Место и время

      Ему нравятся яркие детали своей внешности: макияж, украшения, длинные волосы, одежда немного вычурная, но со вкусом. Иногда он засматривается на витрины ювелирных магазинов или молодежной атрибутики, всерьез задумываясь проколоть себе хотя бы уши. Но нельзя. Длинные волосы тоже нельзя. Это стало очевидным в очередной драке, когда волосы оказались намотаны на чужой кулак, а собственное лицо потом несколько недель напоминало, что длинные волосы – это красиво, но неудобно. Хорошо, что шрамов не осталось. Так что пришлось подстричься покороче, оставив длинные бирюзовые пряди только там, где не так легко за них ухватиться.       Школа – самая обычная, полная всякого отребья и задиристого хулиганья. Порой он не понимает, что он тут делает. Не с его мозгами и стремлениями – просиживать дни за затертыми партами посреди стада баранов, достигших пубертата и интересующихся только двумя вещами: сексом и отупляющими развлечениями. Не так это должно выглядеть. Ему хочется большего. Хочется лучшего. Но семья не может себе позволить частную школу или переезд. Подработка консультантом в магазине косметики тоже не приносит достаточно дохода, чтобы выбрать для себя другое место. К тому же нужно копить на колледж, если он не хочет всю жизнь так и просидеть среди ленивых болванов или что похуже. Портить свое личное дело и будущее портфолио тоже не в его интересах. Нужно стараться. Нужно хорошо учиться. Нужно не влипать в неприятности. Нужно быть вежливым. Нужно улыбаться. Нужно быть умничкой. Нужно быть паинькой. Нужно просто перетерпеть пару лет, и тогда можно стать, наконец, тем, кем хочется. Делать, что хочется.       Хочется выделиться из общей массы. Не хочется быть частью стада, живущего одним днем. Потому что это невообразимо скучно: серая школьная форма, однотипные уроки, одно и то же расписание, тупые одноклассники, "Да, сэр. Нет, мэм"... бесконечный день сурка, где никогда ничего не меняется. Потому что он достоин большего. Он просто чувствует, что всегда был достоин большего, но почему-то все выглядит именно так, как сейчас. Иногда он позволяет себе поэкспериментировать хотя бы со своей внешностью, если все остальное ему еще недоступно. Такой своеобразный бунт. Да и собственное безупречное отражение в зеркале разбавляет яркой краской серые будни. Легкий неброский макияж – подвести глаза, подчеркнуть их цвет, который ему нравится. Обычно этого никто не замечает – учителям тут плевать на своих подопечных, лишь бы поскорей отчитать урок, загрузить домашними заданиями и свалить в какое-нибудь лучшее место. Но не сегодня. Сегодня звезды ему радостно нашептали: "Пора бы уже получить по шее!".       – Это что, молодой человек? Косметика? – придирчиво рассматривает его старая комендантша, не успел он закрыть шкафчик и собраться на урок. Сегодня что, праздник дисциплины? Или только он один ей так приглянулся? Кикё кривится, а комендантша уже расплывается в гаденькой улыбке – наконец, поймала нарушителя. И командует:       – К директору!       – Школьные правила запрещают пользоваться косметикой. Тем более парням, – басит директор через стол, деловито сложив руки.       – Просто ресницы длинные. От природы такие, – сквозь зубы приходится оправдываться. И из-за чего? Из-за подобной мелочи?! Да кому вообще какое дело! Кажется, его оправдания не выглядят убедительными, а директор, оторвавшись от пристального рассматривания его лица, принимается разглядывать тонкую, намного тоньше, чем у остальных учеников, папку с его личным делом. Ухмыляется так, будто давно уже хотел его прищучить, да повода не было. А сейчас повод нашелся!       – Учитывая отсутствие дисциплинарных взысканий... На этот раз я не буду заносить выговор в личное дело. Иди умойся. И останешься после занятий.       Здорово! Прекрасно! И на работу тоже сегодня опоздает. Менеджер лишит премии – прощайте, новые шмотки... Настроение ниже плинтуса, но на зеленой доске аккуратным почерком тысячу раз выведено белым мелом: "Я не буду нарушать школьные правила". Но макияж так и не смыл.       