Азавак

Арчи снимает с него доспехи, громко позвякивая пряжками на спине. Тянет вниз сегментированное железо. Под ним кожаный поддоспешник со стеганой подкладкой. Перед боем нужно будет ещё намотать бинты, чтобы все это не скользило. Стоять на кухне, чувствуя кожей, как огромная туша жарко дышит в затылок — то ещё изощренное издевательство. Матвей никогда раньше не испытывал такого дерьма: когда ему не давали, там, где хочется, он всегда мог найти того, кто на все согласен. Так было и со Ставром. Рыжий таскался в кузницу, облизывал взглядом идеальное бронзовое тело, нежился в лучах его уютной, слегка опекающей дружбы и спокойно шел снимать кого-нибудь в баре или приложухе, чтобы отвлечься, снять стресс, сбросить напряжение и лишнюю сперму. А тут нихуя не сбросишь, даже банальной дрочкой не догнаться. Да и после того, как они, вопреки всем предпосылкам и доводам разума, начали трахаться, такой подставы от добряка-дока Матвей не ждал. И ладно бы этот Айболит действительно его тупо не хотел. Так нет же! Арчи иногда такие взгляды на своего сожителя кидал, что плавилось буквально все. И при этом продолжал динамить. Просто пытка и издевательство. Матвей заебался. Сильно. Крутанулся юлой у стола, когда снятые наручи звякнули в коробке тяжёлым металлом, завис так, опираясь задницей о столешницу, рассматривая предмет своих пиздостраданий. Арчибальд выпрямился, отряхнул руки, вопросительно глянул на парня. Хорош, гад! Еще бы был посговорчивее… — Пошли вниз? — зовет скотий дохтур. Вниз рыжий сейчас хотел только бородатую голову дока. В аккурат на уровне своего паха. Сказать это прямо, естественно, не судьба. Матвей слишком устал хотеть за эту неделю. Теперь его ущемленное эго, которому не давали, требовало сатисфакции. — Подойти сюда, спросить что-то хочу, — на свой страх и риск зовёт рыжий, скрещивая ноги, от чего его поза становится более неустойчивой. Арчи на провокацию ведется как сученька. Сразу же подходит, вопросительно заглядывая в хитрое лицо провокатора. — Что-то болит? Очень хочется сказать: «да, оставшаяся без внимания задница, сделай мясной укольчик», но у рыжего в голове совсем другой план. — Нет, об этом и хотел поговорить. Когда Арчибальд оказывается достаточно близко, Матвей тянется к его лицу рукой. Чувствовать пальцы свободными — чертовски приятно и непривычно. Этот факт занимает не только его внимание. Док тоже неотрывно следит за движением белой, как мел, руки. Матвей отчетливо улавливает момент, когда расширяются его зрачки, поглощая грозовую хмарь бусой радужки. Все, док поймал свой приход, гребаный извращенец! Ему даже не нужно показывать хуй или задницу, чтобы все встало. Достаточно просто помахать перед носом рукой. У них так удачно совпали фетиши: красивые кисти и серо-голубые глаза, словно кто-то специально скроил двух мужчин именно такими, чтоб потом им вдвоем было весело. Арчи вздрагивает, когда пальцы касаются его щеки. Его борода на ощупь мягче, чем ощущалась во время поцелуев. — Ничего не болит. Совсем. Руки отлично шевелятся, — демонстрируя это, парень ведет подушечками пальцев выше, поглаживает висок, расправляет край намотанного на русую голову бинта. Белая повязка оттеняет золотистую кожу, чернила на шее и холодные радужки, делая все ярче. — Может, оставим так до воскресенья? Смысл опять гипсовать, а послезавтра срезать обратно? Ты на этом полимере скоро разоришься, милый. Да и мне нужно немного разработать пальцы. Поможешь? Я знаю один способ… Матвей умеет быть покладистым и соблазнительным, когда сам этого хочет. Он цеплял активов под настроение, прикидываясь такой томной манерной лапочкой, что все куртизанки Парижа обзавидовались. Сейчас даже не нужно особо старательно строить глазки и прогибаться в талии, достаточно просто поднести пальцы второй руки к своему лицу и медленно провести языком между указательным и средним, причмокнуть, клацнув