Relief after pain

Тёплые лучи летнего солнца приятным жаром обдавали лицо и глаза, заставляя жмуриться в желании продолжить приятный сон, лёгкий ветер колыхал прозрачные шторы, проходясь прохладой по открытым ногам, а приятная тишина и небольшая тяжесть родного тела на плече вызывали лишь счастливую улыбку на губах, что не сходила с лица последние восемь лет. Каждый день теперь чувствовался чем-то нереальным, будто прекрасным сном, что длился уже не первый год, нереальной сказкой из книг библиотеки, что детям рассказывают по ночам, тем самым «долго и счастливо» в конце каждой из них. С лица не сходила яркая улыбка, счастье ощущалось чем-то привычным, но всё равно дорогим и неожиданным, дорогие сердцу люди, проверенные годами совместной жизни и трудностями, пройденными вместе, приносили лишь желание обнять и не отпускать до конца жизни, благодарить, стоя на коленях, за всё то, что делали ради него, за то, что оставались всё это время вместе с ним, держа за руки и не давая падать, в необходимые моменты подставляя плечо. Чужая поддержка, любовь, получаемая и взамен отдаваемая им каждый день, счастье, что создавали люди рядом с ним, надёжность, уверяющая его день за днём и приносящая уверенность в самом себе — лишь малая часть того, что лечит его лучше заклинаний мужа в трудные моменты, того, за что он благодарен, того, что он никогда не забудет, того, что будет помогать ему вечно, что приятно отдаётся в душе воспоминаниями, созданными по чужому обещанию на месте поломанных и стёртых в пыль когда-то давно. — Александр, — и это то, что он слышит первым каждое утро на протяжении восьми с лишним лет. Казалось, бы, лишь его имя, но то, каким приятным и родным, с лёгкой хрипотцой после сна тоном это сказано, позволяет откинуть все лишние вопросы. — Признавайся, ты уже давно не спишь, — а потом тёплое дыхание трогает его губы, и он, наконец, чувствует то, ради чего просыпается по утрам. Приятный и лёгкий, как крылья бабочки, поцелуй, нежный и ни к чему не обязывающий, но самый лучший, что никогда не длится долго, но трогает что-то в душе. Каждое утро он будто может почувствовать глубоко внутри огромную бурю чувств, такую же, как у человека рядом, просыпающуюся вместе с ним и расправляющую свои крылья всё сильнее каждую секунду. — Ммм, как же ты догадался? — ни грамма недовольства, лишь счастливая улыбка на губах после поцелуя и желание поскорее открыть глаза, чтобы увидеть самого главного человека в его жизни. — Даже не знаю… — притворно хмурится Магнус, делая вид, что и правда задумывается над этим вопросом. — Может потому что ты лыбишься как ненормальный? — невинное предположение, но заранее верное. Сил отрицать что-то не было с самого начала, поэтому Алек лишь улыбается шире, ещё раз целуя чужие губы, и отвечает: — И то верно, — пауза на смешок и игривый взгляд, отправленный из-под опущенных ресниц, — я просто слишком сильно тебя люблю, — и то, как ярко светятся чужие кошачьи глаза от каждого его слова, теперь не скрываемые гламуром в пределах их дома, говорит само за себя. Его тоже любят. Улыбка, подаренная секундами позже, стоит всех его стараний и мук — она яркая и счастливая, такая, которую видит только он и никто другой, полная доверия и любви, ощущаемой не первый день, полная чувств, которые Магнус теперь не боится показывать. — Папа! Отец! — момент прерывается, когда в спальню вбегают двое смеющихся мальчишек, что тут же запрыгивают на кровать, забираясь под одеяло к родителям. Никто не злится за прерванный момент, потому что у них ещё не одна жизнь впереди, и лишь счастливые воспоминания маячат прямо перед глазами, потому что каждый день в кругу семьи — это целое приключение, приятное и приносящее лишь лучшие чувства, которые только можно испытывать, и потому что без их сыновей и половины этих воспоминаний бы не было. — Доброе утро, — следом раздаётся приглушённо из-за одеяла, но всем становится так смешно, что сил хватает лишь на этот привычный безудержный смех, преследующий их день за днём. Вся эта жизнь в который раз кажется нереальной и невозможной для понимания, но такой родной и близкой душе и сердцу; он задумывается об этом не впервые, ведь иначе не может, но яркие жёлтые глаза и маленькие ладони в его руках вытягивают из этих мыслей, буквально заставляя забыть обо всех сомнениях. — А вы знаете, что ваш отец только что мне говорил? — заговорщически шепчет Магнус, после того как титаническими усилиями достаёт двух озорников из-под одеяла, оставляя их сидеть рядом с ними, также жмурясь от подступающего солнца. — Что? — Скажи, пап! Наперебой раздаются два голоса, отчего Алек лишь сильнее улыбается, тоже начиная слушать своего мужа. Ловит его взгляд, тоже полный смешинок и счастья, и чувствует такую гордость за то, что именно он и их семья сделали