Улыбнись, малыш

В комнату задувал теплый ветерок, колыша старые потрепанные занавески, серые от пыли неблагополучной окраины города. За окном слышалась чужая ругань, несмотря на позднее время. Пьяные соседи выясняли отношения, посыпая друг друга кучей брани, что обычно резала по ушам. Но не сейчас. Чонин и Чан лежали на кровати, разглядывая звездное небо, спроецированное маленьким светильником, что не так давно украл Хенджин. «Вещица хорошая. Я подумал, почему бы не взять? Тем более что меня никто не заметил бы». Так и не заметили, а в квартире появился новый светильник, доставшийся бесплатно… Чонин любил лежать с Чаном, слушая его истории. Иногда Бан тихо что-то напевал или читал стихи, зачастую на английском языке. Яну нравился его бархатный голос. Он успокаивал, помогал заснуть, когда мучила бессонница. Да просто нравился. Рядом с Чаном Ян был счастлив. Казалось, в Бане есть все. Сила, мужество, гениальность, доброта, искренность и капелька сумасшествия. Куда без этого? А хладнокровие? Чонин каждый раз завороженно наблюдал за тем, как старший расправлялся с жертвами. Как филигранно полосовал по коже ножом, заставляя алую кровь плескать фонтаном, сочиться. В его руках жертва ослабевала. Ее кожа становилась бледной, глаза закатывались. А как она порой кричала, проклинала, боялась, умоляла не убивать. Чонину и это нравилось. Бан убивал. Убивал искусно. Быстро, безжалостно и с улыбкой на лице, которая теперь не так часто пряталась под маской. Он восхищал своим мастерством. Своим талантом – убивать. Глядя на него, Чонину хотелось так же. Теперь и он мог убивать. Теперь и он убивал. Они часто вспоминали своих жертв. Смеялись над ними. Над их ничтожными жизнями, что у них отняли. А зачем им жить? Зачем портить святую землю своим существованием? Зачем топтаться по ней, варварски разрушая ее? Зачем носить свои грехи по этой земле? Но ведь не у каждой жертвы были грехи? Нет. У каждой. У каждой до единого. И они заслужили смерть. Заслужили умереть в подворотне, истекая кровью на сырой земле. Возле мусорки, у грязных гаражей, на заброшенных заводах, загнивая под слоями пыли и грязи. Они все это заслужили. Как и Чонин с Чаном заслужили то счастье, что имели… И никто не разрушит наше счастье. Слышишь? Никто. – Пора просыпаться, Нинни, – шепнул Чан, чмокнув в макушку. – Просыпаться? Ты о чем? – Я буду скучать по тебе. – Скучать? Почему скучать, Чан-и? Почему? Мы ведь вместе. Мы всегда будем вместе. – Пора уходить, – все повторял Бан, гладя по голове. – Уходить? Ты же обещал не уходить. Помнишь? Ты обещал… – Но я уже давно ушел… Вспышка. Чонин зажмурился, а затем открыл глаза. Яркий свет никуда не исчез. Ян все так же лежал на кровати. Но Чана рядом не было. Как и его комнаты. Вместо нее Чонин был в палате. В палате психиатрической клиники, в которой безнадежно угасал – умирал вот уже два года. Все было лишь сном. Вот уже два года, как не стало его любимого Чан-и. Два года, как от него отвернулась мать и друзья. Два года, как он стал никому не нужным. Два года, как он загнивал в этих стенах, пропитанных болью, безысходностью, лекарствами, страхами и отчаянием. Два года, как он был заперт в психушке. Навсегда. Слезинка скатилась по щеке, а затем Ян начал рыдать. Рыдать навзрыд, свернувшись на жесткой скрипучей кровати, уткнувшись лицом в старую подушку с запахом скисшего хозяйственного мыла. – Чан-и… Чан-и… Но Чан не мог ответить. Он уже давно лежал в сырой земле, скармливая свою сгнившую трупную плоть могильным червям. Его больше не было рядом, но он часто снился. Каждую ночь. Снились воспоминания. Поцелуи. Объятия. Теплые руки, что гладили по голове. Губы, что целовали в лоб. Снился запах. Да-да, запах. Как такое вообще возможно? Но Чонин чувствовал этот запах железа и крови. Иногда пороха. Снилось, как Чан учил его стрелять и как обращаться с ножом. А ведь у Чонина больше ничего от него не осталось. Даже нож забрали, твари. Ян проклинал. Проклинал всех. В первую очередь Минхо, что убил его Чан-и. Полицию. Санитаров. Свою мать. Иногда Джисона. Прошло два года с тех пор, как он навестил его первый и последний раз. Чонин до сих пор помнил его черные глаза, что смотрели с безразличием. Но даже так он был рад его приходу. Хоть и не мог ничего ответить. – Как ты тут? Выглядишь очень измученно. Ты не спал? Ты вообще ешь? Я хотел принести тебе твоих любимых красных яблок. Но мне запретили. Почему ты молчишь? И нет, не то чтобы он не хотел разговаривать. Просто не мог. Напичканный седативами, пару раз переживший разряд током только за последние сутки. Он не мог ничего сказать. Не было сил открыть рот. Произнести хоть звук. Но внутри все кричало. Истошно кричало. До боли в горле. До крови в ушах. Чтобы связки сорвать… Помоги мне! Спаси! Верни Чан-и! Умоляю, верни Чан-и! Нет. Лучше убей. Лучше просто убей меня! Джисон, пожалуйста, сделай хоть что-нибудь… Прошу… Но Джисон ничего не сделал… Он лишь посмотрел на свои часы и в последний раз взглянул на Чонина. – Мне нужно идти, – произнес тогда Хан. Просто встал и ушел, даже не обернувшись. Но почему-то Чонин был ему благодарен за этот визит. Был благодарен, но все равно ненавидел. А ведь он часто вспоминал те дни, когда они были лучшими друзьями. Когда сидели за той самой последней партой у окна. Ходили в кафе и по барам. Гуляли после пар в ближайшем парке и ездили на отдых. Как