Пронзительный звук дверного звонка разносится среди светлых стен квартиры, оглушая своим шумом, и вызывает неприятную боль в голове, отдавая пульсацией в виски.
Дазай нехотя разлепляет заспанные веки, устремляя свой взгляд в потолок, пока перед глазами стоит мутная пелена ночного сна, а яркая картинка неразборчиво расплывается. Подросток глухо стонет, приподнимаясь на своей постели, и совершенно не помнит как оказался на ней, ведь изначально засыпал на кухне, а подтверждают это затёкшие мышцы шеи и рук, что до сих пор слегка побаливали, будто налитые тяжёлым свинцом. Голова всё так же продолжает раскалываться от непрекращающегося звона, а пушистая чёлка противно намокает и мерзко налипает на лоб, придавая ещё более помятый вид проснувшемуся парню. Уличная рубашка тем временем была вся измята, а на рукавах красовались выразительные тёмные пятна алкоголя, источающие весьма сомнительный аромат.
Осаму шарит по карманам штанов и не обнаруживает в них необходимый телефон, понимая, что оставил его на кухне, а сигареты и вовсе забыл во внутреннем кармане пальто и теперь, чтобы затянуться, придётся тащиться в коридор, где мелодия дверного звонка была ещё более раздражительно громкой.
Шатен прекрасно знал, что дома он находится один, а вечно занятой опекун, как обычно, сбежал на работу ещё на рассвете, проспав, от силы, пару часов, а потому курить можно было прямо в квартире, не заботясь о своём внешнем виде.
Единственное, что оставалось для Дазая загадкой - неизвестный гость, что так настойчиво вжимал палец в кнопку звонка и, видимо, не собирался отступать, пока самолично не увидит хозяина квартиры.
Кому Осаму успел насолить - он так же не помнит.
У Огая есть ключи, вряд ли бы он сорвался домой в разгар рабочей смены и стал бы трепать нервы сопящему в подушку отпрыску. А если бы это была Йосано то она, скорее всего, сперва обязательно бы позвонила или, как минимум, отправила бы смс, не пытаясь настойчиво попасть домой к Дазаю.
Про соседей подросток даже не думал, потому что на его этаже две квартиры пустовали и были выставлены на продажу, а в самой дальней проживала пожилая женщина с больными ногами, что не покидала пределы своего дома и ни разу не попадалась Осаму на глаза.
Всё же Дазай вынуждено плетётся в коридор под гудящий звон и раздумывает, что будь это даже воры или мошенники, то он был бы вполне не против. Может быть, его пырнут ножом или поднесут тряпку с хлороформом к носу и с ненавистной жизнью можно будет наконец попрощаться. Ему абсолютно плевать на того, кто стоит за этой дверью. А если всё же это окажется кто-то менее опасный, чем преступники, то шатен хотя бы заберёт сигареты из кармана пальто и наконец затянется. Тоже неплохая перспектива.
Ступая в коридор, Осаму хмурится, ведь теперь чёртов дверной звонок хочется просто вырвать со всеми проводами, а мысли заняты только проклятьями того, кто этот самый звонок установил и решил, что это будет отличной идеей.
Отворяя дверь, Дазай даже не успевает поздороваться, потому что внезапный удар в грудь заставляет его отлететь обратно внутрь квартиры, больно ударяясь затылком об верхнюю полку, и с большим трудом рассматривая внезапного гостя перед собой.
Подросток болезненно щурится, потирая ладонью шишку на затылке, пока грудь ощутимо саднит от полученного удара, а несчастный звон окончательно прекращает давить на нервы.
— Дазай! — Яростно произносит рыжеволосый одноклассник на пороге чужого дома, видимо взбешённый от долгого ожидания перед закрытой дверью, — я полчаса ждал, когда ты соизволишь открыть!
— Малыш Чуя пришёл меня навестить? — Ядовито ухмыляется Осаму, явно довольный персоной неизвестного гостя, меньше всего ожидая увидеть за дверью именно Накахару, — откуда у тебя мой адрес?