Магнуса таким счастливым и довольным жизнью, что именно они избавили его ото всех сомнений, давая шанс наслаждаться жизнью и дышать полной грудью, встречать каждый день с улыбкой. — Что он любит вас больше меня! — эти слова он слышит не впервые, но дети каждый раз наивно ведутся на эту игру, и их лица стоят тех слов, что Лайтвуд повторяет им каждый из них. — Это правда, пап? — и голос его сына столь жалостливый и грустный, что в душе расцветает лишь любовь. Алек тянет обе руки к детям, и когда те хватаются за них, он говорит то, что не устанет повторять, наверное, никогда: — Вы же знаете, что я люблю вас всех одинаково сильно, и очень благодарен за то, что вы у меня есть. Также вы знаете и то, что я никогда не найду никого лучше вас и всегда буду счастлив видеть вас, — он треплет их волосы, наблюдая, как счастливые улыбки распускаются на их лицах, а глаза загораются искренней радостью. — И я знаю, что вы затеваете это только ради того, чтобы услышать эти слова от меня, — добавляет после небольшой паузы Алек, давая мнимое расслабление на пару мгновений. Они с Магнусом смеются от того, что шутка вновь сработала, но дети лишь хмурятся и дуют губы, заносчиво бурча: — Но ты же ведёшься! — Приходится, — посмеивается Алек, качая головой. Его дети — лучшее, что с ним случалось. После Магнуса, конечно. — Мы тебя тоже очень сильно любим, — добавляют минутой позже и прыгают прямо на него, заставляя задыхаться от их тяжести, но он не издаёт ни звука, пока дети душат его в своих объятиях, а Магнус смотрит на него с яркой улыбкой, что появляется и на его губах в тот же миг. — Давайте дадим Александру хоть чуть-чуть воздуха, — трогает их за плечи маг, надеясь хоть как-то помочь мужу. Те, ко всеобщему счастью, быстро остывают, понимая границы, и возвращаются на свои места, уделяя небольшое время быстрому рассказу о собственных снах, который все слушают с огромным интересом, наблюдая за попытками Макса наколдовать ещё и картинки для своего рассказа (что получается у него с каждым разом всё лучше и лучше), а потом они убегают в свою комнату, чтобы подготовиться к завтраку и оставить родителей наедине. — Какие понимающие у нас дети, однако, — шепчет Алек, нависая над Магнусом и заглядывая тому в глаза, желая ещё раз рассмотреть эту прекрасную черту его любимого человека. Он никогда не устанет повторять насколько волшебны и уникальны чужие глаза, запавшие ему в душу с первого же взгляда и также никогда не устанет получать в ответ жаркие поцелуи и глаза, полные немой благодарности. — Полностью с тобой согласен, мой дорогой муж, — торжественно заявляет тому Бейн, обхватывая чужую шею руками. — Что думаешь насчёт того, чтобы принять душ? — Только если совместный, — тянет следом Алек, оставляя ещё один поцелуй на родных губах. — Идём, — говорит, получая небольшой кивок на свои прошлые слова. За рекордные сроки ему удаётся утянуть мужа в ванную, сразу же затаскивая того под прохладный душ и не обращая внимания на протестующие стоны, потому что вдвоём определённо быстрее, чем по отдельности. И веселее. Они всё ещё улыбаются чересчур ярко, но так счастливо, что всем становится всё равно, они целуются буквально каждую секунду, потому что не могут иначе, желая получить всё и сразу, они обнимают друг друга так крепко, как могут, вместе намокая под водой, они смотрят друг другу в глаза, будто играя в гляделки и не желая сдаваться, и совместными усилиями всё же выходят из ванной, так и не перейдя грань дозволенного. Они даже хлопают себе за это, пока переодеваются в домашнюю одежду. — И так, что же вы хотите на завтрак? — спрашивает Магнус, как только они оба заходят на кухню, где уже сидят Макс с Рафаэлем. — Вафли! — в этом их дети сходятся раз за разом, загадывая одну и ту же еду. — Ну, значит будут вам вафли, — вместо мужа кивает Алек, доставая нужные ингредиенты из холодильника и не желая прибегать к помощи магии, пока Бейн садится рядом с детьми, заводя какую-то незначительную беседу о прошедшей неделе. Спустя полчаса, когда дети, сговорившись с Магнусом и используя его же магию, уже украли со стола всё, что только можно было съесть, разнесли половину гостиной, играя в догонялки и, кажется, разбудили всю округу своими криками, вафли оказываются готовы. Шедевральное произведение искусства сметают за считанные минуты, облизывая пальцы, рты, носы и все заляпанные поверхности, не желая оставлять и малейшего кусочка. Довольными в этот раз остаются все, наслаждаясь мастерством Алека. — Ну что, куда сегодня пойдём? — усевшись на диван, вновь спрашивает у детей Бейн, лёгкими покачиваниями руки вызывая искры своей магии. — Что насчёт парка аттракционов? — предлагает Рафаэль, по загоревшимся глазам которого можно понять, насколько нравится ему эта идея. — А тётя Миа пойдёт с нами? — тут же спрашивает