***
В квартирке Мелани тихо и спокойно, довольная прошедшим днём девушка печёт пирог и постоянно напевает песенку, написанную Лазаром, как он выразился, специально под неё. Тихое счастье лежит в её сердце тёплым кварцевым камешком и перекатывается к солнечному сплетению, отчего становится легко на душе и чуть щекотно в рёбрах. Она не думает, точнее, старается не думать, в каком настроении вернётся Сезар, что скажет или, более вероятно, не скажет. Жених начал приносить с собой больше раздражения, чем просто нейтральных чувств, каких Гальяно всегда от него ожидает, и это достаточно сильно волнует девушку, но что-то сделать одной ей никак не удастся. Обычно Мелани старалась не пускать что-то на самотёк, но сейчас ей очень бы хотелось, чтобы всё разрешилось в лучшую сторону без обширных душевных затрат, что было практически невозможно в реалиях жизни с Сезаром, создающим много шума из ничего. Незаметно для себя, когда стрелка часов коснулась семи вечера, Гальяно практически с головой ушла в размышления о женихе, да и в целом об их отношениях, вставших намертво где-то между определением нормы и токсичности. Ключ в двери поворачивается громко и заметно агрессивно, после раздается бурчание Сезара и громкий хлопок, из-за которого Мелани неосознанно вздрагивает. Что-то снова его разозлило. Девушка судорожно вздыхает, придаёт выражению лица лёгкость мягкой улыбкой, которой и встречает жениха. — Меня подрезала какая-то сучка! Представь себе, — вместо приветствия или хотя бы короткого кивка начинает Жане, впериваясь взглядом в Мелани, занятую на кухне. — На своём этом насосанном Ягуаре! Ещё и курила через мундштук, как королева Англии. — Сез, ну все люди разные, — Мелани пожимает плечом, думая, как бы разрядить обстановку. — Я пирог испекла. — Чудесно, Мелани! Но я не голоден, — он скрывается в ванной комнате, Гальяно сдержанно выдыхает. Она ведь так хотела рассказать о пройденном прослушивании за кусочком пирога, и это ей кажется действительно важным сейчас — когда всё остальное катится в пропасть. Большая часть вечера, что должна быть совместной, Мелани с Сезаром проводят в разных углах одной комнаты, игнорируя спальню. Девушка сидит в кресле под окном, забравшись на него с ногами и укутав их пледом, Сезар, как обычно, бесцельно смотрит в телевизор поверх повествования новостей. Буквы в блокноте совершенно не хотят складываться ни во что, кроме слов: пусто. обидно. одиноко. Мелани считает секунды до чего-то, что не случится. Маленький кварцевый кусочек рассыпается песком по клапанам и вырывается толчком сердечных мышц в тугую аорту, растворяясь в горячей крови. Первой сдаётся она, на свой страх и риск, перемещаясь на диван к жениху, натягивая на ладони рукава старого домашнего свитера. — У меня есть хорошие новости, — чуть несмело начинает Мелани, дожидаясь, пока Сезар соизволит обратить на неё внимание. — Я прошла прослушивание у Бастьена. Первая репетиция будет в среду. — Какого чёрта, Мел? — скрипя зубами выдыхает Сезар, смотря на девушку самым тяжёлым взглядом, на какой он только способен. — Я же четко тебе сказал, чтобы ты туда не совалась! — неожиданно рявкает он, что пугает Мелани до застывшего кома в горле. — Ты не это говорил! — возмущается она, хмуря тёмные брови. — Ты убеждал, что я не пройду. А я прошла! И ты представить себе не можешь, как я счастлива по этому поводу. Для меня это важно, — стараясь не переходить на повышенный тон, говорит девушка. — Моя жена не будет кабачной певичкой! Что мне тут думать, пока ты якшаешься с другими мужиками за моей спиной?! — разъярённый Сезар поднимается с дивана, чтобы его грозная фигура возвысилась над маленьким оленёнком, которого он