— Забыл кто моя мать? — Сводя брови к переносице, шипит Чуя, сжимая в руке чёрный пакет с неведомым содержимым, — я сказал ей, что ты заболел и тебя нужно срочно проведать, — теперь уже чёрный пакет летит прямо в Дазая, но тот всё же успевает его словить, озадачено смотря на раздражённого мальчишку, — так что было не сложно получить твой адрес.
— Чуя, — шатен хитро растягивает губы в подобие улыбки, — неужто ты волновался?
— Не надейся, — показушно отворачивается Накахара от нагло улыбающегося парня, — я собирался набить тебе морду за вчерашний звонок и стрельнуть пару сигарет, но ты не соизволил появиться сегодня в школе и не отвечал на звонки, поэтому пришлось идти на крайние меры.
Осаму на возмущение рыжеволосого по-прежнему продолжает давить улыбку, а с каждым словом лишь ближе подходит к Чуе, останавливаясь в нескольких сантиметрах от него, и наклоняется к хмурому лицу, изучая вблизи такие очаровательные золотистые веснушки, что были рассыпаны по щекам Накахары.
— Хочешь сказать, что проделал такой путь ради того, чтобы разок меня ударить и затянуться? — Подстёгивает Дазай, наблюдая за сменяющимися эмоциями на лице мальчишки.
— Отойди, от тебя воняет, — отстраняясь от напирающего одноклассника оповещает рыжий, гордо вздёргивая нос, и рукой отпихивает от себя Дазая.
Шатен заливается смехом, утирая проступившие слезинки на глазах, сочтя ничего не понимающего Чую забавным, и с интересом наблюдает за дальнейшим развитием событий, подмечая, что рыжеволосый совершенно не умеет врать или притворяться.
Затем Осаму всё же заглядывает в брошенный в его руки пакет, замечая в нём гору разных лекарств, начиная с таблеток от боли в голове и заканчивая микстурой от похмелья, а после ещё больше разрывается от смеха, сгибаясь пополам.
— Чего смешного? — Недовольно бурчит Чуя, не улавливая такой весёлый настрой от парня.
— Чуя, мой опекун - врач, — посмеивается Дазай, шурша пакетом, и разглядывает названия знакомых препаратов, которыми был заполнен весь его дом, — в этой квартире таблеток больше, чем в любой ближайшей аптеке.
— Ну выкинь, — цокает рыжеволосый и, обойдя одноклассника, не стесняясь проходит на кухню, считая нецелесообразным торчать в прихожей, лицезрея довольное лицо шатена, которое только и делало, что бесило и досаждало.
— Ещё чего, — тихо кидает Осаму, крепко сжимая пакет, и аккуратно складывает его на полку, обещая себе принимать теперь только те лекарства, что принёс ему рыжий.
Подросток тянется к весящему чёрному пальто, доставая из внутреннего кармана помятую пачку сигарет, и с досадой замечает, что осталось всего пять штук, а совсем скоро придётся покупать новые, денег на которые как обычно не было.
На дешёвой красной упаковке большим шрифтом виднеется надпись о вреде курения, но Дазай на это лишь крепче сжимает пачку сигарет, сминая и так помятый картон ещё сильнее, от чего разобрать написанное становится невозможно, и проходит на кухню, где его уже заждался Накахара.
Осаму замечает успокоившегося одноклассника в углу, который стоял облокотившись на кухонную тумбу и с интересом рассматривал незнакомый интерьер. Его поза была весьма расслабленна, а глаза изучали местную обстановку, будто стараясь запомнить всё в мельчайших деталях.
— Ты знал, что гостям принято предлагать чай? — С еле заметной улыбкой заявляет Чуя, завидев фигуру шатена в проходе.
— Оу, правда? — Фальшиво удивляется Дазай и с преспокойным видом приближается к рыжему, прикидываясь, что действительно взял слова мальчишки на вооружение.
И Накахара не замечает подвоха до тех пор, пока Осаму не приближается слишком близко к нему, смущая тем самым притихшего рыжеволосого парня столь близким контактом.
