***
Конечно, они вместе с Голдштейном пошли к профессору Блэк. Конечно, на входе в аудиторию у Гермионы тряслись коленки, но её друг слегка толкнул её в спину, заставляя войти внутрь. Конечно, Блэк, очаровательно улыбаясь, сказала им, что на добровольно-принудительной основе они участвуют в театральной постановке по Шекспиру и что у них нет особого выбора. Гермиона, кстати, будет играть главную роль. Все убеждения девушки были пропущены мимо ушей, а она, поверьте, очень не хотела участвовать: в голове всё еще стояла картина, как она в свои пятнадцать играла Белоснежку в школьной постановке, а Джаспер Уилкис, что был старше на два года, исполнял роль прекрасного принца, решившего разбудить павшую от проклятия девушку своим поцелуем. Шатенка скривилась от одних только воспоминаний, но Блэк приняла это все на свой счет. Гермиона буквально кричала, что она такая себе актриса, что опыта у неё никакого, и сцены она боится. Но старшая женщина, громко хмыкнув, рассказала ей, что один секретный источник во всех подробностях поделился историями об актерской карьере Грейнджер в школьные времена. Гермионе оставалось только ошарашено смотреть на своего товарища, который отрицательно качал головой: мол, не я. Хотя, будем честны, шатенка не очень сильно распространялась о своем прошлом, поэтому Голдштейну сразу не поверила. Как итог, сейчас девушка вместе со своими друзьями сидела в Большом зале, — так называлась в Хогвартсе столовая, поражающая своими размерами, — и с некоторой периодичностью стукалась головой о поверхность деревянного стола, каждый раз опускаясь с громким стоном. Рядом сидящий Невилл Лонгботтом лишь пожимал плечами на все вопросительные взгляды, направленные в их сторону. — Здравствуй, Гермиона, — за стол опустилась Падма Патил, сестра-близнец её однокурсницы, Парвати, которая, к сожалению, училась на курсе востоковедения, — а ты зачем отбиваешь стол своим лбом? Тут что, неровная поверхность? — Нет, Падма, — простонала шатенка, пока её подруга демонстративно пыталась найти дефект стола, — я участвую в сценке по Шекспиру. Главная роль. — О, так это же превосходно! — она радостно хлопнула в ладоши, но, заметив предостерегающий взгляд Энтони и Невилла, проговорила, — Подожди, а мы радуемся или грустим из-за… — Грустим по поводу чего? — перебил вопрос подруги подошедший Драко Малфой, еще один их сверстник, постоянно выглядевший так, будто он сошел с глянцевой обложки модного журнала, — Зачем Гермиона стучит головой по столу? Она знает, что её знания таким образом не передаются воздушно-капельным путем? — Заткнись, Малфой, — процедила девушка, в очередной раз простонав, — Блэк пригласила меня и Энтони поучаствовать в постановке. — Да, я знаю. Это я сказал ей о тебе, а Голдштейн просто смазливый, к тому же вы с ним два ботаника-не разлей вода, поэтому он шел за компанию. В очередной раз челюсть Гермионы продемонстрировала всю свою подвижность, возможную и невозможную. Её рот очень невыразительно открылся, а глаза были глупо вытаращены, пока она пыталась понять смысл сказанных её другом слов. Малфой в это время аккуратно жевал свой обед — тарелка с диетическими овощами. Салфетка покоилась на его коленях, сам парень умело работал ножом и вилкой, демонстрируя всем свои манеры и воспитание. Показушник. — Какого хера, Малфой? Ты же знаешь, что я сама ненавижу вспоминать свои школьные будни, а тут ты раструбил всей планете! — Гермиона, ты так неуважительно разговариваешь со своим молодым человеком, — заметив непонимание в глазах девушки, он встал со своего места, подошел к девушке и, прокашлявшись, заговорил, — Ромео, милый мой Ромео! — Ромео? — недоверчиво проговорил Голдштейн, смотря на Малфоя, — Почему ты играешь Ромео, разве ты не учишься на факультете журналистики? — Ну, очевидно, никого неотразимее меня не найти. — Ага, и скромнее, — посмеявшись, сказала Падма, — Брось, Гермиона, все не может быть так плохо: в конце концов, тебе придется целоваться не с Уизли, а с Драко… — Ты так говоришь, будто это должно меня успокоить! И вообще… — Да, и вообще, наша невыносимая всезнайка слюни пускает на профессоршу, мы все это знаем, — Гермиона направила на Драко вилку, но тот, надавив на её руку, убрал от своего очаровательного лица угрозу, — Брось, Гермиона, профессор Блэк будет лично наблюдать за всеми репетициями… Эй, Гермиона, прекрати стучаться головой!***