кормили бездомных котов. И как плескались в море. Он, Джисон и Феликс. Феликс вообще про него забыл. Стер из памяти в тот самый день, когда Хенджина заключили под стражу. Он ни разу не пришел, не оставил хоть малюсенькой весточки. Хоть что-нибудь. Просто исчез. Бросил. Чонин ни за что бы не подумал, что Ли способен на такое. Как же он ошибался… Про Чонина забыли все. Лишь «другой» был все это время рядом. – Чонин-и, не плачь, – гладил он по волосам. – Хочешь, я подниму тебе настроение? Скоро придет санитар, принесет еду. Хочешь, я убью его? Хочешь, перережу ему глотку, задушу, выколю глаза? Хочешь? Только не плачь. Смотри, какой ты красный. Не три глаза. Ты так сильно похудел. Пожалуйста, не плачь. Ну, Чонин-и. «Другой» все гладил по волосам и что-то шептал. Пытался утешить, рассмешить. А Чонин все плакал и плакал, практически задыхаясь в вонючей подушке. – Твои волосы такие белые. Ты так поседел, – «другой» перебирал светлые пряди, наматывая каждый кончик на палец. – Хочешь посмотреть? А ведь Чонин давно не подходил к зеркалу. В его комнате висело небольшое круглое зеркало, намертво присверленное к стенке. И зачем только? Чонин пару раз пытался его разбить, оторвать. Отколоть хоть кусочек. Но только раздирал руки в кровь. Разбивал костяшки. Ломал ногти с корнем. Он даже бился головой. Но ничего не помогало. Оно так и висело. Иногда казалось, что санитарам нравилось наблюдать за его срывами. Они смеялись в лицо, когда скручивали его, били током, кололи успокоительное, когда надевали смирительную рубашку и бросали в белую мягкую комнату, закрывая на замок. А потом наблюдали за ним через маленькое окошко в двери. Как за зверьком в зоопарке. За беспомощным зверьком. Чонин все же поднялся с кровати и босыми ледяными ногами подошел к зеркалу. Белые волосы, бледная кожа, ужасные синяки под глазами. Впалые щеки и до уродства острые скулы. Губы сухие и синие. А глаза пустые, безжизненные. – Посмотри, – улыбнулся «другой». – Ты совсем как я, – он стоял за спиной Чонина, глядя в зеркало. Они и правда выглядели как близнецы. Один и тот же человек. «Другой» снял свои очки и подошел к Яну, надев их на него, а затем снова развернул к зеркалу. – Вот. Видишь? Не отличить, – с жуткой улыбкой произнес он. – Совсем как я. Чонин смотрел на себя, словно в пустоту, но видел, «другой» чертовски прав. – А все потому, что мы одно целое. Неразделимое. «Другой» обнял его со спины, положив голову на плечо. Он ластился, словно котенок к хозяину. Но Чонин не был его хозяином. Тело было сосудом. Да. Но сам Ян был его частичкой. Был им. – Эй, неугомонный! – по двери стукнул санитар. Он открыл железную дверь, поставив на тумбу алюминиевую тарелку и кружку с непонятной жижей. Другую посуду ему просто нельзя было давать. Порежет сразу вены или горло, как год назад. Чонин перевел на него взгляд. – Еда, – усмехнулся мужчина, кинув в тарелку с пюре ложку. Он крутил на пальце ключ от его камеры. Потому что, уйдя, он сразу же запрет его. Чонин был одним из немногих, кого держали под замком и выпускали только раз в неделю и только в сопровождении парочки здоровенных санитаров. Чтобы подышать свежим воздухом. Обычно его сажали на первую попавшуюся лавочку, лишь изредка позволяя хотя бы пять минут пройтись по саду. А ведь там стоял красивый каменный фонтан, в котором можно было утопиться. И такие меры приняли не спроста. Чонин уже неоднократно пытался сбежать… Первый раз это случилось спустя два месяца, когда молоденькая медсестричка прозевала его возле туалета. Каким-то образом Чонин вылез через небольшое окошко на втором этаже и спустился по крыше, знатно изрезав себе ладони и отбив колени. Он бежал к выходу сломя голову. Но не тут-то было. Кто же знал, что там стояли охранники… Всего одно движение. Один разряд шокера в спину. И Чонин уже бился в конвульсиях, лежа на дорожке. Песок резал щеку хуже стекла, сдирал кожу и скрипел на зубах. Тогда его снова заперли в белой комнате. Чонин был знаменитостью своей психиатрической больницы. Все, абсолютно все, от санитаров до уборщиц, знали его. И знали, если что, сразу применять силу. Однажды он так получил половником по лбу, когда пробрался на кухню за ножом. Повариха вовремя заметила его, засадив большущую шишку. И снова белая комната. И снова разряды током. – Наслаждайся, неугомонный, – усмехнулся санитар и закрыл дверь. На ключ. Ян вернулся к зеркалу. Но очков на нем больше не было. Очередная иллюзия. А вот другой был по-прежнему в очках. Он кривился и морщил нос, пытаясь стряхнуть застывшее пюре с перевернутой тарелки. – И как это можно есть? А в кружке что? – он принюхался. – Фу. Что это за пойло? Компот? Или они решили не мелочиться и налить сюда помойную воду? Хм… Чем сегодня мыли полы? Кажется, хлорка… Гадость. Чонин подошел к нему, взяв ложку. Он долго рассматривал ее. Тяжелая, мутная, погнутая. И совсем неострая. – Как думаешь, ей можно вскрыть вены? – незаинтересованно спросил он у «другого». Тот выгнул бровь, поставив тарелку на тумбу, и взял у него ложку. – Ты можешь выбить ей глаз, – рассматривая прибор, ответил «другой». – Это максимум. Ее даже не сломать, не сточить и не скрутить. А зачем тебе простая слепота? – Совсем никак? – Даже в шею не воткнуть, – ложка с противным шлепком упала к пюре. – Очень жаль, – вздохнул Чонин, переведя взгляд на окно с металлической решеткой. – Как же скучно…