Дазай искусно делает вид, что собирается достать чай из верхнего кухонного шкафа, который расположился именно над головой напряжённого подростка, а сам в это время упирается второй рукой в тумбу позади, таким образом перекрывая все пути к отступлению.
Чуя чувствует на себе тяжесть чужого тела, что так откровенно прижимается к нему, заставляя отогнуться на тумбу ещё сильнее, и ощущает как побаливает поясница от соприкосновения с твёрдой поверхностью, пока по щеке скользит горячее дыхание шатена. Осаму нарочно медлит, всматриваясь хитрым прищуром в бегающие голубые глаза, и тяжело дышит, находясь в такой опасной близости от лица рыжего.
Чуя содрогается от ударившего в нос запаха виски, остатков сигаретного дыма и лёгкого шлейфа мужского одеколона, что, видимо, ещё не успел выветриться с одежды Дазая. И Накахару откровенно ведёт от этого сочетания, как бы усиленно он это не отрицал, старательно выкидывая из своей головы мысли о бинтованных руках и желании остаться вот так подольше. Осаму же осматривает вблизи столь полюбившиеся черты лица, долго всматриваясь в притягивающую синеву глаз, и делает выразительный акцент на приоткрытых, слегка красноватых от покусываний, губах, подмечая очаровательные рыжие локоны, что спали на лицо обладателя, и небрежно завивались на концах.
А под конец подросток медленно приближается к уху застывшего парня и шепчет, слегка растягивая гласные.
— Совсем забыл, — выдаёт Дазай низким и охрипшим баритоном, от чего Чуя невольно вздрагивает, — у меня нет чая.
— Придурок! — Пролетает секунда и Накахара возвращает себе самообладание, замахиваясь, чтобы хорошенько прописать однокласснику неплохую пощёчину, благодаря которой тот всё же отстраняется от него, отлетая в противоположную сторону.
Дазай держится за красную щёку, с удовольствием растягивая уголки губ, и наблюдает как нервно Чуя сжимает кулаки от волнения. И Осаму уверен, что произошедшее пару минут назад, стóит его покрасневшей щеки, гудящей от дверного звонка головы и ноющей шишки на затылке.
А затем подросток достаёт из смятой пачки одну сигарету, поджигая её зажигалкой, что завалялась в кармане, и с удовольствие отпускает дым изо рта, наслаждаясь долгожданной дозой никотина о которой мечтал всё утро.
— Гони сюда сигарету, — хрипит рыжеволосый, выставляя перед одноклассником ладонь, призывая того всучить ему то, за чем он изначально сюда пришёл.
В глазах шатена вновь мелькает хитринка, а пальцы всё же достают вторую сигарету, отдавая её Накахаре, но не поджигая, а лишь выжидающе следя за последующими действиями мальчишки.
— А зажигалка? — Чуя осматривает в своих руках скрученный папирус и ждёт, когда Осаму протянет тому свою зажигалку, или же самолично подожжёт сигарету для него.
— Ну так возьми, — пожимает плечами Дазай, зажимая в зубах свою сигарету, а руку с потёртой зажигалкой вытягивает вверх, намекая парню напротив попытаться забрать её у него.
Накахара злится, потому что никому не позволяет шутить над своим невысоким ростом, так ещё и таким наглым образом, прямо демонстрируя превосходство Дазая в этом плане.
Осаму покорно ждёт, с интересом смотря на Чую, и гадает, что же всё-таки он предпримет в попытке заполучить зажигалку, пока сам Чуя раздумывает пару минут над тем, как выпутаться из сложившейся ситуации, явно не собираясь унижаться перед шатеном и играть по его правилам. А затем рыжеволосый уверенно подходит к однокласснику, предварительно обхватив губами фильтр сигареты, и грубо хватает Дазая за воротник рубашки, побуждая того наклониться вниз, чтобы после поджечь от чужой сигареты свою собственную.
Осаму в замешательстве смотрит на лицо мальчишки перед собой, поставленный в тупик данной выходкой, а его рука с зажигалкой автоматически опускается, теряя надобности.
