить. Больно, колко, остро, чтобы получить возмездие, хотя к чему оно ей? Ведь Гермиона Грейнджер выше этого и не опустится до мести нашкодившему мальчишке. Она не могла объяснить собственных побуждений, реакций и тот факт, что, будучи с ним в одном помещении, еë преодолевало желание смотреть, наблюдать за каждым его жестом, а, возможно, даже говорить с ним. К концу дня она свалилась измотанная в кровать, но как ни пыталась забыться, в голове стоял полуобнаженный образ. «Каково это? Чувствовать его так близко, целовать, касаться? Что ощущала Пенси вчера, когда он погружался глубоко вовнутрь?» Еë просто распирало любопытство вперемешку с реакциями тела, что откликались тянущей потребностью в животе. Ради проверки себя же Гермиона представила на месте Драко Рона Уизли, и еë пробил нервный смех, она неосознанно воскликнула «Фу!», и это ещё раз подтверждало её не очень утешительные догадки. Драко Малфой, похоже, был тем мужчиной, которого она хотела в роли любовника, и… Она одëргивала себя, ругая за то, что никогда не сможет доверить такому человеку своё сердце. Это просто невозможно. В таком случае чем руководствовалась девушка в своем выборе? Только чувствами, которые прятала сама от себя, наивно полагая, что сможет быть с человеком настолько близко, не открывая при этом своей души ему навстречу. Некоторое время она рассуждала о том, как сталкивает их судьба лбами, при чем дело дошло даже до полного абсурда, а после решила, что вчерашняя ситуация не проведение высших, а просто безрассудная беспечность пьяного Малфоя. Для Драко день прошëл ничем не лучше, чем для Гермионы. Он всë думал и думал о том, какой он идиот, и сложившаяся ситуация — лишь следствие податливости бестолковому порыву своих терзаний. Ко всему прочему, его замучила Пенси, которая мало того не отлипала, так ещë и сыпала вопросами как из рога изобилия. Её словесный прорыв начался с выяснения подробностей о том, кто мог их застать в такой поздний час, а потом последовало несколько минут пустых рассуждений. Она таки поняла, что это была Грейнджер, на что сам Малфой просто отмалчивался и пытался свести тему разговора в иное русло. Ему даже показалось, что Паркинсон рада такому исходу событий. Да уж, стремление быть в центре внимания приводило к причудливому поводу для гордости. Чуть погодя, девушка приступила к самой важной для себя части, а, если точнее, она всë пыталась выяснить их с Драко новый статус. Конечно же, рассчитывая только на положительный ответ или хотя бы одобрительный кивок в свою сторону, она целый день таскалась по пятам и висела на парне, будто дьявольские силки. К концу дня Драко, уже не сдерживаясь, просто послал её ко всем чертям, давая понять, что произошедшее между ними не более чем пьяная выходка. Параллельно этому он целый день проживал один и тот же фрагмент, который случился перед занятиями с Грейнджер. Никто же не отменял того правила, что лучшая защита, это нападение, ведь так? Ей-Богу, он не хотел с ней конфликтовать, всё случилось само собой, и, унизив её, он попросту пытался казаться не таким придурком из-за того, что устроил. Но чëрт побери, если он переборщил, забрать назад сказанное не представлялось возможным. Что ему оставалось? Так это держаться подальше в надежде, что это первый и последний раз, когда им пришлось схлестнуться да еще и в такой деликатной форме. Хотя в момент встречи она не казалась смущëнной, только лишь щëки были красные, но в остальном она держалась весьма сдержанно. «Интересно, у них с Уизли было нечто интимное? Или с Крамом?» — мелькало в голове как чужеродное, и он поморщился, представляя себе эту картину, а следующая, где на месте воображаемых оказался он сам, вызвала у Драко прилив жара во всем теле. Убегая и прячась от подобного, он срывал свой гнев на всех, кто был поблизости, и друзья мужского пола предусмотрительно держались подальше. Досталось лишь Паркинсон, но она сама этого просила уже слишком давно. Запершись в комнате, Малфой безуспешно пытался заснуть, ворочаясь в постели вот уже несколько часов к ряду, но в голове всплывали самые разнообразные образы и картины и все неизменно связанные с одной и той же. Хотелось завыть от мысли, что не прошло даже месяца их соседства, а уже есть столько поводов для того, чтобы не спать, что же будет дальше? Он все спрашивал себя, почему так реагирует на нее? Почему так часто думает? И целая тысяча почему преследуют его каждый день, где его жизнь неотъемлемо связана с ней. Как странно, ведь раньше было так же, или нет? Ну нет, ранее он не фанател от запаха ее шампуня, что чувствовал каждый раз, посещая их общую ванную комнату. И, тем более, Драко никогда не увлекали мысли о ней так далеко, как это происходило сегодня. В прошлом он все искал пути и дороги к Поттеру, и она была той частью, что он больно ранил, дабы