***

Неизвестный Помнишь, что сегодня полиграф? Снова… Я буду там

Вы

Как же мне надоели твои коллеги

Будто за год что-то должно было поменяться…

Мне хочется плакать от их глупости

А еще из-за того, как сильно я скучаю по тебе

Так сильно скучаю

Ты не представляешь

Неизвестный Я тоже Обещаю, я тебя вытащу Подожди еще немного, Джинни Сорок пять. Сорок шесть. Сорок семь. Вдох. Выдох. Снова вдох. И выдох. Капли пота стекали по телу, мокрая отросшая челка прилипала ко лбу. Хенджин отжимался, спрятав одну руку за спину. В спортзале тюрьмы никого, кроме него, не было. Солнце просачивалось сквозь маленькое мутное окошко с железной решеткой. Вокруг тренажеры. В углу висела красная боксерская груша на толстой цепи. Большие зеркала тянулись по стене, а рядом лавочки, на одной из которых лежало полотенце. Дверь открылась, но Хван никак не отреагировал, продолжив отжиматься. – Двадцать три. Пятьсот семьдесят восемь, – грубым голосом проговорил надзиратель. Хенджин остановился, взглянув на него. Как же раздражал этот урод… – На выход. – Неужели капитан Со уже приехал? Сегодня рано, – усмехнулся Хван, продолжив отжимания. Пятьдесят восемь. Пятьдесят девять. Шестьдесят. – На выход! – проигнорировал мужчина. Хенджин снова остановился, задержавшись у пола на пять секунд, а затем с легкостью поднялся на ноги, взяв с лавочки полотенце. Он вытер лицо, перешел на шею и развернулся к зеркалу. Черные волосы собраны в хвост на макушке. От былого красного оттенка не осталось и следа. Он давно смылся, отрос и был сострижен. Майка пропитана потом. На бедрах висел синий комбинезон, а на ногах берцы. За два года тюрьмы он неплохо подкачался, отчего его мышцы стали рельефнее. Он был уверен, Феликс бы оценил… Хван бросил полотенце обратно на лавку и развернулся к надзирателю. – Лицом к стене. Руки за спину, – приказным тоном проговорил мужчина, открыв дверь. – Пошел, – пихнул он в плечо. Хенджин усмехнулся. Здесь так обращались с каждым заключенным. Их считали мусором. Недостойными. Отбросами общества. Убийцы, наркоторговцы, насильники, воры и мошенники. Все были тут. Все отбывали свое наказание. Хвана вели по длинному коридору с железными дверьми. В воздухе пахло пылью, мокрым бетоном и шпаклевкой. Недавно протекла крыша, оставив на потолке большой коричневый развод. Эту дорогу он выучил наизусть. Прямо, направо, налево и снова налево. В комнату допроса. Туда он ходил постоянно. Два года от него не могли отстать. Два года пытались пересмотреть дело, повесить пожизненное, узнать, куда он спрятал деньги. «Ты не мог сжечь семь миллиардов вон!» Верно, не мог… Поэтому и не сжег, а отдал Феликсу. На сохранение… – Стоять, – приказал надзиратель. – Лицом к стене, – он открыл дверь и так же грубо пихнул Хенджина внутрь. – Дядь, поаккуратнее, – усмехнулся тот. – Ты даже помыться мне не дал. Неприлично сидеть перед капитаном в неглиже. – Закрой рот и шагай, – снова толчок. Его завели в комнату, где стоял лишь стол и два стула. Внутри уже сидел полиграфолог, настраивая аппаратуру, а у стены стоял Со Чанбин, сложив руки на груди. – Я так скучал по вам, капитан, – ехидно улыбнулся Хван. Надзиратель снял наручники, усадив его на стул, и отошел молча к двери. Ему оставалось только ждать, пока Хенджину не позволят выйти отсюда. Со хмыкнул, оттолкнувшись от стены. – А я нет. Ты у меня уже вот здесь сидишь со своими выходками, – показал он на шею. Поперек горла. – Ну что вы… Я веду себя абсолютно прилежно. Как отличник. Чанбин сощурился. – Это ты верно подметил. Отличник. Я знаю твой IQ, Хван Хенджин. И знаю то, что за последний год он довольно подрос. Тесты каждый раз показывают цифры все выше и выше. – Это неудивительно... В тюремной библиотеке так много интересной и познавательной литературы. Например, сборник различных задач из высшей математики. Отлично прокачивает мозги. А вообще любимая серия по квантовой физике. Целых пять книг наиинтереснейшей науки. Не хотите прочитать? Могу попросить надзирателей позволить взять вам томик. Со хлопнул по столу. Хенджин даже не вздрогнул. – Подключайте его, – приказал капитан полиграфологу, проигнорировав заключенного. Хенджин рассмеялся, как только к нему подошел мужчина. – Ох уж эти ваши бесполезные проводки. Вы сами-то не устали? – Заткнись и отвечай на вопросы, которые тебе задают… Феликс, – проговорил Бин в рацию. – Запись идет? От упоминания имени любимого пульс участился. Чанбин заглянул в ноутбук и усмехнулся. – А какие показатели. Трепещет-то сердечко. – Конечно, трепещет, – ухмыльнулся Хван. – От ненависти. Этот засранец сдал меня. Вы специально его сюда притащили? – Не задавай лишних вопросов. Феликс? – повторил Со в рацию. – Все готово. Запись пошла. – ответил Ли. – Отлично. Мистер Джу, приступайте. – Итак, первый вопрос… За все время допроса на полиграфе в третий раз, между прочим, пульс Хенджина скаканул единственный раз. Сегодня. При упоминании имени Ли Феликса. Хван мастерски обманывал детектор лжи. Мало того, что его пульс изначально был высоким, ведь он провел около часа в спортзале, к тому же ужасно хотел в туалет. Хенджин считал в уме, решал уравнения, читал стихи и напевал, частенько подшучивал над полицейскими и поглядывал в сторону зеркального стекла. Он знал, что там находился Феликс. Хван думал о нем. Ты же видишь меня, Ликси? Боже, как же я по тебе соскучился. По твоим губам, по твоим объятиям, по ласкам и прикосновениям. Ласки… Ах, как же долго я не ощущал твои ласки. Феликс, одна лишь мысль о том, что ты тоже думаешь обо мне по ночам, возбуждает меня. Я хочу тебя. Я люблю тебя. Я бы мог давно переубивать здесь всех и сбежать. Сбежать с тобой, как мы и хотели. Помнишь? Конечно же, ты помнишь. Но я жду. Жду, когда ты поможешь мне выйти без рисков. Буду ждать столько, сколько понадобится. А потом мы начнем новую жизнь. Там, где нас никто не знает. Вдвоем… – Достаточно. Можешь быть свободен, – Со жестом приказал надзирателю увести заключенного. Мужчина отошел от стены. На руках Хенджина застегнулись наручники. – Пошел. Хван усмехнулся, глядя на Чанбина. – До встречи, капитан. Надеюсь, до следующего раза вы успеете соскучиться по мне. Со ничего не ответил. Он проводил их взглядом. А затем дверь захлопнулась. Хенджина вели обратно. Но уже в свою камеру. Неожиданно дверь комнаты наблюдения открылась, а в коридор вышел Феликс. Хван остановился. Засмотрелся. Как же хотелось его обнять. Боже, они не виделись три месяца. Ликсу нельзя было приходить сюда по собственному желанию. Тогда бы их план провалился. Они смотрели друг на друга секунд пять, а затем Ли развернулся, направившись в другую сторону. Хенджин готов был шею свернуть. Он до последнего провожал его взглядом. – Чего встал? Пошел! – надзиратель толкнул в спину. – Живее! Хван дернулся и зашагал вперед под ругань надзирателя, что постоянно пихал его. Он бы мог запросто ему врезать, убить, но не стал. Лишь шел вперед. А в мыслях только Феликс-Феликс-Феликс. Мой Феликс.

***

Горячие губы целовали нежную шею, переходя все ниже на ключицы, пока ловкие пальцы расстегивали верхние пуговицы рубашки. Джисон тяжело дышал, играясь с волосами Минхо. Он сидел на рабочем столе, прижимая Ли ближе и получая ласки. Венистые руки забирались под белую форменную ткань, щекоча медовую кожу. Джисон растворялся в этих касаниях, растворялся в любимом. – Не хотите… Дверь внезапно открылась. На пороге стоял генерал Хан. Его улыбка слезла с лица. Брови хмурились все больше, пока он смотрел на подчиненных. Джисон резко запахнул рубашку, спрыгнув со стола. Минхо встал рядом, сложив руки за спину. – Подполковник Ли, лейтенант Хан! Что вы здесь устроили? На рабочем месте! А если увидит кто? – Стучаться, потому что надо! – в ответ крикнул недовольный Джисон. – Чего хотел? Минхо усмехнулся в кулак. Джисон, как всегда. За последние два года в их жизни произошли серьезные изменения. Джисон окончил полицейскую академию экстерном и полноценно работал в Сеочо, получив звание лейтенанта. А Минхо снова повысили за удачно раскрытое преступление. Подполковник Ли был самым выдающимся полицейским столичного управления, кто так стремительно поднимался по карьерной лестнице. Хан переехал к нему. Дед свыкся с потенциальным зятем и уже не ссорился каждый раз с внуком, стоило тому заговорить о возлюбленном. Теперь на все семейные ужины Джисон ходил только в сопровождении Минхо. Семейство Хан уже давно воспринимало его как члена семьи. Генерал прочистил горло. – На обед идете? Не хочу есть мясо в одиночестве. А так мы бы могли поесть в том ресторанчике. – До которого ехать чуть ли не полчаса? А как же работа? Не боишься задержаться там и опоздать? – сощурился Джисон. – Не ты ли на прошлой неделе отчитывал нас с Минхо за то, что мы ушли домой на десять минут раньше? На работе нет лишних свободных минут. Сам говорил. Ли снова усмехнулся. – Будешь со мной так разговаривать, получишь выговор! – нахмурился Хан-старший. – Только попробуй! Знаю же, что не выпишешь. Сколько раз так уже пугал. И что? – Хани, не кричи так, – с улыбкой произнес Минхо, погладив парня по спине. – А что это ему можно, а мне нет? – Ты ведешь себя как капризный ребенок, – Ли чмокнул его в висок. Дед сложил руки на груди, закатив глаза. – Так что вы говорили про мясо? – обратился Минхо к генералу. – Приведите себя в порядок. Жду вас в машине… голубки, – по-доброму, с усмешкой произнес он. Дверь закрылась. Минхо тут же рассмеялся, глядя на любимого. – Что? – Когда-нибудь твой дедушка научится стучаться, – произнес Ли, застегивая рубашку на Джисоне. – Вообще-то это ты не закрыл дверь. – Совсем забыл сказать, – ухмыльнулся он. – В моем кабинете сломан замок. Хан недовольно сощурился. Ли поцеловал его, взяв со стола развязанный галстук. – На тебе снова моя рубашка? – Специально надел. – Хотел, чтобы я ее с тебя снял? – Ага. Как в тот раз, когда мы остались в родительском доме после помолвки Джису и Бина. – Хочу напомнить. В тот раз я ее на тебе разорвал, а не снял, – снова ухмыльнулся Минхо. – Так и сейчас на это был расчет…