Сигарета поджигается и Накахара отпускает подростка, торжественно затягиваясь, а после победно смотрит на растерянное лицо шатена, чей план по издевательству над Чуей с треском провалился. Теперь же их счёт сравнялся.
Один один.
— Раньше от одной тяжки кашлял, а теперь сигареты научился прикуривать, — подначивает Дазай, пряча зажигалку обратно в карман.
— А ты как был мумией так и остался, — кидает в ответ Накахара, уверенно держа между пальцев сигарету.
И они оба замолкают, выпуская дым в опустившуюся тишину кухни, изредка кидая косые взгляды друг на друга, прямо как на школьной крыше, пока каждый думает о чём-то своём, не тревожа другого.
Им обоим всегда было комфортно молчать вместе, не было напускной неловкости или попыток начать бесполезный диалог, чтобы скрасить затянувшуюся паузу. Оба умиротворённо затягивались сигаретами, расслаблялись и находили в этих нескольких минутах тишины что-то успокаивающе и необходимо родное.
— Почему ты вчера напился? — Нарушает молчание Накахара, смахивая пепел в пепельницу на столе неподалёку от шатена.
Дазай не собирается отвечать однокласснику на поставленный вопрос, как и не собирается плакаться в чужое плечо о жизненных проблемах, поглощающем одиночестве и тяготах бытия.
Чуя закатывает глаза на потенциальное игнорирование вопроса, понимая, что такой закрытый человек как Осаму вряд ли станет перед ним распинываться, но попытаться всё же стоило. Во всяком случае, Накахаре казалось, что их связывает куда большее, нежели совместное выкуривание сигарет с препирательствами и драками.
— Мой вопрос остаётся в силе, Чуя, — таки отвечает Дазай, докуривая сигарету и давит её в пепельнице, поднимая тему, что завёл ещё вчера, находясь в гнетущем опьянении, — почему ты примкнул к моей компании?
— Наверное, по той же причине, по которой ты всё ещё позволяешь мне оставаться в ней, — выдаёт Чуя, так же оставляя докуренный бычок в заполненной пепельнице.
— С такой идеальной жизнью решил приключения поискать? — С усмешкой спрашивает Осаму, разворачиваясь корпусом к однокласснику.
— Идеальной? — В недоумении переспрашивает рыжий, явно удивлённый тем, что шатен считает его жизнь безупречной, — ты считаешь её идеальной? По-твоему быть связанным по рукам и ногам - это предел мечтаний?
— А что, лучше в одиночестве волочить жалкое существование? — Ядовито выдаёт Дазай, скрещивая руки на груди, и пытается рассмотреть на чужом лице хоть один намёк на ложь, но сталкивается только с болезненным вздохом и промелькнувшей в глазах парня грустью.
— Ты свободен, Дазай, — чётко произносит Накахара, заставляя Осаму вопросительно выгнуть бровь, — а я вынужден находиться в родительской клетке, без возможности делать то, чего хочу именно я.
— Быть предоставленным самому себе тоже такая себе прерогатива, — хмыкает подросток, слабо понимая почему рыжеволосый недоволен собственной жизнью.
— Возможно, — пожимает плечами Чуя, не отрицая довод парня, но и не соглашаясь с ним, — но пока я курю назло родительским запретам - это помогает мне чувствовать себя самим собой, а не оболочкой, сотканной руками матери и отца.
Дазай наблюдает за Накахарой в пол оборота и улавливает расстроенные нотки в чужом голосе, что окончательно разбивают давно выстроенный образ Чуи в голове, а из осколков собирается совершенно новый, приятный сердцу и заинтересовавший одичавшую душу.
Осаму с самого начала ошибался в этом парне, что на самом деле был так же сломлен как и сам шатен, только сломлен удушающем контролем родителей, о котором Дазай даже не догадывался, считая, что иметь хоть каких-то родителей намного лучше, нежели не иметь их совсем.
Подросток чувствует, как от прошлой ненависти не остаётся и следа, а сердце вновь глупо стучит в грудной клетке от бушующих чувств, что Дазай давно похоронил внутри себя, и которые Накахара воскресил, заставляя ожить то, что казалось уже было обречено.
