ID работы: 13441825

From This Day Forth (Отныне и Впредь)

Слэш
Перевод
NC-17
В процессе
27
переводчик
Simorena бета
Автор оригинала: Оригинал:
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 166 страниц, 25 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
27 Нравится 25 Отзывы 3 В сборник Скачать

Глава 8. Часть 2.

Настройки текста
Игорь паковал вещи, собираясь завтра же покинуть Лондон. Он планировал заехать в Чиппенхемский дом, чтобы забрать их с Викторией пожитки и отправить их в Шотландию. Прошлой ночью Игорь почти не спал, а теперь он просто-напросто устал и не хотел ничего, кроме как отправиться домой и увидеть Виктора и свою дочь. Он принял сознательное решение выбросить из головы злобную речь Бомайна. Тем не менее, Игорь вынужден был признать, что эта речь вызывала в воображении образы, которые ему не нравились, и практически подтверждала его давнее подозрение, что Финнегана интересовало нечто большее, чем научные открытия Виктора. В те времена Игорь был очень наивен по отношению к подобного рода вещам, но всё же ему хотелось встать между Финнеганом и Виктором и выгнать другого мужчину из их квартиры за то, что тот смотрел на Виктора так, что это казалось неприличным, хотя Финнеган не трогал его и пальцем. В дверь гостиничного номера постучали. Раздраженный тем, что ему помешали, Игорь открыл дверь, готовый сообщить любому сотруднику отеля, стоявшему по другую сторону, что не хочет, чтобы его беспокоили. Игорь не был готов лицезреть Бомайна, стоящего за дверью со слегка опухшей челюстью. — Вчера вечером я сказал тебе всё, что хотел, — пояснил Игорь, захлопывая дверь. Бомайн воткнул между дверью и косяком свою трость. — Буду признателен за несколько минут твоего времени. — Что ещё здесь можно сказать? — спросил Игорь, открывая дверь. - Твои высказывания в адрес Виктора совершенно неприемлемы, и мне больше не о чем с тобой разговаривать. — Что ж, мне нужно признаться тебе кое в чём, а затем я пойду. Могу я войти, или нам придётся решать личные дела в коридоре, словно прислуге? — Ладно, входи, — сказал Игорь, отступая назад, чтобы Бомайн мог пройти. — Должен признаться, я ожидал, что ты остановишься в какой-нибудь скромной маленькой гостинице, а не в самом лучшем номере Great Northern. — На этом настоял Виктор. — Как мило, — сказал барон, садясь на один из двух богато украшенных стульев, стоящих по обе стороны от маленького столика. Игорь хотел было оспорить это замечание, но в нём не было и тени сарказма. — Не мог бы ты присесть? Игорь так и сделал, но его поза была прямой и напряженной, в то время как Бомайн казался столь же расслабленным, как и всегда, скрестив ноги и смахнув воображаемую ворсинку со своей штанины. — Я хотел бы принести извинения за своё вчерашнее поведение. За вечер я успел выпить несколько коктейлей, и у меня развязался язык самым неудачным и неподобающим образом. — Что ж, я ясно выразил свои чувства по поводу твоих замечаний, так что, возможно, нам стоит просто посчитать, что мы квиты. — Да, ты ясно их выразил, — ответил Бомайн, улыбаясь и касаясь своей челюсти. —Интересно, кто-нибудь из… друзей Виктора хоть раз так страстно защищали его честь? — Если ты здесь, чтобы продолжать делать грязные инсинуации о прошлом Виктора, я сэкономлю тебе время. Никакие нелицеприятные слова, которые ты произнесёшь, не изменят моих чувств к нему и изменят моего мнения о нём в худшую сторону. — Я могу только надеяться, что однажды вдохновлю кого-нибудь сказать обо мне то же самое. — Бомайн вздохнул. — Игнасио недавно меня бросил, — сказал он, имея в виду красивого итальянца, который был немного моложе барона, ставшего его спутником жизни, начиная с тех давних дней, когда Лорелей выставлялась напоказ ввиду необходимости иметь «супругу». Хотя у Игнасио были тёмно-карие глаза, да и волосы с кожей были темнее, чем у Виктора, он слегка напоминал его чертами, причёской и аккуратно подстриженной бородкой, украшавшей его лицо. — Мне жаль это слышать. — Судя по нашему вчерашнему разговору, ты, наверное, думаешь, что я этого заслуживаю. — Такая мысль меня посетила. — Возможно, ты заметил в Игнасио мимолетное сходство со своим Виктором. От меня оно тоже не укрылось. Именно это сходство повлияло на моё первоначальное влечение к нему. — Значит, тебе нравятся мужчины похожие на