Прогнать нельзя влюбиться

      [1s2-11.45]       Пока заказчик объяснял Геральту, как добраться до полей, где следовало отыскать зловредного чёрта, музыкант с лютней околачивался неподалёку и, наверное, слышал разговор. Но когда Геральт ушёл в конюшню, отстал.       Выведя во двор осёдланную Плотву, Геральт напоследок оглянулся, нигде его не увидел и вздохнул облегчённо. Всё вошло в привычную колею. Одиночество было естественным, не тягостным, и ему никогда не приходило в голову представлять себе, что он путешествует в компании с кем-то. Но если бы глазастый певун высунул из дверей трактира свою милую мордашку, улыбнулся и дружелюбно махнул ему на прощанье, Геральту, честно говоря, сделалось бы приятно.       Эх ты, Булка-в-гульфике!       Если парень здешний, может, и приведётся ещё свидеться, когда Геральт снова заглянет в Посад.       Он вывел лошадь за ворота, вспрыгнул в седло и вытряхнул из головы утреннее происшествие.       Дорога всё время шла в гору, местами огибая распаханные склоны долины, а местами проходя и над скалистыми обрывами. Геральт не особенно спешил — весь день впереди. Он доехал уже до водяной мельницы, а значит, проделал половину пути. И тут у Плотвы перекосилась подпруга. Ведьмак только вчера чинил её, но у него не было хорошего крепления, а самодельное не выдержало. Тогда он спешился, сделал небольшой крюк и заехал на мельницу, чтобы спросить нужную снасть, теперь-то деньги были. Потом провозился некоторое время с починкой, но даже это его не огорчило, задержался он не сильно. Выйдя снова на дорогу, он некоторое время вёл Плотву в поводу, чтобы убедиться, что подпруга не перекосится снова и застёжка не расцарапает лошади бок.       — Эй! Эй! Ведьмак! Геральт! — послышалось сзади.       Геральт узнал голос музыканта из трактира и обернулся. Тот на мгновение вспыхнул улыбкой, но дышал тяжело, так что ведьмак остановился и подождал, глядя, как он приближается. Парень явно устал и запыхался, но и сейчас старался не заставлять слишком долго ждать себя.       — Чего тебе? — спросил Геральт, изрядно удивлённый. Догнать конного, да ещё когда вся дорога в гору — это вам не в кружку плюнуть. Выносливый малый! Но у Геральта не было версий, что ему могло понадобиться от ведьмака.       — Послушай, — бард догнал его, но не стал останавливаться, и дальше они пошли рядом. Геральт молча дождался, когда он отдышится и продолжит. — Давным-давно, когда множество чудовищ наполняли леса и долины, а у ведьмаков, твоих предшественников, не было ни сна, ни роздыха, каждый дурак знал не по картинкам, как выглядит гуль или стрыга. Жаль, что я не застал тех времён! Великие свершения буквально валялись на дороге, подбирай и воспевай… Кстати, а ты застал?       Геральт не был расположен рассказывать о своих или чужих, как выразился певец, великих свершениях. Надо думать, не ради этого парень пёрся за ним в гору.       — Чего тебе надо? — напомнил он.       — А ведь чудовища бывают удивительно разнообразными! Рога, шипы, огромные клыки или перепончатые крылья. Тебе ли не знать! — оборвал он себя и повернулся к Геральту, ожидая, что тот поддержит тему.       — Короче, — потребовал Геральт, поняв, что иначе не дождётся ответа, который так и утонет в потоке бесполезного красноречия.       — В общем, если честно, я хотел бы посмотреть на этого чёрта, — признался музыкант. — Да и…       Идиотская затея. Пока ехал, Геральт смог вспомнить штук пять разных видов рогатых существ, которых неграмотные кметы могли бы звать «чёртом». Некоторые из этих существ были действительно опасны. Жалко будет, если беспечный мальчишка сдуру подвернётся под смертельный удар чешуйчатого хвоста или ядовитого шипа. Он был красивым и юным, пусть ещё поживёт, порадует мир.       — Да и к тому же… — продолжал тот, — понимаешь, сражения между людьми — это одно, а сражение ведьмака с чудовищем — совершенно другое! Тем более такого опытного, мощного, подготовленного, тренированного, стремительного…       Музыкант смотрел не на него, а вперёд и увлечённо жестикулировал. Похоже, перед его глазами уже вставали эпичные картины сражений с пыльных гобеленов.       