Мафия — значит интернационализм

Сердце ёкнуло. Дазай не шелохнулся, кожа под бинтами зачесалась, хотелось впиться в руки ногтями и расцарапать до крови. Чуя, без спроса ворвавшийся в комнату, прошёл вглубь. «Какого...» — не успел Дазай додумать, как пружины кровати скрипнули под чужим весом, и через мгновение в нос ударил узнаваемый запах шампуня. Чуя опустил голову на самый край подушки, путь она и была широкая, но явно не предназначалась для двоих. Рыжие — хоть в темноте и не видно — волосы защекотали нос, стоило только вдохнуть, и подросток прикусил губу чувствуя едва преодолимое желание впечататься в стенку, лишь бы не касаться Накахары. Пальцы дергались, а мерзкий голос все ещё появлялся в голове резкими вскриками, твердя о том что этого не должно происходить. Чуя сказал, что ему больно, и это стало чем-то шокирующим, словно Дазай уже уснул и видел какой-то нереалистичный сон. — Тошнит от тебя. Уже не доверяя сам себе, Дазай решил — опять голоса подсознания дают о себе знать, но потом понял, что это в самом деле произнёс Чуя. «Конечно тошнит». «Зачем ты пришёл?» «Верлен разозлится, если придет в твою комнату и тебя там не будет». Дазай пялился на простынь, на чужое плечо, на взлохмаченный затылок, на темнеющую россыпь веснушек на лопатках, не зная, надо ли ему что-то говорить. Накахара шевельнулся и Осаму отпрянул, избегая прикосновения. Почувствовав это, Чуя сказал: — Я думал, тебе совести хватит не палиться, раз уж строишь из себя дохлого. Ты даже не пытался притвориться спящим? Тупо игнорируешь меня? Дазай мысленно проклял себя. Он был в шаге от того, чтобы откусить себе палец: лишь бы почувствовать хоть какое-то облегчение. Его знобило как лихорадочного, тело казалось онемевшим, а пальцы на ногах замерзли так, что едва не отваливались. Губы и язык почти не слушались, но он заставил себя ответить: — Не я пришёл к тебе в комнату, завалился на твою кровать и начал нести какой-то бред. Он пытался передать всё своё раздражение, но получилось скорее жалко, чем угрожающе. — Да пошёл ты. Сердце не билось — оно дрожало, и Дазай дрожал вместе с ним. Тошнота подступала к горлу, а перед глазами словно поплыли лужи крови, сбивая фокус. — Блять... Он не собирался говорить это вслух, и Чуя бы не услышал, если бы не лежал с ним, простите, в одной кровати. — С тобой-то что? Дазай шумно вздохнул, пытаясь успокоить нервы. — Ничего. Не зная, какими словами лучше прогнать Накахару, Дазай решил потянуть время, чтоб не давать времени на раздумья. Тему разговора долго искать не пришлось. Он спросил: — Верлен... Что он сделал? Чуя не стал ни отвечать, ни поворачиваться: вывернул руку за спину и непостижимым образом схватил его за запястье. «У этого леприкона реально глаза на затылке, что ли?!» — испуганно подумал Дазай. В висках запульсировала такая боль, что с губ сорвался невольный всхлип. Накахара притянул его ладонь к своему лицу, и через пару секунд пальцы коснулись чего-то влажного и теплого. «Бля, кровь?» Он поморщился и осторожно попытался высвободить руку. По телу бежали мурашки от ощущения ладони Чуи поверх его. Дазай напрягался как мог, лишь бы случайно не прижаться к нему, хотя днем это не казалось такой катастрофой. — В нос разок ударил. — И что, до сих пор кровит? — Дазай отчаянно напряг руку, просто надеясь, что её отпустят. — Блять, мог бы просто «Да» сказать! Накахара отчего-то не спешил разжимать пальцы, Осаму был готов перепрыгнуть через него, убежать в душ, а потом запереться где-нибудь в одиночестве, лишь бы это странное, необъяснимое, но противное чувство исчезло. — Да она сначала шла, потом прекратилась, теперь снова пошла... Он закончил фразу донельзя раздражённым голосом, и сжал руку Дазая ещё сильнее. — Может, он тебе нос сломал? Чуя пожал свободным плечом, задевая вытянутую руку Дазая