называет невестой. — Ты мне продыху не давал своим скептицизмом в последние несколько лет, Сезар! — Мелани встаёт и, задирая голову, со всей злостью и обидой смотрит в чужие глаза, что когда-то были родными. Песок раскаляется жаром, кровь мгновенно вскипает, от чего уши Гальяно обдаёт огнём. — Я всего лишь хотела попробовать что-то новое. Я ненавижу свою работу, ты это прекрасно знаешь. — Ты забиваешь свою голову ненужным бредом! Спела одну песенку и считаешь себя великой певицей, а, Мелани? — язвит Сезар, надавливая на слабые места. — Ты — никто ни в этом городе, ни тем более в мире. Ты ничего из себя не представляешь без меня. Хочешь остаться в гордом одиночестве со своими идиотскими детскими мечтами? — он продолжает, совершенно игнорируя бьющееся стекло в глазах Мелани. Сезар хочет сделать ей больно, чтобы она, снова наступив себе на хрустальную шейку, поддалась. — Что бы сказал твой отец? — Восемнадцать лет знакомства дают о себе знать, Жане использует их в самых низких целях. Время будто замирает после этих оглушающих слов, Мелани не может поверить, что он действительно такое сказал. Звонкая пощёчина отрезвляет сразу двух людей, отдаваясь горчичным жаром на ладошке девушки. — Он бы был на моей стороне, — до боли стискивая зубы цедит Мелани, выдавливая из себя весь яд. — Четыре года назад ты бы тоже стоял на моей стороне, Сезар. Ты бы поддержал меня тогда, — она захлёбывается собственными словами, давится всем происходящим и крепко сжимает кулаки. — Тогда я ещё не собирался строить с тобой семью, — более спокойно, но всё равно угрожающе, говорит Жане, совсем не обращая внимания на покалывание в лице. У Мелани всё-таки тяжёлая рука. — Ты знала, на что идёшь. — Девушка даже не предполагала. — Нет, Сезар, не знала! Я знаю тебя почти двадцать лет, но сейчас не узнаю, — Мелани хотела бы найти хоть толику эмоции в чужом выражении, но не находит совершенно ничего, кроме потухающего злого взгляда. Девушка понимает, что это действительно точка невозврата и уже нет никакого смысла что-то пытаться предпринять. Не выдерживая слишком тяжёлой атмосферы, повисшей в помещении, девушка уходит в спальню, забрав кружку с чаем с небольшой тумбочки у кресла. Карточный домик рушится и Мелани остаётся с козырями на руках, но без второго игрока. Отчаянное желание поговорить обо всём хоть с кем-то посторонним забивается в её черепную коробку акациевыми мышатами, что грызут кости и царапают нежную душу. Но, Сезар прав, у нее никого нет. Совсем никого. Обречённое ощущение беспомощности вытесняет всё ранее теплившееся в солнечном сплетении счастье, и Мелани, дав наконец себе волю, позволяет горьким слезам скатиться жгучими дорожками по бархатной коже. Входная дверь, уже совсем привычно, но всё ещё до жути больно, захлопывается за Сезаром, оставляя Мелани в тихом пространстве квартиры, наполняющимся мерным дыханием вечернего города. Париж — не город любви, горестно думает она, а её последствий.***
В Лондоне ещё более пасмурно и дождливо, чем в добродушном Париже. Дельта знает, что Лукреция, обладая ещё и достаточно сильным даром, связанным с водой, такую погоду в целом жалует и хорошо переносит, но живёт совершенно в другом месте. Квартира почти в самом центре — всего лишь место встреч перед каким-нибудь мероприятием, оттого она обставлена минималистично и вмещает самые необходимые предметы интерьера для проведения нескольких дней в столице. Непривычная тишина сначала настораживает Дельту, но когда она слышит откуда-то из ванной падение чего-то увесистого и возмущения сестры, девушка расслабленно улыбается, проследовав на источник шума. Лукреция цепким взглядом осматривает себя в зеркало, стоя в жёлтых