сделать хуже тому, с кем пребывал в состоянии конкуренции и войны. Размышлял ли он о ее чувствах ранее? Скорее нет, чем да, но, цепляя Грейнджер как можно сильнее, он оставался все более удовлетворённым. Садистское поведение, которому он следовал, никак не вязалось с Гарри, это касалось лишь ее. Только ее, но почему? Неужели, влияние его отца наложило такой отпечаток? Он упоминал Грейнджер и в целом грязнокровок крайне редко, при этом сам Драко не упускал возможности ударить ее как можно сильнее. Его так раздражало это всеобщее восхищение Поттером, а, быть может, больше всего Малфоя трогал момент того, как носится она с этими двумя. Каждый преподаватель в Хогвартсе подтвердит, что рвение к учебе как у Уизли, так и у Поттера было крайне мало, и лишь благодаря бескорыстной дурочке Грейнджер они поспевали за программой. «Хорошо, — соглашался он с самим собой. — Зачем, в таком случае, ты дергал ее сильнее всех грязнокровок Хогвартса?». Быть может, дело не в ее происхождение? И имеет ли это какое-то отношение к Поттеру? В момент, когда эти вопросы прозвучали в его голове, он просто потерял ощущение пространства и времени, выпадая далеко в вакуум полнейшей тишины. Ответы еще не сформированы в его голове, но вот в груди, где там глубоко, казалось, что вот-вот взорвется солнце, раскидывая душу не то, чтобы на семь кусков, а на тысячи и тысячи. Как такое возможно? И с чем же он имеет дело? Гермиона слушала Джинни за завтраком следующего дня, по крайней мере пыталась. Бессонная ночь в купе с прошлым днем сказывались на общем состоянии и восприятии, хотя сама девушка подозревала, что говори она сейчас с кем-то иным, точнее с одним конкретным персонажем, что беспокоил ее, концентрация внимания взлетала бы до небес и она внимала всему, что слышала. — Этот отбор нужно начинать уже сейчас, иначе мы просто не успеем натренировать человека, понимаешь? — Да-да. А кто конкретно вам нужен? — Ну, загонщик. Ты слушаешь меня вообще? — Прости, я просто устаю, слишком много ответственности. — Достаëт тебя? – спрашивала мисс Уизли, проследив, как Гермиона бросает взгляды на белокурый затылок своего коллеги. — А, нет-нет, — она не хотела рассказывать ту щекотливую ситуацию, в которую влипла, размыто поясняя свою расхлябанность сегодня. — Ты поможешь мне? — Я? Чем я могу тебе помочь? Где я и где квиддич. — Там нет ничего сложного, ты просто составишь список всех желающих участвовать и проследишь, чтобы соблюдалась поочередность. Пожалуйста, — с мольбой в голосе говорила подруга, и Гермиона устало кивнула, пожимая плечами скорее на собственную безотказность. — Отлично, я объявлю отбор на субботу. — То есть, на завтра? Джинни виновато улыбнулась, согласно кивая. Гермиона устало перебирала новоприбывшую почту, но никак не могла сосредоточиться на главных событиях. Заголовки перемешивались, буквы сливались воедино из-за постоянной влаги в глазах, и она просто отбросила все попытки вытащить из себя многозадачность и, просто облокотившись подбородком на руку, пребывала в полудреме, подавляя ежеминутные приступы зевоты. «Если такая тенденция сохранится и дальше, к концу года я пополню их ряды», — говорило внутреннее я, наблюдавшее за приведениями Хогвартса, что мирно кружили под потолком, обсуждая свою особую новостную ленту. Джинни, наблюдая за нею, просто молчала, выжидая особого момента, когда Гермиона сама изъявит желание поговорить и поделиться своими переживаниями. Единственное, чем она могла сейчас помочь девушке, это просто быть рядом и присматривать, предупреждая, по возможности, полное отчаяние. День проходил отлично, ровно до того момента, пока Гермиона не вспомнила, что последнее занятие состоится у мадам Стебель вместе со Слизерином. Неловкость еще присутствовала, хотя, с иной стороны, она понимала, что не имеет смысла избегать встреч, они как-никак живут под одной крышей. Пропуская обед, девушка ждала начала занятий под одной из аудиторий, попутно делая заметки первостепенных дел на следующей неделе. Погрузившись в собственный разбор, она не заметила, как вокруг нее скапливались однокурсники. Когда наконец Грейнджер оторвала голову от ежедневника, возле противоположной стены увидела Драко в окружении своей свиты. Он также как и она, был погружен в чтение какой-то книги и вовсе не обращал внимание на визгливую Паркинсон, что крутилась вокруг, пытаясь привлечь его внимание любыми доступными способами. Сейчас она флиртовала с каким-то здоровым парнем, чье имя и фамилия были неизвестны Гермионе, и она предположила, что когда-то он учился на один курс младше. Снимая фокус внимания с этой картины, гриффиндорка повторяла параграф перед занятием, но ее взор то и дело возвращался к стене напротив. Она даже не замечала своего собственного любопытства, не говоря уже о том, чтобы попытаться как-то побороть его. Несколько