Я тоже человек

Ты знаешь, меня столько раз называли психом, что и не сосчитать. Хотя я общительный, и поэтому обо мне в принципе говорили достаточно всего. Но хорошего все же меньше. Важно другое – тебе кажется, что это просто слова. Ты не думаешь, что я правда псих. И я тоже, просто периодически становится невыносимо. А что невыносимо – непонятно. Но терпеть я больше не могу, хоть волком вой. Наверное, так бывает с большинством людей, если они не нашли какую-то вселенскую гармонию с собой. У меня она даже есть. Но твое присутствие в моей жизни, как и отсутствие, в принципе, тоже, рушат ее к xерам. А то, что я чувствую рядом с тобой и по отношению к тебе – это основа землетрясения, которое как раз и рушит здание с громким названием «АДЕКВАТНОСТЬ». Или спокойствие. Или мир в душе. Мне плевать, просто однажды фундамент тоже разрушится, и я окончательно сойду с ума. Я определил, почему нам не стоит быть вместе. Определил же? Да. Но продолжаю с тобой спать и бороться с желанием сфотографировать твою улыбку и поставить на обои. Все вот настолько плохо, да. Ты мне даже снишься, и в этих снах никогда ничего примечательного не происходит. Больше скажу, там есть только ты в разных локациях, и больше ничего. Я просыпаюсь с четким образом: у тебя глаза-карамельки, и ты грызешь мятные леденцы, набивая карманы фантиками. Все бы ничего, это не кошмар, не тревога и не эротическая фантазия. Но я каждый раз долго отхожу от атмосферы сна, которую даже не могу описать. Это вроде как бриз, то первое утро в твоей постели, пар от кружки, твоя улыбка, светящиеся на солнце волосы или наоборот прохладные сумерки. Объединяет одно – чувство, похожее на нежность. Меня злит, что я просыпаюсь в блаженстве и хочу пойти искать тебя, чтобы снова это ощутить. Просто это, возможно, лучшее, что я чувствовал в жизни в целом. Теперь понятно, что мне так не нравится? Я боюсь за твою жизнь и вообще не уверен, что все происходящее с нами – хорошая идея, а не странный гипноз, под который попал мой монстр. Но мне хватает сил только на то, чтобы не удариться в атрибутику совместной жизни окончательно.   Да, и вещий ворон внутри меня говорит, что это все скоро закончится, поэтому надо сделать как можно больше фотографий на память. Потому что больше ничего не останется. А я держусь и не делаю ни одной. И за это ворон склевывает мне мозг. А я погружаюсь в вопящие пучины отчаяния. Со стороны кажется, что все в порядке. И солнце так же светит, как и вчера. Но мне хочется кричать, заранее зная, что это не поможет. Мне хочется изуродовать что-нибудь, чтобы сделать себе еще больнее и дойти наконец до ручки. Будто тогда все закончится. Хорошо, я хочу сделать себе больно, чтобы появилась причина того, почему мне так плохо. Просто когда у этого нет даже названия, и ты не можешь ничего поделать, а терпеть уже не можешь, это ужасно. Это ужасно, Шизуо. Представь, что ты держишь руку в нагревающейся кастрюле с водой. В какой-то момент станет слишком больно, и ты просто выдернешь руку. А теперь вообрази, что никакой кастрюли не существует, а вот это ощущение «я больше не могу терпеть» такое же сильное. И с каждым мгновением становится только сильнее. А ты не только не можешь это прекратить, ты даже не знаешь, что прекращать. Это не боль в руке от горячей воды. Ты понятия не имеешь, что это. И не можешь никому объяснить. Но главное – прекратить любой ценой. Я хочу жить, но готов умереть, лишь бы оно прекратилось. Я перечитываю Лавкрафта, и это иногда помогает. Не убить случайного прохожего или себя. Или тебя, Шизу-чан. Просто чтобы был повод страдать и на фоне такой сильной боли я перестал чувствовать это. Я так боюсь, что это состояние придет вновь, а я так и не смогу ничего сделать, что покупаю пистолет и прячу в книжной полке. Рядом с головой Селти. Это выглядит гармонично, но эти персонажи из разных пьес. Хотя Вальгалла тоже должна помочь. Мы ссоримся с утра, потому что еще вчера я нес странную ахинею, без цели пытаясь тебя задеть и тут же лез тебе в штаны, а потом снова перескакивал на другую тему. Я даже не знаю, шучу или нет и чего хочу добиться. Я говорю горькие вещи о себе, и половина из них правда, а я болтаю, пока ты меня не заткнешь. У тебя хорошая интуиция, и происходящее тебя то ли беспокоит, то ли раздражает, но ты выглядишь настороженно, и потом мы занимаемся сексом, и это всегда снижает давление внутри меня и позволяет на время забыться. Возможно, это замкнутый круг, потому что я лечусь тобой и страдаю тоже из-за тебя. Уроборос сдох от голода. А я застрелюсь из пистолета. Проблема у секса одна – после него становится лучше, и воющее отчаяние затихает порой на долгое время, оставляя меня наслаждаться жизнью и тобой. Я не договорил, после него не всегда становится лучше, и я понятия не имею, с чем это связано и какая тут статистика. Просто иногда срабатывает, а иногда становится только хуже. О боги. Иисус, Будда и Один, я не знаю! Сегодня, кажется, стало хуже. Мы ссоримся, и ты хлопаешь дверью, оставляя меня одного. Работать, ага. Мерзкая тварь поднимает голову. Она похожа на змею, сложенную из мусора и гнилых листьев. На мертвого ворона с червями в глазницах. На смеющуюся гиену. И еще на меня. Я скалюсь в собственное отражение и играю с пистолетом. Наличие такого быстрого решения рядом успокаивает. Это почти как секс – знать, что я могу все закончить, если начнет тошнить от смрада мертвечины. Знать, что я могу просто прострелить руку и из-за всплеска адреналина на время забыть обо всем остальном. Раньше я приходил злить тебя, но это перестало работать, когда мы перестали. Просто раньше я злился на себя из-за твоей недоступности и в то же время из-за того, что являюсь для тебя особенным. Я то радовался, то разбивался о камни твоего равнодушия к моей персоне, а сам не мог перестать сталкерить. И находил утешение в опасных предприятиях. Тварь в зеркале молчит, но ей и не нужно ничего говорить. Одного ее молчаливого присутствия достаточно, чтобы оказывать давление. А на каждую силу надо отвечать тем же, и она как птица на плече – только свинцовая. Ничего не делает, просто сидит и иногда каркает, когда забываешься. И давит-давит-давит. А силы, они такие. Они кончаются... Ты выламываешь дверь, видимо, забыв, что она открывается, и влетаешь обратно в квартиру. Я не думал, что ты услышишь. - О чем ты думал? Я не знаю. Почему в ногу? Блять, как много крови. Я не знаю. Но мне приятно, что ты волнуешься. Что злишься, разрывая штанину и хмуря брови.