пирсой по ногтю, потом прикоснуться этими же влажными пальцами к приоткрытым губам дока и все. Мужик поплыл, — понимает Матвей, когда эта громадина глухо стонет и, прикрыв глаза, радостно втягивает в рот его пальцы. Там влажно и беспокойно. Язык прикасается к отросшим под гипсом ногтям. Крупные зубы не держат, но ощутимо задевают кожу. У дока стоит так, что головка массивного члена натягивает треники и норовит прорвать мягкую ткань. Кому-то тут тоже совсем не хватает тупой дрочки в душе. — Хочешь их почувствовать внутри? Мои пальцы? Хочешь? — Матвей перешел на шепот и выдыхает его на собственные костяшки, неотрывно наблюдая, как пальцы медленно погружаются между блестящих от слюны губ дока. Арчи распахивает глаза и смотрит на него. Осознанности и понимания во взгляде нет, только голод, от которого на загривке шевелятся короткие волоски, а в штанах чутко вздрагивает давно уже требующий своего член. Месть не всегда подается холодной. Она не всегда зло. Временами она жертве нужнее, чем мстителю. По крайней мере, сейчас назревающая сатисфакция всех участников. Не дожидаясь, пока док проморгается, придет в себя и включит голову, опять заладит свою шарманку про ребра, трещины, переломы, сохранность и предписания, рыжий решает повысить ставки и взять все в свои руки. Раз уж руки эти впервые с момента их знакомства достаточно в порядке, чтобы их распустить. Дальше начинаются цыганские фокусы. На стороне Матвея многолетняя практика быстрой ебли, зачастую с не совсем знакомыми мужиками. Он действует напористо и быстро, вынуждая жертву уступать свои позиции одна за другой и глубже тонуть. Потянуть дока на себя и прижать к столу животом, оказавшись за его спиной раньше, чем эта добродушная громадина опомнится. Пальцы из его рта не вынимать, чтобы не начал пиздеть лишнего и думать головой. Средним и указательным очень удобно трахать полный слюны рот, тонко намекая на все, что будет дальше. Вторая рука — на подкачанные ягодицы. Сжать. Помассировать. Он такой весь упругий и горячий, что самому себе завидно. Губами к шее на уровне выпирающих позвонков, отодвинув носом собранные в низкий пучок волосы. Немного ласки, чтобы не спугнуть. Можно пустить в ход зубы и легонько цапнуть за приятно пахнущую, знакомую на вкус и на ощупь кожу. Можно переместить пальцы в ложбинку между ягодиц и настойчиво тереться о бедро замершего мужчины своей ярко-выраженной эрекцией, стоя чуть сбоку от разгоряченного тела. Можно шептать: — Я аккуратно. Обещаю! Пальцы будут в порядке. Тебе понравится. Можно? Ты ведь хочешь, Арчи! Правда? Кивни, если да. Шанса на отрицательную реакцию у Арчи нет. Возможности сказать что-то внятно тоже. Матвей напряженно наблюдает за тем, как его пальцы обсасывают до самых костяшек. Кивок он скорее чувствует этими же воткнутыми до самых гланд пальцами, чем видит. С невъебенно-счастливой улыбкой запускает ладонь Арчи в трусы. Док тут же оттопыривает задницу и ложится грудью на стол. Такой покладистый, не верится даже, что эта же бородатая блядина прокатывал Матвея всю неделю с сексом из своих заебатых лучших побуждений. Пальцы находят сжавшееся отверстие, гладят и растирают, пока вторая рука утопает в жадной пасти. — Только не кончай сразу же, как я нащупаю простату. У меня планы на сегодняшний вечер и на тебя, дорогуша! Говорить с Арчи, когда он в таком состоянии, в принципе затея бессмысленная, но Матвей с рождения пиздливый и ему нравится, как док в ответ на любую фразу вскидывается, приподнимает голову, выгибая массивную татуированную шею, и начинает еще активнее отсасывать его пальцам. Рыжий несколько минут наслаждается этим зрелищем, а потом спускает с дока треники вместе с трусами до самых колен, ниже они съезжают сами, обнажая покрытые узорами ноги и ягодицы. Мышцы под расписной кожей прорисовываются отлично. На кухне теплый свет и пахнет жасминовым чаем. Голая задница Арчибальда