строк, и она вновь вовлекается в своеобразную игру наблюдения, то и дело забывая все, о чем она читала. Осторожничая и прикрываясь книгой, девушка стояла в закрытой позе, крепко держа руки и ноги скрещенными, по крайне мере ей казалось, что она ничем себя не выдает в этот момент. — Эй, Грейнджер, — восклицала Пенси, и Гермиона почувствовала, как внутренности сжались в крепкий ком. Она аккуратно выглянула из-за книги, сооружая при этом на своем лице нечто вроде бесстрастности. Паркинсон, хихикнув, продолжила жадно осматривать девушку напротив, при этом взгляд исподлобья был полон вызова. — Всем видно, как ты наблюдаешь за Дотом, прикрываясь книгой, — здоровый парень рядом с ней загоготал. — Ну же, будь смелее, возможно, он тот, кто наконец осчастливит тебя, — хохоча, Пенси подхватила свою сумку, удаляясь в круг девушек-слизеринок. Дот, что сейчас с вызовом пялился на Грейнджер, оскалился, вскидывая густые брови вверх. Гермиона сделала глубокий вздох и вновь прикрыла пылающее лицо книгой, давая понять всем вокруг, что она выше этого, и не опустится даже до того, чтобы продолжать смотреть на этих двоих, не говоря уже об ответе на гнусности. Спрятавшись, она почувствовала унижение как никогда. Что же с ней не так? Если она позволяет людям такого толка оскорблять себя. Когда Гермиона вновь оторвала глаза от параграфа, то встретилась взглядом с Малфоем, чью непроницаемую маску прочесть было невозможно. — Слушай, ты точно здорова? Такая красная! — вопрошала подоспевшая подруга, которая пропустила сложившуюся сценку. — Всë хорошо, — отвечала Гермиона, натягивая улыбку и больше не рискуя смотреть в сторону Драко. Все последующее занятия Грейнджер вела себя крайне тихо, все глубже погружаясь в собственные мысли и изнемогая от желания поскорее лечь спать и просто покончить с этим днем. Иногда она ловила на себе взгляды того парня, что Пенси именовала Дотом, и её передёргивало от мысли когда-нибудь встретить его в темном коридоре школы. В его глазах было нечто садистское, а в ухмылке проскакивала гримаса вседозволенности. Гермиона грешила тем, что переключала внимание с преподавателя на Драко, что казался ей таким же отстранённым и абсолютно не реагирующим ни на что вокруг. Было бы славно, если бы он хоть раз закрыл рот своей подружке, делая это публично. С иной стороны, зачем это ему? Скорее всего, они обсуждали сложившуюся ситуацию, ведь до того вечера Пенси не нападала, и вот есть повод подразнить Гермиону. Что же скрывать, эти оскорбления затронули гриффиндорку, что и без того прибывала в состоянии эмоциональной нестабильности. Чувства, что она испытывала последние два дня, были напрямую связанны с одним конкретным человеком, и охарактеризовать их как что-то приемлемое она не могла. Как она признается себе и всем вокруг, что желает Драко Малфоя? При том это было словно наваждение, резкое и неожиданное, она пыталась барахтаться, но, казалось, всё без толку, только энергия утекала в борьбу, не оставляя сил на повседневность. Все её планы, касающиеся библиотеке и изучения запрещённой секции просто летели в тартарары, она без сил ввалилась в комнату и была готова плакать от счастья уединения, что давалось с таким трудом. Однако, как ни крути, девушка была не в силах бежать от самой себя, и сколько бы не спала, просыпалась вымотанной и уставшей. К тому же моменту, сам Драко пришел к мысли, что идея спать с Паркинсон, да еще и в коридорах школы, была самой тупой за всю историю его выходок. Даже планирование смерти Дамблдора, где пострадало несколько человек, блекла на фоне тех раздражительных эмоций, что он питал сейчас по отношению к себе. Всë случившееся лишь подтверждало тот факт, что он чертовски плохо изучил себя. Как он может понять мотивы Гермионы, Поттера даже Волан-де-Морта, если своим не отдает отчета. Что сожалеть о содеянном, в конце концов, но он не мог перестать себя кусать за язык каждый раз, когда ему хотелось оторваться на Пенси, да так, что слышала бы вся школа. Что взять с девушки, что так легко поддалась своим прихотям, и он понимал, что является ничем не лучше. Лишь с одной большой разницей, ведь ему так хотелось поскорее замять ситуацию, но эта нарциссическая дурочка только подливала масла в огонь. Сцена, что она устроила с Дотом и Грейнджер у него на глазах, имела лишь единственную цель — вывести Драко из себя, чтобы убедится, что между ним и грязнокровкой что-то есть, что само по себе было абсурдом. Но что бы он сделал, будь Паркинсон права? Вот чëрт, как теперь поставить её на место? Стало еще более неловко появляться перед Грейнджер. Она и без того не высокого мнения о нëм, а теперь и подавно. Хотя кому интересно, что она там думает? Ему абсолютно плевать. Плевать на грязнокровку! Плевать на Дота, что так плотоядно смотрит на нее! Чëрт бы побрал их всех, ему и без