Место и время

      Кикё без тени смущения рассматривает Закуро, пока тот сосредоточенно готовит кофе, упорно делая вид, что он его не замечает и вообще с ним не знаком. Вытащить Закуро из деревни в цивилизованный мир было хорошей идеей. Всего пара лет прошла, но из его внешности исчезла эта неряшливость и смысля провинциальный налет. Сейчас его небрежность носит иной характер. Теперь она нарочитая, и ее ровно столько, сколько нужно, чтобы создать определенное впечатление. Если присмотреться, то взлохмаченные, насыщенного, почти красного цвета волосы больше не выглядят так, будто Зауро только что оторвал голову от подушки. Наоборот, они расчесаны, уложены и лоснятся. И щетина на лице больше не намекает на то, что Закуро просто бритву в руках держать не умеет – теперь никакой лишней растительности, оставлено ровно столько, сколько нужно, чтобы аккуратно и ровно очертить подбородок. Верхние пуговицы отглаженной свежей рубашки, вместо привычной растянутой майки, свободно расстегнуты, так что видны лишь очертание ключиц, но это не выглядит вульгарно и вызывающе. И даже небрежно закатанные рукава на поверку оказываются подкатаны симметрично до миллиметра. Кикё с удивлением ловит себя на мысли, что Закуро выглядит... хорошо. Даже привлекательно: с его высоким ростом, крепкими плечами, стройностью и при этом отличной осанкой. Характер только подкачал. И сообразительность – некоторые вещи не скроешь, даже завернув их в блестящую обертку. Но не всем же быть великолепными буквально во всем – достаточно и одного Кикё! А обертку он только что оценил.       – Благодарю, – Кикё очаровательно улыбается, откидывая за плечо волну густых бирюзовых волос, собранных в тугой высокий хвост, расплачивается за кофе и отдает один стакан девушке рядом с собой. И они вдвоем покидают кофейню.       Закуро хмурится. И смотрит исподлобья вслед парочке, удаляющейся по мостовой за высоким окном кофейни. Вот сволочь! Знал же, что Закуро здесь работает, и зачем-то притащил с собой свою сучку. Кофе ей купил... И в этом нет ничего такого, но Закуро это так бесит, что он сам не замечает непроизвольно сжатые кулаки. Его всегда немного раздражала игривая демонстративность Кикё. Но в этот раз тот перешел все разумные границы!       – Я вынести мусор, – Закуро быстро стягивает с себя длинный фартук с логотипом кофейни и кидает его в менеджера.       – Ладно... Эй! Ты же мусор не взял! – кричит менеджер вслед, но Закуро уже скрылся за дверью.       – А ну стой! – всего через пару десятков метров Закуро нагоняет парочку, бесцеремонно хватает Кикё за руку, рывком разворачивая его к себе лицом.       – Кикё, кто это? – девушка отходит на шаг и испуганно разглядывает напавшего на них Закуро.       – Да так, придурок из старой школы, – расслабленно кидает Кикё и улыбается, будто ситуация для него самая банальная и вовсе не его сейчас грубо схватили. – Все в порядке. Иди, я догоню.       Девушка еще некоторое время медлит, и вид у нее такой, будто она готова вот-вот потянуться за телефоном и вызвать полицию. Но все же разворачивается с опаской и уходит, приняв разумное решение: оставить двух парней один на один разбираться друг с другом. К тому же на улице людно. Закуро фыркает от того, как легко девушка кинула Кикё – грош ей цена!       – Ну и какого черта? – зло шипит он сразу, как только они остаются одни.       – И что тебя так вывело из себя? – Кикё перестает улыбаться и выжидающе смотрит, щурится, и во взгляде его читается угроза.       – Ты намеренно свои свидания у меня на виду устраиваешь?       – А я должен был отказаться зайти в ее любимую кофейню только потом, что могу натолкнуться там на твою недовольную рожу? Что еще прикажешь сделать? Может, мне и по городу теперь не ходить, чтобы ты случайно к столбу какому не приревновал?       – Что? – Закуро округлил глаза, немного опешив от этих заявлений. – Ни фига я не ревную!       – Тогда зачем так в меня вцепился? – Кикё усмехнулся. Закуро пришлось отпустить его плечо, которое он все это время с ожесточением сжимал. И правда, что на него вдруг нашло? О том, как выглядит его поведение со стороны, Закуро подумал только после того, как Кикё ему сообщил вслух. Вместо злости вдруг стало неловко.       – Во-первых, девять утра – рановато для свиданий. Во-вторых, я не в кадетском корпусе учусь. У нас есть на курсе девушки. И я могу случайно встретиться и должен вести себя вежливо. Да заявись я не с ней, а с сокурсником, ты бы вел себя точно так же, – покачал головой Кикё, поправляя свою одежду. – Какой же ты болван... А я уже опаздываю. Позже к тебе зайду.       И смылся, оставив Закуро в полной растерянности посреди улицы недоумевать от двух вещей: от своего собственного поведения и вот этого... Что это? Это что сейчас Кикё ему сказал, что нет повода для ревности? Стоп-стоп-стоп. А с какого перепугу он его вообще ревнует?!

