На четыре времени года

Среди миров, в мерцании светил Одной Звезды я повторяю имя… © И. Анненский Держись за боль. Все остальное рухнет. © Л. Завальнюк

Домой ехал навеселе. Сегодняшнее официальное мероприятие после ухода главы конкурирующей компании плавно перетекло в более неформальное, и Нефрит был этому только рад. Сколько он себя помнил, всегда любил шумные вечеринки, громкую музыку, алкоголь и девочек. И вот, ему уже далеко не двадцать, а он всё так же кайфует от ласк шикарных леди, от хорошего вина, от вспышек фотоаппаратов и всеобщего внимания. Усмехнулся, вспоминая сегодняшних прелестниц. Самой сексапильной, на его опытный взгляд, среди них была крошка Нару. Подтянутая, с лукавой улыбочкой, в умопомрачительном синем платье, идеально сидящем на ее фигурке. Нефрит был не прочь продолжить завязавшуюся беседу, но в последний момент передумал. А потом с внутренним ликованием отметил разочарование на ее кукольном личике, которое она не сумела спрятать понадёжнее. Вот так, детка, пострадай немного, милая. Он любил доводить девушек до невозможности терпеть сладостной минуты. Так они потом рьянее бросались в его объятия и были готовы почти на всё. Усмехнулся ещё раз — вспомнил надутые губки Нару. Совсем девочка. Сладкая… Когда водитель довёз его до дома, Нефрит дал ему несколько распоряжений. Потом лениво вылез из салона, закурил, по-хозяйски оглядывая свою усадьбу. В ночи она выглядела по-особенному шикарно. Хорошо, что он послушал дизайнера и согласился на подсветку. Бросил окурок в урну и, открыв входную дверь с хитрым замком, со вздохом зашёл в дом. Посмотрел на часы: полвторого. Знал, она сидит на кухне. Цедит кофе — дурная привычка — и смотрит в окно. Ждёт. Нефрит подавил привычное раздражение. Почти промаршировал к кухне, остановился в дверном проеме. Так и есть. Сидит за столом, поникшая, с привычно забранными в хвост волосами, проводит пальцем по ручке чашки. С плеч спадает зелёный халатик, уголки губ несколько припущены. Услышала его шаги, обернулась. — Это ты, — сказала вопросительно и устало одновременно. — Я, — он вальяжно прошёл к холодильнику, достал бутылку минералки и плеснул в стакан. — Не спится? — неприкрытая издёвка поразила циничностью даже самого Нефрита. Она промолчала. Допила остатки своего напитка и, наскоро ополоснув чашку, печально проговорила: — Если голодный, ужин на второй полке. Спокойной ночи, — она медленно вышла из кухни в свою комнату. Знала, что после вечеринок ждать внимания от Нефрита бесполезно. Да и в принципе уже бесполезно… Он сжал в руке стакан с такой силой, что тот вот-вот был готов лопнуть под натиском железной хватки главного директора преуспевающей фирмы. Немного успокоившись, он махом выпил содержимое, повторил, и всё же стукнул злосчастным стаканом о стол. Потом усмехнулся и по примеру жены так же пошел в свою комнату, намеренно хлопнув дверью. Наверняка, она ещё не спит. Лелеет мечту о чуде. Но чуда больше не случится. Оно испарилось за годы совместной жизни, трансформировалось в привычку, ставшую граничить с бешеным негодованием. *** Очередная шумная встреча нескольких компаний. Договоры все были давно подписаны, и руководители со своими работниками предались всеобщему веселью. Нефрит сыпал остроумными шутками, белозубо улыбаясь, флиртовал с пришедшими красотками. Пожалуй, его работа нравилась молодому главе компании именно этими вечеринками после деловых встреч. Сброс масок, расслабление, алкоголь, чарующий азарт возможного любовного приключения. Вино в его бокале кончалось, и он нехотя покинул компанию первоклассных красоток и направился к столику. Секунда, нет — миг… Большие зелёные глаза, чуть испуганные, доверчивые, волосы, уложенные в непростую прическу, идеальное платье из темно-зелёного шёлка. Он столкнулся с ней случайно и был сам виноват, но девушка принялась извиняться, пряча от смущения