этого хватает хлопот. Ведь единственное, о чем ему стоит беспокоится — это он сам! Руины его некогда счастливой, статусной жизни, по которым он карабкается сейчас — вот, что важно! А быть может… Они всегда таковыми были? А всё, что он видел ранее, лишь фасад? Ну нет же, нет! Его родители были вполне реальны, их семья и вера в ценности, что годами хранились в колыбели древних родов. Ведь он собственными глазами видел уважение его родных друг к другу, понимание, сквозившее в каждом взгляде матери к отцу. Малфой-старший, что давал защиту и опору жене и сыну — ведь всë это было. Несмотря на отравляющие догмы, его родные любили друг друга. А так ли выглядит любовь? Как много было вопросов у Драко Малфоя, кажется, он окончательно и бесповоротно терял себя или, что хуже, рассудок. Возвращаясь мысленно к Гермионе, он так отчётливо ощутил, что не испытывает к ней прежнего злорадства, скорее, наоборот, картина, представшая перед ним, сегодня была ему омерзительна, и он не мог определить это потому, что в его взгляды на такие вещи изменились, или это имеет отношение лишь к ней одной. Чëрт, быть может, это потому, что она живёт так близко? И, возможно, это как-то влияет на него через анимага. Её запах, ритм её шага, голос, всё это он слышал и ощущал ежедневно даже с учётом всех стараний оградиться и держаться как можно дальше, что было крайне сложно. Теперь назревал вопрос, что последует дальше? Как глубоко она проникнет внутрь за отмеренное им время? В какой момент он почувствует еë настолько близко, что бросится в защиту от Паркинсон или кого бы то ни было?***
Был уже почти полдень, но Гермиона неустанно записывала имена желающих попасть в сборную Гриффиндора по квидичу. Вокруг поля бродили зеваки с других факультетов, наблюдая, как Джинни ловко обводит молодых ребят, поясняя им технику управления метлой в агрессивной, но довольно обычной для неë манере. — Ты слетишь с метлы и свернëшь себе шею, — горланила она на худощавого парня с четвертого курса. Гермиона, прикрывая глаза от яркого солнечного света, машинально посмотрела на подругу, чей темперамент казался ей очень привлекательным сегодня. Конечно, иногда Джинни было слишком много вокруг, и частенько это случалось в моменты, когда Грейнджер искала покой, но наблюдать за подругой, что находилась сейчас в своей стихии и подальше от нее самой, было восхитительно. Некоторым претендующим мисс Уизли уделяла больше времени, некоторым не более минуты, но по лицу девушки можно было определить, что ни один из тех, кого она успела посмотреть, не отвечал её требованиям. — Следующий, — отдавала команду она, а Гермиона в этот момент отмечала тех, кто уже присутствовал, и записывала оценку по пятибалльной шкале, что показывала ей Джинни на пальцах. С ней так же в команде восседала на метле загонщица Люси Абрахан, вдвоëм девочки разыгрывали небольшую партию, тестируя новичка, и так с каждым, что, конечно же, изрядно изматывало. При этом вокруг царила атмосфера веселья, где болельщики поддерживали тех, кто больше всего им симпатизировал. Из одной компании друзей все могли попробовать себя на роль ловца, там соперничество приобретало вид хохота и вздрагивания, когда что-то шло не так и кто-то мог серьезно пострадать. Одни уходили, приходили другие — и так до самого вечера, пока солнце не начало клониться к горизонту. Когда последняя компания покинула поле, и замерзшие зеваки начали расходиться, Джинни устало улеглась на лавку возле Гермионы. — Давненько я так не уставала, — прошипела она возмущенно. — И ради чего, на потеху всему Хогвартсу, я продемонстрировала, что в этом году быть нам проигравшими? — Ну, не драматизируй, ты просто очень устала. В этом списке довольно много троечников, уж кого-то ты точно выберешь. —Точно, устрою еще один отбор, но только для них, — Гермиона мысленно прикусила себя за язык, полагая, что она так же обязана будет участвовать. — Ты не переживай, в следующий раз мы без тебя обойдëмся, у тебя и без того хватает хлопот, — будто читала мысли мисс Уизли. Девушки переглянулись, улыбаясь друг другу, где каждая без слов понимала всё, что так тяготит другую. Гермиона встала и подошла к метле, что так небрежно оставила подруга валяться посреди поля. — Вверх, — приказала она, вытягивая руку, и метла тут же подчинилась, устраиваясь в распахнутую ладонь. — Ты смотри, с первого раза, — улыбалась Грейнджер. — Хочешь прокатится? Гермиона и не думала об этом, она даже не поняла, какой внутренний порыв заставил её подойти к метле. — Хм, пожалуй, — задумчиво проговорила она. — Тебя подождать? — Нет, встретимся на ужине, — Гермиона ловко оседлала транспорт и,наклоняясь ниже к рукоятке, просто начала набирать высоту. Чувствуя, как высвобождается энергия и приливает жаром к щекам, девушка продолжала взлетать как можно выше, ощущая ту самую внутреннюю