Макс, внимательно наблюдая за движениями папы и стараясь повторить их. — Ну это надо спросить у самой тёти Мии, — слегка хмурится Магнус, уже собираясь призвать телефон, чтобы позвонить своей лучшей подруге и крёстной их детей, параллельно задумываясь над предложением о сегодняшнем времяпрепровождении и о том, что будут делать они с мужем. — А можно я с ней поговорю? — хлопает глазками Макс, и ни у Алека, ни у Магнуса просто нет сил отказать такому взгляду, поэтому они, улыбаясь, кивают. Радость в чужих глазах лишь из-за этого маленького уступка стоит всего мира вместе взятого. Только Магнус собирается вновь воспользоваться своей магией, как в середине гостиной вдруг появляется яркая вспышка света, которая неожиданно ослепляет всех, продолжая разрастаться и заставляя всех жмуриться, а потом вдруг рассыпается на мелкие искры, превращаясь в небольшой свёрток бумаги, плывущий прямо в руки магу. Алек провожает его настороженным взглядом, готовый прийти на помощь, а дети тут же замолкают, источая лёгкое волнение, пока Бейн слегка хмурится, делая несколько пассов руками, чтобы проверить, не опасен ли свёрток. Только когда всевозможные проверки показывают, что опасности бумага не несёт, Магнус наконец берёт её в руки, разворачивая и вчитываясь в текст, пока все остальные молча ожидают, желая тоже услышать содержимое послания. — И ради этого надо было устраивать такой концерт? — спустя минуту усмехается маг, откладывая бумагу на диван и откидываясь на спинку дивана. Запускает пальцы в волосы, слегка сбивая всю укладку, закатывает глаза каким-то воспоминаниям, а потом заставляет тот же свёрток переплыть по воздуху в руки к Лайтвуду, уже успевшему окончательно расслабиться, понимая, что опасность миновала. — Пап, что там? — спрашивают дети, не имея возможности узнать самостоятельно. Магнус некоторое время прожигает нахмурившегося вновь мужа своим взглядом, будучи слегка неуверенным в собственном желании дать тому прочитать всё лично, но в конце концов выдыхает, решая уделить внимание детям и давая Александру самому справиться со всем. — Письмо от моих давних друзей, они приглашают меня и вашего папу встретиться лично в городе, в котором мы раньше жили, потому что мы давно не пересекались, и они хотели бы увидеть меня. — Это надолго? — задаёт вопрос Рафаэль, а Макс кивает, показывая, что тоже желает слышать ответ и откидывается на колени к брату, раскачивая ногами из стороны в сторону. — Не думаю, кажется, что только на пару дней. Хотите с нами? — предлагает Бейн, забирая листок из рук мужа и настороженно смотря на него, но тот лишь покачивает головой из стороны в сторону, намекая на более поздний разговор. Дети слегка хмурятся, задумываясь, потом переглядываются и кивают друг другу, кажется, окончательно решив: — Нет. Магнус усмехается такому единству, зная дальнейший исход действий, но всё равно спрашивает: — С кем тогда останетесь? — С тётей Мией! — звучит одновременно от обоих детей. Отказывать им не желает никто.

***

Тихо хлопает дверь в спальню, отрезая мужчину от криков детей, раздающихся из гостиной, где, кажется, скоро случится полнейший хаос, который потом придётся восстанавливать буквально из руин, но это кажется таким пустяком, что никак не идёт в противовес детскому счастью от таких забав. Ветер всё так же покачивает шторы, пробираясь по полу ближе к ногам, а солнце гуляет по полу, отсвечивая солнечными зайчиками от зеркала; приятная морская свежесть медленно пробирается в лёгкие, щекоча нос, а тело постепенно расслабляется, отдаваясь отдыху. — Александр? — мягко раздаётся от Магнуса, пока тот подходит к мужу, садясь рядом с ним. — Мммм? — склоняет в его сторону голову, слегка улыбаясь уголком губ. — Ты хочешь ехать? — Бейн правда не уверен, стоит ли брать с собой Алека, потому что он хоть и отпустил ту ситуацию, позволив людям иметь своё мнение, воспоминания всё ещё есть, и он знает, что те не забываются даже спустя столько лет. — Знай, что если что я спокойно поеду один. — Магс, это глупости, — Алек покачивает головой, мягко и широко улыбаясь, и поворачивается в сторону мага, встречаясь с ним взглядами, дабы убедить того в своей серьёзности. — Я давно отпустил эту ситуацию и вырос из неё, не желая копить ненависть, ты это знаешь. Да, было трудно, да, было обидно, но всё это развеяло время и твоя любовь, а потом и наши дети. Я не хочу оставлять тебя одного, зная, как ты хочешь, чтобы я был рядом, не хочу и сам оставаться без тебя надолго. Тем более я не собираюсь видеться ни с кем из своей родни, а твои друзья вообще никаким боком с ними не связаны. Нью-Йорк огромный город. — Хорошо, Александр, — склоняется ближе Магнус, даря лёгкий поцелуй в губы и продлевая его ещё на пару мгновений. — Значит, мы едем в Нью-Йорк. Звучит как приговор. Хороший ли?