и невольно вынуждая качнуться ближе — тот готов был взвыть. Он хотел просто рявкнуть «отпусти», но опасался, что за этим последуют какие-то расспросы. Конечно, можно сказать, что это не его ума дело, но... «А что “но”, а, Дазай?» Он поджал губы и дёрнул рукой даже сильнее, чем нужно: рука выскользнула из захвата, в полете задев кончиками пальцев Накахару по носу, и только затем оказалась прижата к груди Дазая. «Ебать он ледяной! Я думал, это я мерзну вечно...» Дазай даже расширил глаза, когда понял, насколько холодным был чужой нос — особенно в сравнении с тёплой кровью. — Фига... Это я-то дохлым притворялся?! — возмутился Дазай. — Это у тебя температура как у дохлой жабы... утонувшей от обморожения в Северном Ледовитом океане! Накахара в ответ фыркнул, а Дазай больше механически, чем осознанно, накинул на него одеяло. «Ты его прогнать хотел, алло...» Чуя вопросительно оглянулся через плечо, и Дазай наконец сумел разглядел его лицо. «Слишком близко...» Кровь действительно, кажется, только перестала идти, размазалась темным пятном с дальней стороны лица, пока Чуя лежал. «Он же мне подушку испачкал...» Дазай прищурился с небольшим осуждением, и почувствовал, что неожиданно для себя начал согреваться — и так же неожиданно тревога начала отступать. Чуя отвернулся и пробурчал: — Не поможет мне одеяло. Дазай состроил рожу в стиле «Издеваешься?». Чуя, вроде, сам жаловался на жару, а сейчас что? — Давай без шуточек, ты, может, и был прав, говоря, что в этом доме умирали люди, но конкретно в моей кровати мертвецы ещё не лежали! — Да завали ты... Я сам не знаю, почему мёрзну. «Заболел потому что, и припёрся меня в качестве мести заражать, бацыла рыжая». — И надолго ты сюда приполз? — Пока ты мне мозги не вытрахаешь, не уйду. — О, обязательно говорить это, когда мы в одной кровати лежим? Накахара рассмеялся тихо и хрипло. — Ты делал то же самое, прижимая меня к полу из-за ебаной бумажки! — Господи! — воскликнул Дазай полушёпотом — Ты выбрал самую ебанутую формулировку, чтоб описать тот момент. В грудь вдруг врезалась чужая спина, от неожиданного удара голова Дазая мотнулась и он прикусил губу до крови. Он хотел было отползти к стене, но почувствовал идущее от Чуи тепло и опешил. На подоконнике подобное чувство уже возникало, и Дазай совсем не понимал как это работает. Тем более сейчас когда секунду назад Чуя казался ледяным. Утром Дазай может и не обратил на это внимания, но сейчас подумал, что такие ощущения как-то несвойственны для него. Видимо, пока он пытался найти объяснение этому странному явлению, Чуя решил что молчание — признак негодования, и произнёс оправдывающимся тоном: — Ты как грелка. Дазай прыснул. — О, я горяч? Чуя умудрился и в таком положении ткнуть его в бок. — Слишком много пошлых шуток для того, кто не интересуется сексом. — Я знаю много тем для шуток, просто ты сам подставился под такую. Челюсть захлопнулась, когда Чуя уперся макушкой в чужой подбородок. «Липнет и не стесняется...» Дазай какое-то время полежал неподвижно, но ни голоса в голове, ни ощущение нечистоты не появились. И хотя он был уверен, что если сейчас ему в руки попадёт лезвие, он им воспользуется, самому за ним рвануть уже не так хотелось. Поколебавшись какое-то время, он просунул одну руку под шеей Чуи, вторую положил поверх плеча, словно прикрывая крылом, нащупал конеченеющие ладони и сжал, пытаясь согреть.. Накахара тихо рассмеялся, утыкаясь лицом в подушку. — Что смешного? — Ничего... — Он сжал пальцы Дазая в ответ, и тот чуть не подавился, сглатывая слюну. — Моя мама так делала. Теперь и Дазай рассмеялся — нашёл что вспомнить. Накахара, осмелев, вжался подошвами стоп в его ступни, и Дазай решил блеснуть своей эрудированностью: — Новорожденные щенки тоже жмутся друг к другу, чтобы согреться. — Вечно ты меня с