свободу, которой ей так недоставало в последнее время. Не оборачиваясь назад, она летела, не разбирая дороги, там, где над хогвартскими башенными пиками еще светило солнце, затянутое сумрачной вуалью дождевых туч. Не подлетая к школе, Гермиона устремилась к глади Чëрного Озера, где воздух над водою показался ей ледяным, далее следовали первые кромки Запретного Леса, над которыми девушка сделала несколько петель. Замирая наконец, чтобы вдохнуть воздух глубже, она смотрела вдаль на горизонт, где широко расстилались пожухлые от осени холмы, покрытые увядавшим вереском. Несмотря на пасмурную погоду, пейзаж, представший перед ее глазами, казалось, пестрил и дышал энергией света. Хотелось плакать перед этим величием, на фоне которого все проблемы — и она сама — казались ничтожно малы и совершенно не важны в этом мире. Грейнджер подняла глаза к небу, вдыхая как можно глубже влажный ледяной воздух, чувствуя слияние с этой красотой, где она уже является частью плодородной земли и порывистого ветра, каплями дождя, что мелкой россыпью стремились вниз к озерной глади. Как она могла раньше так бояться летать? Библиотека уже не казалась самым привлекательным местом, как это было ранее, в ней будто проснулось нечто иное, что требовало открытого пространства и легкости от каждодневных забот и переживаний. Усиливающаяся непогода гнала девушку прочь, предупреждая об опасности, что уже была видна на линии горизонта, где проливной дождь полил стеною. Гермиона стала возвращаться к полю, и к тому моменту, как она увидела кромки трибун, непогода успела добраться до неё, укрывая спину холодным осенним дождëм. Спеша, чтобы как можно быстрее укрыться от непогоды, девушка на подлëте к месту назначения заметила две фигуры, кружащие в воздухе. Гермиона пригнулась как можно ближе к рукояти метлы, продолжая полëт, отмахиваясь от нахлынувшего чувства тревоги. Она следила за движущимися объектами, и в момент, когда те двинулись в ее сторону, где-то на еë мокром затылке задребезжало беспокойство. Дождь устилал обзор, и, как ни пыталась, она не понимала, кто это такие, но успокаивала себя, что это, очевидно, кто-то из учеников школы и не более. Когда, наконец, ей удалось рассмотреть зелëную форму слизеринских игроков, она уже перестала вести с собой торги и поняла, что ей нужно как можно быстрее коснуться ногами земли. По крайней мере, там она сможет достать волшебную палочку из нагрудного кармана. Руки Гермионы скользили по влажной рукояти метлы, но она, не сбавляя скорости, стремилась вперëд. Узнавая в одном из двоих того самого Дота, что так скалился от шуток Паркинсон, Гермиона сцепила зубы крепче, готовясь к любому исходу этой злосчастной встречи. Страх в момент отступил, уступая её решимости защищаться, если это потребуется. — Эй, грязнокровка, ты теперь новый ловец в вашей паршивой команде? — перекрикивал дождь Дот, обращаясь к девушке и виляя вокруг, заставляя её сбавить скорость, чтобы не налететь на оппонента. Дот был впереди, тот, второй, которого она не знала, кружил сзади. Гермиона нырнула вниз, облетая слизеринца и вновь устремляясь вперед. Не растрачивая время на оглядки, Гермиона видела перед собой лишь точку назначения, стремясь как можно быстрее до неё добраться. — Так не по-спортивному поступать с соперниками, — говорил Дот откуда-то сбоку, оба парня, теперь поравнявшись с девушкой по обе стороны и держась на расстоянии метра, продолжали своё преследование. — Давай научим её нескольким приемам, — гоготал второй, и со всего размаху толкнул девушку вбок, прямо на Дота. Тот же, в свою очередь, проделал то же самое, передавая эстафету соратнику. Гермиона не чувствовала боли, только лишь животное желание выбраться из западни. Она держалась как можно крепче, но руки без перчаток скользили по метле, и она то и дело теряла равновесие. Продолжать полет было сложно, её толкали из стороны в сторону, словно тряпичную куклу, и она предприняла отчаянную попытку сжать метлу как можно сильнее ногами и одной рукой, а второй попыталась вынуть палочку. Она нащупала её, но мокрая одежда прилипла к телу, мешая ей добраться до неё и высвободить, чтобы воспользоваться. Гермиона почувствовала сильный толчок, что отозвался болью в спине, а после — как соскальзывает вниз, кренясь вбок. Девушка схватилась за метлу, скрещивая ноги как можно крепче, повиснув спиной к земле, будто на соломинке. Всë, что она слышала — это гогот и своё сбитое дыхание, понимая, что, если сейчас ей не удастся удержаться, она просто упадет и разобьётся. «Держись, держись», — думала она, чувствуя, как слабеют руки, а дождь нещадно лупит по лицу, закрывая полный обзор происходящего. Мокрая мантия, казалось, весила тонну, усложняя и без того хрупкое положение, но для самой девушки всё происходило будто в тумане, она понимала лишь одно — если