***

Веревка затягивалась все туже и туже, пока ноги болтались где-то над землей. Глаза закатывались, а из груди вырывались сиплые кряхтения. Силы покидали тело Чонина. – Быстрее! Снимайте его оттуда! – кричал главврач санитарам. – Ну вот опять, – разочарованно выдохнул «другой», повернув голову в их сторону. – Тебе все никак спокойно умереть не дадут. Слышишь, Чонин-и? – усмехнулся он. Двое крупных мужчин в голубой униформе вытащили Яна из петли, положив на полысевший газон, что укрывали яркие опавшие листья. Осень началась для Чонина со всевозможных попыток покончить с жизнью, за которыми спокойно наблюдал «другой». Потому что знал, что Чонину не позволят умереть так просто. Будут мучить до последнего… Его снимали из петли только за два последних месяца не менее четырех раз. Первые числа ноября не стали исключением. На пожелтевшем дубе болталась бельевая веревка, выкраденная с заднего двора. Ночью Чонин каким-то чудным образом взломал замок невидимкой, что обронила в его палате медсестричка. Этой вещицей нельзя было вскрыть вены, жаль, но замок вполне… Повесится он хотел еще на рассвете, но его план не обвенчался успехом. Яна поймали и заперли в другой комнате. Но он и оттуда сбежал. Через окно. Ай, ай, ай, уважаемые санитары. Как же вы не подрасчитали, что я могу выбить окно стулом и выпрыгнуть с первого этажа? Где же ваши любимые решетки? Ах да… Это была обычная палата. Не для таких шизанутых как я… Чонин кашлял, лежа на боку. Он жадно поглощал воздух, держась за горло. Но воздух был ему не нужен. Он был нужен организму. Но никак не израненной душе. Чонин желал задохнуться. Ян бегал глазами то к главврачу, то к санитарам, приходя в себя. Я просто хотел умереть! Зачем вы меня снова спасли?! – За…чем… – В белую комнату его, – приказал мужчина. Он развернулся, держа руки в карманах, и пошел ко входу в больницу. Санитары подхватили Чонина под руки, волоча безвольное тело по земле. – А можно как-то поаккуратнее? – закатил глаза «другой», шагая за ними следом. – Он ведь только что чуть не умер. Но его никто не слышал. Кроме Яна, разумеется…

***

Звук металлического скрипучего вентиля эхом отразился от стен. Шум воды стих. Хенджин ступил на холодный кафель мокрыми ступнями, повязав на пояс полотенце. Он подошел к раковине, проведя рукой по запотевшему зеркалу, и посмотрел на себя. Вчера Денхи его снова подстриг, убрав секущиеся кончики, которых с каждым разом было все больше и больше из-за жесткой воды и вонючего хозяйственного мыла. Хенджин зачесал мокрые волосы назад, закусив губу. Он рассматривал свое подкаченное тело и снова думал о Феликсе. В тюрьме он больше ни о чем не думал, кроме него. В шкафчике лежали хвановы вещи. Неизменный синий комбинезон, майка и берцы. Хенджин переоделся и вышел, выключив в душевой свет. Он был последним. Да и мыться в одиночестве было куда спокойнее и лучше. Шагая по пустому слабоосвещенному коридору, Хенджин выглянул в маленькое окошко с решеткой, перевесив полотенце на другое плечо. На дворе стоял февраль. Снег хлопьями падал на землю. К утру все снова заметет, и их заставят расчищать. Зима нравилась Хвану. Но не в тюрьме. В некоторых помещениях было холодно, особенно в одиночных камерах. Куда, к счастью, Хенджин еще ни разу не попадал. И не планировал. А вот Инджо, один из немногих, с кем Хван мог нормально общаться, был там два раза, описывая это место как самое ужасное в своей жизни. Находиться долгое время взаперти и в полном одиночестве – настоящая пытка. Особенно в холоде. Зайдя в камеру, Хенджин бросил полотенце на стул и плотно закрыл дверь. Жил он один. По чистой случайности, заведя «дружбу» с местным авторитетом, ему удалось переехать из камеры на четыре человека, получив личную. Три месяца назад верзила авторитет вышел под крупный залог, а Хван так и остался в своей камере. Хенджин опустился на корточки возле тумбочки, что стояла около кровати, и дернул нижнюю доску, что скрывала деревянные ножки. В самой глубине лежал телефон. Прятать его под матрасом было глупо и небезопасно. А вот под тумбочкой – другое дело. Каждую субботу проводили шмон. И у многих отбирали запрещенку, в том числе и незаконно пронесенные телефоны. А еще заточки и складные ножи. У кого-то даже находили алкоголь. Курить в стенах тюрьмы было не запрещено, а вот пить… За такое тоже могли бросить в одиночную камеру. Именно на этом и попался первый раз Инджо. А второй раз – за драку. Вытащив телефон, Хенджин снял его с блокировки и плюхнулся на кровать с жестким старым матрасом. Неизвестный Спокойной ночи, любимый Надеюсь, тебя порадует мой подарочек А еще я отправил тебе твое любимое шоколадное молоко и мятные конфеты Должны доставить завтра утром Также там лежат шерстяные носки и свитер Сейчас холодно. Береги себя, пожалуйста Оставайся в тепле Люблю тебя [фотография] Сообщение, отправленное около часа назад, было перечитано уже раз десять. Не меньше. Любая смска от Феликса грела сердце. Но когда он отправлял интересные фотографии, становилось тепло не только в груди, но и в животе. Во всем теле… Уже три года Хенджин не прикасался к любимому, как и тот к нему. Хван мечтал снова ощутить хотя бы кончиками пальцев бледную бархатную кожу Ликса. Очертить утонченную талию, поцеловать каждый позвонок, оставить укус на худой ляжке, а еще лучше – на тазовой косточке, рядом с татуировкой клубники. Зарыться в мягкие волосы, вдохнуть родной запах. Ощутить тепло губ и объятий. А еще ласки любимого, что всегда сводили с ума. Хенджин смотрел на фото обнаженного Ли. Внутри все трепетало. Горело. Член сразу же поднялся, а в животе потянуло. Возбуждался он очень быстро. Секса не было давно. А хотелось. До чертиков хотелось. Именно с Феликсом и больше никем. Жаль, что на фото не было видно лица. Но это и правильно. Обнаружь кто телефон, их план бы провалился. Хоть Хван его надежно прятал, но все же меры предосторожности они соблюдали. Например, Хенджин никогда не называл Феликса в переписке по имени, а все сообщения, в которых был хоть малейший намек на то, что Ли работает в полиции, что он придет, что у Хвана очередной допрос, стирались. Хенджин не был глупцом, чтобы оставлять прямые доказательства того, что Феликс все еще с ним общался и помогал ему. Чтобы Хенджин наконец-то вышел на свободу. Рука потянулась к ширинке. Хван все смотрел на фото, подмечая каждую родинку, веснушку, каждый сантиметр оголенного бледного тела. Каждый изгиб. Пресс, грудь, что хотелось пометить засосами. Длинные ноги, эрегированный член с розовой головкой и анальная пробка с кристаллом. Как же это заводило. Хенджин закусил губу, вытащив член, и на пробу провел по нему рукой. Природная смазка уже стекала по нему каплями, а вены выпирали, что можно было почувствовать каждую из них. На его этаже все уже давно спали, но Хван старался не слишком шуметь. Кусал губы, тихо постанывая, тяжело дышал. Движения ускорялись и ускорялись. Испарина проступила на лбу. Прикрыв глаза, Хенджин представлял, как на его члене скачет Феликс, покрывая шею поцелуями и шепча грязные словечки на ухо. Ладонь скользила по члену, размазывая предэякулят. Движения становились все быстрее и хаотичнее, а губы были чуть ли не искусаны в кровь. Хотелось стонать во все горло. Как Хенджин это любил. Как любил и Феликс. Хван метался по кровати в погоне за оргазмом. Картинки под веками сменялись на все более развратные и горячие. Он поглядывал на фото и снова закрывал глаза. И представлял, тихо стонал, двигал рукой. Вскоре Хван кончил, попав спермой на грудь, что вздымалась и успела покрыться потом. Он потянулся к стулу и, взяв со спинки полотенце, вытер все до последней капли. Хотя было бы лучше, если бы все вылизал Феликс… Хван открыл камеру на телефоне и, сделав парочку снимков, отправил их в тот самый чат. Тому самому.