глаза, зелену которых он уже не смог бы забыть никогда. — Вы не виноваты, мисс, — он учтиво склонил голову. — Это всё моя неловкость. Чем могу загладить свою неуклюжесть? — Нефрит с готовностью протянул ей руку, одаривая подбадривающей улыбкой. Девушка, всё ещё несколько смущённая, робко приняла приглашение, но всё не решалась поднять глаз. Масато Санджойн, по давнему прозвищу друзей — Нефрит, глава компании, молодой, предприимчивый, который более всего ценил свободу и лоск, был сражён этой искренностью и робостью. Незнакомка не походила ни на одну другую девушку, рядом с ней он почувствовал спокойствие и… уют? Разговорились. Наконец он узнал, как зовут прекрасную незнакомку — Макото Кино. Нефриту вмиг захотелось пропеть это имя, положить на мелодию самой романтичной серенады, исписать им все заборы и дороги. Он понял, что она — та самая, хотя никогда не задавался вопросом, а какой должна быть та самая? Макото пришла на вечеринку в качестве сопровождения своей подруги, которая никак не давала согласия отцу прийти сюда одной. — Ее зовут Усаги, — улыбнулась Макото, — вон она, в конце зала. Беседует с кем-то. Остаток вечера Нефрит с позволения подруги, милейшей Усаги, провел с Мако. Усаги была не в обиде, так как к ней самой подошёл симпатичный брюнет с самыми заманчивыми намерениями. Нефрит сразу почувствовал в Мако что-то родное, своё. То, что потерял давным-давно, и вот — нашел. В толпе, нежданно, судьбоносно. Он поведал ей самые яркие истории своей жизни, даже те, о которых никто не знал. Почувствовал, что этой девушке можно доверять. Она и сама немного осмелела, стала чаще поднимать на него взгляд, рассказала о себе. Так, на очередном мероприятии токийского бомонда встретились успешный бизнесмен с немыслимым состоянием, и девушка сирота, не знавшая до этого вечера различий между ароматным Domaine de la Romanee-Conti Montrachet и пряным Krug Clos d'Ambonnay. Для нее всё было в новинку и, если честно, вся эта роскошь вовсе не прельщала привыкшую только к необходимому Макото. — Если бы не ты, я бы могла с уверенностью сказать, что этот вечер был самым сложным в моей жизни, — она улыбнулась, отводя глаза, всё ещё смущаясь от обращения на «ты», к которому они пришли к концу мероприятия. — Если бы не ты, я бы мог с уверенностью сказать, что этот вечер копия всех предыдущих, — галантно парировал Нефрит. Ему нравилось говорить ей «ты». Быть ближе, доверять и чувствовать ответное доверие. — Но этот вечер, — он помедлил, аккуратно сжал ее ладонь, — этот вечер необыкновенный. Нет, они не стали близки в тот же день. Тогда, Нефрит лишь подвёз ее до дома — маленькой квартирки в спальном районе. Мако смотрелась принцессой на фоне обшарпанного здания, но знала, что это скорее она не вписывается в общую картину, чем обстановка не соответствует ее образу. Нефрит усыпал девушку комплиментами, ловил каждое ее слово. Расстались они лишь коротким прикосновением рук. Он чувствовал себя школьником, познавшим только-только зарождающееся чувство влюбленности. Он, ловелас и сердцеед, знающий всё о женщинах, при виде Мако показался самому себе робким мальчишкой. Но дал себе слово, что эта девушка, открывающая ключом скрипучую дверь своей квартирки, обязательно станет его. Сперва были долгие сообщения, затем звонки. Нефрит понимал, что напор напролом только отпугнёт девушку и решил действовать постепенно. Когда на его осторожное: «может встретимся?» она ответила несмелым: «да», он вложил все силы, чтобы их первое свидание прошло лучше, чем просто идеально. Когда он подъехал к ее дому, Мако уже ждала его. На ней было простое синее платье, волосы, собранные в высокий хвост, завивались на концах, а по бокам свисали две непослушные пряди. Увидев его роскошную машину и не менее роскошного в ней Нефрита, она несколько замялась, стесняясь своего вида. Будто Золушка, оставшаяся без магии феи, и