Виктора. Так что по всему выходит, что тебя интересуют привлекательные мужчины. — Виктор не испытывал ко мне настоящего интереса. После того, как я купил довольно солидную часть оборудования для его лаборатории, у него всегда находился предлог, чтобы больше со мной не встречаться. Я же надеялся продолжить наше… общение. — Несмотря на то, что он был, по твоим же словам, безумным, словно мартовский заяц? — Но ведь так оно и было, и в этом часть его привлекательности. Даже ты не можешь этого отрицать. У него блестящий ум, если отмести всю чепуху о преодолении смерти или чего он там надеялся достичь, сшивая обезьян. — С меня хватит, — Игорь встал. — Если ты хочешь сказать что-то значимое, то говори. В противном случае я попрошу тебя уйти или вызову работников отеля, чтобы тебя отсюда выставили. — Я позволил своей ревности взять надо мной верх. И к тому же твоя одержимость нашим эксцентричным общим другом стала источником несчастья для Лорелей, а я действительно очень заботился о ней. Она была моей близкой подругой, и я буду благодарен, если ты не станешь принижать эти отношения. Я ценю такие высказывания не больше, чем ты мои замечания о своём… возлюбленном. — Это честно. Я верю, что Лорелей очень тебя любила. Я допускаю, что хотел сказать тебе какую-нибудь гадость, чтобы отплатить за все отвратительные и неджентльменские слова, которые ты высказал о Викторе. Я почему-то сомневаюсь, что он тебе что-то обещал. — Нет, конечно же нет. Мне нравится баловать людей из моего ближайшего окружения. Виктор был в курсе и максимально этим пользовался, чтобы получить желаемое. Судя по всему, Игнасио делал то же самое. Уезжая, он прихватил с собой несколько бесценных семейных реликвий. Я мог бы добиться его ареста, но он знает, что я так не поступлю, учитывая характер наших отношений. — Бомайн жестом предложил Игорю сесть. — Я узнал об Игнасио всего пару дней назад, а потом, когда я догадался, что ты состоишь в отношениях с Виктором… добавь сюда несколько коктейлей, и я повел себя ужасно из-за злости и ревности. Я прошу прощения. Ты можешь либо принять извинения, либо нет. — Тебе нужно кое-что понять, Альфонс. Ничто из того, что ты скажешь о Викторе, не повлияет на моё отношение к нему. Можешь быть настолько уничижительным или неприятным, насколько пожелаешь. — Я впредь не собираюсь быть ни тем, ни другим. Что сказано, то сказано, но я признаю, что было неуместно говорить столько, сколько я сказал и в такой манере. Тебе нужно получить собственный опыт общения с Виктором; ничего из того, что я скажу, не изменит ситуацию. Этого никогда не произойдёт, если человек ослеплен любовью. — Бомайн сделал паузу. — Ты был верен Лорелей, пусть даже не душой, но телом, и я знаю, как сильно ты любил свою дочь и что для тебя значила её потеря. Полагаю, ты заплатил высокую цену за свое нынешнее счастье, и мне хотелось бы немного компенсировать эту цену. Бери из дома в Чиппенхеме всё, что захочешь, любую мебель или предметы искусства, которые тебе приглянутся, помимо твоих собственных вещей, — сказал барон, вставая. — Я позабочусь о продаже дома и переведу на твой счет сумму, которой будет более чем достаточно для финансирования вашего путешествия и создания семьи в Штатах. Даже после всего, что произошло, я верю, что Лорелей хотела бы, чтобы я поступил именно так. Она никогда не питала к тебе никакой враждебности. Она просто-напросто осознала, что твоё сердце где-то в другом месте. Так что следуй намеченному пути, с моего благословения, и, как мне думается, с её благословения тоже. — Бомайн направился к двери. — Она знала о тебе и Викторе? — спросил Игорь. — Узнала только после того, как вышла за тебя замуж. Виктора уже не было поблизости, так что не было смысла развивать эту тему, пока Лорелей сама её не затронула. — Бомайн на мгновение задержался у двери. — Я надеялся, что она меньше беспокоилась бы о Викторе, если бы знала его характер. — Я не знаю, что и сказать. — Тебе не нужно ничего говорить. Ради твоего же блага, я надеюсь, что Виктор вырос над собой, и что ты обретёшь с ним то, чего желаешь, и пусть оно окажется тем самым, что, по твоему мнению, вы с ним разделяете. Желаю безопасного возвращения туда… где бы вы двое ни находились в данный момент, — добавил Бомайн со слабой улыбкой, а затем он вышел, и дверь за ним закрылась.