Оказывается, что в театральном концерте участвует добрая половина университета, а «Ромео и Джульетта» — не единственная постановка. Масштабность предстоящего события обескураживала первокурсницу, от чего в голове появлялись не очень приятные мысли. Липкий страх окутывал её каждый раз, стоило ей заявиться на репетицию. Наличие мисс Блэк не помогало, это действовало с точностью наоборот: при женщине Гермиона едва могла связно мыслить. Для постановки выбрали отрывок — бал-карнавал в доме Капулетти, где Ромео впервые целует дочь врага своей семьи. Драко, которому действительно досталась роль её будущего воздыхателя, прекрасно выглядел в одежде той эпохи — Ромео у него удался на славу. Голдштейну досталась роль друга Ромео, Бенволио, и выглядел парень очень органично. Профессор Блэк не раз шутила по поводу светлых волос двух парней, говоря, что они действительно друг другу почти что братья. Ребята её веселья не разделяли. На первой репетиции, когда Гермиона читала сценарий в кругу всех задействованных в сцене лиц с чувством, выразительно, профессор Блэк хмурила свое очаровательное лицо, из-за чего между бровей появлялась небольшая морщинка, она надувала губы и, смотря на Грейнджер, думала о своем. Гарри Поттер, которому досталась роль «отца» Гермионы, кажется, старался сильнее всех присутствующих — для него это был шанс доказать всем, что он чего-то стоит и без своего известнейшего на весь мир отца, легендарного футболиста Джеймса Поттера, который со смехом принял выбранный сыном факультет в университете. Не этого он хотел для единственного ребенка. Еще в сценке участвовал здоровяк Грегори Гойл, который учился вместе с Драко на журналиста. Ему досталась роль Тибальта, и, в отличие от Поттера, Гойл вообще не старался: шумные вздохи Блэк на репликах парня были лучшим показателем. Старшекурснице Флер Делакур досталась роль кормилицы, Теодору Нотту, еще одному однокурснику Малфоя, — Меркуцио. Остальные незначительные роли достались однокурсникам Гермионы и Энтони. Когда со сценарием было покончено, Блэк громко хлопнула в ладоши и, попросив всех выучить свои реплики до следующей масштабной репетиции в актовом зале, отпустила всех домой. Это был вечер пятницы, все студенты радостно зашевелились, планируя отправится в бар со странным названием «Три метлы», где мадам Розмерта подавала чудесные закуски. Гермиона улыбнулась Драко, кивающему в сторону выхода, и была готова пойти с ним, как чья-то рука поймала её ладонь и, несильно дернув на себя, заставила остановиться. — Малфой, можете подождать свою подругу в коридоре, мне необходимо с ней поговорить. Как девочка с девочкой, — промурлыкала Блэк, даря Драко свою самую ослепительную улыбку. Тот, не долго думая, попрощался с женщиной и вышел из кабинета. — Профессор, вы что-то хотели? — после продолжительного молчания спросила Гермиона, чья ладонь все еще была в плену. Ей оставалось только надеяться, что организм не сыграет с ней дурную шутку и её ладони не начнут потеть, как это всегда происходило в присутствии женщины. — Хотела, Грейнджер, — она потянула девушку в сторону преподавательского стола и, отпустив руку, облокотилась на него бедрам, — Что тебя сдерживает? Не пойми меня неправильно, ты справляешься довольно неплохо для человека с посредственной актерской игрой, — женщина громко хмыкнула, — но ты можешь лучше. И мы обе это знаем, — Беллатрикс вторгается в личное пространство девушки и, приблизившись к уху, прошептала, — чего вы боитесь, мисс Грейнджер? Шатенка постаралась взять себя в руки и не покраснеть до такого состояния, чтобы Блэк не отправила её в медпункт. Или, еще хуже, не подумала, что она гребаная извращенка, которая представляла в своей голове разные вещи, которыми они могли бы заняться на преподавательском столе. И нет, это было бы не чтение Шекспира… — Ничего, профессор! Правда, всё в порядке… — Тогда что вас смущает? Неужели мистер Малфой ведёт себя неподобающе? — Нет, профессор