***

Ты строишь из себя опасного психа. Настолько непредсказуемого, что его лучше и не пытаться понять. Это такой защитный механизм, блоха? Порой мне кажется, что ты просто не любишь себя. Не любишь и думаешь, что я тоже не буду, если узнаю тебя получше. Ты пытаешься меня оттолкнуть, говоря, что я монстр, неспособный на человеческие чувства, и я даже не против. Я так устал, ты бы знал. Ты пытаешься меня злить и унижать, и когда это получается, лезешь за лаской. Получаешь только грубый секс, и, кажется, это и была твоя первоначальная цель. Многоходовочник ты, блоха, если я все правильно понял. Ты бываешь нормальным, правда. И это верно большую часть времени, но вот тогда, когда ты включаешь этого своего психа, я читаю по взгляду «Тебе никуда не деться», «Ты связан» и «Помоги мне». Ты удобно придумал строить из себя бывшего асексуала, который накопил сексуальной энергии и теперь не видит смысла уходить от меня. Мне кажется, ты что-то упускаешь, блоха. Хотя да, ты очень горячий. И то, что ты воплощенный Эрос, это даже не комплимент. Это просто факт, потому что я подумал об этом в первую нашу встречу. Ты меня злил, но это никак не отменяло твою сексуальность. А сейчас ты суккуб, если уж на то пошло. Суккуб, который периодически показывает свой характер. И однажды стреляет себе в бедро, когда я захлопываю дверь и собираю разлетевшиеся по лестничной площадке части упавшего телефона. Ты сидишь, удивленный не меньше меня, и с широкой улыбкой душевнобольного наблюдаешь, как я пытаюсь остановить кровотечение. Я люблю пускать тебе кровь, когда она не грозится вытечь вся. - Зачем? - Чтобы ты знал, что я способен на все.