прекрасный принц. Но Нефа не смутил облик дамы его сердца, напротив, он усматривал в этой простоте особый шарм. И в конце концов он влюбился не в яркие тряпки, а в саму девушку. А ее природную красоту не испортит ни один даже самый неказистый наряд. Нефрит долго смотрел на возлюбленную, улыбаясь. Он скучал. Безмолвие между ними шумело треньканьем поездов и гулом трассы. — Здравствуй, Мако, — наконец произнес Нефрит. Подошёл ближе, поцеловал руку. — Здравствуй, — прошептала она в ответ. В этот момент оба поняли, что пропадут друг без друга, что теперь их нити жизни начинают сплетаться в одну. Волшебство момента продолжалось на протяжении всего вечера и помогло Мако раскрепоститься. Она уже не стеснялась своего простецкого платья, ей было неважно, что наверняка она не выспится и проспит работу. Скорее всего ей влетит от мисс Унадзуки, но сейчас ей было плевать на всё, кроме синих глаз, смотрящих на нее с неземной нежностью. Они долго гуляли по вечернему парку, затем ужинали в ресторане. Мако с некоторой долей превосходства сказала, что запечённая рыба и тэмпура в ее приготовлении будут повкуснее, чем у здешних поваров. Обещала приготовить и пригласить Нефрита на дегустацию. Тот не помедлил согласиться, одаривая Мако восхищенным взглядом. Эта девушка полна приятных сюрпризов. После ужина Неф отвёз ее обратно домой, чувствуя, что спешить всё ещё не стоит. Он должен быть с ней бережен. Это не какая-то девица, знающая цену продажной любви. Это — Мако. Хрупкая, но вместе с тем устойчивая, нежная, но умеющая за себя постоять. К ее образу шли самые высокие эпитеты, но самым полюбившимся стал — «моя звезда». Нефрит в самом деле чувствовал себя звездочётом, нашедшим на усеянном небосводе ту самую, особенную звёздочку, которую уже и не мечтал когда-нибудь застать. Он думал о ней каждый день. Думал, подписывая очередной договор, думал, назначая встречи, думал на сделках — думал каждую минуту. Перед сном он отчаянно метался на холодных простынях, представляя рядом с собой ее. Его звезду. — Юпитер, — прошептал он как-то в полудрёме, после чего провалился в глубокий сон. Встречи продолжались и становилось всё дольше и желаннее для обоих. Спустя какое-то время Нефрит понял — больше так продолжаться не может. Он хотел видеть свою любимую каждый день, хотел делить с ней постель, хотел… её. Самый дорогой ювелирный магазин, самое дорогое кольцо с зелёным камнем, роскошный букет цветов. Он застал ее врасплох. Мако как раз перехватывала пакеты половчее — сегодня был день скидок, и экономная девушка не могла упустить такой шанс. Она не ожидала увидеть Нефрита возле своего дома, ведь обычно он предупреждал о своих визитах. Снова застеснялась своего вида, не знала куда деть злосчастные пакеты с торчащими хвостиками дайкона. — Привет, Мако! — Нефрит мягко забрал из ее рук пакеты, помог донести до квартиры. — Что-то случилось? — девушка явно не знала куда себя деть. Она то приглаживала волосы, то поправляла майку, то просто кусала губы. Нефрит спокойно поставил пакеты на стол, походя осматривая скромное жилище возлюбленной. Нет. Такая девушка как Мако обязана жить во дворце, в достатке и благополучии! Наконец он обернулся к ней: — Дорогая Мако, — встал на одно колено, с умилением наблюдая за реакцией избранницы. Он слегка трясущимися руками пошарил в кармане, достал бархатную коробочку, затаив дыхание, открыл ее, — будь моей женой. Уже гораздо позже она рассказала, что в тот момент от переполняющих чувств ей хотелось одновременно кричать, плакать, смеяться, провалиться сквозь землю и воспарить ввысь. Но в тот момент он видел лишь застывшее удивление, неверие. Она стояла перед ним в не совсем свежей майке, потёртых джинсах, с растрепанными волосами, уставшая и абсолютно счастливая. Это было похоже на сон, который она видела давным-давно, ещё когда были живы родители и они вместе смотрели