Вы

[фотография]

Я отлично провел время, глядя на

твое фото, золотце

Теперь мне снова придется

идти в душ

Спи сладко, любовь моя

***

– Голубой. – Сиреневый. – Голубой! – А я говорю – сиреневый! – Нет, будет голубой! – Да как ты не можешь понять! Сиреневый будет смотреться куда выгоднее, чем сраный голубой! – Джисон! – ударила ладонью по столу Джису. Они сидели в гостиной, обсуждая свадьбу. Минхо сидел возле Джисона, попивая кофе и наблюдая за их спором, что длился уже минут двадцать так точно. А это только цвет. Дальше будет еще хуже – цветы. Чанбин кивал каждому слову своей невесты и мило улыбался, когда она у него что-то спрашивала. А вот Джисон… – Сиреневый! – Вот будет у тебя свадьба, тогда и выбирай свой сиреневый! А я сказала – голубой! – на всю гостиную крикнула Джису. Джисон тут же замер. Словно по сердцу ножом прошли. В Корее не были легализованы однополые браки, а создавать семью с кем-то, кроме Минхо, он не хотел. И из-за этого было еще больней. Почему они просто не могут любить друг друга? Почему им нельзя узаконить свои отношения, как другим парам? И что, что два жениха? Разве это что-то плохое? Они ведь тоже люди и хотят любить… Хан-младший опустил голову и затих. Минхо сразу же почувствовал его настроение. Он отставил кружку и легонько дотронулся до спины возлюбленного, не получив никакой реакции. – Ты согласен, крольчонок? – Джису повернулась к Бину с мягкой улыбкой. – Я согласен на все, что ты хочешь, милая. Джису чмокнула его в губы и взяла со стола телефон. – Значит, тогда пишу агенту, что мы выбрали голубой. Дальше цветы. Как насчет лилий? Джисон встал с дивана и без слов вышел из гостиной, громко хлопнув дверью. Минхо подорвался, глядя на закрытую дверь. – Побесится и успокоится, – усмехнулась Джису. – Чего он с этим сиреневым прицепился? Вот пусть играет свою свадьбу и там хоть все в этот сиреневый выкрасит. Ли нахмурился, взглянув на нее, и все-таки встал, чтобы вернуть Джисона. Или хотя бы найти и успокоить. Ведь он отлично понимал любимого. В этой стране им точно никогда не сыграть свадьбу. – Ты куда? – спросил Со. – За Джисоном… Я понимаю, что ты на нервах, – обратился он к Джису. – Но не стоило так на него кричать. И ты отлично знаешь причину, по которой он ушел. И это не цвет. Джису закатила глаза, откинувшись на спинку дивана. На самом деле она понимала, что зря так сказала брату. Стоило бы извиниться… Встретившись с дворецким в холле, Минхо спросил у него, не видел ли тот Джисона. Мужчина ответил, что Хан пулей рванул на террасу, которая находилась на втором этаже, чуть не сбив его с ног. И протянул Ли джисонову куртку. Ведь тот выбежал лишь в одной рубашке и джинсах. Минхо снял с вешалки свое пальто и одним движением накинул его. Из кармана выпала коробочка. – Господин! – остановил его дворецкий, стоило Минхо перепрыгнуть пару ступеней. – Вы обронили! – протянул он коробочку. Ли забрал ее. Дворецкий внимательно на него посмотрел. – Это то, о чем я думаю? – Никому не говори об этом. Пожалуйста. – Мой рот на замке, господин. Вы же знаете, – улыбнулся мужчина. Минхо чуть похлопал его по спине, спрятав коробочку в карман пальто. На самом деле Ли уже давно хотел сделать предложение Джисону. Примерно месяц назад он купил ему кольцо, да так и оставил в кармане пальто и везде таскал с собой. То время было не подходящим, то работы много, то очередное убийство и сверхурочные. Никакой романтики. Даже в ресторан не сходить. Работа. Работа. Работа. Они могли побыть наедине лишь во время обеденного перерыва или дома в кровати. А возможно, Минхо сам оттягивал этот момент. Боялся ли он отказа? Ну а как не бояться? Джисон часто говорил о том, как он молод и что не хотел бы заводить семью так рано. Но ведь подсознательно Хан мечтал называть Минхо не просто своим парнем, а мужем. После помолвки Джису и Бина его поведение изменилось. Как и мысли о свадьбе и семье. Теперь Джисон тоже хотел. Ли, поняв настроение возлюбленного, стал искать варианты. В тайне, конечно же. Еще примерно полгода назад Минхо предложил идею переехать в Техас. Или хотя бы купить домик, чтобы приезжать туда в отпуск. В Америке у него жил близкий друг. Он бы помог. Но она откинулась в долгий ящик. Зато сейчас была куда кстати. Ведь в Америке узаконить брак у них было куда больше шансов, чем в родной стране. Минхо сжал в кармане коробочку и открыл дверь на террасу. Джисон стоял в легкой рубашке, глядя куда-то в даль. Вглубь леса, который простирался вокруг особняка. Он даже не дрожал от холодного ветра, пока снежинки падали на его темную макушку. – Замерзнешь, – тихо произнес Ли, накинув на него куртку. – Плевать. – Заболеешь. – Значит, не пойду на свадьбу. Слягу с ангиной, и будет заебись, – обиженно буркнул Джисон. – Хани, – Минхо приобнял его, встав рядом. – Маленький, посмотри на меня. Хан нехотя оторвался от перил, так и не подняв взгляд. Но Минхо уже и так все понял. – Ты плакал? Иди ко мне, – Ли притянул его в крепкие объятия, нежно гладя по макушке. А Джисон в конец разрыдался. – Тише, маленький. Все хорошо. Я рядом. – Минхо, почему жизнь так не справедлива? Почему мы должны следовать чьим-то дурацким правилам? Разве мы не имеем права быть счастливыми? – Хани, я обещаю сделать все, чтобы ты стал счастливым. Веришь мне? – поцелуй в висок. Джисон закивал. – Ну же, посмотри на меня, – улыбнулся Минхо. Хан поднял красные глаза, закусив губу. Ли принялся целовать его щеки, смазывая губами каждую слезинку. – Помнишь, мы как-то говорили с тобой про Техас? – начал Минхо, помогая Хану застегнуть куртку и окончательно согреться в его руках. – Помню… – Давай возьмем отпуск в апреле и съездим туда. Сразу после свадьбы. – Все-таки хочешь построить там дом? – грустно усмехнувшись, произнес Хан. – Хочу. С тобой все хочу, Хани. Поедем? – Предлагаешь потерпеть мне месяц? – Да. Всего лишь месяц. Джисон задумался. Съездить в отпуск им обоим не мешало, а тем более вместе. От работы они ужасно уставали. Хотелось побыть в тишине и спокойствии. Вдвоем. – Ладно. Поехали. – Хорошо, – Минхо снова улыбнулся. – Тогда договорились… Не хочешь вернуться? – Чтобы снова слушать, как нуна и Бин обсуждают свадьбу, и завидовать? Нет, спасибо. Ли рассмеялся. На самом деле он тоже немного завидовал друзьями. Но все же больше был рад за них. – Тогда домой? Хан кивнул. – Закажем твою любимую пиццу, включим какой-нибудь сериал. Ты совсем нос повесил. Нужно поднять тебе настроение. – Я знаю способ лучше всякой пиццы и сериала, – ухмыльнулся Джисон, скользнув ладонями к ширинке Ли. – Ну или так. Минхо поцеловал его и, взяв за руку, открыл дверь, зайдя с возлюбленным внутрь. А другой рукой он сжимал в кармане коробочку с кольцом и уже придумывал план, как все же сделать предложение Джисону. Но уже в Техасе. Осталось потерпеть месяц. Тянуть больше не было смысла. И будь что будет.

