shake it up!

Ларс прыжками передвигался по вытоптанной и такой знакомой тропинке, из последних сил стараясь как можно быстрее натянуть на стопу грязно-белый кроссовок, ибо устоять на одной ноге и не поцеловаться с дорожной коркой пыли представлялось почти невозможной задачей. В любом случае, он предпочёл бы упасть лицом в грязь, если вдруг карма услышит его молитвы и она оставит его в покое. — Неблагодарный! Пошёл отсюда! — не выдержала, заплакала, совсем сорвав голос. Ларс ощутил огромный ком в больном горле, но лишь ускорил беспокойный мальчишеский шаг, чувствуя дискомфорт: ногти настолько сильно впились в ладонь, что там наверняка останутся кровавые отметины. Плевать. Сейчас это последнее, что его заботит. Он зачем-то оглянулся, вскоре пожалев об этом: мама сидела на крыльце в голубой ночной рубашке, спрятав покрасневшее лицо в дрожащих ладонях. Судя по всему, что-то бормотала, прерывисто дыша. Если в Ларсе и осталась хоть капля совести — она предпочла скучающе проигнорировать всё происходящее. И ей совсем не жаль. Мерзость — это противное слово лучше всех иных могло описать сложившуюся ситуацию. Он прекрасно понимал, что сказанные на эмоциях вещи могут вызвать бурную и местами неприятную реакцию, но, как ни крути, после его слов она просто напросто не могла не появиться. Может, в конце дня он созреет для извинений, но точно не сейчас. Обычно такие конфликты с семьёй оставляют на нём большой осадок как минимум на весь оставшийся день, что влечёт за собой, не столь всем понятное, менее общительное и приключенческое настроение. Осенний пейзаж в целом всегда казался Ларсу довольно унылым. Серое облачное небо никак не придавало столь нужного оптимизма, а хрустящие под ногами — ещё не сметённые уличными уборщиками — листья вводили парня не в самые радужные размышления. Со временем его вовсе стал раздражать этот противный скрежет и приходилось прикладывать титанические усилия дабы заставить своё поношенное сознание не обращать на эти звуковые эффекты никакого внимания. Если же осеннее, скажем, «музыкальное сопровождение» заглушить удалось, то с подступающими тяжёлыми шагами такая схема уже была недействительна и применяться не могла. Мастейн, что ли? — Эй, чё рожа такая кислая? — Дэйв легонько пнул Ларса в плечо, доставая из заднего кармана синих джинс мятную жвачку, моментально закидывая две штуки в рот. — Завались, — он на пару секунд зажмурился, вспоминая о вчерашнем шоу в туалете. И всё бы ничего, дружно посмеялись да выкинули из головы, но Ларс как по щелчку почувствовал, что именно клей, никак не Мастейн, господи упаси, сможет стать его подручным карманным психологом (на сегодняшний день точно). Столь удобная вещь просто не могла остаться без внимания! Было бы, конечно, неплохо захватить с собой и пива, однако на данном этапе Ларс ещё побаивался совмещать всё вместе и вполне осознанно заделать себе отравление, после которого точно станет похожим на ходячего мертвеца. Весело, спору нет, правда пока до такого уровня ещё расти и расти. Ну, не беда, скоро всем и так станет ясно, кто тут царь горы. — Да там… если коротко, то я с мамой снова посрался, — Ларс уставился на мелькающие трещины на асфальте. — Дай угадаю, батю вспомнил? Она ненавидит, когда её с ним сравнивают. Всегда так было, наверное, о подобном и речи быть не могло. А если и бывало, то ничем хорошим это никогда не заканчивалось. Они с отцом были неплохими родителями, но после его смерти она сильно изменилась: изолировалась, иногда совсем не обращала ни на что внимания, а иногда перебарщивала с опекой, и при каждом упоминании мрачнела. И всё-таки интересно, что же она чувствовала, когда сыночек при удобном случае не жалел её, направо и налево раскидываясь фразами: «он бы так не поступил», «а он бы этого не допустил», и, в конце-то концов, «почему он мог, а ты не можешь?». Временами Ларс осознавал, насколько его же эмоции ему не подвластны и какие вещи отвратные вещи он может произносить вслух. Может быть, стоило задуматься об этом всерьёз? — Хрень какая-то, вот и всё, — кивнул Ларс, понимая, что ещё чуть-чуть и у него определённо разболится голова. А ему эти мигрени ни к