Они так похожи в раздирающем душу одиночестве, но и точно так же отличаются обстоятельствами, с которыми пришлось смириться, не в силах их изменить.
Дазай грезил мечтами о нормальной семье, был лишён ласки, тёплых объятий и согревающих слов поддержки, от того отдалился от единственного опекуна, утопая в болоте из ненависти, телесных повреждений и опрометчивых поступков. А Чуя был лишён любого выбора с самого детства, закутан в материнскую опеку и отцовские наставления, желающий сбежать от вечного контроля, и наконец самому стать хозяином своей жизни.
Осаму тихо посмеивается от крутящихся в голове мыслей, теперь уверенный в том, что более не отпустит Чую от себя. Дазай привяжет рыжего к себе, заставит его думать только о нём и перекроет любые пути к побегу, ведь ещё тогда, заговорив в первый раз, рыжеволосый самолично ступил под тень рядом с Осаму, а тьма, как известно, имеет свойство поглощать.
Дазай дал ему шанс уйти.
Чуя намеренно остался.
Теперь же всё было предрешено за них двоих.
***
Чуя приоткрывает дверь родной квартиры, проходя в ярко освещённую прихожую, и раздражённо щурится из-за белоснежного света ламп, ощущая дискомфорт от яркого освещения и желая как можно быстрее сбежать в свою комнату, оставшись незамеченным.
Рыжеволосый без промедления скидывает кроссовки с ног, аккуратно расставив их на обувной полке, и уже собирается незаметно проскочить через коридор, как мелодичный голос матери нарушает все его планы на побег, а сама женщина появляется в поле обзора парня.
— Дорогой, ты уже вернулся? — Интересуется Коё, выглядывающая из обеденного зала, откуда, помимо её голоса, слышится ещё несколько незнакомых голосов на фоне, явно принадлежащих каким-нибудь коллегам отца с работы.
— Да, мам, я буду у себя, — оповещает подросток, надеясь, что мать не утащит его на светские посиделки, где он обязан будет сидеть с выпрямленной спиной и сухо докладывать об успехах в учёбе, дабы получить ненужное одобрение чужих людей.
— Мы как раз тебя заждались, — посмеивается Озаки, приглашая сына за стол, разрушая любую надежду на его спокойный уединённый вечер в своей комнате.
И Чуя вынужден послушно согласиться, потому тщательно моет руки перед тем, как пройти в обеденный зал, а после с удрученным выражением лица осторожно присаживается рядом с отцом за стол, обводя взглядом всех присутствующих гостей, не забывая вежливо поздороваться.
Верлен же, держа в одной руке бокал дорогого красного вина, в это время начинает гордо рассказывает о достижениях сына в математике, пока этот самый сын всматривается в узоры на скатерти, изредка поддакивая родителю. Гости, восседающие за столом, одаривают мальчишку словами восхищения, от которых рыжий только горестно сжимает руки в кулаки и тихо скрипит челюстью, ощущая себя не на своём месте.
Коё с нежностью поглаживает своего ребёнка по голове, накладывая тому полную тарелку разнообразной еды, от которой, если честно, Накахару слегка подташнивает, потому что обстановка в этой комнате буквально давит своей тяжестью на подростковые плечи. Чуя ковыряется в своей тарелке пару минут, съедает на пробу пару ложек супа, и, с трудом проглотив его, больше к еде не притрагивается, предпочитая оставаться голодным.
Мужчины в дорогих костюмах на противоположной стороне стола одобрительно качают головами и интересуются будущим богатого отпрыска, на что Коё любезно им отвечает, что её драгоценный сын обязательно унаследует дело своего отца, а его место в юридической компании уже давным давно готово. Гости обольстительно поздравляют рыжеволосого мальчишку, заикаясь о том, что ему очень повезло с такими родителями, в то время как Чуя, сидящий рядом с Верленом, нервно сжимает бумажную салфетку в руках, выдавливая из себя доброжелательную улыбку, и чувствует расползающееся гадкое и склизкое отвращение, которое парень с большим трудом подавляет внутри себя.