***

      Позже Кикё так и не зашел. Неудивительно, ведь Кикё появляется в его жизни тогда и только тогда, когда ему что-нибудь нужно. Закуро это сейчас хорошо заметил, и ему стало откровенно неприятно.       Уже несколько лет прошло с той их миссии в Японии. Закуро уже почти оканчивал колледж экономики и управления. Он не стал отказываться от возможности учиться, хоть было и безумно тяжело в самом начале. Но ничего, втянулся, к выпускному курсу перестал даже хватать сплошные отработки, появилось свободное время. Так как не нужно было заботиться об оплате учебы, он уже некоторое время подрабатывал в кофейне близ студенческого городка, объединяющего университет и несколько колледжей. На жизнь хватало. Он смог позволить себе снимать маленькую квартиру вместо того, чтобы ютиться в тесном общежитии. От всей своей нелегальной деятельности он отказался. Если уж и менять жизнь, то нужно менять ее полностью, и начинать, как нормальный человек, даже если непривычно. И у него даже неплохо получается, и планы строит: в будущем открыть собственную кофейню или небольшой бар. Уж в алкоголе и в том, как его продавать, он разбирается. И сколько нужно добавить виски в кофе, чтобы вкус был идеальным, тоже.       К тому же Бьякуран не предлагал им больше поучаствовать в суицидальных миссиях. Так, просил иногда о всякой посильной мелочи, больше занятый какой-то непонятной Закуро ерундой, чем планами по захвату мира. Закуро так и не понял, зачем ему эти игры в мафиозную семью. Ну и ладно – это дело Бьякурана. Это не напрягало, хоть Закуро поначалу сопротивлялся и брался за работу только из-за Кикё. Черт знает, что в нём такого, что на его уверенное "есть дело" Закуро никогда не мог и даже не пытался ничего возразить – шел следом.       И у Кикё тоже своя жизнь, отдельная от него. Встречались они исключительно по делу, и, может, пару раз в год просто так, случайно. Это даже дружеским общением-то с натяжкой можно назвать, но всё же это больше, чем ничего. Кикё поступил в университет и вскоре после этого практически исчез из его жизни. Ну да, ему теперь не до подростковых разборок, когда он ходит весь такой, как индюк надутый, в белой рубашке и шерстяном жилете в ромбах, да еще и при галстуке. Волосы отрастил. "У нас корпоративный стиль", – пояснил как-то Кикё, когда заявился к Закуро в первый раз после поступления, и Закуро расхохотался над его внешним видом. Ах да, на его одежде красуется эмблема университета. Ну правда, индюк индюком и даже удовольствие от этого получает, хоть и был противником школьной формы. А Закуро кажется, что "корпоративный стиль" Кикё совершенно не к лицу.       Одно время было даже весело, когда они вместе готовились к вступительным экзаменам, засиживаясь до поздней ночи все выходные напролет. Кикё с энтузиазмом помогал ему нагонять пропущенный школьный материал и объяснял элементарные вещи. Закуро бесконечно тупил, злился, получал по шее, снова злился и тупил. Но ему нравилось. Проводить время вместе тоже нравилось, хотя ни разу никто из них не обмолвился о случившемся тогда в гостинице, и повторить тоже не рисковал. Почему-то сейчас это казалось особо неуместным. Закуро решил не навязываться, тем более не приставать и ничего не требовать, позволить Кикё самому принять решение: нужны ему эти отношения или нет, – даже если совершенно невыносимо было порой смотреть, как тот облизывает губы и закусывает кончик ручки, сосредоточенно пытаясь решить очередной тест. И точно не зная, что у Закуро на это встает, потому что мозг предательски и упорно на месте ручки представляет нечто другое. И даже если хочется его просто схватить, как в тот раз, повалить на спину и... Но Закуро себе подобного больше не позволяет. И не потому что боится снова нарваться на неприятные сюрпризы и эти непроизвольные всплески энергии. Ведь Кикё, да, совершенно еще не умеет своими способностями управлять, как оказалось, – плохо понимает, что делать с силой, которая внезапно на него свалилась. И каждый эмоциональный всплеск, будь то злость или веселье, сопровождается катастрофой – когда повсюду начинает расцветать агрессивная растительность. Закуро и одного раза хватило, чтобы больше не стоять столбом недоумевая, а защищаться. Закуро прекрасно понимал, что еще рано, что Кикё не готов ни к отношениям, ни к чему-то еще. Да и, судя по его поведению, вряд ли хочет. Закуро терпением никогда не отличался, но в этом случае он решил, что потерпеть может. А Кикё неожиданно молча поставил точку в их отношениях.       