***

Виктор и Виктория провели канун Рождества, усердно работая над своим проектом по нанизыванию на нити кукурузных хлопьев и ягод. Виктор вспоминал, как его бабушка пела немецкую версию «Тихой ночи» или Stille Nacht, поэтому он, пользуясь случаем, разучил с Викторией слова, надеясь расширить её навыки владения языком посредством того, что ей нравилось, например, пения рождественских песен. К тому времени, когда они съели больше кукурузы и ягод, чем нанизали, и сидели у огня в гостиной, распевая рождественские гимны, Виктор задумался, приехал ли Игорь в поезде, прибывающем из Лондона на станцию в соседней деревне. По возвращении домой, Игорь планировал нанять карету, которая доставит его в Лохинкельд, а затем разыскать Колина и попросить подвезти его до дома. — Скоро стемнеет, — сказала Виктория, глядя в окно. — Как думаешь, папа вернётся домой в Сочельник? — Уверен, что он старается изо всех сил, — ответил Виктор. —Я надеюсь, что он успеет вернуться. Без папы не наступило бы Рождество, не так ли? — Может быть, Санта-Клаус* его приведёт. — Это будет лучший подарок, который я только могу придумать. — Я слышу кучера! — выкрикнула Виктория, и прежде чем Виктор успел высвободиться из длинной веревки кукурузных хлопьев и ягод, лежавшей у него на коленях, девочка уже выскочила за дверь. Виктор схватил её пальто и выбежал на улицу, не уверенный, что сам услышал кучера, но питая надежду, что она права. Он догнал Викторию во дворе и надел на неё пальто. Мгновение спустя знакомый кучер действительно показался на горизонте. Виктор взял девочку за руку, чтобы та не выбежала дальше на дорогу. — Это папа! — сказала она, потянув Виктора за руку. — Давай подождём здесь, пока карета не остановится, дорогая. Я тоже взволнован, — сказал Виктор, смеясь. — Будет не очень весело, если мы выбежим туда и нас собьют лошади, правда же? — Нет, думаю, что не очень, — ответила Виктория, тяжело вздохнув. Как только Колин остановил карету на развороте перед входом в дом, Виктор отпустил Викторию, чтобы она первой поприветствовала Игоря дома. Ему хотелось подхватить его на руки и никогда не отпускать, но Колину было бы странно видеть, как Виктор с такой страстью приветствует своего «брата». Виктор с удовольствием наблюдал, как Игорь выходит из кареты, подхватывает дочь на руки и кружит её. Он помог Колину разгрузить карету, насколько это было в его силах, поскольку заживающая рука по-прежнему стесняла его движения. Прежде чем Виктор успел поздороваться с Игорем, Виктория потащила его за руку в дом, чтобы показать рождественскую ёлку и их затею по нанизыванию воздушной кукурузы. Как только Колин уехал, Виктор отправился на поиски своего партнёра. Их взгляды встретились, и он быстро рванул вперёд, заключая Игоря в объятия, приподнимая его над полом и кружа. Когда Игорь приземлился, Виктор целовал его до тех пор, пока тот не отодвинулся, смеясь. — Я скучал по тебе. Больше, чем ты себе представляешь, — сказал Игорь, коснувшись щеки Виктора и заметив там царапину. — Я проиграл битву с ёлкой, ничего серьезного, — сказал он, поймав ладонь Игоря и поцеловав её. Виктор глубоко вдохнул и выдохнул. — Я чувствую, что снова могу дышать, — честно признался он. — Я расскажу тебе обо всём позже. — В любом случае, это не имеет значения, — сказал Виктор. — Ты дома. — Он прижался лбом к виску Игоря, и Виктория присоединилась к их семейным объятиям. — У нас есть свечи для ёлки, но мы их не устанавливали, пока ты не вернёшься домой, — сказала она Игорю. — Папа Виктор научил меня петь «Тихую ночь» по-немецки, и мы вешаем на ёлку нанизанную воздушную кукурузу и клюкву. Мы ездили в деревню и купили индейку и начинку для неё, а ещё огромные леденцы-тросточки, — сообщила она. — Ну, именно этим мы и занимались последние несколько дней, — сказал Виктор, смеясь над её поспешным и восторженным описанием их деятельности. — Индейка запекается. Мы даже не знали, что с ней делать, но на кухне лежала старая кулинарная книга, и там был рецепт. — Я помогала с начинкой! - сказала Виктория. — Да, дорогая, ты практически сама её сделала, — подтвердил Виктор. — Все просто прекрасно, — сказал Игорь, проводя рукой вверх и вниз по спине Виктора, пока они стояли, всё ещё обнимая