собаками сравниваешь... — А ты уже не в первый раз сравниваешь меня с матерью, но я вот собак ненавижу... «А ты маму, кажется, любил...» — осталось на языке и Дазай почувствовал себя совсем странно. Его мысли вдруг ушли куда-то, и он чувствовал, что раньше упускал много деталей, но когда он, кажется, был в шаге от какого-то открытия, Чуя выдал следующее: — И что? Только попробуй пошутить про папочку... Дазай на мгновение потерял дар речи, а когда тот к нему вернулся, он рассмеялся в голос, не заботясь о том, что сейчас уже ночь. — У меня и в мыслях не было! Чуя чуть поерзал и замер. Он даже дыхание, вроде, задержал. Дазай продолжил подшучивать: — Боже, блять, и это у меня мысли пошлые?! Какой ты извращенный, бо-о-же... Это тебя братец научил!? Признайся, слышал как Рем... Чуя опять не дал договорить, боднув в челюсть, из-за чего Дазай чуть не прикусил на этот раз язык. Он продолжал трястись от тихого смеха, теперь точно в полном шоке с ситуации. Сон как рукой сняло. На какое-то время они оба умолкли, но когда Чуя попытался что-то сказать, Дазая снова прорвало. — Папочка, блять! Он расхохотался и даже отнял руки от Чуи, чтоб захлопнуть себе рот ладонями. — О, боже, блять, иди нахуй! Дазай кое-как успокоился, всё еще улыбаясь до боли в щеках. — Прости-прости... Что ты хотел сказать? Чуя умолк и с каким-то загадочным выражением лица сел на кровати, сложив руки на животе. — Откуда это? Он покрутил рукой у своей шеи, явно намекая на шрамы Дазая. Мурашки вернулись, словно и не исчезали, и он повторил позу Чуи. — Разве важно? Рыжий в ответ фыркнул и вздернул подбородок, закрывая глаза. — Мне всё равно. Просто... Он явно не смог придумать конец фразы и неопределено дернул плечами. «Ну, раз я уже показал, что такого случится если расскажу?» Несмотря на эту мысль, он очень сомневался: может, лучше отшутиться или соврать? Это не слишком — откровенничать тут с ним? Вдруг это будет что-то значить? «Ой-ой, а та записка ничего не значила?» Дазай на мгновение бросил взгляд на шкаф — почему он вдруг вспомнил о записке? «Что тут происходит?» Накахара шумно вздохнул и снова лёг на бок. — Вот в этом и отличие меня от тебя: мои раны заживают, а твои шрамы с тобой навсегда. Я говорю, а ты загадочно молчишь. В голове появился образ сундучка, в котором лежал клочок бумаги, а рядом... «Цепочка». Дазая бросало то в жар, то в холод, он умудрялся сохранять почти невозмутимый вид, но понимал, что уже на грани. Мысли про Чую щекотали под ребрами и заставляли чувствовать что-то новое, а мысли про цепочку... Дазай моргнул и вдруг крови на пальцах стало слишком много, небольшие пятна стали каплями и ручьем потекли вниз по запястьям. Кровать показалась ужасно жёсткой и холодной, руку словно коснулось нечто тонкое и холодное — как металл, и он интуитивно сжал руку. Дазай моргнул еще раз и вся картинка рассеялась, но сердце стучало бешено, а сохранять спокойствие уже не получалось. Брови дрогнули в беспокойствии и Дазай схватился за голову. — Эй, скумбрия. «Он заметил... Он...» — Мне влом вставать... Дазай плюхнулся на подушку, повернувшись к Чуе спиной. Язвительность в голове мешалась с растерянностью в груди. Пальцами Дазай словно чувствовал чужую кожу, которая становится холодной, а в голове мутно-мутно всплыло «Какой же он идиот...» «Контрастная ночка...» Дазай сжал в кулаке кончик одеяла и заставил себя ровно сказать: — Оставайся, если не боишься утром встретить у двери веселого дядюшку Верлена. И услышал смешок в ответ. — Я почти сломал ему ребро, думаю ему прийдется подождать, прежде чем снова что-то делать... Дазай невольно похихикал — сам даже не понял, как это у него вырвалось. Они замолчали и через пару минут Дазай подвинулся назад, натыкаясь на чужую спину. «Теперь он точно тёплый» Он только закрыл глаза, и уже уснул.