Геральт и так хотел его прервать, а тут ему стало ещё и неловко как-то.       — Нет, — глухо обронил он.       — Что?       Геральт целых два удара сердца молчал. Наслаждался тишиной.       — Ты сказал «нет»? Почему это? — словно не поверив своим ушам, переспросил певец.       — Нет, — повторил Геральт. — Нет и всё. Иди домой.       Он знал, что когда начинаешь объяснять причину отказа, люди воспринимают это как приглашение к дискуссии.       — И всё же, мне хочется надеяться, что ты соизволишь… — начал певец слегка обиженно.       Геральт обернулся и, не на шутку сердясь, рявкнул:       — Я сказал — убирайся!       Он знал, что злая рожа у него впечатляющая. Жаль, что не получилось нависнуть сверху для пущего эффекта. Ведьмак был немаленького роста, но и музыкант, как оказалось, не уступал ему. Тем не менее, и так получилось убедительно.       Парень попятился, осёкся, удивлённо и расстроенно поднимая брови, растерянно моргнул и остался позади.       Геральт ускорил шаг, полагая, что разговор окончен, и хотел уже вскочить в седло, но певец нагнал его снова:       — Нужна рука помощи? — как ни в чём не бывало спросил он. — У меня их две, по одной чёрту на каждый рог.       Это ж надо, помощь он предлагает! Другой бы испугался, разозлился или обиделся, если б на него так наорали. А этот пропустил оскорбление мимо ушей и радостно стрекочет дальше. Ну просто человек-праздник! А хорошо с такими, легко. Только вот у ведьмака, жизнь которого полна лишений и опасностей, нет права заводить друзей. Даже таких забавных. Опасно уж слишком рядом с ведьмаком. Бард сам хоть понимает, как он насмешил? Помощничек!       И тут Геральт подумал: а ведь певец уже помог один раз, да ещё как помог! Если б не он, не видать бы ведьмаку этого заказа. Вот почему Геральт не влез в седло и не пришпорил лошадь, как собирался, а только сказал, уже не веря, что сработает:       — Ступай прочь.       — Я буду лишь бессловесным спутником, — голосом, полным самоиронии, заявил музыкант.       Смотри-ка, а он и недостатки свои умеет обшутить, отметил ведьмак.       Ты ему теперь, как ни крути, а за помощь должен, сказал он сам себе.       Имея лошадь, глупо идти пешком в гору, но Геральт шёл, теперь из уважения к безлошадному попутчику. Ладно, не подпустит он барда близко к чёрту. Или чёрта близко к барду, если угодно. Бывали у него в работе задачи и посложнее.       — Я принял твоё замечание, — тем временем возбуждённо разглагольствовал музыкант, поправляя ремень лютни. — Да, может быть, песни выигрывают от правдивых деталей, а от тебя, — тут он сделал восхищённую паузу, — правдой несёт за версту. И не только… правдой.       Дальше он понизил голос и стал тараторить скороговоркой, чтобы замаскировать неловкость:       — Интересно, кстати, что это за аромат? Лук? Неважно, в любом случае, — голос его зазвенел торжественно, — ты пахнешь смертью и предназначением, подвигами и… разбитым сердцем.       Геральт поморщился от избытка пафоса. У этих бардов вечно на уме одни разбитые сердца. Чьё же на этот раз? Уж не бардово ли?       — Это всего лишь лук, — отрезал он.       Ему было чем гордиться в этот момент. Он не принял на свой счёт «разбитое сердце», не позволил, чтобы его резануло воспоминанием о только что утраченной любви, о Ренфри, погибшей от его руки. Он ощущал, что не имеет права даже горевать в полной мере. Но он когда-нибудь сможет пережить и это, он оставит эту историю в дальнем уголке памяти, и, конечно же, когда пройдёт время, сможет полюбить снова.       — Как скажешь, — покладисто поддержал его певец, мол, лук так лук. — Как скажешь. Да.       — А возьми меня в зазывалы! — вдруг взвился он и продолжил, восторженно разводя руки, — Я всем расскажу о Геральте из Ривии! О… — он явно порылся в памяти и радостно вспомнил: — О Мяснике из Блавикена!       