друг друга. — Индейка будет готовиться ещё час или около того. Я подумал, что если ты приедешь домой сегодня вечером, то попытаешься добраться сюда до наступления темноты, поэтому мы постарались подгадать её к этому времени. Ты выглядишь уставшим, любимый, — сказал Виктор, заметив, как держится Игорь. — Это было долгое путешествие, — признался он. — Хорошо оказаться дома, — добавил Игорь. — Почему бы тебе не присесть, расслабиться и не помочь Виктории нанизать кукурузу? Я отнесу твои сумки наверх и распакую их для тебя. — Если найдёшь в моих вещах какие-то свёртки или конверты, не открывай их. Я привёз домой рождественские подарки, — сказал Игорь. — Честное слово, я ничего не буду открывать. — Не поднимай багаж левой рукой, — предупредил Игорь, садясь вместе с Викторией работать над украшениями для ёлки. — Ты и так явно перестарался, затаскивая в дом рождественскую ёлку, — сказал он, ухмыляясь Виктору. — Я помогала папе Виктору с деревом, чтобы он не повредил руку, — сказала Виктория. — Видишь? — Он подмигнул Виктории. — Моя помощница, — добавил он, занося наверх пару сумок Игоря. Виктор сосредоточился на том, чтобы разобрать вещи Игоря, желая избавить его от этой работы позже. Был Сочельник, и они всей семьей хорошо поужинают, быть может, споют несколько рождественских гимнов и постараются придумать вечерние развлечения для Виктории. Когда она уснёт, Виктору хотелось бы, чтобы Игорь принял горячую ванну, а затем лёг и получил массаж, без распаковывания сумок. Он улыбнулся, когда вытаскивал добротный костюм Игоря, который тот, предположительно, надевал на светские мероприятия, на которых ему приходилось присутствовать с Бомайном, чтобы договориться о финансовой поддержке. С первой же ночи, когда они вместе вышли в город, разодетый Игорь приковывал к себе всеобщее внимание. Возможно, дело было в его милых и скромных манерах, хотя он, пожалуй, был самым привлекательным мужчиной в зале. Виктор взял рубашку и жилет, а затем нахмурился. От вещей не пахло Игорем. Да, на них был чей-то запах, но гораздо более агрессивный и до боли знакомый. Сладкий, удушающий и определённо стойкий. Запах, который не смыть с кожи даже горячим душем с мылом и энергичным трением. Амбра, ваниль и что-то ещё, что, как Виктор точно знал, источал Бомайн, когда был надушен и тянул ко всем свои шаловливые ручонки. Это осознание одновременно вызвало у Виктора тошноту и злость, а затем чувство вины и ужаса из-за того, что он поставил Игоря в такое положение. Что именно Игорь чувствовал себя обязанным сделать, чтобы обеспечить их будущее? Он свернул одежду с гораздо меньшей осторожностью, чем заслуживал такой хороший костюм, и отнес его в неиспользуемую спальню в конце коридора, бросив в угол и закрыв дверь. Виктор надеялся, что вонь этого человека не распространилась на другие вещи Игоря. Меньше всего ему хотелось чувствовать запах Бомайна в их спальне. Пустые сумки он поставил в той же неиспользуемой комнате. В дорожной сумке Игоря он нашёл несколько узлов, свертков и конвертов и оставил их все нетронутыми в изножье кровати. Ароматы запекаемой пищи начали наполнять дом, и Виктор был застигнут врасплох, когда от этого запаха его затошнило до такой степени, что ему сделалось дурно. Он бросился в уборную и выплеснул содержимое своего желудка в отверстие стульчака, опустившись рядом с ним на колени, весь в холодном поту. Виктор сел на пол и трясущейся рукой откинул волосы назад. Он обнял сам себя, сдерживая волну озноба, который, ясное дело, не был результатом какой-то внезапной болезни. Поднявшись на ноги, Виктор подошёл к раковине и плеснул себе в лицо водой, глядя в зеркало на свое бледное отражение и налитые кровью глаза. Это было не то лицо, которое он должен был демонстрировать Игорю и Виктории в канун Рождества. Это был первый праздник за многие годы, который Виктор проводил с людьми, с которыми по-настоящему хотел его отметить, тем более речь шла о его собственной семье. P.S. В оригинале был Father Christmas, он же рождественский дед или Санта-Клаус (он же святой Николай), который в описываемые времена ещё не принял облик современного персонажа. Но для удобства назовем его Санта-Клаусом.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.