от такого оформления только выигрывает. Матвею хочется отвесить по этой красоте пару шлепков, но слишком велик риск потом выслушивать полчаса мозгомойки за неосторожное обращение с только что распакованным фетишем доктора МакАртура. Сплюнуть на пальцы. Размазать по входу. Нажать. Вдавить. Погрузится на одну фалангу, слушая, как Арчи хрипит, шумно сопя носом и цапая зубами вставленные ему в рот указательный и средний. Матвею нравится, как мужчину гнет от малейшего движения внутрь его тела. Как напрягаются массивные плечи, натягивая ткань футболки, и обхваченная бинтом голова клонится ближе к столешнице. — Ноги пошире расставь! — командует парень. — И расслабь дырку! Так будет кайфовее. С тем же успехом он мог бы попросить повторить клятву Гиппократа по памяти или пункты их договора, составленного в первый день знакомства и посланного нахер уже довольно давно. Арчи постанывает, уткнувшись носом в его ладонь, и прижимается грудью к столу плотнее. По слюне в его задницу приходится протискиваться с явным усилием. Нечего даже надееться вставить больше одного пальца. Хотя вставить Матвею хочется до одури и далеко не пару фаланг указательного, которым там так тесно, что от этого отчетливо подтекает и крыша и член в штанах. Остро не хватает третьей руки и смазки. Выкручиваться приходится самому, как есть. Рыжий оглядывается по сторонам. Судорожно ищет что-то подходящее. Ему это нужно прямо сейчас! В коварном плане совратителя оргазм дока фигурирует как очень важная часть. Взгляд цепляется за бутылку оливкового масла. Холодный отжим, все понты. Чтобы дотянуться до нее, приходится вытащить палец из доковой задницы и отступить от него на шаг, почти вынув пальцы другой руки изо рта. Осоловевшие, абсолютно ошалевшие глаза Арчи сопровождают телодвижения рыжего взглядом «че ваще происходит?». Матвею очень хочется засчитать это на счет своей невъебенности, но тут скорее роль играет недельное воздержание и зацикленность дока на красивых пальцах. Рыжий откупоривает бутылку зубами, невоспитанно сплёвывая пробку куда-то в сторону. Льет золотистую олию на оттопыренный округлый зад, полоумно восторженно улыбаясь, наблюдая, как чернильные узоры на коже становятся лаково-блестящими. Масло затекает между ягодиц Арчи. Поставив бутылку на стол, рыжий наконец-то проталкивает палец в добротно смазанный анус дока на всю длину. Сразу и поглубже. Находит там нужную выпуклость, обводит ее по кругу, надавливает подушечкой и скользит глубже в горячее нутро. Почти полностью вытаскивает и повторяет все сначала, слушая приглушенные стоны партнера. Масло стекает с ягодиц по напряженным ногам мужчины, капает на спущенные к щиколоткам трусы. Дока трахают пальцами с обеих сторон. Самыми прекрасными пальцами, который он когда-либо видел. Белые удлиненные кисти настолько идеальны, что прикасаться к ним кажется кощунственным. Но Арчи все равно стремится их получить поглубже в себя. Вылизывает теплую кожу, проскальзывая чувствительным кончиком между указательным и средним, там, где бархатная складочка кожи кажется тоньше натянутой струны. Подается назад, нанизываясь дыркой на поглаживающий изнутри палец. Вскрикивает, когда туда добавляется еще один, и внутри все горит от ощущения натянутости и давления. Пальцы во рту тоже давят на язык, когда док распахивает пасть, чтобы выплеснуть избыток ощущений в череде неразборчивых звуков. Матвей зачерпывает побольше его слюны и убирает руку от покрасневшего лица. Накрывает ладонью член мужчины и в несколько торопливых движений выдрачивает из него оглушительно-яркий оргазм. Док кончает на обеденный стол. Длинными струями поверх белой скатерти. Захлебываясь ощущениями в растянутом пальцами любимого анусе и выматывающей силой навалившегося удовольствия, под глыбой которого даже вдохнуть оказывается невозможно. Наслаждение простреливает так глубоко и безжалостно, что это почти