Накахару раздражает пронзительный яркий свет от люстры в обеденной гостиной, раздражают почтительные улыбки родителей, что разливают вино по чужим бокалам и не упускают возможности заявить о своих чудесных манерах, принимая кучу лживых комплиментов, и раздражает собственная беспомощность, благодаря которой он сейчас сидит в этом проклятом кругу лицемеров.
Рыжеволосый ощущает эту наигранную аристократическую картинку на себе и ему очень хочется умыться ледяной водой, лишь бы смыть с себя царящую здесь атмосферу.
Спустя некоторое время, гости всё же начинают собираться, дабы покинуть квартиру делового партнёра, и ссылаются на довольно позднее время. Мужчины обходительно благодарят за чудесный приём, и не менее прекрасное вино, выбранное именно Верленом, пока Озаки, с изящной улыбкой на губах, провожает мужчин, почтительно прощаясь с ними, и желает гостям хорошо добраться до дома.
И, как только деловые партнёры исчезают за дверью, женщина устало вздыхает, понимая, что гости всё же задержались намного дольше, чем они с мужем изначально планировали, а потому Коё слегка вымоталась под окончание банкета.
Чуя в это время мысленно радуется долгожданной свободе и уже мечтает, как наконец-то запрётся в своей комнате наедине с самим собой, позволяя себе расслабиться. Но только вот, стоит ему попасться на глаза уставшей матери, как его тут же грубо хватают за локоть, заставляя остановиться, и не дают возможности сбежать даже после долгого приёма гостей.
— Почему от тебя опять пахнет сигаретами? — Злится женщина, вцепившись в рукав сына длинными накрашенными ногтями, — ты опять курил с этим Дазаем?
— Да, — честно признаётся Накахара, с вызовом смотря на мать, и ожидает от неё привычного осуждения своих самовольных действий, — и что?
— Чуя! От тебя весь вечер несло как от заядлого курильщика! — Восклицает Озаки, отпуская мальчишку, и указывает пальцем на джинсовку сына, — нам повезло, что этого никто не заметил из гостей, иначе какой стыд!
— Я не хотел присутствовать на этом вечере, — пытается оправдаться Чуя, несмотря на то, что это совершенно бесполезно, ведь мать никогда его не слушала, — ты сама меня туда затащила.
— Я сколько раз уже просила тебя не общаться с Дазаем, — ругается Коё, припоминая известного школьного хулигана, что портит жизнь её ненаглядному сыну, — он же влияет на тебя, Чуя!
— Никто на меня не влияет! — Срывается рыжий, повышая голос, готовый перейти на истошный крик в любой момент, — вы меня уже задрали со своими светскими вечерами и решением того, с кем я должен общаться!
— Чуя, не ругайся! — Порицает женщина, ненавидя любое проявление сквернословия, а уж тем более у членов своей семьи.
— Да поебать, — вновь матерится подросток, отворачиваясь от матери, и всё-таки убегает в собственную комнату, не собираясь больше выслушивать её речей.
— Чуя! — Окрикивает мальчишку Озаки, не желая прекращать разговор, пытаясь хоть как-то повлиять на сына, но слышит лишь громкий хлопок двери, что служит ей ответом от Накахары.
Подросток запирается в своей комнате, оставляя растерянную женщину в коридоре, которая порывается пойти следом за сыном и сказать, что их разговор ещё не окончен, но её останавливает мягкий мужской голос позади, принадлежащий главе семейству.
— Коё, не нужно, — одёргивает жену Верлен, кладя свою ладонь на её хрупкое плечо, — вам обоим нужно остыть.
— Да он же такими темпами пойдёт по стопам этого Дазая, — разочарованно тянет Коё, искренне беспокоясь за своего ребёнка, — я ведь хочу лучшего будущего для него.
— Не пытайся контролировать его мысли и чувства, дорогая, — мягко произносит Поль, успокаивая любимую, — дай ему самому разобраться, что для него правильно.
Коё на слова мужа лишь грустно кивает и прислушивается к нему, зная, что Поль всегда был более лояльным и чутким в воспитании сына, нежели женщина, что боязливо контролировала каждый шаг своего чада, вмешиваясь во все аспекты жизни подростка.