чёрту. — Дура-ак, — Мастейн шлёпнул себя по лбу, качая головой. Ларс закатил глаза, раздражаясь. Дэйв ведь не знает и половины того, что происходит в голове у обоих. У него совсем другая ситуация и позиция, до чего дожили! Сколько можно наступать на одни и те же грабли? — И что? — рыжий смахнул лезшую в глаз прядь волос, замечая в далеке подходящего Эллефсона, щурясь, — нажрёшься? Я с тобой. — Не-а. Гони тюбик. Мастейн издал смешной гортанный звук, улыбаясь. Порылся немного в карманах и, судя по всему, нащупав, хлопнул по тому месту. — На физике! — Дэйв подбежал к Эллефсону с лицом, которым он обычно встречает людей пригласивших его на стрелку, — Дурень галимый, где мой полтинник? Ларс хотел было начать возмущаться: урок физики был третьим по списку, а это же так не скоро, но откинул эту идею, понимая, что как раз таки на ней проводить столь небезопасные вещи будет удобнее всего. Он спокойно выдохнул. Картина маслом: Дэвид всеми силами пытается не раздраконить рыжего ещё больше, невинно хлопая ресницами и смеясь. Ох и доиграется он когда-нибудь… Послышался какой-то тихий глухой звук, а следом и писк Джуниора. — Только не по голове, а-а! Как быстро. *** Джеймс присоединился ко второму уроку. Бесцеремонно плюхнулся к Мастейну с какой-то недовольной физиономией, но стоило ему заметить Мастейна ещё в дверях, как насмешливая улыбка появилась сама по себе. — Нахрена пришёл? Джей цыкнул, пьяно улыбаясь. — А кто за вами следить-то будет? Этот чертила, — он махнул ладонью на сидящего за две парты от них Ларса, — мог бы склеить ласты ещё вчера, если бы не я. У кого же мне историю списывать? Мастейн аж скривился от количества альтруизма поступившего в его лёгкие вместе с кислородом, удивляясь, как с такими мыслями Джеймс ещё не заработал себе синдром спасателя. С каких пор его вообще волнует кто-то кроме себя? Пусть берёт пример с Дэйва. — Сам ты чертила, — отозвался Ларс, поворачиваясь к парням ведущим диалог, — сегодня ты засунешь свою заботу в жопу и не помешаешь мне расслабиться. — Я не очень понимаю, у вас соревнования под названием «кто сдохнет первым»? — Джеймс вскинул брови. Дэйв заржал, из-за чего добротная часть его волос скатилась вниз, к лицу, полностью заслонив его. Вскоре, однако, ржач довелось утихомирить, так как в класс чуть ли не с ноги ворвалась учительница, извиняясь за опоздание. Ларс, на удивление, смог немного забыться в формулах и рассчётах. Физику он не боготворил, ни в коем случае, как её вообще любить-то можно, но время от времени понять тему и самостоятельно что-то написать, несмотря на доску, шло на пользу. Как сейчас, к примеру. За своей неразборчивой писаниной он и не сразу понял, что прошло уже пятнадцать минут урока, и теперь ему следует как-то потихонечку смываться отсюда. Даже не убрав всё барахло лежащее на парте Ларс вскочил, только со второго раза получив одобрение на выход, и поспешил, судорожно ища Дэйва. Тот уже куда-то делся. Ларс выбежал в коридор, проскочил сквозь орду пятиклассников, видимо, направляющихся вместе с учителем в актовый зал на какое-то мутное детское мероприятие, спускаясь по лестнице на второй этаж. Менее быстрым шагом побрёл к местному санузлу, случайно наступив на треклятую штору, которая неприлично сильно свисала вниз, чуть не сорвав её, но не столь важно, и в последний момент протиснулся в щель закрывающейся двери. — Эй, гонщик мамкин, аккуратно! — Эллефсон ухватился за локоть, по которому неплохо так вмазал Ларс, забегая в туалет, — ёмаё… — Да ладно, Дэйв с тобой и не такое ещё вытворять будет. Эллефсон обречённо выдохнул, облокачиваясь об уже такой родной подоконник, украдкой поглядывая на Дэйва расплывшегося в улыбке. Ларс же молнией подобрался и отобрал пакет, который он мял в руках. — А я так и знал, что тебе не хватит силы воли… Ларс в открытую проигнорировал замечание рыжего. О какой силе воли речь, если он и не собирался прекращать всё это сказочное мракобесие? Впрочем, неважно, Дэйв и сам походу успел затянуться пару раз, потому что его частые хаотичные движения говорили сами за себя. Да и несёт от него на весь посёлок, что уж говорить о аромате, которым он так любезно озаряет весь туалет, открывая