сорвëтся сейчас спиною вниз, ей конец. Неужели это всë? Голоса и гогот ушли на второй план, а в ушах был слышен лишь панический звон. Руки и ноги, готовые вот-вот разомкнуться, дрожали. — Грейнджер, ты слышишь, мать твою, Грейнджер?! — откуда-то издалека послышалось ей. — Схватись за меня, слышишь? — вновь властный голос, отдавал ей приказ, и она, наконец, повернула голову на звук. Лицо Малфоя было у самого её уха. Налипшие платиновые пряди выглядели спутанными клоками, сердито нахмуренные брови лишь подчеркивали угрожающую темноту глаз, что взирали на неё с недоумением. — Хватайся за меня, — вновь повторял он, наконец улавливая связь с сознанием до смерти перепуганной девушки. Гермиона попыталась оценить обстановку и рассчитать, каким образом выйти из положения. Драко в свою очередь подставил ей спину и протянул руку, страхуя её, скорее, чтобы сбавить психологическое напряжение, нежели для физической защиты. Грейнджер обхватила рукой его шею, чувствуя, как срываются ноги вниз. Она воскликнула, паникуя и при этом прижимаясь как можно сильнее к тому, кто пришëл на помощь. Гермиона приземлилась в точности позади Драко и, услышав, как тот закашлялся, ослабила хватку, обнимая его сзади за торс. Она не контролировала собственные действия, а только крепко прижималась к нему, уткнувшись носом в его плечо. Они летели, казалось, целую вечность, и когда ей удалось поймать связь с реальностью, она увидела, как Драко опускается в какую-то чащу Запретного леса. Сейчас уже не имело значения, что дальше, она почувствовала доверие к этому человеку, и ни одна мысль не могла оспорить тот факт, что Драко Малфой на сегодняшний день является еë спасителем. Между тем парень, не разбирая дороги, просто свернул вниз, чтобы отдышаться и прийти в себя после шока от произошедшего. Когда его ноги коснулись земли, он резко слетел с метлы, намереваясь лишь взять под контроль эмоции ярости, что долбили по вискам, заглушая голос разума. Он прошëл дальше, отворачиваясь и делая несколько глубоких вздохов, концентрируясь на звуке дождя, что не проникал через густоту леса. Ничего подобного он не видел даже в самых смелых снах, и никогда его не обуревали подобные чувства с такой силой, таким напором, что, казалось, будто его собственное тело не выдерживает тех химических реакций, что само и проецирует. Тихий, едва слышный всхлип отрезвил его. Он будто наблюдал со стороны, как подошёл к сидящей в траве девушке и машинально вынул палочку из кармана, осушая их одежду. Гермиона посмотрела на него, и еë лицо, находящееся в полуметре от его, было полно скомканных эмоций. Он не мог разгадать эту загадку, ощущал лишь что-то, очень похожее на сожаление. Тут его посетила первая здравая мысль: — Где-то болит? Ты ранена? Гермиона лишь спрятала лицо в ладони, пытаясь заглушить рыдания, рвавшиеся наружу. Это взбесило его, и он бесцеремонно обхватил её щеки, обращая внимание на себя, чтобы справиться с накатывающей истерикой. — Ответь хоть что-то. — Я не знаю, не знаю, — просто повторяла она, вдыхая как можно глубже. — Попробуй встать, — приказывал он, подтягивая ее за плечи. Касание было мягким, но решительным, и она подчинилась, полностью отдавая ему контроль. Гермиона крепко стояла на ногах и не чувствовала ничего сверхужасного. Конечно, из-за пережитого выброса адреналина ощущения в теле притупляются, но будь там что-то критичное, это стало бы понятно сразу. Драко провёл лишь поверхностный осмотр без прикосновений, но всë так же продолжал ждать от неё любых комментариев, что она бы смогла выжать из себя. — Всё хорошо, я в порядке, — говорила она, отступая на шаг. Драко, следуя её примеру, повторил то же самое, чувствуя, как в воздухе плавно снижается точка кипения, уступая место неловкости, при этом сохраняя между ними тонкую, едва уловимую нить доверия. — Похоже, ты решила покончить с собой, но чужими руками? — Гермиона лишь молчала, взирая на парня, чей взгляд обретал привычную холодность. — Да, похоже, тебе станет легче жить в таком случае. По крайней мере, ты недвусмысленно намекал на это все годы, что мы знакомы. Желваки на его лице заходили от возмущения после её слов. — Я лишь просил держаться подальше, твоё существование мне безразлично. — Значит, и не задавай мне этих идиотских вопросов, — шипела она. — Это, — Грейнджер неопределенно взмахнула рукой, — спровоцировала твоя тупоголовая подружка. — Я просил тебя не вести за мной слежку. — А я и не собиралась, — лукавила она, — но кто ж знал, что ты трахаешься по углам школы без стеснения, — взорвалась Гермиона. — Я могла бы сдать вас Макгонагалл и снять с себя эту головную боль, но, чëрт побери, Паркинсон всë равно накинулась на меня и натравила этого придурка. Кто из нас теперь больший идиот, Малфой? — Ты сама создаëшь проблемы вокруг себя — так же, как и Поттер, а потом вы