брюках и тёмно-зеленом корсете с плотными чашечками, подчеркивающими, но не опошляющими её грудь; её удлинённое светлое каре уложено мягкой волной, ненавязчивые зелёные тени с золотым блеском подчёркивают выразительный взгляд зелёно-карих глаз и их глубокую тайну. — Привет, Лука, — с улыбкой входит Дельта в помещение, вторгаясь в поле видимости в зеркале. Женщина была одной из Тринадцати, кого в шутку называли старшими те, кто был визуально моложе, по земным меркам ей около тридцати пяти, и именно этот возраст придаёт тот самый шарм сочной зрелости, что оценивает каждый. — Обалденный корсет. — Здравствуй, розочка, — Лукреция ярко улыбается, быстро касаясь губами лба сестры до того, как нанесла помаду. — Дозатяни мне его, пожалуйста, — она встаёт поудобнее, держась руками за раковину. Дельта вспоминает, как во времена свинцовой пудры и высоченных париков затягивала платья чванливой принцессы, у которой ненароком оказалась при дворе, и как та, почти не дыша, требовала туже, что аж рёбра хрустели. Упираться ногой в чужую спину для Демаре было не шуткой. Атласные ленты легли в руки Дельты гладкими змеями, она сделала оборот вокруг ладоней, чтобы было удобнее и осторожно потянула, чтобы Лукреция потом не задохнулась. — Готово, — сделав небольшой бантик и убрав болтающиеся концы под створки корсета, она чуть отошла, чтобы совершенно прекрасная женщина выпрямилась и снова покрутились перед зеркалом. — Ты про него говорила — который под заказ? — Да-да, это он. Стоит каждого пенни, — нанося на губы помаду, отвечает Лукреция. — Лиза Лу прибудет сразу туда? — Да. Кто-то ещё присоединится, всё-таки? — интересуется Демаре, проводя ладонями по синему бархату платья, оценивая в зеркало и себя. — Луна. Её очень заинтересовала китайская ваза, — Лукреция прекрасно знает о постоянных стычках сестёр и очень надеется, что в этот раз они ничего не устроят. — Без драк, пожалуйста, иначе я вас обеих утоплю, честное слово. Как котяток, — в нарочито строгом тоне произносит она, смотря в глаза Дельты, всё-таки развернувшись к ней лицом. — Нам уже пора, через пять минут приедет водитель. — Я за Луну не отвечаю, — Демаре безразлично пожимает плечами, тоже надеясь, что сестрица соизволит попридержать язык за зубами. Они выходят из ванной, Лукреция надевает жёлтый пиджак и тёмно-зеленые лодочки на высоком каблуке, завершая свой идеальный образ. Несмотря на достаточную строгость и самую, что ни на есть, британскую чопорность, случайно прилипшую к ней ещё в имперские времена, Лукреция невероятно любит жёлтый цвет и большая часть гардероба состоит именно из него. Дельте всегда нравилось подмечать небольшие привычки или предпочтения членов семьи, что все ревностно отстаивали, не давая шутить по их поводу. Тринадцати, как самым необычным людям на Земле, совсем не чужды людские желания. Дельта накидывает на плечи безрукавное кашемировое болеро и застегивает серебряный замок, они выходят из квартиры как нормальные люди, спускаются в лифте и садятся в машину, припаркованную чуть ли не на лестнице у парадной. Здание Сотбис находится в десяти минутах езды по достаточно загруженным улицам, за это время Дельта наконец определяется с тем, что приобретёт и обсуждает с Лукрецией картину. У Луки в доме висит незаконченный триптих, последняя картина из которого достаточно долго значилась утерянной, но всё-таки нашлась в восемьдесят третьем. Это произведение искусства женщина заприметила ещё в те времена, когда оно только писалось, а художник, счастливый в своём вдохновении, обещал даровать его Лукреции, но творца убили раньше, чем случилась встреча, а картины действительно исчезли на десятки лет. Такое событие погоняло