Болотные огни

У молодого короля Фольтеста Темерского — будущего Железного Владыки и Предводителя Севера — было много слабостей. Всё-таки, несмотря на поколения осиянных божественным благородством предков, он оставался человеком, и, будучи большую часть времени весьма рассудительным и мудрым, он в то же время являлся порывистым и в некотором роде взбалмошным. Так, когда марширующее войско останавливалось передохнуть после дневного перехода, он, приводя в ужас всю свиту, мог запросто уйти в лагерь рядовых солдат и поужинать с ними, сидя у большого костра (если он оставался недоволен качеством похлебки — кашевару доставалось на орехи, а взвод получал харчи из королевского обоза). Подобные выходки были для Фольтеста совершенно в порядке вещей, а одним из его первых законов и вовсе стал запрет рубить деревья и охотиться в Брокиллоне. Вы только подумайте! Когда Фольтест был еще младше, не вступив даже в пору юношества, он и вовсе имел неприятную для всего двора привычку сбегать из замка: купить у бродяги лохмотья, переодеться в них и отправиться прогуляться по окрестностям. Но хотя бы это Фольтест оставил в прошлом, когда наконец унаследовал трон; должны же быть рамки приличия, когда ты король, надежда и опора Темерии! На фоне подобных выходок бешеная скачка верхом по улочкам Вызимы — без охраны и в сопровождении одного только графа Симона де Брие, — казалась совершенно несущественным мелким капризом, удовлетворять который было полезно для душевного спокойствия как самого короля, так и всего двора. Во время этих поездок короны Фольтест не надевал, ограничиваясь скромным золотым обручем, и хотя многие горожане уже знали, кто именно то и дело с гиканьем мчится по улицам, далеко не все узнавали в лихом всаднике короля. Копыта грохотали по булыжникам центральных улиц и глухо стучали по утоптанным земляным дорогам бедных районов — пока скачку не прервало неожиданное препятствие. На темной улочке два человека сцепились не на жизнь, а на смерть прямо посреди дороги. Отчаянно молотя друг друга, парни совершенно не замечали ни зрителей, ни несущихся в их сторону всадников. Желтый свет из открытой двери кабака освещал дерущихся, придавая их чертам гротескный жуткий вид. Улюлюкали немногочисленные зрители, — которые, однако, старались держаться поодаль, чтобы не попасть под горячую руку. Фольтест придержал коня футах в пятнадцати и не без насмешки указал спутнику на драку. — Ты только посмотри. — Просто пьяная потасовка, мой лорд, — скривился де Брие, немедленно закрывая нос надушенным платком. Быстрая езда еще могла примирить его с амбре городских улиц, но, чтобы заставить себя остаться на месте, ему требовалась добрая треть флакона духов. Фольтест на такие мелочи как вонь сточных канав внимания вообще не обращал. — Давайте продолжим путь! — Нет, де Брие, погоди. Я хочу увидеть, кто победит. Сделаешь ставку? Тот, что выше ростом, был силен, но второй оказался совершенно бешеным. Шапка упала с его темных волос в сухую дорожную пыль, а кулаки так и мелькали в воздухе. Выкрикивая невнятные проклятья, он, кажется, едва ли замечал полученные от противника удары, которые уже через пару часов, когда опьянение и ярость поутихнут, несомненно дадут о себе знать мучительной болью. — Ох, это было неплохо! — не удержался от возгласа Фольтест, когда парень отхватил такой мощный удар по рёбрам, что закашлялся, — однако противника он не выпустил и, крепко держа за ворот рубахи, саданул его головой в нос. Воспользовавшись секундной растерянностью, парень вывернулся и в мгновение ока выдернул из частокола дрын. Противник еще пытался понять, где он и что происходит, как парень, замахнувшись с удивительной для такого щуплого тела силой, заехал этим дрыном ему аккурат промеж лопаток, и тот повалился ничком. — Силён малец! — засмеялся Фольтест. — И не делай такое лицо, де Брие, наша армия хороша именно потому что в Темерии всё еще родятся такие бешеные парни. По совести, в дворцовой страже такие тоже не помешают, — в глазах Фольтеста неожиданно вспыхнул огонь, хорошо знакомый всем его вассалам. Все знали и боялись этого блеска в глазах и этой усмешки, потому что это означало, что Фольтест снова может вытворить что угодно в нарушение дворцового этикета и, как казалось порой недостаточно дальновидным, здравого смысла. — Позови его. — Но, мой лорд, вы в самом деле хотите приблизить ко двору этого человека?.. Это же просто… бездомная дворняга! — парень как раз звучно высморкался в руку и тщательно вытер пальцы о подол рубахи. Потом только осознал, что ему на лицо попала кровь из разбитого носа соперника и, кривясь, потёр щеку костяшками. Король безмятежно отмахнулся от возражений де Брие: Фольтест пребывал в настроении повеселиться и попытки воззвать к голосу разума были тщетны. — Из дворняг порой получаются отличные сторожевые псы! И это всего лишь стража замка. Позови