Сказание о плачущей иве и потерянном яшмовом сердце

— Быть может, Вы хотите вернуться в комнату Шпака? Я открою вам стенку. — Нет-нет-нет, я лучше посмотрю на вашу машину, она мне очень понравилась! — Я очень рад! Вы первый, кто увидел, Вы, так сказать, первый свидетель! — Никогда ещё свидетелем не приходилось быть… (с) Иван Васильевич меняет профессию Once Again — Mad Clown, Kim Na Young       — Что с вами, что?! — к Кире бросилась та девица, что морозилась у окна.       Какое-то время Львовна не реагировала, а просто исходила страстным воем в шелк. Потом вдруг резко замерла, спина ее напряглась, она медленно отняла лицо от влажного халата и странно-странно посмотрела на девушку.       — Ч-что, Госпожа? — под пудрой бледнела та.       — Давайте разберемся… — Огинская присела на колени. — Он красив?       — Кто, Госпожа?       — Вэнь?       — Неподражаемо…       Кира нахмурилась еще больше.       — Как вы?       — Ох, что вы такое говорите, он много красивее всех нас!       — Ужас какой… — плечи у девушки опустились под весом горечи.       — Император затмевает собою луну и солнце, лик его прекрасен и чист, словно лотос.       — Опиши. Нет, постой, — Огинская села удобнее. — Волосы какие у него? Длинные-короткие, цвет каков, какую прическу носит?       — Волосы — сияние бесконечно длинного шелка, черны, словно блестящий уголь, — мечтательно начала описывать девица. — Чаще всего он носит их чуть собранными на затылке, остальные пряди ласкает ветер…       — А… ага… глаза? Брови?       — Брови Сияющего Императора темны и густы, подобны форме длинного изогнутого клинка. Глаза — листья ивы… самые прекрасные и будоражащие на свете… чуть узкой и изогнутой к вискам формы… Госпожа, говорили, когда он улыбался, будто два изогнутых полумесяца ласкали всё вокруг.       — В смысле? Как предание прямо звучит. Он по праздникам только лыбу давит?       — Великий Хуаншан очень серьезен. Теперь у него всегда сдержанное и холодное лицо.       — Да? Ну, я его начинаю понимать. А цвет у полумесяцев какой?       — У Владыки Юншэна глаза чрезвычайно редкого оттенка карего — медово-светлые, словно юный прозрачный янтарь, за эти глаза многие зовут нашего Императора «Черным Тигром».       — «С Нефритовым Жезлом», — улыбнулась Кира. — Рост.       — Ч-что?..       Кира встала на немые ноги, расправила многочисленные складки одежд, непривычно быстро прошла по покоям и встала напротив девушки. И при этом оказалась выше ее на целую голову.       — Сравни.       — Насколько помню, Великий Хуаншан выше Госпожи на две головы…       — А чё, на нем «Китай» сломался? — усмехнулась Огинская.       — Что?       — Остаюсь. И что, мне нужно выглядеть, как… — она тактично помолчала, смотря в лицо девушки. — Ладно. Рисуйте, я согласна. На какие жертвы не пойдешь ради извращенца-Юншэна… Это точно он. Как тебя звать?       — Айминь, Госпожа.       — А ее? — Кира махнула широким рукавом назад.       — Сюли.       — А меня?       — Госпожа?!       — Я головой вчера ударилась, сотрясение у меня, амнезировала всё, забыла, то бишь. Чаю выпью, вспомню, так как?       — Ваше имя — Нин Юймин, Госпожа.       — Отлично! — Кира уже отвернулась от девицы, но вдруг замерла, медленно-медленно начала оборачиваться обратно. — К-как?       — Нин Юймин, Госпожа. Наложница десятого ранга, Госпожа.       — Н-нин Юймин-н? Мое имя — Нин Юймин?!       — Да, Госпожа.       Огинская накрыла лоб ладонью, некоторое время смотрела в лицо потупившейся Айминь.       — А… Ох… — Кира махнула рукой, пошла по покоям, но уже куда медленнее, чем раньше. — Назови имя первого цзайсяна Императора?       — Мин Юачжан, Госпожа. Занял должность две ночи назад.       — Две ночи?! — Кира затравлено обернулась к девушке, с полминуты пыталась что-то вспомнить. — А Вэню, получается, всего двадцать семь лет?       — Двадцать восемь, Госпожа.       — А мне… двадцать? Опять.       — Вам двадцать.       — А казнена Нин Юймин в двадцать два…       — Я не совсем расслышала вас, Госпожа.       — Бянь Янлин еще не прибыла во дворец? В Запретный город-гарем?       — Кто это?       — Меня подарили недавно, так?       — Шесть лун назад.       — И все здесь меня ненавидели за неземную красоту…       Тут Айминь корректно смолчала и опустила глаза.       — Почему эта, — Кира указала на тело у кушетки, — сказала, что я уродлива?       — Простите ей дерзость, Госпожа! — девушка тоже упала на колени и распростерлась по полу. — Ее грубые слова заслуживают наказания!       — Да успокойся! Словами объясни, что в моей внешности не так? Должно было быть по-другому, вот в чем дело.       — Вы просто… просто… своеобразная, как… как…       — Как камешки в рисовой каше, я поняла, — начала закипать Огинская. — Без сравнений. По делу. Глаза?       — Слишком большие, вытаращенные! Ох, накажите и меня!       Кира аж задохнулась от негодования.       — Волосы?       — Неприятного неухоженного цвета! Казните, Госпожа!!!       — Лицо?       — Низкий лоб, густые брови, пухлые губы и большой рот, резкие скулы!!! Да что же это!!!       Киру стала разбивать легкая истерика.       — Фигура?!       — Вы высокая, как бамбуковый шест! Грудь большая, как у коровы, неаккуратная, стопы, словно ласты у гагары! Плавности движений не достает, изящности стана, голос громкий и грубый, и смеетесь, как сапожник! Ваша Айминь молит о наказании!!!       Огинская постояла с открытым ртом, начала понемногу трястись плечами.       — А плюсы вообще есть, Анечка?       — Вы бледная без пудры.       — Это анемия, Ань. Спасибо за развернутый ответ.       Кира присела на небольшой кузовок, подперла ладошкой щеку и замолчала. Около двух минут так и прошло, девушка была не в курсе, что служанкам надо сказать перестать валяться на полу, иначе они так лежать и будут. Но тут раздался тихий слабый стон — приходила в себя вторая девица.       — Какой-то нудный и печальный сон, — резюмировала Кира, искоса, не отнимая ладони от лица, посматривая на то, как пытается встать на крохотные ступни Сюли. — А вы — слуги мои, тоже наложницы, но ниже рангом?       — Да, Госпожа, — не отрывая лба от предплечий и пола, мяукнула Айминь.       — Вот теперь, девахи, вопрос, — съехав ладонью на лоб и закрыв глаза, вслух рассуждала Огинская. — Успею я его совратить, получить бонусы и проснуться или всё будет тянуться до того, как он меня казнит? Не то, чтоб… Оно того стоит… С чего я решила, что сюжет сна пойдет по сюжету моей книги? Пара совпадений — еще не система. Ладно, надо поразмыслить спокойно.       — Госпожа, ведь вы не спите…       — Сплю, Анечка, сплю.       — Вам следует сегодня отдохнуть… Не ходите на смотрины.       — Не пойду. А смотрины… Он гуляет вечером по Запретному городу и выбирает себе спутницу на ночь?       — Верно. Но сюда, в наш район, он не заходит вовсе. Я здесь полтора года, ни разу Великий Хуаншан не посетил Сад Аметистового Сияния.       — Посетит.       — Откуда Госпожа знает?       — Сколько у него наложниц? Если и это совпадет…       — Десять тысяч, Госпожа.       Кира с силой повозила ладошкой по лицу, подняла его, мятое, к двум лежащим на полу служанкам, нахмурила брови:       — А чего вы лежите-то?       — Мы ждем вашего наказания, Госпожа…       — Хах, Господи Боже! Встаньте и занавесьте обратно шторы. Protect You — V.A. OST Золушка и четыре рыцаря       Девицы поднялись, Огинская, смотря куда-то сквозь них, молчала.       — Прикажете завтрак, Госпожа? — переглянувшись с коллегой, подала голос Айминь.       Кира вздрогнула, сфокусировала взгляд на служанках, задумчиво отняла кулак от подбородка.       — Занавесьте шторы. Повесьте второй слой. Нет, три слоя. Заприте двери, скажите главному дворовому евнуху, что к Госпоже приехали «гости на красной машине», она «грязна» и неделю будет кровоточить, как последняя собака. И голова болит. И понос напал. Нет, про диарею на потом оставим.       — У вас месячные, Госпожа? Но не в срок…       — Богом клянусь. От впечатлений. Поменяйте одеяло на теплое. И идите гуляйте. Госпоже подумать надо. А, стойте! — Кира резко окрикнула девиц, что уже заметались по покоям.       — Да, Госпожа?       — Евнуха главного в нашем дворе зовут… Молчи! Зовут…       Огинская наморщила лоб, чем вызвала у служанок самый искренний ужас: морщиться, так активно использовать мышцы лица было очень, очень плохим тоном, лицо у девушки должно быть нежным, спокойным, всегда сдержанным!       — Чонгку… Чонгук… Ченгу.. Членей…       — Ченглей, Госпожа! — нарушила запрет Сюли.       — Да! — заорала Кира, радостно вскинула руку к девице, та попыталась отпрыгнуть со страху, но к прыжкам местная анатомия была не способна, так что служанка закономерно опрокинулась на спину. — Не-ет! — тут же испуганно закусила кулачок Огинская, но вовсе не от расстройства за неловкость Сюли.       — Простите глупую слугу, — кинув взгляд на лежащую плашмя подругу, поклонилась Айминь. — Что вас так беспокоит?       — Была б ты умнее, тебя бы Членей тоже беспокоил, — нахмурилась Кира.       — Ченглей, Госпожа.       — Да. Принеси мне с кухни стакан… бадью? Чашку! — обрадовалось верному слову Огинская.       — Супа?       — Крови.       Айминь облизнула помаду, громко сглотнула.       — Чашку свеженькой крови. И незаметно. С этого ублюдка станется проверять.       — А…       — Я тебя, вроде, вспомнила, ты баба нормальная. Тебе тоже язык отрежут. Так что давай. Спасай Госпожу.       — А…       — Сюли! Хорош прохлаждаться! — Кира торжественно поднялась с кузовка, грациозно-воуговским жестом махнула рукавом. — Шторы. Посидим в темноте пока.       Сюли закопошилась, кое-как встала, заковыляла к окнам.       — Когда у вас списание неликвида наступает? — к уходящей Айминь обратилась Огинская.       — О чем вы, Госпожа?! — растерялась служанка, обернулась у дверей.       — Ф-ф-ф… в каком возрасте наложницы становятся слишком «старыми» для Императора, и их отпускают?       — Ах, это! В двадцать пять лет, Госпожа.       — Ну… столько я не проживу. И не протяну. И не просплю, — Кира вновь села и приняла «позу мыслителя». — Занавешивай-занавешивай. Может, его пару раз трахнуть и, разбежавшись, прыгнуть со скалы самой? Вариант.       — О чем говорит Госпожа? — не решалась уходить Айминь.       — Анечка, кровь! Сюли, шторимся активнее!