женщину по всевозможным аукционам, лавкам скупщиков, картинным галереям, она даже как-то раз задумывалась о наёме детектива, который помог бы найти картины, но идея сама собой отпала, когда всплыли две. Как только Дельта с Лукрецией входят, вторая сообщает о том, что Лиза Лу и Луна уже прибыли и находятся где-то среди собирающихся людей. Демаре оглядывается, желая увидеть сестёр, но её пространственное анализирование так и не развилось, как бы девушка не пыталась освоить дар Лукреции. На них обращают внимание, будто в аукционный дом вошли именитые звёзды или титулованные особы, жёлтый цвет особенно притягивает чужие взгляды, вызывая даже у снобов что-то вроде улыбки — не каждый день на улицах Лондона такая яркость не выглядит ребячеством. Иной раз Лука хочет стать «гвоздём программы», где бы то ни было, и никто её не осуждает за желание шикануть новым нарядом. Девушки регистрируются и получают номера, после чего молодой парнишка вежливо указывает путь к залу, где уже вовсю кипят страсти и кто-то даже спорит из-за выставленных лотов. Дельта делится историей о парижских знакомых, о новом «издевательстве» над ней и о красивых ночных цветах, украсивших квартиру, коими Лука даже заинтересовалась. Сама Лукреция, в свободное от созерцания воды время, занимается помощью людям, полностью потерявшим себя и своё значение в мире, она практически поднимает со дна тех, кто уже осознал, что делает что-то не так, но никак не может понять причину. Из-за длительности такого процесса у Луки мало подопечных, нежели у других членов семьи, кто всё ещё занимается вдохновением приверженцев искусства, и это ей, в какой-то мере, даже на руку. С некоторыми женщина работает за символическую плату, на которой настаивают сами люди, но большую часть Лукреция принимает совершенно бесплатно, искренне веря в спасение чужих душ. Лиза Лу, непривычно для неё, выбрала однотонный костюм в оттенке слоновой кости, Луна же, нисколько не желая изменять своим предпочтениям, надела чёрное платье-футляр, как завещала сама Коко Шанель, и дополнила образ синим шёлковым платочком на шее и туфлями в тон. Её волосы цвета воронова крыла собраны на затылке в аккуратную ракушку, украшенную парой шпилек с жемчужинами. Что бы Дельта не чувствовала к сестре, оценивает она Луну как полагается — настоящую роковую женщину, какой в самом деле та стала для миллиона человек. В своё время именно Луна прочно укрепила этот архетип в литературе, но ненароком или же намеренно — так никто и не стал выяснять. Четвёрка самых элегантных женщин вечера с улыбкой здороваются друг с другом, Лука обнимает Лизу за плечи, питая нескрываемую любовь к такому проявлению нежности, и кивает Луне. Дельта же приветствует только Лу, точно намеренно игнорируя другую сестру, всё ещё держа крупицы обиды на невыносимый характер. Аукцион проходит достаточно сдержанно, один мужчина хотел переплюнуть ставки Лукреции, но она упорно не обращала на него внимания, хоть он и неоднозначно поглядывал на женщину, задирающую цену до самой возможной неадекватной. Она думала, зачем ему понадобилась единственная картина из тройки, большая часть которой уже у Луки, и списала это на всего лишь самонадеянный, аукционно клишированный, способ подбить клинья. Из-под молотка Луне всё-таки отошла китайская ваза, а Дельта купила ожерелье Chanel, представляющее собой некое подобие венка из цветов литого стекла, обрамлённых золотом, на ювелирной выставке. В целом, все остались при своём и с хорошим уловом, что определённо не могло не радовать. Лиза Лу, так и не обратившая внимание на лоты или выставленные в магазине украшения и коллекционные бутылки с алкоголем, успешно охмуряет женатую