Настоящее наказание

— Вы, наверное, никогда не изменитесь. Вы не желали лежать в кровати в детстве и не желаете сейчас, — Катакура вздохнул и приподнял Дракона, разматывая на нем бинты. Масамунэ снова тихо рассмеялся и, ухватившись рукой за плечо Кодзюро, прижался к нему. Кодзюро отметил про себя, что Датэ был горячий. Уж не лихорадит ли его? Масамунэ придвинулся еще ближе, ухватился за него второй рукой и, быстро облизнув губы, поцеловал Кодзюро. Неуемный... Кодзюро хотел отстранить его, но тело как всегда решило все по-своему. Губы Датэ были сухие и очень горячие. Катакура целовал их, посасывал и прикусывал. Их языки столкнулись, Масамунэ даже в такой ситуации не хотел покоряться, но Кодзюро перехватил, наконец, инициативу, делая поцелуй все глубже. Он почти потерял над собой контроль, слишком соскучился. Запустил правую руку в волосы Масамунэ, а левую положил ему на талию, привлекая к себе. Он бы не остановился, если бы Масамунэ неожиданно не зашипел дикой кошкой, отстраняясь. Кодзюро недоуменно глянул на свою, испачканную кровью, руку. Дракон снова усмехнулся. — Черт... — он ослабил пояс юката, обнажая правый бок, оглядел багровые бинты и недовольно прищелкнул языком, — будь поаккуратнее с этим, Кодзюро, — он вновь подался вперед, слизывая свою кровь с пальцев Катакуры и повиновался, когда сильные руки уложили его обратно на футон. Улыбнулся, когда те же руки спустили ткань с его плеч, оставляя из одежды лишь окровавленные повязки. Он снова притянул к себе Катакуру, целуя его губы, обнимая за шею левой рукой. Кодзюро пытался бороться с собой, но сдался, гладя его по груди, осторожно касаясь раны, проверяя болевой порог, и стоило Датэ поморщиться, как рука скользнула дальше. Катакура знал, что не должен был этого делать, точно не должен. Но Датэ всегда заставляет его терять голову. Вот и сейчас, Кодзюро ощущал под собой горячее тело, объятое запахом крови, отдающий сталью, он пьянил сильнее саке. Коздюро гладил тело Дракона, чувствовал, как под гладкой кожей ходят мускулы. Опустил руку ниже, нащупав полувставший член любовника, и сжал его в руке, заставляя Дракона хрипло выдохнуть. Масамунэ выгнулся, когда Кодзюро стал ласкать его член, оттягивая крайнюю плоть и обнажая головку, от чего молодое тело забилось в его руках, и кровью запахло еще отчетливей. Бинты уже все были в крови, кровь запачкала футон, Масамунэ побледнел еще сильнее, его дыхание стало тяжелым, будто он задыхался, а Катакура чувствовал, как его собственный член полностью встал и просил ласки. — Нужно остановиться, Масамунэ! — Кодзюро резко отпрянул. Ками, что же он творит? — Нужно наложить повязку. Сейчас нельзя этого делать, вы слишком слабы. — Ты хочешь, чтобы я удовлетворил себя сам? — тяжело дыша, поинтересовался Датэ. Но то, что повязку нужно сменить это было точно. А для раны будет даже полезна свежая кровь. Чтобы ничего не вздумало там загноиться, — давай быстрее... — усмехнувшись, он погладил его по колену, — я хочу тебя. Всегда было забавно смотреть на то, как Катакура сопротивляется сам себе. Вот и сейчас, срезая повязку, он старается не смотреть ниже живота Масамуне. Стирает кровь чистой стороной и оглядывает рану. А Датэ улыбается и специально двигает бедрами, вызывая укорительный взгляд Кодзюро. Рана разошлась у самого края. Ничего страшного. Масамунэ втянул носом воздух, выгибаясь, когда Кодзюро стал стирать кровь с его тела мокрой прохладной тряпкой. На возбужденное тело она оказывала странный эффект. Едва дотерпев до конца процедуры, Датэ позволил себя перевязать. Но не дал и слова сказать Катакуре, который уже разработал план отступления, снова притягивая его к себе и целуя так, словно изголодался по его губам — Ммм... Масамунэ... Что ты творишь?.. – Похоже, он снова потерял контроль над собой. Притянул Дракона к себе, желая всем телом ощутить его. Его кожу то гладкую, то шероховатую там, где тело покрывали шрамы, его жар, его дыхание, бесстыдные стоны. Масамунэ всегда плевал на условности и этикет. А Кодзюро в такие моменты забывал, кто тут господин, а кто тут слуга. Датэ целовался жадно, требовательно, кусал ему губы, стонал, а потом откинулся на футон и снова тихо