удивляетесь, как же так? — Драко насмешливо скривился. — Почему же теперь мир не состоит из розовых облаков, а по небу не летают плюшевые пони? Хоть в малейшей степени вы понимали, что повлечет за собой ваша победа? Гермиона истерично прыснула нервным смехом: — Ну что ты, нужно было позволить старому чокнутому ублюдку покорить всë магическое сообщество и убивать без разбору как маглов, так и волшебников? Так, по-твоему? Ах да, какое тебе дело до маглов и грязнокровок, главное, что твоя задница в тепле! — А я тебе напомню, что волшебники продолжают умирать до сих пор, и великий Поттер никак не может исправить ситуацию, зато он с превеликим удовольствием даёт концерты, купаясь в лучах славы! — Это не концерты! Мы делаем всё возможное, чтобы примирить одних с потерями, а других с тем фактом, что волшебники бывают иного происхождения, что не делает их хуже чистокровных. Мы никому не желали смерти, Малфой! Ни тебе, ни твоим родным. Драко умолк, не находя аргументов к продолжению накипевшего спора. Он видел показание всей троицы и принимал ее правоту, но, чëрт возьми, его грызло чувство недосказанности. — Мы теперь не лучше крыс, и, что бы я не сделал, это будет расценено как попытка замылить прошлое, что является абсолютной глупостью. Этого не исправить. Хм... — он устало потëр глаза. — Зато, если прямо сейчас я покончу здесь с тобой, всë ваше хваленое сообщество просто разведëт руками, говоря, что я всегда был монстром, и они ждали нечто подобного. Гермиону потрясли его усталый голос и ссутулившиеся плечи. Его так тяготило чувство того, что исправить что-либо уже нельзя. И он показался ей человеком, выброшенным всеми на обочину, где никому нет никакого дела до того, осознал ли он что-либо. Никто не выслушает его исповеди и не поверит ему. — Это не так, по крайней мере, не со всеми. Драко посмотрел на неë, и его лицо тут же покрылось коркой цинизма. — Брось, Грейнджер, они правы, мне действительно не стоит доверять. Ты не знаешь, с какой целью я спас тебя сегодня, быть может, завтра у меня изменится настроение, и уже я натравлю на тебя Дота с его дружками. — В таком случае, я не удивлюсь, если ты поступишь подобным образом. Они оба умолкли, понимая, что сделали лишь хуже, но открыться друг другу было одной из самых сложных задач, с которой справляются далеко не все и не сразу. Гермиона немного сожалела о сказанном, потому как точно понимала, что Малфой намеренно выдавил это из нее, только бы спрятать истинное лицо, которое не походило на прежнего, что был ей знаком. Что ж, она отзеркалила его действия, и это был лучший способ завершить обмен упреками. Драко смотрел, как девушка устало села в траву и, сморщившись, обняла себя за плечи. Похоже, Дот со вторым вышибалой нанесли урон, но непонятно какого масштаба. Быть может, у неë кости треснуты или ещë чего похуже. Малфой скрипнул зубами, сжимая челюсти как можно сильнее. Он не хотел проявлять о ней заботу, но он так же не желал ей смерти, чëрт возьми, он путался в собственных умозаключениях и решил, что лучший способ всë закончить — это доставить Грейнджер в Хогвартс и снять с себя эту ответственность, которая ему была в тягость. Парень отдал приказ метле, и та в секунду оказалась у него в руках. — Нам пора, — подошëл он ближе, давая понять, что желает избавиться от еë общества как можно быстрее. Из глубины чащи послышался мирный стук копыт, и Гермиона поднялась, ожидая увидеть одного из давних знакомых кентавров, дружба с которыми всегда была натянута. Вести переговоры с этими существами было до крайности нелегко, так как гордые и упрямые существа не терпели вторжения на свои территории, а единственный, кто мог с ними договориться, Дамблдор, давно почил. Девушка всматривалась в тëмные кусты в ожидании и ругала себя за то, что позволила проявить беспечность в лесу, полном враждебных существ. Похоже, Малфой прав на еë счет, она с лëгкостью умела создавать проблемы вокруг себя. Флоренцо, чья белокурая грива показалась на свет, внимательно рассматривал чужаков, и девушка облегчëнно улыбнулась тому навстречу. Один из самых мирных кентавров хорошо был знаком ученикам Хогвартса и некоторое время даже преподавал Прорицание, обучая тонкостям астрологии, что являлось одной из стихий этих созданий. То, как читали и понимали движение огромной Вселенной кентавры, не дано было глазу и осознанию обычного волшебника. — Здравствуйте, — Гермиона сделала небольшой шаг навстречу и только заметила, как приблизившийся Драко выставил руку вбок, не давай двигаться дальше. — Гермиона Грейнджер и Драко Малфой, — просто проговорил кентавр. — Что заставило вас забраться так далеко в лес? — Мы прятались от дождя, — на ходу импровизировала девушка, не глядя на однокурсника. В тот же момент она понимала, что Флоренцо стал свидетелем их перепалки, и, возможно, слова Малфоя