Вспышка яростной боли ослепила Геральта на миг. Ренфри! Особенно неожиданно было слышать это из уст дружелюбного вроде барда. Оказалось, он такой же, как и все остальные. Как они все!       Но в ярости ведьмак оставался внешне абсолютно сдержанным, пока не приходило время ударить.       Он замедлился, контролируемо вдохнул, с ложным сожалением поджал губы, приподняв подбородок, моргнул, глянул на Плотву. Ждал, вдруг отпустит. Не отпустило.       — Иди-к сюда, — спокойно сказал он певцу.       — Да? — с готовностью подбежал тот.       Эта его щенячья доверчивая поспешность почти сработала, но было уже слишком поздно. Геральт ударил.       Ударил он, конечно, аккуратно, соизмеряя силу. Музыкант даже не отлетел, он только припал на одно колено, схватившись за живот и утробно охнув, только его лютня глухо загудела, задев краем землю. Слышно было, как он давится и пыхтит, значит, в норме будет.       — Идём, Плотва, — сказал Геральт и пошёл вперёд, не оглядываясь.       Он не счёл нужным устыдиться. Всё правильно. Кое-кому не надо было лезть в приятели, балагурить и приторно улыбаться, если невдомёк, что стоит говорить, а что нет. Возможно, ударив, ведьмак хотел не только стравить свою накопившуюся боль, но и дать дураку последний шанс убраться подобру-поздорову.       Геральту жизненно важно было оправдать себя за эту выходку — и он находил оправдания. Потому что если бы он сейчас принял на себя ещё и эту вину, тем более связанную с Блавикеном, стало бы совсем невыносимо.       Кстати, певун не разнылся. На лицо совсем мальчишка, а удар держит как мужчина. И, кажется, больше не пытается догнать. Значит, помогло. Геральт вскочил на лошадь и продолжил путь.       [1s2-24.38]       Через некоторое время бард догнал Геральта и молча пошёл рядом с лошадью. Как бы проверял, не погонят ли его снова.       Геральт молчания не нарушал, ехал, внимательно глядя вперёд. Идёт и идёт, его воля.       Но в воздухе вокруг них разлилась некая интрига.       — Меня, кстати, Лютиком зовут, — как бы между прочим сказал бард. — А полное имя… Хотя, зачем тебе. — И он беззлобно махнул рукой.       Геральт принял к сведению.       Этот беспечный тон, взятый музыкантом, несмотря на обидный и болезненный удар, сделал с Геральтом волшебную вещь. На ведьмака вдруг снизошло огромное облегчение. Облегчение от всего: от взглядов, которыми на него смотрели в Блавикене, от испуганно-ненавидящих шепотков «мясник», которые неслись ему вслед последние недели везде и всюду. От разочарованного взгляда Ренфри, когда она поняла, что, несмотря на всю любовь, он не встал на её сторону. От тяжести её смертельно раненого тела, которое он осторожно опустил на землю. От ощущения непоправимой ошибки, которое звенело в нём, пока он добивался, чтобы её не закопали, а предали огню, пока смотрел, как пылает этот огонь. Он не мог допустить, чтобы Стрегобор, жаждущий исследований, гнида чародейская, разрыл свежую могилу и коснулся её хотя бы пальцем.       И вот всё это разом как будто перестало давить.       Тон, который выбрал музыкант, был прощающим. Ясно ведьмаку показывал, что его можно простить.       Лютик, значит. Геральт кивнул сам себе.       Между тем парень снова говорил без умолку. Геральт прислушался. Кажется, он не пропустил ничего важного.       — Если читать между строк и… ударов в брюхо, можно заметить, что у тебя небольшие, — бард замялся на мгновение, — репутационные проблемы. А если я пойду с тобой на этот, — он повёл ладонью, подбирая слово, — подвиг, на бой с чёртом Посады, я избавлю тебя от этого титула.       То, как запросто он назвал случившееся рядовым «ударом в брюхо», не держа обиды, заставило Геральта поклясться себе, что он больше никогда не ударит этого парня. Бард развернулся к Геральту, чтобы показаться во всей красе, и радушно раскинул руки.       — Весь Север будет распевать сказания о Геральте из Ривии, о… о… — Он и сам понял, какая плохая пауза нарастает, как зазвучало в ушах обоих эхо тех обидных слов, что нельзя произносить. Но он стремглав сообразил, как выкрутиться: — О Белом Волке. Или что-нибудь такое.       