***

Бумага шуршала на столе, перекладываясь с одной папки в другую. Степлер щелкал, скрепляя листы. Феликс сидел за рабочим столом, молясь, чтобы смена как можно быстрее подошла к концу. Он работал в Сеочо вот уже три года. Поначалу ему безумно нравилось. Прекрасный коллектив, рядом лучший друг, а еще огромная надежда на то, что Хенджин скоро выйдет. Но не тут-то было. Через год работа стала невыносимой. Вытащить Хвана из тюрьмы оказалось не так просто. Куча связей и денег приближали его к цели, но не так быстро, как хотелось бы. Феликс работал на износ. Невыносимая тоска по любимому только росла. Но с этим и росла ненависть к лучшему другу, что с каждым днем становился все счастливее. Когда Ликс был несчастен. Феликс не мог прийти к Хенджину в тюрьму без какого-либо повода. А выпадали они только по работе. Они виделись очень редко, и то секунд на десять. Не больше. Они не разговаривали. Не обнимались. Не могли оставить даже самый легкий поцелуй. И это удручало. – Ликс, – окликнул его коллега Ким Сухо – Не хочешь в столовую сходить? Взглянув на часы, Ли кивнул. Подошло время обеда. Он поднялся из-за стола и пошел за Сухо на выход. В столовой было шумно и пахло куриными котлетками в хрустящем кляре. Взяв еды и усевшись за столик, Ким принялся рассказывать что-то Феликсу. Правда, тот его вовсе не слушал. Все внимание привлекла одна парочка. Минхо и Джисон общались и бросали друг другу улыбки. Они всегда так противно улыбались, что хотелось ударить… Ли-старший потянулся салфеткой к подбородку Хана, вытерев смачную каплю соуса. Они всегда заботились друг о друге и уже не боялись показать своих чувств при ком-то. Вели себя как семейная пара. И это еще больше раздражало. Феликс завидовал. По-черному завидовал Джисону. Потому что тот мог быть рядом со своим любимым, а Феликс – нет. Хан мог спокойно поцеловать Минхо без зазрения совести и страхов, что их могут заметить или как-то осудить. А Феликс – нет. Он даже редко видел своего возлюбленного, в то время как Джисон жил с Минхо и делил с ним постель каждую ночь. Конечно, были и те, кто не поддерживал таких отношений. Но все же большая часть коллег радовалась за них. Но только не Феликс… В последнее время они с Джисоном отдалились друг от друга. Ликс сам стал избегать с ним встречи. Все дошло до того, что он начал игнорировать Хана, даже когда они случайно встречались в коридоре. А потом оправдывался фразой: Ой, я не заметил. Я не хотел замечать. Сухо проследив за ликсовым взглядом, повернулся, увидев Джисона, который кормил Минхо с ложки. Он давал ему попробовать котлетку и при этом смотрел на него глазами, полными любви. – Они такие милашки, – умилился Сухо, вернувшись к Ликсу. Нахмуренный Феликс кинул вилку в тарелку и поднялся, с противным скрежетом отодвинув стул. – Заебали, – шепнул он, что Ким, конечно же, не расслышал. – Ты чего? – Я не голоден. – Как же так? Ты ведь с утра ничего не ел. – Я сказал, не голоден, – строже повторил Ли. – Приятного аппетита, – выплюнул он, глядя на Джисона и Минхо, что не обращали на него никакого внимания, и вышел. – Подожди! Феликс! – но в ответ тишина. – Можно я тогда съем твою порцию? Ли вернулся в кабинет, что делил с коллегой, который, к счастью, остался в столовой. Он грубо ударил по столу, не удержав свой гнев. А затем скинул все, что на нем лежало на пол с болезненным криком. С криком отчаяния и злости. Бесит. Все посыпалось с ужасным грохотом, а также послышался звук разбивающегося стекла. Ли перевел на пол взгляд, заметив там рамку с фотографией, на которой были запечатлены они с Джисоном. Фото с выпускного из академии. Ликс поднял рамку, и она тут же полетела в мусорку, как и осколки стекла, что порезали ему руку. Феликс устало осел, прислонившись спиной к стене, и стал истерично смеяться. Все громче и громче. А затем смех сменился слезами. Слезы и кровь капали на полицейскую форму. А грудную клетку снова разрывала тоска. – Джинни… Любимый… Я скучаю.

***

Чонин открыл глаза, жмурясь от яркого света. Тело безбожно болело. Голова раскалывалась, а во рту ужасно сушило. Он попытался пошевелить рукой, но та так и не поднялась. Ведь его связали удерживающими ремнями. – Проснулся? – улыбнулся «другой», что сидел на подоконнике. – Я уже думал, что ты все же отбросил коньки, – усмехнулся он, спрыгнув, и подошел ближе, сев на кровать. Вчера Ян снова пытался покончить с собой. Весна началась для него точно так же, как осень. Впрочем, сейчас так начинался любой сезон. Только в этот раз он решил выпрыгнуть из окна. Но его снова остановили. – Как себя чувствуешь? Чонин посмотрел на него скептически. – Ладно, можешь не говорить. Сам знаю, что плохо. – Пить хочется… «Другой» встал с кровати и подошел к двери, выглянув в маленькое окошко с решеткой. – К тебе снова гости. Хотя и не званые, – закатил он глаза. Санитар повернул ключ, открыв дверь, и вошел внутрь, держа перед собой поднос с едой. – Оклемался, неугомонный? – усмехнулся он, поставив поднос на тумбочку. – Не будешь больше буянить? Хотя бы сегодня. Чонин фыркнул отвернувшись. – Вчера ты нас всех напугал. Но мы привыкли, – расстегивая ремни, произнес мужчина. – Но не думай, что тебе так просто удастся сбежать отсюда, – приблизился он, продолжив шепотом. – Даже смерть не поможет. Санитар отстранился и снова усмехнулся, глядя на обессиленного Яна, что с трудом принял сидящее положение, потирая затекшие запястья. – Поешь, неугомонный. Трое суток ведь без еды провел. В туалет не хочешь? Чонин не ответил, отведя взгляд в сторону. – Все молчишь, – хмыкнул мужчина. – Уже месяц и слова не проронил. «Другой» рассмеялся, запрыгнув на стол. – А он тебе и не ответит, тупица. Свали уже отсюда. И еду свою вонючую забери. Это что, макароны? – фыркнул он, ткнув ложкой в клейкую массу, напоминающую слипшуюся лапшу. Это она и была. – Боже, какой ужас. Сами эти помои не едите, а пациентов пичкаете. Мужчина не обращал на него никакого внимания, продолжая смотреть на Яна. – Как знаешь, – санитар усмехнулся и вышел из палаты, закрыв дверь на ключ. Чонин даже в его сторону не посмотрел, продолжив пялиться в окно. На небе сгущались темные тучи. Скоро пойдет дождь. – Сейчас бы к Чан-и…

***

В тюремной библиотеке пахло старыми книгами, журналами и газетами из свежей печати. Здесь всегда было тихо. Мало кого из заключенных интересовала литература или наука, что хранились на потертых страницах книг. Им было в радость играть в карты, нарды или бесцельно бродить по обнесенной колючей проволокой территории и курить тяжелые сигареты. Именно из-за того, что их интересы и Хенджина никак не совпадали, особой дружбы он ни с кем и не водил. Кроме Инджо и еще парочки парней из компании одного местного авторитета, откинувшегося не так давно. Денхи, кстати, тоже входил в нее. Новые книги поставлялись не часто. Дай Бог, раз в четыре-пять месяцев, если тебе не посылали посылку родные со свободы. Хенджин иногда просил Феликса отправить ему посылочкой ту или иную книжку, а тот, конечно же, отправлял каждый раз под фальшивым именем. Закрыв очередной томик по ядерной физике, Хван поднялся с места и поспешил вернуться к себе в камеру. По пути он встретился с Инджо, обменявшись приветствиями, что напомнил ему про работы сегодня вечером. Снег уже растаял, зато теперь на территории развелась куча вязкой грязи, которую все же заставляли разгребать лопатами. Осенью – листья. Зимой – снег. Весной – грязь. А летом – мусор. Сраный круговорот. Снова закрывшись в камере, Хенджин достал телефон из-под тумбочки и открыл сообщения. Сегодня в Сеочо должно было пройти важное мероприятие, от которого зависела судьба как Ликса, так и его. Неизвестный ЛЮБИМЫЙ!!! Я ТЕПЕРЬ СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ!!! Осталось добиться звания капитана И ты в тот же день окажешься на свободе Я клянусь тебе

Вы

Поздравляю!