свой поганый рот и начиная гавкать. Ларс поднёс пакет к лицу, вдыхая глубоко, не так боязно, как это было в прошлый раз. Раз, второй, третий… И вот тут уж он возрадовался! Никаких добрых Джеймсов рядом и близко нет, собственно, единственное, что такого неприятного он может ощутить — это слегка настороженный взгляд Эллефсона, чья нервная система ещё не съехала с трассы окончательно. По правде, однако, его чудесные друзья могут любезно помочь ему с этим! Для чего же они нужны-то? Ээ.. но если Джеймса нет здесь, тогда где же он? В раз Ларсу стало ни к чему знать эту информацию, и он опустил голову, чтобы ещё раз вдохнуть. И… и ещё раз? Или последующего раза не было? Непонятно. На сей момент почему-то такое действие осложнилось странным потемнением в глазах, которое обычно застаёт его при резком поднятии своей пятой точки с кровати, но что-то тут определённо было не так. Или нет, таки наоборот? Он ещё, вроде, мог осознавать, что в данный момент происходит, да и ноги держали, но здравый рассудок стал медленно распадаться на части, оставляя после себя лишь шлейф из ещё имеющихся угрызений совести. О, нет, какая совесть, ему должно быть абсолютно плевать! Только не это! Шурх-шурх-шурх!.. Ларс выронил пакет, отправляя его в свободный — не долгий, правда — полёт, сильно зажмурившись. Этот резкий звук… господи, кто так громко шархает ногами в коридоре? Это же отвратительно! И, видимо, делается это специально, от чего ещё противнее. Чёрт, такое чувство, будто это происходит у него перед носом! Ларс поднял голову и осмотрелся. Мастейн, стоящий около раковин, что-то активно доказывал Эллефсону, при этом бешено жестикулируя, в то время пока сам Эллефсон с сильной нервозностью мял край свитшота, будто опасаясь, что в уборную в любой момент может зайти кто-нибудь. И не зря, на самом деле, потому что от такого они, к сожалению, не застрахованы. Да и хрен с ним, даже если подобное произойдёт — парни однозначно смогут выкрутиться из неудобного положения. Всегда могли и тут смогут! В совсем безвыходной ситуации можно и Джеймса подозвать, он-то придумает, как их отмазать. Шурх-шурх-шурх… Да чтоб его! Сейчас Ларс разберёться стим непотребством, кто бы за этим не стоял! Он уцепился правой рукой за чуть выступавшую серовато-красную плитку и двинулся к выходу. Эллефсон, кажется, — или это был Дэйв, неясно, сейчас их голоса звучали одинаково — что-то крикнул ему, но это не имеет такого сильного значения, как невероятно раздражающие звуки. Он открыл дверь, прислушиваясь. Вся суета происходила где-то за углом в конце коридора. Туда нам и нужно. Ларс пошёл по этому самому коридору, уж на этот раз не задев дурацкие шторы, чтоб их. Координация стала немного подводить, из-за чего Ларс споткнулся пару раз, да успел проклясть свои любимые кеды на шнурках! Но, нет, не на том он концентрирует внимание! И вот, наконец, он завернул за угол, уже намереваясь устроить неплохую такую взбучку, несмотря на то, что не ощущает достатка сил для подобного, но взглянув на инициатора этого шума он почувствовал себя очень странно. Что… Кто это? Почему Ларс никогда не встречал его? И, главное, какого хрена он елозит ногами по стене? — Э-эй. Темноволосый парень поднял испуганный взор, прекращая странные действия. Он разместился на широких перилах, как раз таки утыкаясь своими ногами в шершавую стену. Вскоре он вынул один наушник — Ларс сначала и не заметил, что он в них — и всё такими же огромными глазами задавал немой вопрос. — Что ты делаешь, а? У него такие забавные торчащие во все стороны кудряшки, хаха, так и хочется потрогать их. — Музыку слушаю. Как-то сухо и совсем без эмоций. — Слушай сюда, кретин, я не об этом. Прекращай эту фигню сейчас же, потому как я не собираюсь терпеть твоё отбивание ритма ещё хоть… — Во-первых, я Кёрк, — перебил Ларса парень, не подпуская его ближе вытянутой руки, — а во-вторых, ты сейчас упадёшь к чёртовой матери и мне придётся отсюда валить. Ларс непонимающе уставился на, как выяснилось, Кёрка, мол, о чём ты вообще, но в ту же секунду в глазах снова потемнело, причина, правда, на этот раз заключалась в ином, и он полностью перестал чувствовать своё тело.