Когда отработка заканчивается, в школе уже пусто – все разошлись, кроме одинокого уборщика, которому до него нет дела. Только недалеко от спортивной площадки шляется стайка придурков, которым нечем себя занять. Курят, как обычно. Достали где-то пиво или чего покрепче. Может, будь он менее принципиальным, тоже бы присоединился – паршивый день, потраченный впустую. Или напомнил бы школьной шпане, что спортивная площадка – не место для их маргинальных сборищ. Но Кикё проходит мимо не глядя, спрятав руки в карманы.       – Эй! Слышь, ты! – кто-то грубо его окликает в спину.       – Чего тебе? – Кикё немного притормаживает, но не останавливается и не оборачивается.       – Ты чо красивый-то такой? Педик, что ли?       Кикё усмехается – прекрасно понимает, что это провокация, и дальше не будет ничего хорошего, если он обернется или ответит. Понимает, что лучше бы ему поскорей убраться. Потому что у него нет времени на драки, когда придуркам скучно. Потому что у него безупречная репутация. И есть еще тысяча аргументов, почему на столь тупую и очевидную провокацию отвечать не стоит. Но... Но сегодня у него и правда паршивый день. Так что Кикё останавливается, медленно оборачиваясь и расплываясь в улыбке:       – Посмотрим, кто из нас педик, когда я тебя изобью.       Придурок, приставший к нему, не из их школы. И даже не с их района. Из его школы, и вообще в радиусе десяти километров, никто не лезет к нему с подобными провокациями с тех пор, как Кикё научился драться и использовать грязные приемы. В его выстроенной системе безупречного поведения есть один маленький, но существенный недостаток, даже если по нему не скажешь, – в драки Кикё вступает крайне охотно и дерется страстно, от всей души. К тому же приставший к нему парень выглядит старше и сильным – с таким тяжело будет справиться. Вызов что надо! И, судя по встрепанным темно-рыжим волосам, неухоженному подбородку, смуглой обветренной коже и майке не по погоде, он какой-то сельский. Наверняка он повадился толкать шпане травку или иную дрянь. Руки сразу зачесались проучить этого идиота. Просто идеальный повод как следует на нем оторваться и отыграться за собственное плохое настроение.       Ожесточенная драка завязывается мгновенно. Рыжий придурок, видимо, решил, что ему попалась легкая добыча – повелся на внешность. Но пара четких ударов в переносицу быстро заставили его исправиться и воспринимать противника всерьез. Вокруг сразу столпилась небольшая группа поддержки из улюлюкающих и шумящих подростков, но зрелищем они наслаждались от силы минут пять. При первых звуках патрульной машины их будто ветром сдуло. Зато дерущиеся, вошедшие в раж, не сразу заметили, как их уже разняли и скрутили...       Впервые он в полицейском участке – классно! День не обещал стать еще лучше, но превзошел все его ожидания. Кикё сплевывает кровь из разбитой губы и усмехается. Придурок в соседней камере выглядит гораздо хуже – он ему неплохо нос подправил. Хоть это скомпенсировало все его сегодняшние неудачи. А придурок, кажется, не ожидавший подобной развязки и достойного ответа от пацана, который его младше и выглядит дохляком, смотрит исподлобья, угрожающе, напряженно сцепив пальцы в замок так, что костяшки побелели, молча обещая скорую и крайне неприятную встречу.       – На выход, – командует офицер буквально через полчаса, выводя Кикё из камеры. А тому идиоту не так повезло, так что Кикё без зазрения совести показывает ему средний палец, незаметно и будто бы невзначай, провожаемый полицейским.       – Да я тебя урою, гнида ты мелкая!       "Ага. Как только, так сразу", – Кикё смеется про себя, а лицо делает максимально растерянное, слегка испуганное и даже несчастное. Мама, приехавшая за ним, расстроена – но это его не трогает. Меньше всего ему сейчас нужно, чтобы мама с ним возилась, как с маленьким. А она будет – не может иначе. И он будет делать вид, что благодарен. "Мам, не стоило так волноваться. Я бы сам разобрался". Качает головой – он же несовершеннолетний, не разобрался бы сам, хоть и постоять за себя умеет. Но не в этой ситуации – из полиции его может забрать только родитель или опекун. Это бесит. Полицейские относятся с пониманием – хороший мальчик, прекрасные оценки в школе. Подростки часто дерутся – особенности возраста.       – Нужно лучше выполнять свою работу! – мама срывает свое недовольство на офицере. И не поспоришь! Отделался крайне просто и легко – он тут несчастная жертва уличных хулиганов, которой просто не повезло задержаться после школы. И никому невдомек, что хороший мальчик уже сообразил и взял себе за правило в следующий раз так не попадаться.       А следующий раз будет – оказалось, рыжий придурок умеет держать слово. Кикё, впрочем, тоже не собирается это просто так оставлять, хоть этот идиот и не появлялся на горизонте довольно долго. Видимо, он оказался совершеннолетним и мало ли что еще успел натворить. Но с очередным его появлением нашлось и место и время, где можно без зазрения совести набить друг другу морду один на один, совершенно не сдерживаясь. Ставить на место подобных зарвавшихся идиотов – это тоже его хобби. А этот прямо несгибаемый попался. Интересно.       Это становится делом принципа. Чуть ли не самым важным в жизни – доказать раз и навсегда, кто чего стоит, выяснить отношения самым безобразным и одновременно лучшим образом. Придурок действительно сильный и хорошо физически развит, но туповатый и быстро теряет над собой контроль в драке. Кикё немного быстрей, проворней, сообразительней и более собран. Так что каждая очередная потасовка, когда силы примерно равны, заканчивается ничем – когда оба валятся от усталости и приходится расползтись каждому по своим углам зализывать раны до очередной "случайной" встречи. Ничья их обоих категорически не устраивает.       В этот раз Кикё почти удается сбить придурка с ног, ловко наступить на него коленом и практически уложить мордой в грязь, заламывая руку. Вдруг он резко отшатывается, схватившись за голову. Не от боли и не от последовавшего удара. Что-то начинает настойчиво проникать в его голову, вливаясь в мозг без какого-либо сопротивления. Что это? Телепатия? Какой-то неизвестный ему прием? Он не понимает что за чертовщина происходит, когда перед глазами начинают мелькать картины из явно его – но еще не прожитой им жизни. Они выливаются на него, словно ушат холодной воды, оглушающая и сбивая с толку. Он рефлекторно озирается по сторонам, пытаясь найти источник неизвестной угрозы, натыкается взглядом на своего противника – тот тоже совершенно растерян и поспешно отползает подальше. Кажется, он испытывает и видит то же самое.       На долгие минуты наступает полная тишина, прерывающаяся лишь тяжелым дыханием. Кикё узнает себя, но только он выглядит старше, таким, каким бы хотел себя видеть. Это странно, это пугает. Он видит свою и не свою жизнь одновременно. Это не может быть он, но это он и есть. Это его внешность, его манеры, голос, жесты, мысли, его воспоминания, которых еще не существует. Похоже на какой-то документальный фильм, отснятый от первого лица, где актер говорит его голосом через его же рот, описывающий каждое мгновение его взросления от настоящего момента и на ближайшие несколько лет. Или это что-то вроде прорицания? Но слишком натурально, слишком подробно, пугающе правдоподобно, не оставляя места для интерпретаций. Информации так много, что она не помещается разом в его голове, но прочно оседает глубоко в мозгу, взрываясь фейерверком боли. Сознание теперь выхватывает лишь некоторые образы и яркие эмоции, останавливаясь на них более подробно. Какие-то особо напряженные, важные или тяжелые моменты: трупы, разрушенные города, кровь – его, чужая, – кольца, коробочки, пламя, ощущение нечеловеческой силы, неизвестные люди, выстрел в голову – все остальное проплывает будто вскользь. Вонгола, Мильфиоре, Бьякуран, которого он никогда не встречал и не знает в этой жизни, но одновременно знает его очень хорошо. Он чувствует, что это крайне важно для него. Почему это так важно? Чувствует, что ему нужно сейчас находиться там, а не здесь. Там – его место. А все, что происходит с ним здесь, в этой реальности – поддельное, не настоящее. Но оно настоящее!       