гасит свет, и Арчи заваливается грудью на стол, чувствуя, как предательски дрожат мышцы во всем теле, словно он превратился в арфу, на которой играют слишком сложные партитуры для ненастроенного инструмента. Где-то на самой границе реальности, сквозь восторженный белый шум разбившего на осколки все тело оргазма, док с удивлением чувствует, как ему между булок елозят холодной скользкой пирсой. Мозг залит эндорфинами куда надежнее и гуще, чем липнущая к брюху обкончанная скатерть. Подумать получается только сбивчивое: а эта железка из языка или члена Матвея? Словно мысли читая, блудливая рыжая псина кусает его за загривок, прихватив кулаком волосы, шумно обдавая липким дыханием кожу. Это не больно. Это посылает лавину электрических иголок от затылка вниз к копчику. Значит, по заднице там елозит не язык. — Если ты против, скажи, — милостиво позволяет рыжий, придерживая свой член у основания и пока что просто безобидно отираясь увенчанной металлом головкой между татуированных ягодиц. Впрочем, он не настолько великодушен, чтобы дать любовнику очухаться и хорошенько подумать над вставшей дилеммой. Вся эта возня с дрочкой на кухне затевалась как раз для того, чтобы трахнуть Арчи, пока тот еще расслабленный и размякший после оргазма. Так ему будет легче принять в себя. И легче принять их смену ролей. Все сомнения Матвея по поводу того, универсал его сожитель, как и сам рыжий, или все-таки сугубо верхний, смыло волной семени, которую из себя выталкивал Арчибальд, нанизываясь анусом на его пальцы. Принимать в себя док любит точно так же, как вдалбливаться поглубже в тело «щеночка». И самое главное, в такой позиции этот покусанный Эскулапом упрямый осел не будет ныть ему о ребрах, сохранности, безопасности и прочей неважной фигне. Все кости Матвея в полной безопасности. Бакулюма ему в хуй творец не послал, а все остальное сейчас вообще вне зоны риска. Рыжий отлипает от шеи Арчи и с полоумной улыбкой смотрит, как коронованная стальной бусиной головка вдавливается в блестящий от масла анус. Отстойная смазка, конечно. Сейчас бы сбегать в спальню за нормальной, но слишком велик риск проморгать момент. Да и Арчибальду за недельное воздержание хочется сказать «спасибо». Повод шутить потом про то, что жопа дока тоже в некотором роде салат — стоит незначительного дискомфорта. К тому же входит довольно хорошо. Растекшийся грудью по столу мужчина расслаблен и податлив. Впускает в себя на изи. Только издает странный булькающий звук, задыхаясь очередным глотком воздуха, когда протолкнувший в его очко головку Матвей медленно и неумолимо задвигает член в жаркое нутро почти наполовину. Твердая бусина под головкой проезжается по простате. Док это не просто чувствует, он видит, как перед глазами вспыхивают радужные искры, заволакивая привычную картинку кухни. — С-с-су-ука! — со странной смесью восторга и ужаса хрипит Арчи, выгибаясь в пояснице так, что раздается хруст. И это либо позвоночник, либо стол. Рыжий все-таки плюет на неизбежную угрозу ворчания ветеринара и отвешивает ему шлепок по заднице, заставляя взвыть и взвиться. Перехватывает рванувшего со стола мужчину поперек груди и вокруг талии. Прижимает к себе спиной, уткнувшись подбородоком в напряженную трапециевидную мышцу. Назидательно шепчет: — Я же просил, никаких собачьих кличек, детка! И засовывает пальцы в распахнутый рот мужчины, отнимая у него возможность что-то ответить и внятно мыслить. Хотя на счет мыслительного процесса все и так было плохо. Арчи тонет в переизбытке новых ощущений. Хватка на его талии угрожает доломать к херам позвоночник. Горячий твердый член растягивает нутро, заставляя тихо скулить и пускать пузыри в бороду, преданно обсасывая пальцы любимого с привкусом оливкового масла. Рыжий, словно ему мало всего этого, принимается целовать и вылизывать ухо дока, то и дело ударяя по чувствительным завиткам нагретой во