Прогнать нельзя влюбиться

      [1s2-38:38]       Лютик очнулся и понял, что сидит на полу пещеры — сырой и слабо освещённой. Голова болела, на лбу запеклась кровь. Но сам Лютик был цел, хотя и связан с кем-то спиной к спине, и этим кем-то, судя по логике событий, а особенно по запаху, явно был Геральт. Нет, запах как запах, кочевая жизнь его и самого в такие же условия часто ставила, чего уж!       Лютик повёл плечами, но ведьмак не двигался и не подавал признаков жизни. Как же чёрту удалось их обоих скрутить? Непростой чёрт.       Лютик осторожно огляделся, прислушался — тихо. Никого. Ну и приключение! Прямо как в рыцарских романах! И в этой главе они с ведьмаком очевидно должны сбежать. Так что он подтянул к себе ноги, так опрометчиво ничем не связанные, и, опираясь на руки, попытался приподнять задницу с каменного пола, встать, взвалив при этом Геральта на себя. Но тут голову так прошило вспышкой боли, что он рухнул обратно. Сотрясение, конечно. Но вроде не ужасное, раз его почти не тошнит. А не надо было чёрту лоб подставлять! Лютик посидел, отдышался. Теперь он в сознании и поможет Геральту, чем сможет.       — Геральт! — зашипел он и легонько, любя, ткнул ведьмака между лопаток пальцем одной из связанных за спиной рук. Тот вроде пошевелился.       — Слушай, Геральт, у тебя ноги свободны? — спросил Лютик. — Эй, Геральт, слышишь меня?       Ведьмак резко вскинулся, очнувшись, наконец, и, судя по затвердевшим плечам, начал озираться. Лютик дал ему пару мгновений осознать, где он. Геральт напружинился, резко рванул руку из узлов за спиной, и ещё раз, но не вырвал — повязали их умело. Лютик прогудел в нос:       — В этой главе мы должны сбежа-ать.       Надо бы вдвоём попытаться встать на ноги и убраться хотя бы с этого места, где их оставили, а уж позже осмотреться, найти выход. Лютик был уверен, что если они встанут, то смогут двигаться. Семенить спиной друг к другу будет неудобно и медленно, но, чёрт возьми, любой из них мог вынести другого отсюда на спине! Лютик уже чувствовал запах свободы, тянущий сквозняком с той стороны пещеры, откуда проникал тусклый свет.       — В этой главе нас прикончат, — разозлённо ответил Геральт, который расслышал чьи-то лёгкие шаги. Ох, как же он сейчас досадовал на себя!       — И кто же? — всё ещё беспечно вопросил его бард.       И вдруг услышал, как Геральту врезали в морду. От удара ведьмак дёрнулся всем телом, но не упал, усидел прямо.       — Эльфы, — сквозь зубы выцедил Геральт, и непонятно было, Лютику он отвечает, констатирует их присутствие или отмечает их сволочную сущность интонацией.       Послышался ещё один звук удара; ведьмака снова пошатнуло.       Лютик завертел головой, запоздало дивясь, как он не уловил тихих шагов? Он и увидеть приближения эльфов не мог, потому что сидел лицом к стене. А вот эхо струн своей лютни он распознал бы даже спиной. Он вывернул шею вправо и рассмотрел, как у самого входа в пещеру его крошку поднимает с каменного уступа какой-то наглый оборванный эльф, грубо и по-хозяйски начинает дёргать струны.       — Эй, эй, они забрали мою лютню! — всполошился бард. — Скорее, Геральт, ты же… ведьмак или кто?       Когда речь шла о лютне, он и ведьмака готов был подстёгивать, словно собственную лошадь.       — Заткнись, — ожидаемо рявкнул Геральт ему в ответ, снося всё новые удары. Лютик чувствовал, как его мотает.       Тот, кто бил Геральта, оказался эльфкой. Бард понял это, когда она заговорила с ведьмаком на старшей речи и ещё раз с ненавистью вмазала ему, теперь ногой под ребра. Лютик видел краем глаза, как она отскочила после удара, опасаясь, что пленник тоже ударит её несвязанными ногами. Но Геральт не использовал возможность, потому что прекрасно понимал, что убить их сейчас не составит эльфам никакого труда. Сам-то он ладно, у него работа такая — попадать в смертельную опасность. Но ни в чём не повинного барда подставлять не хотелось, может, хоть его пощадят.       — Я по-эльфийски понимаю только отдельные слова, — сказал Лютик Геральту. Вообще, языки давались поэту хорошо, читал он на старшей речи бегло. Но эльфка вякнула что-то так быстро, что ему не хватило практики разобрать её выговор.       — Люди! — с какой-то необъяснимой яростью крикнула она, переходя на всеобщий. — Заткнули рты!       Пусть Лютик и не мог взглянуть ей в лицо, но сейчас же ёмко и доступно объяснил ей со всей возможной язвительностью, что он думает о тех, кто вяжет честных путников и отбирает у них музыкальные инструменты. Ругательства на разных языках давались ему особенно хорошо!       — Ты что, хочешь умереть? — осведомилась эльфка.       Геральт, кажется, даже удивился:       — А что, есть варианты?       — Только не трогайте лютню! — завопил бард, услышав ото входа особенно плачущий звук, как будто лютня уже прощалась с жизнью, безжалостно разбиваемая о камень. Тот эльф, не сумев извлечь из неё приятный звук, очевидно, решил развлечься иначе — разбить её в щепки.       Эльфка соизволила явиться пред светлы очи Лютика, но лишь для того, чтобы с размаху врезать ему ногой в живот. Видно, не любила она язвительность. Удар молнией отозвался у него в висках и затылке, резанул болью в унисон с прощальным стоном лютни. Но Лютик только пуще разозлился. Варвары!       Геральт, тихо сгорая от невозможности вмешаться и собственной вины, выкрикнул:       — Оставь его! Это просто бард!       В другой раз Лютик был бы ему благодарен, но сейчас ему хотелось только драться. Они ломали лютню! Переждав звон в голове, он медленно напряг живот, пострадавший сегодня повторно. Болит, но жить можно. Повезло ему, что эльфка оказалась такой слабачкой.       — Вы не имеете права дышать этим воздухом, — заорала эта фурия, продолжая нещадно мордовать Геральта. — Вы разрушаете всё, к чему прикасаетесь!       «А сами-то, — возмущённо подумал Лютик. — Моя бедная лютня! Дайте мне только до вас добраться! Сука, отвали от моего ведьмака!»       Он в ярости оглянулся на эльфку и поэтому увидел, как эльф доломал его ненаглядную лютню через колено.       — А вы, — бессильно заорал Лютик эльфке в ответ, растеряв последнее благоразумие, — прячетесь в своих дворцах, бьёте связанного человека и боитесь посмотреть ему в глаза!!!       — Как вам мой дворец? М? — саркастично проговорила эльфка. — Она наклонилась и взяла Геральта за подбородок. — Правда ведь совсем как в ваших сказках?       Геральт не снёс этого унизительного жеста. Вон Лютик, даром, что простой бард, а не боится дать этим эльфам отпор, высказать им всё, что думает. Ну и Геральт не будет больше терпеть побои! Он ударил нахалку лбом прямо в нос, зная, как ей будет больно. Уж слишком глупо она подставилась. Она попятилась, упала на задницу, как будто он её ногами отбросил, и тяжело закашлялась.       — Ага! Да! — злорадно возликовал Лютик. — Что?! Съела, остроухая? — Не всё ж е́й ведьмака бить, наконец-то и он ей ответил, даром, что связан! Не-е-ет, Лютик в нём не ошибся! Но эльфка всё кашляла и кашляла, как будто задыхалась. — Стой, а что это с ней? — спросил Лютик другим тоном.       — Она больна, — послышался новый голос, дребезжащий и блеющий.       Лютик скосил глаза на вход и увидел, что подошли ещё двое. Низенькое козлоногое существо с рожками — не иначе как их с ведьмаком чертяка. И ещё один эльф, более важный с виду, чем эти.       — А это ещё кто? — потребовал Лютик, раз уж чёрт был так любезен, чтобы ему отвечать.       — Филавандрель, эльфийский король, — охотно ответил чёрт, следуя за ним.       — Не король. Не по своей воле, — сухо поправил его важный эльф и наклонился к эльфке, покинув поле зрения Лютика. Да, на короля он как-то не тянул, пожалуй.       — Так вот для кого ты крал, — сделал вывод Геральт, глядя на сильвана. И машинально тронул языком разбитые в кровь губы.       — Мне было жаль их. Их выгнали из Доль Блатанна. — Торкве тоже пробрался в центр пещеры, цокая копытами, и помог эльфке приподняться, стараясь облегчить приступ. Король откупорил какую-то склянку и дал ей отпить, чтобы унять кашель.       Лютику не было видно, что происходило у него за спиной, вот досада! Приключение в самом разгаре, а он как дурак всё пропустит! Хорошо, что у него развитое воображение, и он в состоянии представить всё лишь по тем звукам и репликам, которые услышит.       — Никто их не выгонял, они сами… — встрял он, надеясь, что и с ним кто-нибудь поговорит.       — Кто согласится сам покинуть свой дом? — загремел Филавандрель, эльфийский король. — Голодать? Питаться тем, что украдёт для него сильван?       Лютик моргнул. Что? Голодают они тут, что ли?       — Торувиэль, мы не хотели причинять им вред, — сочувственно, но с укоризной сказал чёрт эльфке, помогая ей оставаться в сидячем положении, поддерживая за спину.       Увидел, небось, как она отделала Геральта, подумал Лютик.       Но эльфка не желала угомониться.       — Что значат жизни двух человек, если столько эльфов сгинуло? — спросила она Торкве, не удостаивая больше взглядом пленников.       — Одного человека, — с расстановкой поправил Геральт и попросил устало: — Отпустите хоть его. — И он кратким кивком головы указал себе за спину, на Лютика.       На Лютика, который сидел, уставясь в стену взглядом, полным ужасного осознания, взглядом, полным разом нахлынувшего печального понимания, как он ошибался относительно эльфов.       Они погибали! Они голодали! Им приходилось воровать — подумать только — еду! А то неуютное место, где Лютик сейчас находился, и было их золотым дворцом.       Лютик слышал, как Геральт замолвил за него словечко, и ему стало ещё паршивее. Геральт благороден и самоотвержен. А если уж кто и заслуживает кары, так это один лютнист-недоучка, не знающий элементарных крупиц недавней истории этого несчастного народа.       Несмотря на лишения, Филавандрель не горел такой мстительностью, как Торувиэль. Он и хотел бы отпустить пленников восвояси, но вынужден был учитывать, что воспоследует, если он их освободит.       — Тогда в Посаде узнают, что мы воруем, — сказал он Геральту. — Начнётся резня. С обеих сторон.       — Меньшее зло. — Геральт саркастично кивнул, изображая деланное понимание. И обречённо добавил: — Что бы ты ни решил, всё кончится кровью и ненавистью. Поверь мне.       Вот и в Блавикене у ведьмака не было ни одного правильного решения. Никакого, кроме крови и ненависти. Чародей Стрегобор пытался убедить его, что истребить разбойницу Ренфри с её бандой — меньшее зло. Геральт ненавидел концепцию меньшего зла. Ненавидел как никто другой.       — В том-то и беда, — горько сказал король эльфов и даже присел перед Геральтом на колено, чтобы заглянуть тому в глаза. Он увидел, что этот пленник осознаёт его положение лучше, чем многие из его подданных, что он испытывал это страшное подобие выбора на собственной шкуре. — Я не могу. Иначе никак нельзя.       — Я понимаю, — ответил Геральт. — Но и ты постарайся. Пройдёт совсем немного, и ты умрёшь тоже.       Лютик догадался — Геральт имеет в виду, что взаимное истребление людей и эльфов рано или поздно начнётся независимо от того, убьют сейчас эльфы пленников или нет. В любом случае не будет здесь эльфам места. Не будет им здесь жизни.       — Да. Потому что нас выдавили с плодородных земель, — согласился с Геральтом Филавандрель. Он продолжал говорить с ним, оставаясь в полуприседе и опираясь на колено, но всё равно смотрел на сидящего у его ног Геральта сверху вниз. — Даже хаос испорчен. Люди искусственно усилили его, чтобы творить свою магию.       А Лютик теперь даже не жалел больше, что сидит спиной. Ему, человеку, стыдно было бы смотреть этому эльфу в глаза.       — Хаос остался таким, каким был всегда, — со всей убеждённостью сказал Геральт. — Люди лучше приспосабливаются.       — Приспосабливаются? Я бы сказал — разрушают.       — Ты сам выбираешь голод, — жёстко сказал ему Геральт. — Отрезаешь себе уши назло врагам.       Получается, эльфы сидели в бесплодных горах уже много-много лет, не двигаясь с места, и Лютик подумал — а действительно, не сами ли они выбрали роль гордых страдальцев?       — Думаешь, это всё моя гордость? — возразил Филавандрель. — Предки наши имели дело с людьми, и люди украли у них всё. Они пытались дать отпор — их вырезали. Великая чистка — так говорят люди. А мне пришлось копать могилы для всех, кого я любил.       Теперь Лютику не нужно было его видеть, чтобы знать, какая боль, какая скорбь стоит в глазах этого эльфа. Лютик сочувствовал. Но что теперь эльфу его сочувствие?       — А сейчас люди гордятся, — продолжал тот, — тем, как плодоносна эта земля, забывая, что удобрена она телами эльфийских детей. Я больше не хочу никого хоронить. Раньше я звался Филавандрель с Серебряных Башен. Теперь я Филавандрель с края света. Если мой народ спустится с этих гор, нам придётся преклонить колени перед людьми, нас превратят в рабов, прислужников и полукровок.       Лютику не нужно было видеть Геральта, чтобы знать, какое сострадание написано на его лице. И действительно, в его голосе слышно было именно это чувство:       — Найдите. Другое. Место. — Ведьмак говорил это таким больным тоном, как будто бы речь шла о его собственных детях. Даже Торкве, пытающийся помочь эльфке встать, отвлёкся и обернулся. Это была проникновенная речь. — Укрепитесь. И наберитесь сил. Докажите людям, что вы нечто большее, чем то, чего они так боятся.       — Как ты́, ведьмак? — грустно и как-то обречённо спросил эльф.       — Я научился жить с ними, — ещё раз попытался втолковать Геральт. — И поэтому я жив.       Он даже нашёл в себе силы сквозь скорбь улыбнуться. Всё-таки люди — это было то, ради чего он работал. Ради кого жил.       Лютик уловил этот еле заметный оттенок улыбки в его голосе. Музыкант он или кто? И Лютик был поражён — Геральт умеет улыбаться. Геральт улыбается в таких обстоятельствах. И не саркастично, а с любовью, сквозящей в голосе. С любовью, обращённой к тем самым людям, которые его то гнали, то нарекали чудовищной кличкой «мясник».       А сам-то Лютик хорош! Он, идиот, хотел польстить Геральту этой кличкой. Предполагал, что этот ведьмак — простой, незатейливый рубака. И чем он только думал?! А ведьмак оказался таким… таким человечным. О боги, стыдно-то как.       — Прошу тебя, мой король! — Торувиэль встала на ноги и пылко заговорила. — Есть ещё новое поколение, смелое, рвущееся в бой. Позволь нам забрать утраченное! Мы выдвинемся прямо сейчас.       Особенно жутко было это слышать от эльфки, которая и дышит-то с трудом. Вот они, вот их передовые силы, вот их надежда добиться справедливости.       Филавандрель с металлическим звуком вытащил из ножен длинный кинжал и сделал шаг к Геральту. Тот не сомневался, что король примет решение в пользу своих соплеменников, и приготовился умереть.       Но Торкве схватил Филавандреля за руку. Воспользовался, что эльф стоит на колене, и у сильвана, несмотря на небольшой рост, появился шанс задержать этот кинжал.       — Постой! — крикнул он.       — Торкве, отойди от меня! — зарычал эльф, злой, что ему мешают собраться с решимостью.       Лютик сидел ни жив ни мёртв от страха. Он как-то по особенному остро чувствовал за спиной руки Геральта, связанные с его собственными, а своё правое плечо бард прижал, насколько мог, к его левому. Дико хотелось к кому-то прижаться в эту жуткую минуту, и эти знакомые руки сзади, это прикосновение плеча частично помогали Лютику, словно бы поддерживая его мужество. Может, только поэтому его позорно не трясло.       Нет, он до последнего не мог поверить, что его убьют. Но его приключение уверенно шло к тому! И Лютику почему-то особенно обидно было, что не только он сам, но и его восхитительный, безупречный ведьмак, такой, как оказалось, человеколюбивый и мудрый, умрёт так бесславно.       А Геральт без всякой надежды смотрел, как сильван пытается заставить эльфийского короля передумать:       — Ведьмак мог убить меня! — говорил, волнуясь, Торкве. — Но не стал. Он не как они. Он — как мы.       Да, подумал Геральт. Как вы. Такой же изломанный. Такой же гонимый. Такой же обречённый.       — Если меня надо убить, — сказал он торжественно, — то я готов. Но сильван прав. Я не человек.       Филавандрель долго смотрел Геральту в глаза. Наконец, принял решение и встал во весь свой рост. Он подошёл к пленнику, плавно повёл в воздухе кинжалом, сосредоточенно примеряясь.       Ведьмак подумал: «Прости меня, Лютик, не хотел я, чтобы ты умер. Пытался прогнать и не смог. Кто ж знал, что так получится».       Он поднял голову, подставил горло, зная, что так смерть будет быстрой.