На самом деле, Озаки невероятно сильно любит своего единственного ребёнка, что с таким трудом появился когда-то на свет, и порой просто не замечает своих ошибок в отношении к нему из-за слишком огромной любви.
Верлен и Коё всю жизнь мечтали о большой семье и представляли с какой нежностью будут воспитывать маленьких сорванцов, что с озорством бы бегали по их дому, принося в него шум и радость. В те времена Верлен усердно трудился на работе, дабы обеспечить своим детям достойную жизнь, а Озаки ждала первенца, грезя о рыжеволосом чуде, что совсем скоро должен был появиться на свет, ведь его уже с нетерпением ждали воодушевлённые и полные любви молодые родители.
Но к большому сожалению пары, роды прошли слишком тяжело. Множество врачей боролись за жизнь молодой матери и ребёнка, пока Верлен, от нервов, готов был лезть на стенку, молясь всем богам, чтобы его жена и сын справились. Девушка осталась жива, но была до ужаса истощена, а ребёнок родился недоношенным и его тут же забрали врачи, не разрешая молодому отцу даже посмотреть на новорождённого.
А дальше была долгая реабилитация, множество анализов и тщательный контроль врачей, что не позволяли Коё покинуть больницу ещё около месяца, оповещая женщину о том, что её организм по-прежнему слишком слаб, и следить за малышом самостоятельно может быть весьма проблематично.
После такого испытания Верлен больше не заикался о детях, надеясь забыть как страшный сон тот ужасный период, который они с женой пережили, чтобы Чуя появился на свет. Коё же, понимая, что её организм больше не выдержит ещё одних родов, посвятила всю себя сыну, заботясь о том, чтобы у того всегда было всё самое лучшее и желаемое. Но забота Озаки в итоге переросла в страх. Она боялась за единственного ребёнка до абсурдности, старалась контролировать его жизнь и быть в курсе любых увлечений, друзей и дел, не замечая, как с возрастом начала душить мальчишку этой самой заботой.
Женщина так сильно боялась потерять сына, что материнская любовь превратилась в птичью клетку, а Чуя стал запертым птенцом, мечтающем о свободе.
***
Рыжеволосый незамедлительно влетает в свою комнату и громко захлопывает дверь, запираясь на замок и стараясь унять бушующую ярость на мать. К горлу подступают солёные слёзы, но мальчишка усиленно держится, хлюпая носом, и быстро вытирает рукавом капли с глаз, не собираясь поддаваться чувствам и реветь от безысходности.
Он так устал. Чуя буквально ощущает фантомные наручники на руках, что сковывают его свободу, ограничивая истинные желания и мысли. Ему хочется избавиться от этих наручников, разбить их об стену, взломать любым способ или содрать кожу с рук до крови, буквально вырвав ладони вместе с мясом из стальных оков.
Накахара отчаянно скатывается вниз по стене, обессиленно откидывая голову назад, и упирается затылком в дверь, неожиданно вспоминая о суицидальном однокласснике.
В голове мелькают сцены, как он сегодняшним утром обежал всю школьную территорию в поиске шатена, как с трудом выпросил адрес его квартиры у матери, попутно забежав в аптеку и скупив множество различных лекарств, и как стоял на пороге его дома с красными от бега щеками и приятным чувством предвкушения от последующей встречи.
Рыжеволосого невероятной силой тянуло к вечно угрюмому однокласснику, потому что он был единственным, кто казался Накахаре настоящим. Дазай был
живым в его глазах. И сейчас, вновь задыхаясь от безнадёжности, мысли об Осаму помогали держать разум под контролем, находясь в шаге от нервного срыва.
Но все размышления Чуи прерываются входящим оповещением на телефоне, заставляя переключить своё внимание на загоревшийся экран мобильного, где в строке уведомлений красуется сообщение именно от того, кто заполонил собой все мысли отчаявшегося подростка.
"
Если хочешь сбежать от контроля, то спускайся на улицу," — гласит пришедшее от Дазая сообщение.