Закуро даже не против, что сейчас они встречаются редко. В последнее время и того реже – Кикё практически не зовёт его на дело без крайней необходимости, всё чаще справляясь с задачами Бьякурана сам. Вроде, Закуро должен испытывать от этого облегчение, ведь он больше всего упирался, что не хочет снова соваться в это дерьмо. Должен быть рад, что Кикё его услышал. Но особой радости не было. Наверное, хоть и не хотелось в этом себе признаваться, он тоже беспокоился за Кикё. Совсем чуть-чуть. Но больше, чем за себя. А тот со всем своим энтузиазмом пошел плясать на тех же граблях, даром что не наступал ещё на них в этой жизни. Черт вообще знает почему! Может, поддается очарованию Бьякурана. Может, у него есть личные мотивы. Может, ему просто нравится это чувство сопричастности к "великому делу". Или, как он тогда сказал, просто хочет быть полезным. Закуро не знает наверняка. Они ведь так ни разу и не обсудили увиденные воспоминания из несостоявшейся жизни. Закуро может судить только о себе, собственных мотивах, а о Кикё, по сути, он не знает совершенно ничего. Но пока Закуро работал с ним вместе, то был уверен, что всё в порядке. Но теперь... теперь, когда Кикё с университетом и Бьякураном проводит времени в разы больше, чем с ним, Закуро посещает навязчивое чувство, будто у него отобрали нечто важное.       А сейчас он ещё и ревнует. Да, самым натуральным образом, хоть и не сразу это понял. И к Бьякурану ревнует. Наверное, поэтому и воспринимает его, даже если Бьякуран действительно в этой жизни не сделал ничего плохого, с опаской и настороженностью. И к той девице ревнует. Даже если у Кикё и правда нет с ней никаких отношений. И ко всем его сокурсникам и сокурсницам ревнует. Даже если никогда их не видел. И к учебе ревнует... И самому становится смешно: как глупо он попался! До него начинает доходить, как сильно Кикё ему нужен. Весь, со всеми его заморочками, кризисами взросления и бесящими наигранными манерами. Видимо, некоторые вещи просто должны случиться, независимо от реальности, в которой они оказались. Это не похоть, как в тех воспоминаниях, и не желание довести когда-то начатое до конца. Это что-то совсем другое. И это неимоверно злит!       – Ты с ума сошел?! – Кикё поспешно распахивает окно, и Закуро ловко перепрыгивает через подоконник. В небольшой комнате университетского общежития полный хаос: на письменном столе куча документов, папок, файлов, учебников в беспорядке, ноутбук вот-вот свалится с края, разобранная постель как будто никогда не заправлялась, одежда ворохом валяется на соседней кровати. Кажется, у той кровати, сиротливо накрытой покрывалом, нет хозяина – видимо, Кикё приложил все усилия, чтобы выселить из комнаты своего соседа. Но все равно чисто – нигде не видно разбросанных грязных носков, немытой посуды или коробок из-под пиццы. Просто все выглядит так, будто Кикё берется за несколько дел одновременно и каждое бросает, переключаясь на другую задачу. Кикё выглядит почти так же: волосы собраны в небрежный пучок, тонкий домашний свитер сполз на одно плечо. Макияж только, как всегда, идеален. "Так вот ты какой на самом деле...", – Закуро усмехается про себя, хотя он и без этого знает, что Кикё по жизни гораздо легче и проще, чем пытается казаться. Кикё недовольно глядит на него, сложив руки на груди:       – Тебе нельзя тут находиться.       – Но я всё равно здесь, – Закуро самодовольно ухмыляется.       – Удовлетворился? Можешь выматываться, – Кикё кивает в сторону до сих пор открытого настежь окна, предлагая Закуро покинуть комнату тем же путем. Гостеприимства в нем ни грамма. Видимо, Закуро оторвал его от важных дел или просто застал врасплох, но его это не смущает.       – Не удовлетворился, – теперь уже Закуро перестает улыбаться.       – Закуро, у меня нет ни времени, ни желания с тобой возиться. К тому же приводить в общежитие гостей по ночам грозит мне отчислением. Тебе правда лучше уйти.       – А я не хочу. У меня тоже должно быть право с тобой встречаться, когда мне хочется, а не только у тебя одного.       – Мне кажется, ты вообще не с того начал разговор, – Кикё усмехается.       – Да плевать! Мне осточертело, что ты от меня бегаешь и игнорируешь. А потом заявляешься, будто мы старые друзья. Так не пойдет. Мы не друзья. И я хочу знать, кто я для тебя, – он хочет выяснить всё сегодня. Иначе бы не рисковал так, забираясь по водосточной трубе на второй этаж в окно. Молчание – это не ответ. Зная лучше Закуро, что он чувствует, делать при этом вид, что ничего в упор не замечает – тоже. Пусть лучше скажет свое однозначное "нет". Закуро нужно это услышать. Тогда всё встанет на свои места.       – Мы можем поговорить об этом утром или в другой раз.       – Ага. И оба знаем, что другого раза не будет, – Закуро усмехается и вдруг хватает его, зажимая между собой и подоконником, не давая возможности сбежать. – Придется поговорить сейчас.       – Следи за собой хоть немного – это уже недопустимо, – Кикё угрожающе напрягается, будто готов его ударить.       – И что же ты сделаешь? Позовешь коменданта? Нет, не позовешь, – Закуро это начинает веселить. Веселит, как Кикё пытается держать неуместный официальный тон. От этого хочется его спровоцировать. Хоть на что-то – пусть они подерутся, как в старые добрые времена. Это лучше, чем безразличие. Но отчего-то Кикё сдерживается и не предпринимает ровным счетом ничего.       – Ты действительно идиот и не меняешься, – через долгое напряженное мгновение Кикё слегка качает головой. – Разве не понятно, что, если я молчу, значит, мне нечего сказать?       Конечно, Кикё прекрасно замечает те заинтересованные и жадные взгляды, которые Закуро на него кидает, когда думает, что Кикё не видит. Видит. И видит, что он ждет, когда их отношения сами собой разовьются в нечто большее, когда Кикё сам к нему потянется. Но Кикё принципиально не хочет их ни во что развивать – достаточно и того, что уже было, и что он видел. Он не хочет повторять те нездоровые отношения, прекрасно понимая, что к этому все и скатится. Просто потому что Закуро – есть Закуро. В какую обертку его не заверни, сколько бы он не старался, он все равно останется тем же импульсивным идиотом, склонным к опасным поступкам.       Да и Кикё сам далеко не сахар. Ведь не Мильфиоре, не Бьякуран, не бессмысленные кровавые войны сделали их такими – это Кикё быстро уяснил, удовлетворив в этой жизни все свое любопытство. Они пошли за Бьякураном тогда, потому что уже были... испорченными. И сейчас такие.       Но и упрямства в нем достаточно, как и решимости не повторять судьбу своей несостоявшейся версии. Потому Кикё решил, что лучше никак – пусть Закуро живет своей жизнью, и он тоже. В сексе с Закуро не было ничего особенного, чтобы только этого было достаточно для отношений. Ну действительно, что в нем такого, чего нет в любом другом сексе? Кикё даже неоднократно попробовал и сравнил. Хотя Закуро об этом знать вовсе не обязательно. Он не нашел ничего такого, на что стоило бы тратить свое время, и твердо решил, что всё это лишнее, и доводить до интима снова уж точно не стоит. Со временем ему показалось, что Закуро тоже это понял и абсолютно с ним согласен. По крайней мере, Кикё изо всех сил старался не давать повода думать, будто между ними что-то возможно.       Закуро тоже, оказывается, нечего сказать. Он молчит, но не отстраняется, будто его удерживает какая-то невидимая сила. Хотя, наверное, стоило бы уйти – он ведь получил свой ответ.       – Я не смогу дать того, что тебе нужно, – Кикё вдруг отводит взгляд, неожиданно для себя начиная осознавать, что, на самом деле, после увиденного больше всего боялся не оправдать ожиданий. Это очевидно, когда Закуро теперь на него смотрит – взглядом, полным разочарования и все еще какой-то глупой надежды. Потому что ему в самом деле еще не хватает многого, что Закуро хотел бы в нем видеть. Кикё не хочется, чтобы его сравнивали с самим же собой – подобная перспектива ужасно неприятна. Но из головы то, что там есть, уже не выкинешь. Особенно из чужой. Поэтому он хотел как можно меньше контактировать с Закуро. Даже если этот идиот ему начинает нравиться. Самооценка начинает рассыпаться на куски. Ну нет, больше, чем этот придурок, Кикё должен нравиться он сам!       – Да откуда ты знаешь, что мне нужно?! Что за идиотская привычка все решать за меня, будто ты лучше знаешь?! Даже если ты что-то видел из какого-то там будущего, ты ведь ничего не знаешь обо мне настоящем! – Закуро мгновенно выходит из себя, хватает Кикё за плечи, на удивление хорошо понимая, о чем тот говорит, и что его так сильно смущает. Даже идиот догадается, что сейчас ему повторить те порочные отношения не по силам. Еще больше возмущает, что Закуро этого даже не ждет и никогда не ждал! Но почему-то Кикё решил, что ждет он именно этого. Ну и кто после этого идиот? – Ты мне нужен. Вот просто ты! Такой, какой ты есть сейчас.       А Кикё ведь мог и просто с ним поговорить. Впрочем, зачем выбирать легкий путь, когда можно годами изводить Закуро ожиданием? Кажется, Кикё, сам того не подозревая, нашел для себя форму утонченного садизма.       Закуро мгновенно перестает злиться, как только его посещает эта мысль. Он тоже придурок – позволяет себя изводить и мучить и молчит до последнего. Порочный круг, наконец, замкнулся.       Закуро опускается перед Кикё на колени – он знает, что нужно делать. Кикё тоже знает – он видел это тысячу раз в тех несостоявшихся воспоминаниях, во всех возможных и невозможных вариациях, местах и ситуациях. Паника читается во взгляде бирюзовых глаз.       – Закуро... Не нужно этого делать...       – Останови, если не хочешь. Способы у тебя есть, – Закуро усмехается, решив, что хрен он будет что-то слушать, и уверенно расстегивает пояс и ширинку чужих брюк. Если Кикё не может самостоятельно решиться, то придется вот так.       Результат его сразу радует, когда он видит перед собой уже напряженный член – все не так безнадежно, как казалось. Кикё достаточного одного взгляда вниз, чтобы тело само среагировало и заныло от желания – в реальности это оказывается гораздо лучше. И не так пугает. И...       – Ах! Черт! – Кикё вздрагивает, судорожно вцепившись пальцами в чужие плечи, когда Закуро потерся о него щекой. Его язык пару раз скользит по всей длине, обводит головку, прежде чем обхватить губами и вобрать в рот. Закуро про себя усмехается – у Кикё явно выдержки не хватает – тот напряжен до предела, пытается не дергаться, но все равно непроизвольно подается бедрами вперед, хаотично цепляется пальцами за волосы, за шею, плечи.       Закуро старается. Старается изо всех сил. И смотрит. И ответный взгляд не такой холодный, не оценивающий. Бирюзовые глаза потемнели от возбуждения. Это практически невыносимо – он видит, что Кикё нравится. Что он хочет его. Хочет по-настоящему, так откровенно, что Закуро не сдерживается, поспешно расстегивает уже и свои брюки, выпуская на свободу влажный и возбужденный член. Водит по нему рукой, расставив бедра шире, пока с энтузиазмом сосет и вылизывает чужой член, вбирая его в рот до самого основания. Как же хочется кончить вот так, когда член во рту, и Кикё смотрит на него сверху. Но тут же он изумленно приподнимает брови – Кикё ногой отталкивает его руку, усмехается и качает головой. Теперь уже Закуро вздрагивает, только от одного этого уверенного жеста готовый излиться, прижимается напряженным членом к его ноге.       – Хватит, – Кикё его останавливает, облизывает губы, сжимает затылок, и Закуро нехотя и медленно выпускает его член изо рта. А тот уже хватает его за толстовку, заставляя подняться с пола.       