рассмеялся, раскидывая ноги, будто приглашая. — Бешеный. — Кодзюро склонился, прикусывая кожу на внутренней стороне бедра своего владыки. — Ненормальный. Датэ снова рассмеялся, его похоже вся эта ситуация только заводила. — Нравится? — на выдохе поинтересовался Датэ, подаваясь бедрами к нему и тихо смеясь. И не дожидаясь ответа, добавил, — а мне нравится... Когда эти жесткие губы скользили по его коже, Датэ иногда казалось, что он сойдет с ума. Настойчивые, уверенные. Эти губы были его хозяевами, которым он с радостью подчинялся, раскрывался перед ними, шире раздвигая ноги, позволяя им делать все, что заблагорассудится. Голова кружилась от кровопотери или от того, что с ним делал Катакура, Масамунэ уже не разбирал. Кодзюро приподнялся, распустил пояс юката и сбросил ее. Не хотелось чтобы между ними с Масамунэ был какой-то кусок ткани, между ними и так достаточно много стоит: положение в обществе, мораль, отношения господин-вассал. Кусок ткани хотя бы можно откинуть в сторону. Кодзюро навис над Датэ, покрывая шею и грудь засосами, то и дело, задевая рану, заставляя Масамунэ шипеть сквозь зубы. Неловкие прикосновения Катакуры похоже причиняли ему боль, но их обоих это не заботило. Они привыкли к боли. Удовольствие и боль неразделимы. Кодзюро почувствовал, как Датэ закинул ноги ему на талию, пытаясь прижаться к нему, потереться членом об его живот. Катакура просунул руку между их телами, сжал их члены в своей руке, быстро, с силой начал надрачивать оба члена. Масамунэ снова застонал, обнял его за шею, вовлекая в поцелуй. Датэ толкался в твердую руку, требовательно лаская чужой язык. — Кодзюро... — Масамуне прикусил его за мочку уха, — я хочу тебя... — шептал он, сжимая любовника коленями, — хочу… Но Катакура не дал ему договорить, касаясь пальцами его пересохших губ. Датэ жадно втянул их в рот, облизывая и стараясь не стонать. Кодзюро тяжело дышал, упираясь лбом в плечо Масамунэ, не прекращая движения другой рукой. Вытащив пальцы из горячего рта, он коснулся ими тугого ануса. Масамунэ выгнулся со стоном, словно желая уйти от невыносимо приятного прикосновения Сначала он попытался быть аккуратным, ведь у них уже дней десять не было близости. Но потом откинул эти мысли: Масамунэ не девчонка, чтобы с ним церемониться! Кодзюро сплюнул на руку и, придерживая Датэ за бедра, быстро вставил два пальца. Дракон вскрикнул, дергаясь и выгибаясь еще сильнее. Потом замер, тяжело дыша, втягивая воздух с хрипом, и нетерпеливо дернул бедрами, понукая Кодзюро продолжить. Катакура положил руку ему на колено, заставляя еще сильнее развести ноги и начал двигать пальцами внутри Датэ. Растягивал любовника, вращая и раздвигая пальцы, уже ни о чем не думая впитывал в себя стоны Масамунэ. А тот стонал уже в голос, наверное, их было слышно во всем этом крыле дома. Но сейчас это Кодзюро не беспокоило. Тело Дракона принадлежало ему, Кодзюро. Только ему. Никто не встанет между ними! — Ты тоже соскучился...? — Катакура склонился, прикусывая сосок Масамунэ. — Знаю, что соскучился… Решив, что хватит, Кодзюро вытащил пальцы из горячего тела, снова сплюнул на ладонь и размазав слюну по члену резко вошел в Дракона. Датэ услышал собственный рык, как будто издалека. Он двигал бедрами, стараясь найти удобный угол, но никак не находил, а Катакуру было уже не остановить. И он стонал и шипел под ним от боли и наслаждения, изгибаясь и подмахивая... Скоро боль прошла, оставив только удовольствие проникновения. И странный привкус, всегда сопровождавший их секс. Привкус подчинения... Ему нравилось подчиняться Катакуре, нравилось принадлежать ему... Это изрядно щекотало нервы, что заводило еще больше. — Еще... Да, вот так! Так все и должно быть! Будто бы трахаешь ураган! Кодзюро поудобней перехватил бедра Датэ, натягивая его на себя. Двигался в нем резко и быстро, с каждым движением входя все глубже в это тугое тело. Вошел до упора и притормозил, от чего Масамунэ разочаровано застонал и попытался двинуть бедрами. Но Катакура прижал его к футону, заставляя замереть, и запечатлел этот вид в свой памяти. Бледное тело, не худое, а поджарое, плечи и грудь в начавших багроветь засосах, мокрые волосы липнут к губам, на