мультфильм про принцессу. После их смерти Мако запретила себе мечтать о подобном. Принц? Для нее? Для замарашки без роду и племени? Но он прямо сейчас стоял перед ней на одном колене и протягивал ей кольцо. И как он узнал, что зелёный — ее любимый цвет? — Я согласна… Мир Нефрита после этого ответа разделился на «до» и «после». Неужели она наконец станет его? Она согласилась! Она любит его! Он был уверен, что не его состояние и дальнейшее безбедное существование продиктовали ей положительный ответ — она была начисто лишена корысти и холодного расчета. Семейная жизнь с девушкой, которой Нефрит так долго грезил, пришлась ему по вкусу. Мако не изменяла своим привычкам, а потому вставала так же рано как обычно, готовила завтрак себе и любимому. И хоть тот с улыбкой говорил ей каждый день, что горничная приготовит всё сама и не стоит себя утруждать, Мако всякий раз отмахивалась привычным: «я сама». Привыкла сама. Привыкла ни на кого не рассчитывать, держать всё под контролем, создавать уют. Теперь в ее жизни появился тот, кому можно всё это посвящать, и она не могла упустить возможность лишний раз сделать своему мужчине приятно. Нефрит оказался прав: богатство не ослепило Мако, не стёрло, будто ластиком, искренность и трогательную нежность ее мягкого сердца. Наоборот, эти качества обрели новый яркий оттенок. Нефрит не понимал, за какие благодеяния ему послано это чудо — его уже жена. Он запретил ей работать, давая обещание, что обеспечит всем необходимым и даже больше. Сначала она упрямилась, но вскоре, под напором убедительного Нефрита, смирилась. Свою энергию и нерастраченную ни на кого любовь она стала вливать в обустройство их общего дома. Она сновала по комнатам, расставляла по полкам и шкафчикам цветы в горшочках, их совместные фотографии, мелкие игрушки. С боем отбила у личного повара возможность самой готовить завтраки, где и там могла передать свою любовь к мужу с помощью надписей кремом на блинчиках, сердечками на пенке латте. Нефрит в свою очередь осыпал ее подарками, дорогими украшениями, нарядами, цветами. Любая девушка уже опьянела бы от такого, но только не Мако. Она бережно хранила каждую вещь, носила чрезвычайно осторожно, боясь испортить. Бережливость — то качество, которое в ней воспитала жизнь без никого. Потому она надевала подарки только при муже, чтобы не обидеть небрежением, а в его отсутствии наряжалась в знакомые удобные вещи, дабы случайно не испортить дорогую ей лично и по чеку в частности вещь. Нефрит теперь спешил домой как угорелый. К своей родной душе, к своей звёздочке, единственной и неповторимой. Их совместные ночи были самыми яркими на его памяти. Мако отдавалась ему без остатка, наполняла счастьем каждую клеточку его тела до отказа. Воистину, эта женщина была создана для него. Он чувствовал себя заново рождённым, чувствовал бьющую бешеным фонтаном энергию. Он был счастлив. Дела в компании продвигались все так же успешно, правда уменьшились многочисленные банкеты и вечеринки. Пару раз Нефрит брал с собой на них жену, но та каждый раз чувствовала себя там неуютно. Конечно, она оставалась до самого конца, но он чувствовал, что ей одиноко среди токийской элиты. Ни в каком наряде она не смогла свыкнуться с шикарной обстановкой мест для проведения торжеств, и уж тем более так и не сумела привыкнуть к разговорам с коллегами мужа и пришедшими с ними золотыми девами. Шум, вспышки камер, тысячи изучающих лиц, высокопарные разговоры ни о чем. Новый, совсем не прельщающий Мако мир. И хоть именно такой вечер и свёл их с Нефритом судьбы в одну, но после нескольких совместных выходов в свет Мако робко сказала супругу, что была бы не против больше не посещать таких шумных вечеринок. Он принял это спокойно и с пониманием, уже отменив не самые важные встречи. Ради любви. Через год Макото перед сном робко протянула ему тест с двумя краснеющими