пару, практически уже пригласившую её на веселую ночь, но от семейного эксперимента её настойчиво увела Лукреция, знающая о той паре несколько больше, чем Лиза. Девушка предпочитает времяпрепровождение втроём, если действительно на него настраивается, но выбранная жертва в лице мужа предпочитал наблюдать за тем, как его жена спит с другими, о чём они не сообщили. — Дельта, — Луна находит девушку у витрин с раритетными изданиями. — Знаю, что в последний раз мы не очень хорошо разошлись. Я бы хотела извиниться за те свои слова, просто на эмоциях я не особо хорошо контролирую свой язык, — хоть Дельта прекрасно понимает, что для самой Луны эти извинения — нечто вполне обыденное и мало что значат, ей приятно слышать первые попытки заговорить именно от сестры. — И вообще, я соскучилась по тебе. — Демаре сдержанно, но не наигранно, улыбается и обнимает Луну. В этом жесте нет теплоты Лукреции или нежности Лизы, нет братской крепости рук или сдержанности Лагерты, но есть глубинная соблазнительность. Под чуткими пальцами женщины лозы под кожей Дельты скручиваются напряжёнными спиралями, тянутся струнами под диафрагмой, выдавливая горячий воздух и жмут сосуды, заставляя сердце биться быстро и оглушающе гулко. Глаза у Луны змеиные, жёлто-зелёные, завораживающие и совершенно бессовестные, лишённые всякого понимания рамок приличия. Таким взглядом — читаемым и чётким, — одаривает она лишь исключительных людей, что точно его смогут выдержать и не поддаться минутному искушению, в число этих немногих входит Дельта, к своему огромному сожалению. Демаре не хочет поддаваться и не собирается, но в чужом выражении видит настоящий первозданный вызов, поднимающийся бурей из глубин души, безжалостной и сносящей всё на своём безграничном пути. Люди вокруг продолжают коротать свои скоротечные жизни, обсуждая аукцион и последние ставки, они вокруг никого не замечают, отдавая себя власти момента, что закончится, так и не успев начаться. Дельта с Луной бесцельно ходят между стеллажами и полками с кучей вещиц, потерявших свою ценность для Демаре, обсуждают что-то отвлечённое, что точно не разрушит хрупкую стену между «хорошо» и «плохо». Луна поддерживает учтивый разговор о работе, ведении бизнеса, как хорош Кипр в ноябрьском спокойствии и как переменчив Париж, отходящий от курса прогнозов погоды. Дельте начинает казаться, что сестра, в кое-то веки, взяла себя под контроль, но до того момента, пока изящная рука, украшенная браслетом в виде Уробороса, не скользит по талии, подчёркнутой синим бархатом, ниже. Отчего-то Дельта чувствует совсем не то, что она хотела бы, а лозы лишь подливают масла в огонь, сбиваясь под мышцами внизу живота. Правы те, кто говорит, что первых любовников помнишь на протяжении всей жизни. Ситуацию разряжает Лиза Лу, решившая всё-таки поинтересоваться выставкой и затянувшая Луну в разговор о братьях, Дельта, под образовавшуюся кутерьму, сбегает вглубь ресторана Сотбис, где в баре заказывает виски, хоть он ей не поможет. Она выходит на шумную улицу и достаёт излюбленный мундштук, сигареты, хоть и не из-за влияния никотина, чуть успокаивают душу. Дельта дышит прохладным лондонским воздухом и никак не может надышаться, будто Луна выбила всякое желание альвеол насыщаться. Париж, по сравнению с британской столицей, Дельте представляется укрытием, куда хочется сбежать ото всех. Точнее — от Луны, в чём Демаре не хочет сознаваться себе, но признается кому-то из семьи. Дабы не маяться самой, и не надоедать сёстрам, она хочет найти Лукрецию или Лизу, чтобы предупредить о своём возвращении домой, где Дельта сможет насладиться уединением и размышлениями о первой репетиции Мелани, на которую она уже точно