Аро залился веселым смехом. - Мысли бродят, — повторил он. — Сам знаешь. Над своими тайными желаниями никто из нас не властен. Рассвет, Глава 36. «Жажда крови»
Зелёные озерные глубины всколыхнулись, пенясь, и спрятали под сенью волн последнее из пяти тел. Марея наблюдала за мерным колыханием вод если не с безразличием, то, по крайней мере, с поверхностным удовлетворением. Чужая погибель едва ли беспокоила бессмертное её естество. Еще тогда, очнувшись от беспросветного безумия первого голода, с истекающей кровью жирной тушей лесничего на руках, девушка ощутила прилив отвращения. Вопль ужаса вырвался из груди, но слёзы отчего-то отказывались литься из очей, сосредоточенных исключительно на искусанной, изувеченной шее ее жертвы. - Маленькие человечки, в большинстве своем, так темны,- успокаивающе зазвучал медовый голос из-за спины, и легкая рука легла на плечо.- И на самых юных из них придется хотя бы одно преступление. Лет через двести и думать перестаешь… Марее, впрочем, потребовалось гораздо меньше времени, дабы перестать источать ненужное мягкосердечие. С десяти лет она училась подавлять собственные эмоции, разыгрывая счастье от грубых или попросту неумелых соитий, побоев и похотливых игрищ - чего стоило подавить в себе и без того слабое ощущение вины? Чего стоило заслужить одобрение создателя, подарившего ей могущество не только возвыситься над людьми в своих способностях, но и обойти саму смерть? За годы, проведенные в стенах борделя, Марея приобрела умение считывать мужские предпочтения и желания без слов - пусть даже и не направленные на любовные утехи. Аро, в купе с неоспоримой верностью и потенциальной возможностью использовать свои творения в осуществлении многочисленных планов, обожал честность. Быть может, изведав каждый уголок сути сотен живых существ, он отнес подобное качество к особенно редким - и с упоением наблюдал за его проявлениями. Таким образом, Марея стремилась не утаивать собственные мысли и чувства даже от себя. Глупо было бы сменять маски пред тем, кто сумел бы сорвать любую из них за долю секунды… а потому, неуместная жалость и скорбь не оставили в девушке и следа. Вместо этого, она позволила себе наслаждаться. Одного взгляда Мареи хватало для того, дабы вывернуть чувства человека наизнанку и внести в них непоправимые изменения. Ей нравилось, как лица крестьян, приводимых ею к Аро - точно тельцы на закланье - расплывались в блаженных, пьяных улыбках, стоило внушить им каплю счастья или успокоения. В первый раз, когда ей это удалось, черноволосый вампир вытер губы изящным пентосским платком и восхищенно чмокнул ее в щеку. Благодаря, он упомянул, будто бы отсутствие примеси страха сделало кровь непередаваемо сладкой. Марея и сама успела убедиться в правдивости этого заключения, когда новоиспеченный хозяин позволил ей и Феликсу расправиться с гостящими в Харренхолле братьями Ночного дозора. Насильники, воры, убийцы… предатели - те, кого ссылали на Стену, по мнению девушки, не заслуживали предсмертного спокойствия. Такого было их окончательное наказание за грехи минувших дней… и за излишнее любопытство, проявленное к Вольтури. Кровь их заметно горчила. Жаль еще, что Аро приказал не касаться старой леди Уэнт до поры - лишь усыплять ее бдительность, точно ядом отравляя суждения об обыкновенных своих ощущениях. В конце концов, именно эта одинокая дама пыталась намекнуть дозорному, от которого за милю разило кислотой, о «гибельном биче» окрестностей. - Скоро взойдет солнце,- буркнул вампир-великан, отряхиваясь, как огромный пес.- Мастер ждёт у реки. Крошка-предсказательница Дорилея в одном из своих странных видений рассмотрела языки пламени и серебрящиеся при дневном свете образы. Пополнение в рядах клана… на поиски которого могли уйти недели. По привычке вздохнув, Марея бесшумно двинулась за вечно угрюмым Феликсом. Ветки, скрывающие многовековые камни песчаника, некогда образовывавшего оборонный вал, молчаливо махали им вслед.***