Геральт даже дыхание затаил на время этой паузы, так захотел, чтобы Лютик выкрутился. И от облегчения, что он смог, ведьмак даже нашёл в себе силы признать, смирившись:       — «Мясник» правдивей.       Удивительно, но это слово больше не перехватывало его гортань словно гарротой.       Лютик шёл рядом со стременем Геральта и продолжал фантазировать.       — В общем, я могу повлиять на то, какая слава пойдёт гулять о тебе по городам и сёлам. Не веришь? Что ж, вот и проверим!       Тут он как бы невзначай дотронулся кончиками пальцев до его ноги чуть повыше сапога и сказал, доверительно понизив голос:       — Люди падки на эмоции. Лишь дай им ярких песен о трудностях и преодолениях, о высоких идеалах и самоотверженности, и они полюбят хоть чёрта в ступе! А уж тем более того, кто одолеет чёрта. Кто-кто, а я в этом разбираюсь, поверь.       И он убрал руку.       Жест вышел естественный и ненавязчивый. Если бы они всё ещё шли рядом, то Лютику под руку попалось бы плечо Геральта, конечно. И Геральту казалось, что касание плеча — социально приемлемо. Допустимо. А вот такое лёгкое касание за штанину неожиданно ощутилось как нарушение его личного пространства. Самым удивительным было то, что оно оказалось желанным. Ни отпихнуть руку барда, ни осадить его словом не возникло желания.       Желание возникло другое. Геральт знал за собой такое, но всегда глубоко прятал. Вот и сейчас он задержал дыхание, как будто ему на колено села редкая бабочка нарядной расцветки. Он, не поворачивая головы, внутренним взором наблюдал за тем местом, на котором лежали пальцы Лютика. Тихий голос музыканта, как назло в этот момент ставший почти интимным, ни капли не помогал успокоиться. Геральту только и оставалось, что переждать.       — А ты выглядишь красивым и сильным, — как будто нарочно продолжал Лютик. — У тебя роскошная фигура и романтично длинные волосы. Ты двигаешься с грацией ягуара, и твои мечи за спиной повергают в трепет. А уж если ты пустишь их в ход! Предвкушаю! Ах! Что это будут за баллады! Ты представить себе не можешь.       Геральт, кажется, был слишком испорченным, потому что он услышал в этих словах совсем не то, что имел в виду вдохновившийся бард. И ещё он слышал в его интонациях такие модуляции, такие придыхания, которых там быть не могло.       Лютик взглянул на Геральта, увидел выражение подавляемой муки на его лице и добавил:       — Вот видишь, ты ещё и скромный! Идеально!       Геральт покосился на Лютика. Не издевается? Нет, он не издевался. А Лютик, увидев его взгляд, просительно улыбнулся и дотронулся до седла.       — Может, подвезёшь немного? А то у меня обувь не для долгих прогулок…       Наверное, подумал, что после таких дифирамбов Геральт ему не откажет. Но тот внутренне сжался, стараясь, чтоб его испуг не был заметен. Вот не хватало сейчас только ехать в одном седле, обнимая друг дружку, и тереться естеством о ягодицы, покачиваясь в такт шагу лошади.       — Не трожь Плотву, — жёстко сказал Геральт.       — А, ага, — понятливо, хоть и немного разочарованно ответил бард.       Хорошо хоть голос не подвёл ведьмака. Но именно в этот момент он решил, что как только разберётся с «чёртом», то немедленно отделается от барда. Пока всё это не зашло слишком далеко. Лютик был хорошим человеком, и не заслуживал, чтобы ему… чтобы его… Геральт даже по имени барда не будет называть, чтобы ненароком не привязаться.       Поднявшись на следующий уступ, они вышли на небольшую равнину и увидели возделанные поля, кое-где утыканные торчащими в небо каменными глыбами в два-три человеческих роста.       Геральт спешился и накинул поводья на придорожный куст. Они были на месте.       — Эльфы называли эту землю Доль Блатанна, Долина Цветов, — голосом сказителя начал Лютик, озираясь, — пока не уступили её людям и не удалились в свои златые дворцы в горах. И вот я снова излагаю предысторию…       Он уставился на привязанную Плотву и осознал, что ведьмак ушёл вперёд один.       — Геральт? Ге-ральт! Куда ты пошёл? Геральт, не бросай меня!       Лютик позвал более требовательно. Он подозревал, что ведьмак постарается оградить его от опасности, и попробовал зацепить его вопросом.       — Э-эй! Напомни, что мы ищем?       Лютик прошёл в заросли трав между каменных выростов и понял, что тут недолго заблудиться.       — Благодатную тишину, — послышался ворчливый голос впереди. Лютик сразу рассмотрел Геральта и поспешил за ним.       — Да, это не ко мне, — признал он. — Скажи, а тебе уже приходилось охотиться на чёрта?       — Чертей не бывает.       — Да. Разумеется. Тогда что… мы всё-таки ищем?       — Иногда чудовищ, иногда деньги. Редко — и то, и другое. Такова жизнь.       Геральт попытался прозой жизни сбить с барда хоть часть романтического восторга. А то не доведут его до добра эти бредни.       Тут он услышал свист летящего в него камешка и попытался увернуться, но не смог, что-то твёрдое чиркнуло его по лбу. Он проследил траекторию падения и поднял с песка железное ядрышко размером с горошину.       — Зараза, — буркнул он и тронул кровь на лбу. Надо бы освежить навык уворачиваться, потренироваться, совсем он раскис без работы.       — А вот и второе действие! — обрадовался бард, высматривая чёрта в высоких травах, но увидел, что Геральт наклонился. — Что это? Ядрышко? От такой ма-аленькой…       «Пушечки?» — хотел ехидно подсказать Геральт. Он уже слышал где-то в народе суеверие, что нужно подкинуть существу металлические ядрышки под видом гороха, тогда оно обломает себе зубы, расстроится и покинет облюбованные места. Глупее некуда. К тому же, это существо теперь вооружено. И Геральт его уже заметил, хотя не мог хорошенько рассмотреть в зарослях. Лютик заметил тоже.       — Ого! Боже ты мой, — прошептал он испуганно. — Геральт, это наш чёрт. — И вдруг заорал восторженно: — О-о-о! Сейчас я увижу волшебного, мифического…       Благо этот чёрт не был мастером метания железных ядрышек, иначе Лютик был бы уже мёртв. Потому что следующим ядрышком певец получил в лоб и рухнул в траву под каменный столб. Меткости чёрту хватило, а вот силы, чтобы убить, — явно нет.       Геральт скорей почуял шкурой, чем услышал, что ушлый чёрт сменил место и уже подбирается с другой стороны. И не ошибся. Чёрт вылетел из-за валуна, боднул его с разгона рогами в грудь, уложив на спину.       — Пошёл прочь! — визгливо выкрикнул он, попятившись. Был он невысоким, козлоногим, морда тоже скорей козья, но он ходил на двух ногах и носил одежду.       Геральт вскочил и крикнул ему:       — Ты говоришь!       Чёрт повторил атаку, но ведьмак увернулся, схватив его за серую домотканую рубашку, швырнул о землю со всей силы.       — Конечно, говорю, — возмущённо выкрикнул чёрт.       Геральт прижал его к земле, раздосадованный давешним своим падением, и рявкнул, не ища изысканных оскорблений:       — Откуда же ты взялся? Твоя мать дала козлу?       — Меня зовут Торкве, я сильван, редкое разумное существо.       Сильван! Конечно! Геральт никогда не встречал живых сильванов, и успел забыть, что когда-то изучал и этот вид тоже. Раздражение от этого только усилилось.       — Козел ты с ядрышками, — ляпнул Геральт и занёс над ним кулак.       — Эти ядрышки у меня от людей. Они нашпиговали нашу еду железом! Чтобы меня отравить!       Торкве рванулся, схватил ведьмака за белые патлы, свисающие через плечо, и вырвал у него клок:       — А твоя мать дала снеговику? - проблеял он.       Геральт легонько врезал ему в морду, чтоб не дрыгался. Квиты.       — Ты разумен, это правда, — сказал он, выдохнув, но крепко придавливая сильвана к земле, — я не убью тебя. Но тебе здесь не место.       Ему заплатили не за убийство, а за решение проблемы воровства.       — Как и тебе, — язвительно ответил Торкве.       Геральт почуял спиной новую угрозу и обернулся, но слишком поздно. Его ударили сзади, он потерял сознание.