решила что-нибудь испечь. Люди продолжают мерно гудеть, но их количество с каждой минутой редеет, что позволяет девушке рассмотреть яркий солнечный блик в виде костюма Луки и проследовать к этому светочу. Женщина, уже разобравшаяся с документами, связанными с картиной, обсуждает приобретение с мужчиной, который хотел обставить её, но по ряду причин у него не вышло. Он, восхищённый такой особой, приглашает её на ужин, нисколько не обращая внимания на собственное обручальное кольцо, но Лукреция, умеющая отстоять свою независимость в самом изящном виде, его осторожно осаждает. Мужчина продолжает расспрашивать Луку о картине и почему она так интересна, но женщину вопросы, заданные по второму разу, но в несколько другой формулировке, только раздражают, но она не позволяет себе грубо уйти. Дельта становится отличным предлогом. — Какой же он приставучий, — тихо шипит Лукреция, подцепляя Дельту под локоть. — Ты-то чего такая озадаченная? — Луна напрягла, — Демаре пожимает плечами. — Всё в рамках привычного порядка, но некоторые её повадки не меняются, — напряжение, в которое её вгоняет сестра, по меркам мировой этики, стоит на самой грани. — Хотела сказать, что я возвращаюсь в Париж. — Слушай, ты же тоже реагируешь на Луну, — подмечает Лукреция, ведя сестру в сторону остальных двух. — Я понимаю, что не по своей воле, но чисто автоматически. И никуда ты не возвращаешься! — возмущается женщина. — Мы собираемся раз в пятилетку, давай мы с Лизой будем держать Луну подальше от личного контакта с тобой и пойдём вместе куда-нибудь — потанцуем, развеемся. Луна там кого-то охмурит, и все останутся довольны, — предлагает она, с лёгкой улыбкой наблюдая за мыслительным процессом Дельты, отражающимся на лице. — Я же скучаю по вам. Все заняты своими бизнесами или творцами, вы ещё ссоритесь постоянно. Понимаю, что хочется побыть подальше друг от друга, но, всё-таки, мы ненормальная семейка, которая поодиночке не переживёт ни одно событие, — в глазах Лукреции скользит чуть заметная тоска по прошлым временам, когда Тринадцать действительно всегда были вместе и обсуждали все события за ужином. В Лондоне Лука бывает часто, обычно именно из-за аукционов или выставок, где попадаются более интересные вещи, чем поблизости от её места жительства — дома на озере Супериор, где тихо, спокойно и совершенно некуда сходить, но можно уединиться. Из-за своей оторванности от мира развлечений, она очень хотела бы провести побольше времени с сёстрами, которых тоже видит нечасто, как хотелось бы. — Я тоже иногда скучаю по твоей заумности, — Демаре с лёгкой улыбкой вздыхает и обнимает сестру одной рукой. — Ладно, пойдём где-нибудь отдохнём. — Вот и славно, — кивнув, Лукреция машет Лу, которую увидела первой, чтобы они тоже следовали к выходу. Лукреция совмещает в своём характере сестринское тепло с заботой и беспрекословную рациональность любых действий и решений. В отличие от Ребекки, что мыслит достаточно категорично в понимании Дельты, Лука входит в положение сестёр, приходящих к ней за советом, и старается подойти к решению вопроса с точки зрения другого человека. Именно поэтому Демаре советуется с ней и по поводу Мелани, и насчёт Луны, с которой в принципе всё сложно, непонятно и из раза в раз начинается по новой. О Мелани, по короткому рассказу Дельты, не знающей толком ничего о девушке, Лукреции было сложно судить, но, если её сестру заинтересовала, она действительно не простушка, с которой нужно бы познакомиться поближе. Сама Дельта женщине всегда казалась юной девушкой, которая слишком часто влезает в странные любовные истории и чаще остальных Тринадцати испытывает самый обширный спектр эмоций, которые может