Копье, на скаку вонзенное в живот, пригвоздило Охотника к изрытой конскими копытами земле. Запах металла и гари плотным облаком витал в воздухе и оседал на кончике языка. Истошные вопли затихли всего несколько мгновений назад - растворились в звуке ломающихся костей и рвущихся сухожилий… Мужчина ни на секунду не отводил взгляда от обезглавленного солдата с эмблемой в виде трех гончих на груди, валяющегося с десятке шагов поодаль. Будь у него самого силы хотя бы пошевелиться, он непременно бы подарил ублюдку более жестокую смерть. Возможно, Охотник бы выжег каждый миллиметр его паршивой шкуры, как его отряд сделал со здешними полями и крышами мирных домов. Или же скормил его своим верным псам по кусочку, смакуя чужие мучения, как смаковали ранее его дружки, насилуя сестру и жену Охотника… Впрочем, пускаться в размышления было недосуг. Пробитое ребро мешало втягивать воздух сухими губами, а кровь, неприятно холодившая кожу, поднялась к горлу и бурлила с каждым вздохом. Призрачно-бледное лицо склонилось над его собственным, и завеса чёрных волос на миг оградила Охотника от внешнего мира. Красные глаза, с интересом рассматривавшие его собственные, выворачивая наизнанку, полыхали диким огнем. Мужчина никогда не отличался набожностью, однако при виде этого не поверить в преисподнюю было сложно... Суеверные жители Каменной септы ещё до прихода солдат с Запада, методично изничтожавших угодия Речных Земель, называли озеро Божьего Ока проклятым. Мол, в развалинах древней крепости бродили призраки или же духи, пробудившиеся тысячи лет назад от зова Детей Леса. Ползли слухи, будто бы с месяц назад у берегов нашли целых пять искромсанных трупов (судя по черным скромным одеяниям, служителей Ночного дозора)… но Охотник лишь смеялся им в испуганные рожи. Зверье или разбойники слыли объяснением более рассудительным в его представлении… до теперешнего часа. Грубый и немногословный по своей натуре, мужчина никогда не отличался трусливой конституцией. Верно, появись посреди проклятого поля даже сам Неведомый с намерением забрать его душонку, Охотник бы только усмехнулся… если бы дело не касалось его семьи. Вопреки суровому фасаду, он всегда испытывал необходимость ограждать своих немногочисленных домочадцев от бед. Женушка с крутым нравом, пусть и не подарившая ему детей, прослыла незыблемой опорой во всех домашних делах. А сестра с племянником - семнадцатилетним, но, все же, ещё мальчишкой по сути - развеивали скопленную внутри злобу и жажду беспрерывно набивать морды напыщенным соседям… Скорее всего, от них, стараниями вражеских вояк, остались ныне лишь обгорелые трупы. - О, не ото всех…- горько вздохнуло нависшее над ним существо, железной хваткой объяв мощное запястье Охотника и проведя большим пальцем в месте, где под кожей проступали вены. Скованное болью тело содрогнулось.- Юный Грифф и его матушка пережили… великое потрясение, но жизни их сохранны. «Великое потрясение», по мнению Охотника, было неплохим способом описать, как на глазах у мальчишки в его мать спустило человека четыре. Он бы непременно высказал сию мысль вслух, если бы изо рта не хлынула кровь. Очи существа стали напоминать жидкий обсидиан, и тонкие ноздри раздулись, как у волка, почуявшего аромат кроля. - На самом деле, животные пахнут абсолютно отвратительно,- театрально сморщившись, шепнуло «демоническое» создание. Попытка не то поделиться занимательной шуткой, не то раскрыть важнейший секрет.- Но твое время на исходе, мой друг… Подумай-ка, хотелось бы тебе воссоединиться со своим дражайшим семейством? Или же просто мстить за них? Ах, это было бы так чудесно… Охотник наплевал на тот факт, что, судя по всему, это исчадье из седьмого Пекла ухищрялось копаться в чужих мозгах. В детских байках темные духи проворачивали и не такие трюки, стараясь запугать честных людей или же заставить их исполнять свою волю. Быть может, это существо как раз затем и заявилось, вместе с двумя подобными себе спутниками, и жестоко расправилось с напавшими на его скромные владения солдатами… Мужчине доставило необъяснимое удовольствие наблюдать за тем, как трое мрачных силуэтов, точно сплетясь в древнейшем из танцев, прикончили десяток западных глупцов. Вынутые из нутра кишки, две оторванные от тела светловолосые головы и освобожденные от крови трупы… Охотник при виде сего ощущал такое неудержимое мрачное торжество, что непрошеная улыбка лезла на сухие губы. И, если уж это красноглазое существо вознамерилось подарить мужчине возможность отыграться за свое горе самому… разве, любые возможные подводные камни в сделке не выглядели несущественными в сравнении? Пусть сей дух хоть востребует все его существование взамен - разве, безопасность и честь родственников не представляла собой большую ценность? В голове Охотника чаши весов прослыли уверенно наклонены в одну сторону.