Кикё смотрит на свои руки, будто не узнает их, – пальцы мелко дрожат. И не понимает, где заканчивается он сам, настоящий, и тот, другой Кикё из его головы, который тоже он сам и настоящий. И, словно финальный штрих, бешено мелькающие картинки перед глазами замедляются и останавливаются на особо приятных – и неприятных одновременно – моментах: вот этот рыжий деревенский придурок, только старше, сильней, уже не такой рыжий и даже не такой придурок. Будто лучшая версия самого себя, но глазами того Кикё. И они вовсе не выясняют отношения. Нет. Точнее, выясняют, но в совершенно другой плоскости. Сцены перед глазами становятся настолько откровенными, возбуждающими, горячими, что к щекам мгновенно приливает кровь. Он не видел такого в порно, он себе никогда такого не представлял, когда дрочил. Но сомнений нет, что это происходило именно с ним – те эмоции принадлежат ему. И другие эмоции, уже из этого мира, тут же заговорили, что именно так и нужно, что так и должно быть. И когда-нибудь будет... "Какого черта?!". Отголоски ощущений, те, чужие, из будущих воспоминаний – они не поддельные, они тоже настоящие и совершенно искренние. И чувства, которым нет описания, тоже настоящие и искренние. И если Кикё может поверить, что действительно видит во всех подробностях свое собственное будущее, то в будущее с этим придурком поверить уже не может – сложно принять и осознать подобное. Это невозможно! Даже если это так реалистично.       Кикё не замечает, как оседает на землю, прямиком пятой точкой в грязь и пыль. Плевать. Придурок почти в том же состоянии, смотрит на него так же ошарашенно, и взгляд абсолютно потерянный и дикий. И Кикё понимает, что они видят одни и те же воспоминания одновременно – все, до самой мельчайшей интимной подробности. Становится так неловко, будто вываливаешь всю свою интимную жизнь и грязное белье перед совершенно незнакомым человеком, все самые постыдные тайны, самые сокровенные желания. И с замиранием сердца, со страхом ожидаешь его решения, приговора, осуждения или одобрения... унизительно и одновременно как-то спокойно. Какое-то странное облегчение. Господи! Он еще не был готов даже с кем-то целоваться, не то, чтобы сейчас увидеть в красочных подробностях вместе со всеми ощущениями, как закидывает чье-то бедро на свое плечо и... Настоящее ощущение такое, будто его сейчас изнасиловали. Причем прямо в мозг.       Кикё резко зажмуривается, мотает головой, пытаясь выкинуть оттуда эти жутко неправильные, порочные картины. И приходит в себя первым, взяв эмоции под контроль. Этого не было. Все, что он видел – этого не было. Возможно, это могло бы быть, но... это не значит, что всё должно быть точно так же! Не должно и не будет! Но вместе с этим понимает, что теперь делит с этим придурком не просто общие воспоминания, а целую пока еще непрожитую жизнь. И нечто гораздо большее... и это уже случилось. И это уже стало их настоящей существующей реальностью. И теперь от этого никуда не деться. Теперь от этого так просто не избавиться. Замолчать, сделать вид, что ничего не было, явно не получится, когда это все видели они оба.       Неизвестно, сколько еще проходит времени, пока длится шок. Но поднимается он первым, подходит к рыжему идиоту ближе. Тот выглядит совсем паршиво – бледный, будто его сейчас стошнит. Жалкое зрелище. Кикё прикрывает глаза и отчетливо понимает, что вот с таким придурком, какой он сейчас, он ни за что в жизни не свяжется – ему придется сильно напрячься, чтобы стать тем придурком из пока еще несуществующего будущего. И становится как-то легче. А тот до сих пор смотрит широко раскрытыми ошеломленными глазами на Кикё, но одновременно и сквозь него. Рыжий идиот гораздо дольше переваривает информацию, непроизвольно дергается, когда Кикё уверенно хватает его за руку и рывком поднимает с земли на ноги. Взгляд карих глаз, наконец, фокусируется – смотрит на Кикё уже осознанно. И все его удивление, шок, страх, даже отвращение, прекрасно читаются во взгляде. А еще нечто такое, что трудно понять, но завораживает. Так что Кикё не спешит отпускать чужую ладонь, а рыжий придурок не спешит её отдернуть.       – Кикё, – он, наконец, усмехается, представляясь.       – Закуро, – через долгое мгновение Закуро самодовольно ухмыляется в ответ.