Ты молодец!

Хенджин улыбнулся. Он искренне радовался за своего парня. Неизвестный Спасибо Я безумно рад Но, правда, даже в такой день мне успели испортить настроение

Вы

Что случилось?

Жаль, что я сейчас не

рядом с тобой

Я бы не позволил такому

произойти

Неизвестный На это все равно никак нельзя было бы повлиять Белка и кот Джисон и Минхо Неизвестный Их не было на церемонии награждения, потому что они никого не предупредив, свалили в отпуск… Хотя нет… Генерал был в курсе И как ты думаешь? Белка получил капитана КАПИТАНА БЛЯТЬ Генерал тащит его вверх по карьерной лестнице, как по ветру воздушный змей И кота с ним в придачу Меня все это бесит… Меня все тут бесят Ненавижу их

Вы

Мне очень жаль, золотце

Ты только держись

Я всегда рядом, даже если

нас разделяет колючая

проволока

Я всегда здесь

С тобой

Ты же знаешь

Неизвестный Я каждый день мечтаю о том, чтобы скорее увидеть тебя Я познакомился с одним человеком Он нам поможет Осталось совсем чуть-чуть Нужно только плюс-минус года полтора Это вселило в меня надежду Хоть мне больше и невыносимо ждать Мы уже с тобой столько сделали И я очень скучаю

Вы

Я тоже скучаю по тебе

И жду

Жду дня, когда смогу

спокойно обнять тебя

Поцеловать

Ты так много делаешь

для меня

Я бы столько всего тебе

сказал при встрече

Мое сердце разрывается

от тоски по тебе

Неизвестный Ты заставляешь меня плакать, любимый Но мы увидимся, хоть и не так, как нам хотелось бы Но это пока На следующей неделе мне нужно будет присутствовать на допросе заключенного Я буду тут Хоть на мгновение, но я смогу тебя увидеть

Вы

Я буду ждать

Неизвестный Береги себя, пожалуйста Я люблю тебя

Вы

Я тоже люблю тебя

Хван прикрыл глаза. Феликс с каждым днем вселял в него все больше надежды. Он ведь столько сделал для него. Они скоро будут рядом. На свободе. Неизвестный Ты выйдешь Обязательно выйдешь

***

Минхо и Джисон прилетели в Техас вчера утром. Как раз, когда они еще в Сеуле забирались по трапу на борт самолета, в Сеочо проходило награждение. Феликс даже не сообщил о том, что получил звание старшего лейтенанта. Они узнали об этом лишь от Чанбина. Минхо заметил, что в последнее время между этими двумя были довольно напряженные отношения. Вернее, их вообще не было. Ликс все время ходил раздражительный и часто срывался. Никого к себе не подпускал. А Джисон прекратил попытки его как-то успокоить после того, как Ли его впервые ударил. Нечаянно это было или нет, Ликс так и не ответил. Но все понимали. Между ними разрушилась дружба. Окончательно. Сегодня Минхо решил немного схитрить. Сославшись на плохое самочувствие, он был вынужден не поехать в ресторанчик с местной едой в компании своего приятеля и его жены. Зато парочка охотно забрала с собой Джисона, который до последнего никуда не хотел уезжать. Он переживал за Минхо. Пока его возлюбленный ел фирменное барбекю с острым соусом чили и маринованными огурчиками, Ли подготавливал дом к важному событию. Сегодня он сделает Хану предложение. Это желание достигло пика еще в день свадьбы Бина и Джису. На самом деле Ли хотел сделать его еще там, но Джисон так напился, что отключился прямо на диванчике, пока Минхо рассказывал ему о планах на поездку в Техас. И как хорошо, что Джисон ничего не помнил. Хенвон Мы подъезжаем Джисон очень милый и забавный парень Николь говорит, он душка Я согласен Надеюсь, у вас все получится Ждем приглашения на свадьбу!