его. С выражением полной покорности судьбе де Брие сложил ладони рупором. — Эй, эй, ты! С дрыном! Немедленно роняя дрын, парень огрызнулся — точь-в-точь голодная цепная собака: — Чего надо?! — однако, увидев вышитый золотом герб на камзоле де Брие, он немедленно поубавил спесь. Подобрав упавшую с головы шапку и отряхнув её о колено, он прижал её к груди и подошел к всадникам, почтительно сутулясь. — Чем могу служить, милсударь? Не то, чтобы Вернон Роше собирался тем вечером ввязываться в драку. Но когда тебе семнадцать, твоя жизнь была предопределена как жизнь ничтожества еще в момент твоего зачатия, а сегодня, работая на бойнях целый день, ты заработал несколько грошей и можешь потратить хотя бы половину на выпивку — не надо быть провидцем, чтобы с уверенностью сказать, что именно это и будет сделано. Так что драка в тёмном вонючем кабаке, освещенном чадящими факелами, была вопросом времени. Ощущение собственной ничтожности вкупе с опьянением делало Вернона еще более вспыльчивым, чем обычно. Достаточно стало неосторожно брошенного слова, чтобы человек, с которым вы только что распевали песню о девице из Виковаро, превратился в злейшего врага, и плевать, что он лет на пять старше и на полторы головы выше. Животная ярость ослепляла и превращала всю остальную жизнь в мираж, который сейчас не важен, и торжествующее чувство собственной силы пьянило куда больше выпитого пива. Подумать только, как просто решаются вопросы — достаточно хорошенько отметелить человека и тот сразу растеряет всю свою спесь и желание остроумно шутить про бедную одежду, от которой вдобавок разит потрохами. Не успел он перевести дух, как услышал, что его зовут, и — что хуже — какие-то очень опрятно одетые господа. А опрятная одежда — это плохой знак. Попадаться на глаза знатным — дело такое. Никогда не знаешь, чем закончится: тебе прикажут просто убраться к дьяволам или хлестнут кнутом, просто потому что ублюдскому барону померещилось, что ты обратился к нему по имени. Но бежать сейчас было бы еще хуже — они верхом, догонят в два счета. Поэтому Вернон поднял шапку и подошел к господам, особенно чётко осознавая, как же сильно от его одежды несёт потрохами. Тот всадник, что окликнул его, граф из королевской свиты, брезгливо покосился на заляпанную одежду и прижал к носу платок, тяжело пахнущий заспиртованными цветами. А вот второй, с золотым обручем на растрепавшихся от езды волосах — чуть склонившись, смотрел прямо в лицо, пытливо, изучающе. Но не с тем интересом, с каким люди разглядывают карликов и двухголовых цыплят в ярмарочных балаганах. То был пока неизвестный Вернону оттенок любопытства. — Часто людей бьешь? — спросил всадник, придерживая коня, готового шарахнуться от незнакомого человека. Вернон опасливо глянул на лошадь, но с места не сдвинулся. Хорош он будет, если струсит! Да и в желудке плескалась не одна пинта плохого кислого пива, так что, раззадоренный дракой, Вернон не особенно следил за тем, что говорит, когда отвечал: — Бывает, милсударь, порой. Когда язык поганый за зубами держать не могут, — то, что сейчас как раз он сболтнул лишнее, Вернон осознал лишь когда граф замахнулся на него хлыстом: — А ну пасть захлопни! Ты понимаешь с кем говоришь?! — Тихо, — строго ответил тот, что с обручем. Граф с кислой миной опустил хлыст, и тут Вернон понял. И остолбенел, краснея, словно лицо окунули в кипяток, а в глотку насыпали песка. С королями шутки плохи. С королями нельзя говорить «милсударь» и «поганый»! Но король, похоже, решил проявить к нему снисходительность. — Ты пьян? — снова обратился он к Вернону. — Есть немного, мой лорд, — подавив икоту, честно ответил тот, понимая, что убедительно изобразить трезвость не сможет. К его изумлению король только улыбнулся. — С кем из нас не бывало, правда? Как твое имя? — Вернон Роше, мой лорд. — Вот что я тебе скажу, парень: надо тебе учиться махать чем-то получше дрына. Завтра на рассвете придёшь к главным воротам замка, спросишь капитана Монро. Он у нас главный в страже. Выдаст тебе обмундирование и всё объяснит. Вернон осознал вдруг, что стоит с открытым ртом, и поспешил его закрыть. Ему не послышалось? Его берут на службу в королевский замок? За то, что он ударил человека палкой и сломал ему нос?.. — С… спасибо, ваше величество! — выпалил он, не зная, кланяться ли или уже самое время падать ниц. Король великодушно кивнул, не дожидаясь ни первого, ни второго, и перехватил поводья. — Капитан будет ждать тебя, Вернон. Смотри, не разочаруй меня. С этими словами Фольтест пришпорил коня и тот взвился на дыбы. Огромные копыта пролетели в нескольких футах от лица Вернона, и тот снова подавил порыв отшатнуться. Глухой цокот копыт затихал вдали, а Вернон всё стоял, чуть покачиваясь и прижимая к груди шапку, и пытался осознать — не пьяный ли всё это сон или же он в самом деле только что разговаривал с самим королем.