полосками. Нефрит до сих пор помнит, как горели ее щеки. То ли от страха, то ли от бурлящей радости. А ещё он помнит свою первую мысль: ну уж нет! Ребенок никак не входил в его планы. Мако, уединение, страстные ночи, мир только для них двоих. Нет, ни о каком ребенке не могло идти и речи. Это был долгий разговор. Он гладил свою звёздочку по вьющимся волосам, забранным в привычный хвост, целовал ее лицо, гладил по руке и шептал самым ласковым голосом о том, что ещё не время. Он не вполне готов к такому серьезному шагу, он согласен хоть на дюжину детей, но попозже, когда… насладится их совместной жизнью вдоволь. Мако молча кивала, прятала слезы, соглашалась. Действительно, Нефрит прав, они не в полной мере готовы к такой глобальной перемене. Да, она сделает всё, чтобы ему было хорошо. Ведь такой долг жены: слушаться и повиноваться мужу. Он оплатил услуги лучшего врача, который в самом деле сделал всё так, что Мако ничего не почувствовала. Но после процедуры она стала молчаливее, тускнее. С трудом, Нефрит всё же вытянул из нее несколько слов. — Я чувствую пустоту, — его жена дрожащими руками прикасалась к животу, но тут же одергивала саму себя. Она должна быть сильной ради Нефрита. Она его любит. Возможно это стало первой ступенью лестницы их отношений в пропасть. После нескольких последующих лет Нефрит начал думать о том, что, наверное, совершил тогда глупость, но после начинал убеждать самого себя, что поступил правильно. А Мако… Спустя какое-то время, когда она снова начинала заводить разговор про детей, Нефрит обрывал ее и говорил, что всё ещё не время. Он не готов. А она соглашалась. Два раза тайно приходила к тому же врачу с той же целью. Просила ничего не говорить мужу, не тревожить его. Ради любви. Каждая следующая операция давала свои осложнения, но Мако ничего не говорила Нефриту, пытаясь оставаться прежней девушкой-звездой. Вот только внутренний свет, некогда струящийся из ее глаз, начал затухать. Она всё так же готовила Нефриту завтраки, целовала перед сном, а ночью выкладывалась на все сто, но саднящие раны в сердце не могла скрыть до конца. Он всё больше чувствовал, что не прав, корил себя, подписывая очередные договора в сияющем кабинете, но… Нефрит привык жить весело, с размахом, быть лёгким на подъем, жить без бремени, играючи. Появившаяся в его жизни Макото немного сдерживала прежний порыв к приключениям. Первые несколько лет пролетели незаметно для его жаждущей неземных страстей души, но чем дольше они жили, чем чаще Мако заводила нежелательный разговор о детях, тем чаще Нефрит стал вспоминать о вольной холостяцкой жизни. Сперва несмело, отрывочными воспоминаниями, а затем более выпукло. Мако не понимала, почему он стал чаще ссылаться на усталость, почему обходился коротким поцелуем в щеку, почему отказывался от привычного кофе с сердечком на пенке? Он не стал посвящать жену в особенности его потребностей. От одного раза ничего не изменится. Но, как оказалось, изменилось. Начал с премилой секретарши, которая давно ждала ласки от улыбчивого босса. Одно сладкое соитие с давно запретным напомнило ему о прекрасном времени, когда он приходил домой далеко за полночь, пьяный от вина и женщин, счастливый и свободный. Однако перед самым пиком блаженства ему привиделось лицо Мако. Нежный овал лица, до боли знакомый взгляд, печальный и любящий. Премилая секретарша была уволена им на следующий день. Откуда ей было знать, что творилось в душе босса, когда она собирала свои вещи с рабочего стола в яркий пакет, совсем непремило матерясь и придумывая, что скажет подружкам про босса импотента. Нефриту хотелось кричать. Одна уволенная секретарша не смогла излечить его от прежних потребностей, от желанных ощущений. Он хотел женщин. Разных: высоких, маленьких, блондинок, брюнеток, совсем худеньких и плотных. Семейная жизнь превращалась в кость поперёк горла, а