о расправе над ней заставили его выйти на свет. Кентавры не могли допустить подобного на территориях, что под их присмотром. Этих существ не причисляли к числу дружелюбных волшебникам, а значит, что в случае предполагаемого убийства невиновные попадали под подозрения и гонения. Флоренцо показался полностью, при этом соблюдая траекторию движения, не намекающую на его приближение к ученикам. — В этих лесах был замечен Вампус, — говорил он, глядя вдаль поверх обращенных на него взглядов. — Удивительное и редкое создание, — кентавр посмотрел Гермионе в глаза, — а также крайне опасное. — Как это возможно, если они обитают на другом континенте? — Гермионе вспомнилось задание Слизнорта, о котором он спрашивал ещё в поезде. Флоренцо отвернулся, некоторое время соблюдая тишину. — В период рождения новой эры происходят разные, весьма удивительные вещи. Что-то рождается вновь, а что-то покидает этот мир навсегда. Когда парад шести небесных тел объединится под седьмой Звездой, цикл начнëт свой новый отсчëт длиною в пять тысяч лет. Гермиона нахмурилась, вспоминая обрывки диалога Джинни и мисс Кроули. Раскладывая карты, новоявленная подруга говорила нечто подобное, но всё это имело окрас былин и преданий. Хотя не так давно она лично убедилась в том, что детские сказки — не что иное, как явь, что едва не помогла Волан-де-Морту погубить всех, кого она знала и любила. — И что должно покинуть мир? — осторожно спросила она. — Это уже не имеет значения, важно лишь то, что родится под этой Звездой. Всë живое ощущает на себе воздействие этого танца. Не пора ли вам покинуть это место? Драко тут же оседлал метлу и посмотрел вопросительно на Гермиону, сбитую с толку, которая не сразу поняла его недовольство. Он ждал, пока она сядет позади него, а она, глупая, даже не подумала о том, как будет добираться из леса в школу. Теперь на нее уставились две пары глаз, и Грейнджер, спрятав лицо и буркнув что-то на прощание кентавру, заняла своё место, обхватив Малфоя вокруг талии. — Крепче, — приказал он, и чувство невесомости поглотило их двоих. Этот полёт отличался от их первого. Не охваченная более прежним ужасом и борьбой за жизнь, она полностью сконцентрировалась на человеке рядом. Крепкий торс под руками, движение грудной клетки на вздохе, запах... Ей так нравилось ощущать эту близость. Она ничего не могла поделать с этим, но та тактильность поглощала все мысли и способность контролировать эмоции. Что-то тёплое разливалось в груди от воспоминания, которое на повторе крутилось перед глазами, где он протягивает ей в руку в попытке помочь, словно друг. Полёт прошел так быстро, что она не заметила, как Драко снижается к заднему двору Хогвартса. Гермиона почувствовала замедление и уже очутилась на ногах, когда её мозг перезапустился, начиная новый поток мыслительной деятельности. Малфой боковым зрением наблюдал за тем, как она спрыгивает с метлы. — Спасибо, — обернулась она, но лишь увидела, как парень удаляется, вновь взлетев. Более волнительного события она не помнит за последние месяцы, чем то, что она пережила этим вечером. По важности или по знаменательности оно имело отличие, к примеру, от падения темного лорда или покупки собственного жилья, но всë же было не менее значимым. Это было что-то другое, переворачивающее привычный мир с ног на голову, но такое приятное, тëплое — как чувство от воспоминаний. Этот эпизод с вероятностью в сто процентов отпечатался в биографии девушки, словно чудо из всех возможных чудес. Увидеть такие разительные перемены в одном человеке — будто изменить линзу в глазу: с одной стороны, все происходящее будоражило; с иной стороны, неясности, которым она не могла дать точное описание, вводили в ступор, и хотелось просто наблюдать за тем, что же будет происходить далее. Если еще вчера эти самые умозаключения о Драко имели лишь косвенные выводы, то сейчас она с большей вероятностью признала бы себя снобом, что придирается к человеку, которому и без того хватает критики и самобичевания. Он на старый лад пытался сыпать колкости и двусмысленные угрозы, но это даже звучало не так, как раньше. Не было бахвальства, отсутствовало чувство полнейшей вседозволенности, и всё это звучало скорее как игра на расстроенном пианино, у которого отсутствовали клавиши, и западали ноты, теряясь в слабом звуке. Макгонагалл, конечно, была права на его счет, он казался еще более подозрительным, чем раньше, и, тем не менее, что-то зародилось в девушке, похожее на доверие, но пока что она сама этого не осознавала. Она прибыла на ужин даже раньше Джинни, тем самым не вызывая никаких подозрений насчёт собственного отсутствия, что освобождало её от навязчивых вопросов, на которые ей самой еще предстоит найти ответы. Это уже походило на хобби, но Гермиона никак не могла перестать думать о нëм. А стоит ли пытаться?