Блэк, Драко ведет себя как настоящий джентельмен, я вас уверяю — проговорила Грейнджер, в тысячный раз обругав свой организм за несдержанность. Она отпрянула от женщины и постаралась дышать размеренно, спокойно, не вызывая лишних подозрений. — Что случилось с вами? Вы вся раскраснелись, вам дурно? — осведомилась преподавательница, кладя руку девушке на лоб. — Все в порядке, здесь просто очень жарко, — мысленно Гермиона сказала «из-за вас», но вслух этого не озвучила. Спустя пару минут, заметив в глазах женщины неутихающий интерес, Гермиона начала говорить. И про свою роль Белоснежки, и про глупого старшеклассника, который решил, что будить девушку в сказочной постановке поцелуем взасос — хорошая идея. И про обилие слюны на своих губах, и о том, как Джаспер, не удержав свой вес на одной руке над «спящей» девушкой, рухнул прямо на неё, из-за чего Гермиона звучно выругалась. После этого жизнь девушки в старшей школе испортилась окончательно и бесповоротно, и даже статус любимицы учителей не спас её от насмешек одноклассников. Все время, что Гермиона изливала душу этой женщине, Блэк или тихонько смеялась в ладонь, или маскировала всё это дело кашлем. И отчего-то Грейнджер так стало обидно, что, пробормотав себе под нос «Понятно», она окончательно расстроилась. Возможно из-за того, что её проблемы не восприняли всерьез, или же все дело в том, что она всего-напросто хотела обычного сочувствия от человека, которому она буквально поклоняется. В голове невольно пронеслась фраза «Не сотвори себе кумира», и девушка была разбита из-за глупой эмоциональной зависимости от профессора, что ни сном ни духом не знала о её чувствах. Да и о каких чувствах может идти речь, если Гермиона — обыкновенная первокурсница, коих в Хогвартсе полным-полно. Она и жизни-то не видела, если говорить откровенно. У неё нет опыта отношений, да и какой опыт может быть в 18 лет, когда всю свою жизнь она только и делала, что училась. Училась, училась и еще раз училась. Грейнджер была реалисткой, она понимала, что всё это — блажь, самая что ни на есть глупая и безрассудная. Она никогда не была бы лучшей, если бы не умела отделять дела сердечные от остальной своей жизни. Профессор Блэк, заметив перемену настроения своей ученице, перестала смеяться. Она вообще перестала реагировать хоть как-то, внимательно смотря на свою студентку. Если бы Гермиона не знала, что она выглядит превосходно, она бы решила, что… — У меня что-то на лице, профессор? — и как эта женщина умудряется, нет, заставляет шатенку терять контроль над своими мыслями, телом… — Все в порядке, мисс Грейнджер, — старшая женщина отошла к своему столу и, обогнув его, села на стул, — Я думаю, мистер Малфой заждался вас. Надеюсь, вы сможете забыть того прекрасного принца, у которого из прекрасного только название. — До следующей репетиции, профессор, — Гермиона подхватила свою сумку с парты и стремительно направилась в сторону выхода, пытаясь совладать с собственным телом. Руки упорно продолжали жить своей жизнь, поэтому девушке пришлось навалиться всем своим весом на дверь, дабы покинуть эту аудиторию. Слава Богу, она не завалилась и не опозорила себя еще сильнее перед этой женщиной. Блондин дожидался её на скамье у противоположной стены, переписываясь с кем-то по телефону. Стоило девушки кивнуть ему, они, забрав свою верхнюю одежду из гардероба, сразу направились на выход из университета. Тонкая курточка Гермионы едва спасала её от безжалостного ветра, и Малфой, заметив безуспешные попытки своей подруги сохранить тепло собственного тела, снял с себя джемпер и остался в белой рубашке, затянув поплотнее полы своего пальто. Девушка с радостью приняла подачку парня и, надев новый элемент одежды через голову, быстрым шагом направилась в сторону «Трех метел», откуда доносилась джазовая музыка. Парню лишь оставалось догнать девушку и обхватить её за плечи в неком подобии объятий. Конечно, окна кабинета мисс Блэк выходили именно на эту сторону улицы. И, став невольным свидетелем проявления заботы со стороны Малфоя, Беллатрикс хлопнула ладошкой по поверхности подоконника не то от ревности, не то от зависти. Кому завидовала женщина, непонятно.