Мако, его теперь всегда печальная Мако — в привычную и знакомую, полностью изведанную и… надоевшую. Ему было стыдно подпускать к себе такие мысли. Мако недостойна такого отношения! Она — лучшая женщина на Земле, но… Но он уже набирал почти забытый номер очаровательной Ёсано. После короткого, но содержательного диалога, он позвонил жене и сказал, что задержится. Ему казалось, что стыд заполняет в нем каждый миллиметр его прогнившего нутра. Дома его ждала безотказная и верная Мако, а он был уже почти напротив двери, за которой его ждала другая женщина. Отмахнувшись от мысли, какое же он животное, Нефрит открыл злополучную дверь. Его тут же обвили руки давней конкурентки, с которой у них было немало ярких ночей. Ёсано окончательно развеяла все сомнения поцелуем, напоминающим сладкую отраву. Да, всё правильно. Именно это — его истинное счастье. Ему не стоило отказываться от привычного образа жизни. Пару раз перед глазами снова вставал портрет Мако, но в этот раз его сердце не сжалось, и он закончил начатое до конца. Вторая ночь с запретным плодом явно перерезало верёвочку в сладко-греховное прошлое. Придя домой, он конечно же сказал жене, что дико устал и, не раздевшись, плюхнулся на диван. Сквозь сон почувствовал, как Мако заботливо стянула с него ботинки, верхнюю одежду, накрыла одеялом. Как только за ней захлопнулась дверь, он резко стряхнул с себя одеяло и снова зашелся в беззвучной ярости то ли на себя, то ли на жену, то ли на Ёсано. Внутренняя борьба мучила его изо дня в день, он срывался на подчинённых, ругался с персоналом. Когда он пришел домой и водрузил на кухонный стол увесистную бутылку горячительного, Макото решительно села напротив него: — Что происходит? — в глазах тревога, грусть, немного сочащегося негодования. — Что-то случилось? — Случилось, — он лёгким движением откупорил бутылку, отточенным махом наполнил изящный бокал и совсем неизящно отхлебнул. Поднял глаза на Мако. Ему стало жаль ее искреннего незнания, чистоты, от которой хотелось кричать, сравнивая с собственным малодушием. Они разные. Полярно. Незапятнанная верность и подлое предательство, горячая искренность и мертвенно холодный эгоизм, радость за самое малое и остервенелое желание заполучить как можно больше, ангел и демон, свет и тьма, Макото и Нефрит. Мако продолжала смотреть на него с тревогой, а он отгонял от себя навязчивую мысль зарядить ей пощечину. Ударить это родное лицо, такое светлое и чистое. Ее простота и доверчивость удушали, от заботы становилось тесно. Он не мог перебороть себя, стать лучше ради этой женщины, отдающей ему всё без остатка. — Уйди, — проскрипел он, сдерживая гнусный порыв. — Уйди. Она безропотно ушла в спальню, но вряд ли заснула. Наверняка думала, чем смогла его обидеть, что не так сделала. Она была готова и дальше прятать свои обиды, подстраивать свои желания под его, полностью забыться в любви к нему. Это пугало, обязывало, это душило. С тех пор жена стала его раздражать. Ее завтраки, всегда неизменно идеальные, ее привычка убираться и готовить самой, ее домашняя поношенная одежда, извечный высокий хвост, почти детские сережки в виде розочек — всё представало в новом, совсем невыгодном свете. Нефрит научился выискивать в Мако недостатки, чтобы компенсировать этим свои несовершенства. Он устал чувствовать вину за измены, за пьяные попойки, за следы от губной помады и скандальные заголовки кричащих сплетнями газет. Нефрит испытывал ее терпение нахальными выходками, скандалами без причины. Он доводил ее до слёз, ему нравилось видеть ее подавленной, но в то же время дико раздражала ее слабость. Год шел за годом, а его наглость одерживала новые высоты: Мако уже ничему не удивлялась — привыкла к чужому сладкому парфюму, пятнам от помады, перегару. Ночные похождения и вечеринки заходили в обиход мужа всё глубже, стирая остатки стыда и такта. Протерпев несколько