бинтах снова проступили алые пятна... Самое лучшее зрелище, которое он только видел и которое кроме него не видел никто! Кодзюро снова начал двигаться, быстро входя в Масамунэ, так что яйца шлепались о его задницу. Датэ снова зарычал, пытаясь сцепить ноги у него за спиной, дергался от каждого движения, а Кодзюро смотрел на Дракона, пылающего под ним каким-то диким огнем, про себя отмечая, что алые пятна на бинтах становятся все ярче. Масамунэ метался под любовником, сходя с ума от боли и легкости наслаждения. Пока Кодзюро запоминал его, Дракон сам разглядывал Катакуру, любуясь широкими, покрытыми шрамами плечами и вздымающейся грудью, тяжело с хрипами дыша и стараясь пошевелиться под ним. Боль стала почти незаметной в этом вихре смешанных чувств. Он отдавался самому близкому человеку в мире и был счастлив, что нужен ему. Голос окончательно вышел из-под контроля и охрип, срываясь с пересохших губ в лицо Катакуре горячими стонами. Тело выгибалось, уже не подчиняясь хозяину. — Кодзюро... — Датэ почти всхлипнул, не справляясь с собой, чувствуя, что тело начинает сводить судорогами Стоны, свои и его, гладкая кожа, усилившийся запах крови и тесное, такое тесное тело под ним. Все это сводило с ума, заставляло чувствовать себя почти богом! Дракон метался под ним, хрипел, выдыхал его имя, подставлялся, и Кодзюро все быстрее двигался, чувствуя, что Датэ почти на грани. Он видел, как Масамунэ теряет контроль над собой, отдается ему. Дракон забился под ним, выгнулся всем телом, и Катакуре показалось, что пламя светильников выгнулось вместе с ним, забился, изливаясь себе на живот, всхлипывая, не в состоянии сдерживаться больше. На пару секунд Датэ показалось, что он потерял сознание, утонув во вспышке оргазма, но жесткие движения Катакуры вернули его к жизни, и он успел увидеть это неповторимое выражение его глаз, когда он кончает, выплескиваясь глубоко в его теле... он никогда не закрывает глаза. Не отводит их. И Дракона это сводит с ума, заставляя снова прогибаться под ним. Как же хотелось прижать его горячее твердое тело к своей груди... Но рана снова дала о себе знать.. Обессиленный Дракон прикусил губу, сжимая плечи тяжело дышащего Катакуры — Как же я скучал... — Очень хотелось просто упасть на Датэ. Обычно после близости они так и лежали, обнявшись, позволяя себе ненадолго забыть про весь мир, просто чувствовать друг друга. Но сейчас это определенно не то, что нужно было его господину. А нужна была ему новая перевязка, а может даже помощь лекаря. — Снова заставляете меня делать глупости, Масамунэ-сама. Лежите и не шевелитесь, я сейчас. — Масамунэ лишь обиженно фыркнул. А что он хотел? Истечь кровью? Кодзюро накинул юката и снова сходил за свежими бинтами. Срезал окровавленную перевязку и быстро стер влажной тряпицей кровь и сперму с тела Датэ, тот задергался когда влажная прохладная ткань прошлась по внутренней стороне бедер и ягодицам. Кодзюро снова сделал перевязку, надеясь, что хоть этой хватит больше чем на пару часов. — Постарайтесь поспать, Масмунэ-сама. И не надо смотреть на меня таким обиженным взглядом. Масамунэ фыркнул и отвернулся. Ну, вот опять начинается. Ну не умер же он. — Останься, — он даже не попытался добавить в голос приказной тон. Слишком устал и измотался. Он не хотел оставаться один. Ему было холодно. Особенно сейчас, когда он остывал после возбуждения. — Кодзюро... Все болело. Но тело было легким, и боль переносилась легче. Еще легче будет, если чужое теплое тело будет рядом, пока он погружается в сон. Кодзюро только вздохнул, ложась на футон и обнимая Датэ. Нужно не задеть рану. Это, конечно, было ужасно неправильно, ведь утром Масамунэ проснется и первое, что сделает, когда его увидит, это потребует заняться любовью. Впрочем, если он проснется в одиночестве, то тут же потянется к мечу. Так что тут выбор невелик. Кодзюро укрыл их обоих, прижимаясь к телу Датэ. Тот, похоже, успел замерзнуть, руки были просто ледяные. Кодзюро взял в руки одну из тонких ладоней, пытаясь согреть. Датэ только прижался еще ближе, укладывая голову ему на плечо. — Ты — настоящее наказание, — тихо шепнул Катакура засыпающему Дракону, — но я все равно тебя люблю.