рту бусиной пирсинга. Ему даже не нужно особо заметно двигаться. У Арчибальда опять стоит колом, бодро постукивая измазанной в сперме головкой по краю обеденного стола. Они вдвоем над этим столом медленно сгибаются. Матвей возвращает своего любовника в исходную позицию. Наваливается со спины, проталкиваясь в его тело еще чуточку глубже. Томный стон, рвущийся из широкой груди, можно ловить кончиками пальцев и втирать в теплое нёбо, размазывать по беспокойному языку, вновь трахая жадный рот. Матвей смотрит вниз на спутанные одеждой ноги Арчи. Наступает на его скомканные треники с трусами. Расталкивает коленом мускулистые ноги, заставляя переступать, вышагивая из этого вороха тряпья. Теперь можно устроиться поудобнее. Освободить Арчибальду рот, вынув из него разогретые на его языке пальцы. Тонкая ниточка слюны тянется за кончиками пальцев и рвется. Мужчина выдыхает хриплый стон теперь уже в голос, без всяких преград. А Матвей использует эти мгновения, чтобы отклониться чуть-чуть назад и увидеть, как его член входит в это красивое сильное тело. Он хватается за широкую талию, задирая футболку по спине Арчи до самых подмышек. Двигает бедрами, вытаскивая наполовину, и осторожно погружается обратно. Заебись! Пока еще осторожно прислушиваясь к реакции Арчибальда, Матвей раскачивается, выглаживая его внутренности парой горячих стальных бусин, сочащейся предъэякулятом от нетерпения чувствительной головкой раздвигает собой стенки тугой кишки, погружаясь в дрожащее нутро. — Быстрее… — совершенно неузнаваемым голосом просит док, и это срывает рыжего в нервный смех и совершенно больное восторженное веселье. — Нравится? Так и знал, что ты охуенный и с этой стороны тоже! Ему дали отмашку, и можно больше не корчить из себя джентльмена, заботясь о сохранности до недавнего времени девственной дырки. Рыжий ловит дока за волосы и отпускает себя. Зафиксировав запрокинутую кверху голову, ухватив второй рукой за окаменевшую от напряженных мышц талию. Движения становятся размашистыми и резкими, а шлепки измазанного в масле тела о тело — хлесткими, как пощечины. Они теперь оба в масле. Все нарастающий темп и вторящие ему стоны, Матвей больше не разбирается, кто их издает, он сам или док. Мужчина опирается о стол руками, пошире расставив ноги. Упругие округлые ягодицы приятно пружинят, когда Матвей долбится в них, проталкивая член на всю длину в растянутый анус. Он словно картинную галерею ебет. Все эти лица, узоры, огромная оскаленная маска на всю спину. Оно движется и тоже участвует в процессе. Геометрические орнаменты на ягодицах удачно акцентируют все внимание на том, как светлый, совершенно лишенный росписи член входит в блестящую от масла дырку. Ее края покраснели и припухли от трения. Золотистые прозрачные капли масла стекают по темной поджавшейся мошонке. Член Арчи ритмично елозит по столу, собирая скатерть сырыми складками, трахает эту ткань в том же ритме, в каком его на себя натягивает Матвей. Рыжий перехватывает мужчину за плечо, втрахиваясь в хрипящего Арчи все быстрее и быстрее, а тому кончить по второму кругу хочется слишком сильно, чтобы переживать за сохранность собственной задницы. — Еще… — Арчи упрашивает, не сильно вдаваясь в подробности, что именно ему «еще». Гортанно рокочет: — Еще! Я сейчас… Матвею точные инструкции нахуй не сдались. Он вовлечен в процесс и прекрасно все чувствует сам. Как нутро любовника дрожит и обжимает еще плотней, практически засасывая в самую глубь. Рыжий перехватывает Арчи за горло. Вынуждает опять выгнуться дугой, теряя опору стола. Несколько раз размашисто вонзается в жадно принимающий анус и перехватывает тяжелый член любовника у основания. Ему больше не нужно. Не приходится даже дрочить по-настоящему. Арчи запрокидывает голову на плечо Матвея и бурно кончает, забрызгивая спермой все, до чего не достал в первый раз. Его задница, плотно прижатая к паху