лет, Мако решительно потребовала развод. В ее глазах сверкали молнии, губы сжимались в тонкую линию, а появившиеся за годы совместной жизни морщины отбрасывали неприятные тени. Это была не та наивная девушка, беззаветно верящая в чудеса, а почти мученица, вкусившая с избытком чашу изощрённых испытаний от своего мужа. Выжженная и лишённая иллюзий, Мако наконец обрела голос и высказала ему всё: про три аборта, циничные измены, хамство и попреки на каждом шагу. Она кричала, в запале бросая какие попало вещи в чемодан. Нефрит впервые услышал ее крик и искренне наслаждался ее злостью. Внезапно осознал, что не сможет отпустить ее. Не понимал почему он так в ней нуждался: его раздражало в ней всё, он устал от нее, он больше не хотел лишать себя удовольствий, но вместе с тем не мог и расстаться с той, которая полюбила его больше жизни. Нефрит чувствовал какую-то чёртову связь между ними, которая мучила, убивала, лишала воздуха, но без которой было бы ещё хуже. Это напоминало неизлечимую болезнь, сильнейшее проклятие. Он отказал ей в разводе, издевательски напоминая о своей должности и связях. Всё будет так, как хочет он. Она останется с ним навсегда. Его звезда с затупившимися углами и угасшим огнем. Маленькая звёздочка, привычная и надоевшая, но которую почему-то так не хочется терять. Мако в истерике набросилась на него, царапая его идеальное лицо, как загнанная кошка, теряющая последнюю надежду на спасение. Нефрит лёгким движением заломил ей руки и подчеркнуто вежливо попросил оставить свои попытки опорочить своими действиями главу компании. Макото поняла, что всё тщетно: в этом мире всё будет так, как хочет он. Ей показалось, что под него прогибается весь белый свет: солнце и луна сменяют друг друга лишь потому, что это необходимо ему, каждое дыхание любого человека контролируется им, а ее к нему любовь продиктована гораздо раньше, чем она могла предположить. — Я люблю тебя, — Мако прошептала это, чувствуя, как меркнет свет, как всё уносится сумасшедшим вихрем в тартарары. Эти важные слова были последним, что можно было ответить человеку, который давно перестал с ней считаться. Она почувствовала себя насквозь искалеченной этой паразитирующей любовью. Его глаза, прожигающие насквозь адским пламенем беспринципности всё ещё казались самыми родными на свете, а грубый захват, от которого уже начинало ломить руки, чудился почти нежным жестом. Она была отравлена Нефритом «от» и «до». Она не принадлежала сама себе. Макото Кино, жизнелюбивая активная девушка, едва сводившая концы с концами в дешёвой квартирке, давно исчезла. Ее место заняла состоятельная леди, околдованная демоном на всю жизнь. Безвольная и опустошённая. Нефрит чувствовал свою власть над ней, чувствовал ее трепещущее от страха тело, осознание худшего в глазах. Он не мог отпустить ее — не хотел. Они проживут всю жизнь под одной крышей: звездочёт и пойманная им в ловушку звезда. Нефрит не может отпустить ни ее, ни свои привычки, а значит приспособится совмещать несовместимое, чтобы насытить свое жаждущее всех прелестей жизни естество. Он выпустил её из рук. Мако с застывшим пустым взглядом обессиленно присела на кровать, слегка морщась от боли в запястьях. Нефрит открыл окно, и его лицо сразу же коснулся жар, не спадающий даже ночью. В один миг комната наполнилась духотой, противной и липкой. — Спокойной ночи, Мако, — пропел издевательски, направляясь в свою спальню. По пути он почти играючи вытряхнул из чемодана ее вещи на пол. — Сладких снов. Они уснули каждый в своей постели, измученные и уставшие. Нефрит, засыпая, составлял график деловых встреч и просчитывал возможные риски. Мако же, в ужасе кутаясь в одеяло, и не чувствуя, что взмокла от жары, молила покойных родителей забрать ее к себе на небо, подальше от этих каждодневных мучений, однако, уже проваливаясь в сон, прошептала привычное: — Люблю…