Чуя невольно переводит взгляд на время вверху телефона и замечает, что сейчас уже без десяти одиннадцать часов вечера. Это то самое время, когда его родители начинают готовиться ко сну в своей комнате, чем кстати должен сейчас заниматься и рыжеволосый, если бы не внезапное сообщение, а потому данное время идеально подходило под задуманный Дазаем побег. И Накахара даже не сомневается, когда накидывает сверху любимую джинсовую куртку, параллельно засовывая в карман штанов телефон вместе с ключами от квартиры, а после наспех укладывает растрёпанные волосы руками, быстро окинув себя взглядом в зеркале напротив.
Мальчишка движется очень тихо, аккуратно прикрывая дверь своей комнаты, стараясь не издавать лишних звуков, и замечает выключенный в коридоре свет, подтверждающий его доводы о том, что родители действительно готовятся ко сну. Сейчас единственным источником освещения являлась только тонкая полоска света из под двери родительской спальни, в которой сами хозяева приглушённо обсуждали планы на завтрашний день.
Рыжеволосый включает экран телефона и подсвечивает себе путь в темноте коридора до самой прихожей, перемещаясь как можно тише и прислушиваясь к каждому шороху. Накахара успевает быстро нацепить уличную обувь и щёлкнуть замком на двери, чей шум видимо не донёсся до Коё и Верлена, что были слишком заняты разговором, и даже не догадывались о побеге своего отпрыска. Чуя проскальзывает за дверь и, два раза провернув ключ в замке, громко выдыхает, наконец расслабившись, радуясь завершённой миссией по побегу из дома, что закончилась вполне успешно.
Рыжий наконец чувствует прохладный воздух улицы, когда спускается вниз, и слегка поёживается от прохладного ночного ветра, оглядываясь по сторонам, замечая неподалёку от своего подъезда фигуру одноклассника.
От Дазая веет свободой, сигаретами и опасностью, что мнимо ощущается на кончиках пальцев, и Накахара мчит прямым шагом на эту самую опасность, потому что только она даёт ему почувствовать себя таким же живым как Осаму.
Чуя бросает последний взгляд на окна своей квартиры и отворачивается, выбирая вместо напускной идеальности - человека в прокуренном чёрном пальто, чьё тело покрыто стерильными бинтами, а с тонких губ не спадает холодная улыбка.
И Дазай встречает его понимающим взглядом, влечёт за собой в некую пропасть, которой Чуя пока не может дать название, но слепо окунается в неё, отбрасывая в сторону всё остальное.
Осаму как чёрное пятно на его белоснежных страницах жизни, которое Накахара готов размазать ещё сильнее, дабы оно заполнило своей тьмой абсолютно всю книгу.
— Значит ты у нас не такой уж и послушный щенок? — Посмеивается шатен, протягивая рыжеволосому свою ладонь навстречу.
— Получается так, — кивает мальчишка и позволяет Дазаю взять себя за руку, впервые ощутив насколько у того холодная ладонь с небольшими шероховатыми мозолями на пальцах.
Осаму крепко обхватывает руку одноклассника, согреваясь от чужого тепла кожи, а затем переплетает их пальцы, замечая как гармонично всё же смотрятся их ладони вместе. Дазай тянет за собой рыжего парня, подальше от всех запретов, наперекор уставам и дисциплинам, даёт набрать в лёгкие свободы и утонуть в красоте ночного города.
И Чуя следует за Осаму, не думая про оставшихся в квартире родителей, лишь крепче сжимает бинтованную руку, и больше не оглядывается назад, давно для себя всё решив. А Осаму же, вот так ощущающий теплоту чужого тела, наконец даёт себе возможность согреться, приоткрыв тяжёлую дверь под названием сердце только для одного рыжеволосого парня, что смог привлечь его внимание, став единственным, кого Дазай осмелился так близко подпустить к себе.
Они оба нашли друг в друге то, что мечтали когда-то найти.
Этот союз был скреплён под ночным покровом ночи в самом центре Йокогамы, а свидетели тому промозглый ледяной ветер и отливающий свет из окон стоящей неподалёку высотки.