проанализировать, но упрямо не хочет понимать без чужого указания. За большое количество пережитых лет все заметно очерствели, но, несмотря на собственные предубеждения, они не стремятся совершенно отречься от земных ощущений, выбрав себе самые, по их мнению, безопасные. Дельта отказалась от такого и год за годом по новой взращивала миллионы переплетённых где-то внутри чувств, которые черпала из самых обычных вещей, вроде чтения книг, фотографий, музыки и всего того неосязаемого, что питает души. Суетливые лозы рядом с Лизой Лу и Лукой успокаиваются, снова занимая привычные положения на горячих сосудах и твёрдых костях. Дельте становится легче дышать и мыслить, что не может её не радовать, секундные помутнения рядом с Луной сократились до пары покалываний в кончиках пальцев, а после совсем сошли на нет. Элегантно одетые женщины не ходят далеко за выбором места для хорошего времяпровождения и выбирают один из самых дорогих клубов, что попадается практически по пути. Их пропускают без очереди и из-за этого в спины долетают возмущения достаточно большого количества людей, но Лиза только смеётся, другие не обращают внимания. Популярная музыка оглушает, выбивая из лёгких воздух и заставляя сердце биться в такт. Дельта держится поближе к Лукреции, что, с обычной для неё нежностью, как крёстная матушка, приобнимает за оголённые плечи и тянет в самый центр танцпола, не обращая внимания на сестринское нежелание. Глаза у Луки блестящие и совершенно добрые, точно видящие всё хорошее, что может быть в мире, и Демаре поддаётся их чарам, самым противоположным по силе Луны. Лукреции она верит и доверяет безоговорочно и полностью. Лиза Лу быстрее остальных затерялась в толпе, а Луна заняла излюбленное место в любом клубе, коим является барная стойка, где её бесперебойно угощают и стараются напоить до нужной кондиции, но этого не случится слишком долго. Вечер в самом деле перестаёт быть томным, любые мысли покидают голову Дельты, но одна, как бы она не старалась не думать, осталась. Где-то в Париже, холодном и совсем тёмном, потерянная в собственных сетях, сидит Мелани. Она рисует бесконечные полевые маки и колосья пшеницы, что переплетаются с рифмующимися словами. Мелани вспоминает о девушке, имя которой так и не знает, но про себя зовёт её розой, в честь обозначивших её цветов. Дельта не вспоминает голоса или непослушных кудрявых волос, но отчаянно держит в голове мягкий овал лица и взгляд горячих карих глаз. Утром, уже не ранним для начала дня делового города, но ещё и не поздним, чтобы опоздать в ресторан, Дельта просыпается в номере дорогого отеля с видом на бездушный Лондон. Она помнит как и с кем уехала из шумного клуба, знает точно, что не с Луной, помнит имя, похожее на то, что носит Гальяно. Её тёплая кожа хранит напоминания о громком остатке ночи, что подарила кудрявая рыжеволосая Малин, спокойно спящая на спине, вытянув одну руку за голову, что открывает красивый вид на её тело, затянутое молочной кожей с плеядами веснушек. Ни одно чувство не просыпается вместе с Дельтой, даже когда она пытается найти необходимую эстетику в спонтанной любовнице, потому что такие случаи уже давно перестали быть чем-то стоящим для неё. Это не стало проблемой, но девушка отметила, что не все ощущения можно воскресить, вопреки собственным убеждениям. Демаре неслышно уходит в свою парижскую квартиру и не оглядывается. Дымка смятённых чувств уходит с души после душа, но томительное ожидание будущей среды приятно греет сердце. Дельта мягко улыбается своим трепетным лозам и начинает свой рабочий день с чашки кофе в компании Лазара. Всё неожиданно идёт своим чередом, точно устанавливаясь в новую рутинную колею.