Вы

Спасибо, что помогли мне

Обязательно позовем

Если он согласится…

Хенвон Конечно, согласится! Он весь вечер тебя восхвалял Но еще больше переживал Он ведь думает, что ты слег из-за самочувствия Да ты дьявол, Минхо хахах Обманывать своего парня хахах Но он правда очень любит тебя А я люблю его еще больше. Хенвон Короче Мы с Николь держим за вас кулачки Все! Он вышел из машины! Удачи!!! Минхо пару раз глубоко вдохнул. Поправил воротник рубашки и встал в гостиной у окна, что выходило на бассейн. Специально спиной ко входу. – Хо! Я дома. Ты спишь? – закрыв дверь, произнес Хан. Сначала он ничего не понял, увидев слабый свет из гостиной, а затем перевел взгляд на пол, заметив там усыпанную дорожку из лепестков роз. – Минхо? Волнение в ту же минуту накрыло его с головой, стоило последовать по тропинке из лепестков и завернуть за угол. В ту самую гостиную. – Минхо, что происходит? Вокруг горели свечи, создавая приятную, но такую волнующую атмосферу. По углам комнаты в вазах стояли розы. Казалось, их здесь было не меньше сотни. На кофейном столике стояла бутылка шампанского, два бокала и легкие закуски. Джисон переступил порог гостиной, проглотив в горле ужасный ком. – Минхо? Ли повернулся с улыбкой на губах. На нем была простая белая рубашка и брюки, а волосы уложены так, как Минхо обычно укладывал их на важные церемонии в Сеочо. – Как прошел день? – спросил он. Джисон находился в полном шоке. В ступоре. Он думал, что его любимый там. Один. Что плохо себя чувствует, когда Хан проводит вечер в приятной компании. Его за это съедала совесть. А Минхо тут решил устроить такую романтику. Сердце громко билось в предвкушении чего-то очень важного. – Что тут происходит? – кое-как выдавил из себя Хан. – Решил устроить нам немного романтики. Тебе не нравится? – Я… – слова застряли комом в горле. Минхо подошел ближе и нежно поцеловал в губы. – Это слишком, да? – снова улыбнулся. – Что все это значит? Ли потянул его на себя. Не стоять же на пороге, в конце-то концов. – Хочешь шампанского? Джисон помотал головой. Боже. Боже. Боже. – Нет… – Ты очень напряжен. – Я в шоке… Минхо бархатно рассмеялся. Неужели он… – Тогда, думаю, не стоит тянуть, – снова поцелуй. А затем сердце рухнуло в пятки, как только Ли опустился на одно колено. – Минхо, ты… Чувства. Очень много чувств испытывал Хан. Кажется, ему даже стало тяжело дышать. Минхо собирался сделать… Ли протянул ему коробочку с кольцом. И, глядя в глаза, начал: – Хани… Любовь моя… Я долго думал об этом. Месяца три, не меньше… Я хочу связать с тобой свою жизнь. Знаю, что в Корее нам никто не позволит этого сделать, но тут… Тут все по-другому. Нет. Джисон, только не плачь. А слезы наворачивались… – Тут у нас есть шанс узаконить нашу любовь. Хоть мы оба знаем, что нам не нужна никакая бумажка… В общем… Ли старался всеми силами не выдавать своего волнения. Но он жутко волновался. – Хани, ты выйдешь за меня? В гостиной повисла тишина. Джисон тяжело выдохнул. Хотелось рухнуть прямо тут. – Хани? – Минхо забеспокоился. Джисон опустился на колени рядом с Ли и заплакал, часто-часто кивая. – Да… – Да? – Да. Минхо, да! Я выйду за тебя, – все плакал он. У Ли камень с души. Руки затряслись. Нужно надеть ему кольцо! Минхо вытащил украшение из коробочки и трясущимися руками надел его на безымянный палец. Джисон сквозь слезы посмотрел на золотое кольцо, а затем крепко-крепко обнял Минхо. – Хани, не плачь. Пожалуйста. Не плачь, – улыбался Ли, гладя его по спине и целуя в висок. А Джисон не мог остановиться. Он был счастлив. Неужели теперь они могут стать настоящей семьей? Здесь. В Техасе. – Я так рад, Минхо. – Я тоже рад, Хани. Рад, что ты согласился. – Я не мог не согласиться. Я так сильно люблю тебя. – И я люблю тебя, мой маленький, – Ли гладил его по щекам и нежно-нежно целовал. Джисон отстранился, заглянув в глаза. – Я как чувствовал, что сегодня что-то будет, – он улыбнулся. – А ведь я боялся, но все равно решился на это. – Ты правда думал об этом три месяца? – Может, больше. – Ты невыносимый. – Знаю, – улыбнулся Минхо. – Кстати, насчет дома… – Нет, пожалуйста, не говори, что ты его купил, – Хан удивленно округлил глаза. – Пока нет, – ухмыльнулся Ли. – А ты хочешь? – Я хотел поменьше. Зачем нам такой большой дом? – А мне кажется, в самый раз. Представь, как тут будет уютно. Мы. Дети. Коты. – Дети, – снова разрыдался Джисон. – Не сейчас, малыш. Но я думаю, мы сможем усыновить из детского дома. Ты против? – Нет, – мотал он головой, вытирая слезы. – Я совсем не против. – Вот и отлично, – Минхо сладко поцеловал его в губы. – И на свадьбе будет твой сиреневый цвет. Делай вообще, что хочешь. Я тебя всегда поддержу. Хан рассмеялся, поцеловав снова. Они так и сидели на полу гостиной еще минут пять в крепких объятиях друг друга. Было так хорошо и спокойно. – Может уже встанем? У меня колени болят. – Когда это ты на колени жаловался? – ухмыльнулся Минхо. Джисон легонько его ударил в плечо и закатил глаза. – Мой парень такой озабоченный. Минхо улыбнулся, помогая встать. – Жених. Теперь я твой жених. А совсем скоро буду мужем. Хан впервые так сильно покраснел. Минхо и правда скоро станет его мужем. – Мне взять твою фамилию или ты возьмешь мою? – А ты как хочешь? – ласково спросил Ли. – Ли Джисон звучит неплохо. Минхо рассмеялся. – Хорошо. А теперь позвольте, Ли Джисон, отпить с вами немного шампанского, чтобы отметить нашу помолвку. – Минхо! – Джисон рассмеялся следом, получив тягучий поцелуй. Ни это ли счастье?

***

Едкий дым наполнял легкие и вырывался наружу из приоткрытых губ. Ликс курил, сидя у запасного выхода полицейского участка, глядя на фотографию Хенджина. Ты все такой же красивый. И все так же далеко от меня. Началось лето, а Хван так и не вышел. Ликс винил себя за это. Но ведь он делал все, что только можно. Почему ничего снова не получилось? Оставался только последний вариант… Он потянулся в карман, вытащив скомканную бумажку. Господин Пак. А дальше номер. Ни должности, ни прочей информации. Только имя и телефон. А что еще нужно от мафии? Ликс никогда не сотрудничал с местными бандитами. Да и вообще не собирался. До определенного момента. Ему. Все. Надоело. Феликс устал от всех. Всех ненавидел. Кроме Хенджина. Он продолжал бороться за него. Ли пойдет на все, чтобы вытащить его. Даже на самые отчаянные поступки. Дверь отворилась, заставив Ликса спрятать бумажку в карман. Сухо похлопал его по плечу с теплой улыбкой и присел рядом. – Отдыхаешь? – Да как же, – закатил Ли глаза, сбросив пепел с сигареты. – Отдохнешь тут с этой работой. Сухо рассмеялся. – Это ты верно подметил. – Будешь? – Феликс протянул пачку. – Ты же знаешь, что я не курю. И тебе вечно говорю. Бросай. – Не хочу. – Зря. Здоровье только губишь. – Успокаиваюсь. Ким посмотрел в небо, чуть жмуря глаза от солнца. – Погода сегодня хорошая. Скоро в отпуск. Чем планируешь заниматься? – Пока не решил. – А я поеду в Пусан, к маме. Давно ее не видел. Ликс понимающе промычал. А я давно не видел Хенджина. С середины весны. – Когда там нам в тюрьму? – На следующей неделе. Пойдем вместе с капитаном Со допрашивать очередного убийцу. Говорят, он какой-то шизик. – Это тот, кто косил под Криса? Что в маске убивал три года назад. – Да. Только этот без напарника. Прошлые двое подражателей парочками убивали. Сам помнишь. Ли бездумно кивнул. А ведь когда-то с этим Крисом носился и Чонин… Почему это я его вспомнил? Не хочу ни о ком думать, кроме Джинни. – Вот же народ… Восхвалять маньяков! – всплеснул руками Ким. – Делают из них легенду. Что с миром творится… Феликс усмехнулся. Рация зашипела. Сухо снял ее с пояса, нажав на кнопку. – Код два. Повторяю. Код два. Драка возле бара «Velvet» на Мендоне. – Шестой отряд код два принял. Выезжаем, – ответил в рацию Ким. – Ладно. Нас ждут, – он поднялся со ступенек, хлопнув по коленям. – Снова пьяный дебош? – Видимо, да… Поехали, пока там не устроили чего посерьезнее. Ликс, потушив сигарету, бросил ее в урну и так же поднялся. Он спрятал руки в карманы формы и сжал ту самую смятую бумажку с номером. После смены обязательно позвоню. Все ради тебя, Джинни.

***

Ванная комната. Разбитое зеркало. Везде валялись осколки. Кровь пропитала больничную рубашку. Она стекала на пол алыми струями. Прямо из вен. Очередное лето подходило к концу. А Чонин все так же не прекращал попытки самоубийства. – Остановите у него кровь! – кричал главврач на санитаров. Мужчины не могли справиться с буйным пациентом, что брыкался под их сильными руками. Они его скрутили, но крови стало только больше. Чонин смеялся нечеловеческим смехом. Его лицо было в крови. Волосы. Все. Абсолютно все. – Держите его! Я вколю успокоительное! – еще один врач забежал в ванную комнату, пытаясь вонзить Яну под кожу иглу. – Вы не сможете… Вы не сможете, – в бреду шептал Чонин. – Я все равно встречусь с Чан-и. Все равно уйду к нему… И вас убью. Всех. До единого… Нет. Мы с Чан-и убьем. Вместе с Чан-и. Врачи и санитары переговаривались между собой, крепко держа Яна. Кто-то пытался остановить ему кровь, кто-то вколоть успокоительное. Все смешивалось в единую какофонию звуков, криков, голосов и смеха. Дьявольского смеха Чонина. Он лежал, все смеялся, не чувствуя боли. А в голове уже был план, как ему все же встретиться с Чан-и. Нужно лишь немного терпения. – Несите его в палату! И вколите еще успокоительного! – кричал главврач. Чонин все смеялся, как самый настоящий дьявол, не обращая ни на кого внимания. Ему осталось чуть-чуть подождать и тогда… – Я приду к тебе, Чан-и. Приду и буду снова улыбаться…