рыжего, выцеживает из него семя, конвульсивно пульсируя в такт сбивчивым хрипам дока. Оргазм вмазывает и потрошит — это лучше, чем можно было представить. Тяжелое тело мужчины, рельефное и почти лишенное одежды, враз становится разомлевшим и вялым, словно готово осесть на пол грудой литых мышц, золотистой кожи и чернил, если Матвей вдруг разомкнет объятия. Но он не отпускает. Перетаскивает на себя часть веса, прижав поплотнее к груди. Лениво проводит по еще твердому члену любовника ладонью, размазывая последние капли удовольствия по массивному стволу. — Ну, как первый опыт? Отдышимся и повторим? Рыжий шепчет на ухо, как заправский змей-искуситель. Словно он только на полставки эмиссар пиздеца, а на всё остальное — соблазняет монашек и вчерашних девственников. — Ахуеть! — честно признается Арчибальд, переваривая произошедшее и ощущение до сих пор находящегося в раздолбанном очке члена. — Ты почему раньше так не делал? Наезд оказывается для Матвея совершенно неожиданным, и он по такому вескому поводу все-таки вытаскивает хуй из задницы любовника. Еще плюс сто в копилку новых переживаний для свежераспакованного ветеринара. Док валится грудью на стол. В который уже раз. Стонет, забавно похныкивая, пока из него по татуированным ляжкам течет горячее семя. Теперь мужчине становится чуточку понятнее, почему Матвей возмущался после их незабываемого первого раза, что кто-то несознательный и бородатый накончал в него как конь, а потом ковырялся там пальцами, стремясь выдавить все это достояние обратно на простыни. — Арчи, милый, ты такой резкий, я не могу прям с тебя. Один раз засосались у обочины и айда вместе жить, заводить зверье и каминг-аут делать. Разок трахнул твою охуенную задницу и уже претензии, почему зря теряли время. Хорошо, что ты залететь не можешь, а то, чую, я бы уже был папочкой! Матвей дурашливо бухтит, отойдя от оприходованного сожителя и наматывая на кулак бумажных полотенец из рулона. Полотенца с веселыми авокадо. У Арчи в доме любая хуйня с наркоманскими принтами. Матвей уже привык. Он к очень многому привык. Сам себе боится признаваться, насколько. И то, что вид разложившегося на столе Арчибальда, выпятившего блестящую, добротно отлюбленную задницу под его пытливый взгляд, вызывает в груди щемящий и острый прилив тепла, тоже лучше никак словами не называть и никаких выводов не делать. Это они потом как-нибудь. После боя. В спокойной обстановке. Может, с присутствием свечей и должным количеством одежды на обоих, хотя бы вначале… Рыжий вытирает промасленные ягодицы, ложбинку между ними, мошонку и бедра. Промакивает от масла свой член тоже. Подтягивает на место трусы со штанами, а доковы отпинывает подальше — они ему сегодня не понадобятся. Пальцы сами тянутся ко все еще немного влажным ягодицам. Гладят. Мнут. Легонько похлопывают. Руки еще деревянные и кажутся слабыми. Суставы глухо ноют с непривычки. — В душ и в кровать? Или вначале в кровать, а потом сменим простыни и отмоемся? Их холодная война окончена. Впереди еще целые сутки перед боем, и Матвей намерен использовать это время с пользой. Он наконец-то нащупал способ продавить упрямство Арчи. Кто бы мог подумать, что заходить нужно было с другой стороны. А он как дурак пытался подобрать доводы разума и убедить недомедика в том, что его сексуальный бойкот блажь и только. В ответ на заманчивое предложение Арчибальд наконец-то встает. Правда, только для того, чтобы схватить рыжего за руку. Подтащить к себе вплотную и засосать с таким рвением, словно они опять в той канаве на объездной, только ебнулся с байка на этот раз Арчибальд. Это, по всей видимости, стоит расценивать как уверенное «да», и Матвей медленно пятится в сторону двери, обняв дока за шею и булькая блаженно-довольным смехом в сносящий крышу поцелуй. Вряд ли в этом мире может существовать кто-то для него еще более идеальный. Ставр? Нахуй Ставра.