В постели жарко – окно пришлось закрыть. И им обоим приходится раздеться полностью. Кикё так уверенно стягивает с него джинсы, нависает сверху. Ему равится не только смотреть на Закуро сверху вниз, когда член у того во рту. Нравится зарываться пальцами в жесткие красные волосы, проводя по вискам, и щекой прижиматься к небритой щеке, целуя у самого уха, в изгиб между плечом и шеей, в ответ получая низкий стон. Нравится ласкаться нарочно медленно и долго, когда они оба давно уже на пределе. Закуро сразу прижимается плотнее, ритмично трется членом о его член, тихо шипит через минуту: "Блять!", снова в шаге от оргазма. Кикё ещё сдерживается, откидывает его руку, не давая сжать их истекающие смазкой члены вместе.       – Сделаешь? – Закуро замирает, жадно облизывая губы, раздвигает бедра шире, приподнимает призывно таз. Кикё понимает, о чем речь, смотрит на него долго, внимательно, будто в нерешительности, и Закуро начинает терять терпение.       – Или я сам. Скажи, как ты хочешь?       Кикё ничего не отвечает, усмехается только, заправляя за ухо прядь длинных волос. Склоняется над ним ниже и игриво ведет пальцами по его нижней губе, проникает в рот. Намек понят – и Закуро с тем же энтузиазмом, что мгновение назад сосал член, принимается за тонкие пальцы. И эти же пальцы скользят между его ягодиц, влажные от слюны. Зрачки расширяются, как у наркомана, получившего дозу, когда влажная головка вместо пальцев упирается в его анальное отверстие. Закуро никогда не был любителем подобного, и не будет. И вряд ли это изменится. Но не в этом случае. Сейчас важнее то, что Кикё его хочет. А Закуро хочет доставлять ему удовольствие любым возможным способом. Ему совершенно не важно, как, куда, насколько больно, когда он в него входит, плевать на все неприятные ощущения, пока Кикё его трахает, плавно, глубоко, прижимается так близко, и скоро Закуро чувствует, как вздрагивает его член внутри. Он слишком перевозбужден долгой прелюдией, и нагоняет его сразу, густо изливаясь на свой живот.       Им и перерыв-то не особо нужен – тела сразу требуют продолжения, когда они вновь тесно сплетаются вместе, целуются, кусаются, будто борются за право быть сверху на этот раз. Кикё явно выигрывает, как всегда оказываясь быстрее и проворнее, смеется, ловит его руки, заводит за голову, с силой прижимает ладони к постели, сплетает пальцы вместе. Закуро вздрагивает, замирая, приоткрывая рот и напряженно глядя прямо в глаза. Как же отчетливо сейчас видно, насколько Закуро заводят подобные действия.       – Ты точно мазохист, – Кикё усмехается, совсем тихо, губами касается его подбородка, шеи – всё еще играется, нежничает. А Закуро так никогда и не скажет, что, на самом деле, нет. Просто он с ума сходит от него самого и абсолютно всего, что Кикё делает.       Он тихо рычит, грубо ловит Кикё, воспользовавшись моментом, когда тот отпускает его руки, и сам оказывается сверху, перекатившись на постели и теперь уже зажав его под шумный вздох. С несколько секунд любуется на разметавшиеся по подушке волосы, на раскрасневшиеся от возбуждения щеки и слегка поплывший макияж, от которого взгляд Кикё кажется еще темнее, глубже и такой развратный. И оказывается между его бедер, случайно членом уткнувшись в промежность и непроизвольно потеревшись под очередной вздох.       – Можно? – решается Закуро, не встретив ни протеста, ни сопротивления – всё равно осторожничает, помня предыдущий опыт. Кикё медленно кивает:       – Я потерплю.       "Потерплю", – это, конечно не то, что хотелось бы услышать в подобной ситуации. Но это звучит гораздо прекраснее! Потому что это и есть признание. Кикё не из тех, кто будет нести сентиментальную чушь о любви в перерывах между половыми актами. А Закуро не из тех, кто будет слушать подобное без тошноты. Кикё просто даёт понять, что Закуро и его удовольствие ему важней, чем то, в ком окажется чей член.       Кикё сосредоточенно снимает с себя кольца. Так, на всякий случай. Теперь действительно перед ним полностью обнаженный и безоружный. И даже охнуть не успевает, как Закуро в порыве признательности и страсти подхватывает его под спину, прижимая так, что становится нечем дышать. И впивается в губы требовательным, грубоватым – но таким приятным поцелуем...