Инотропный

      — А, Джим, это ты. Проходи, присаживайся, — сквайр с трудом поднялся, чтобы поприветствовать гостя, как полагается хозяину поместья. Крупная холеная ладонь Трелони на ощупь оказалась совсем ледяной, и даже свозь скупое рукопожатие Джим почувствовал сильнейшее нервное напряжение, искрившее на кончиках чужих пальцев. Изредка навещая сквайра, Хокинз с сожалением отмечал, как начал сдавать этот человек с, казалось бы, крепким здоровьем и отменным аппетитом. Вместо замысловатых шкатулок, доверху набитых изысканными сигарами, теперь на его столе помещалась целая гора всевозможных пузырьков с порошками и каплями, которые нужно было принимать натощак, до еды, во время еды, вечером и на ночь. Бледный, едва держащийся на ногах, теперь сквайр был лишь едва различимой тенью самого себя, немым укором людской трусости, в которой упрекал себя каждый вечер, отходя ко сну и каждое утро, силясь открыть распухшие от бессонницы веки.       Впрочем, до казни Дэвида даже на лице Джеймса можно было заметить не ускользающую от взгляда счастливую улыбку и горящие глаза цвета морской волны, стекающей пенными каплями по широкой мужской груди и мускулистой спине самого красивого в мире доктора. Сейчас же юноша лелеет и баюкает в груди огромную дыру, каждый день оборачивая ее в накрахмаленные рубашки и черные, как смоль сюртуки — его неизменные спутники, финальные аккорды в этом затяжном реквиеме по несбывшейся любви. Мир для него не потерял своих красок: он все так же был черным, белым, серым, синим, красным, жёлтым, иногда мутным, иногда светлым, иногда теплым, иногда обжигающе холодным, но даже самый прекрасный солнечный луч, даже самая красивая звезда или искренняя благодарность мгновенно впитывались в неровные края этой дыры, исчезая за долю секунды в потоке чернил и засохших прутьев ивы.       — Добрый день, сэр. Я получил ваше письмо и сразу приехал, как смог. Вы хотели поговорить со мной? — не дав Трелони ответить, молодой человек как-то сник и уже значительно тише добавил. — Вам стало хуже?       — Нет, мой мальчик, дело не в этом, — сквайр грустно посмотрел на собеседника и подошел к столику с вином. Его рука с зажатой в ней бутылкой, дрогнула, было, над своим бокалом, но сквайр вовремя спохватился и налил алкоголь только своему гостю, а себе плеснул воды. Приняв капли от нервного напряжения, Трелони снова грузно опустился в кресло напротив и внимательно, почти дотошно проскользил взглядом по лицу Джеймса. Он смотрел и смотрел, все еще силясь найти хотя бы тень того юнги, который не начинал ни одного дела без песни и своим неуемным безрассудством мог соревноваться с самим капитаном Флинтом. Бесплотный и бледный, Джеймс был похож на мертвеца, который держался на этом свете лишь в память о докторе и своем долге перед пациентами и матерью. Нет уже больше того мальчишки, который залихватски взбирался на фальшборт и всматривался в горизонт, нервно облизывая сухие губы. Нет того мальчишки, который растопил бы сердце любого своими песнями и смешными историями, которые слышал от постояльцев трактира. Нет того Джима, который уезжал на учебу в Лондон с надеждой на лучшее будущее и карьеру первоклассного доктора. Остался только корабельный остов с кое-где торчащими досками, напоминающими выпуклые ребра, что скрывались где-то под тканью бархатного сюртука. Он смотрел и смотрел, пока глаза не перестали видеть и их не застлала пелена слез, пока не пришлось достать платок и, извинившись, смахнуть горячие капли с подрагивающих ресниц.       — Сэр?       — Ты слышал последние новости? — начал издалека сквайр, внимательно наблюдая за реакцией собеседника. Поймав недоуменный взгляд, Трелони усмехнулся. — Сенатор Бишоп скончался позавчера утром.       — Хоть сенатор и виноват в смерти доктора, его кончина уже ничего не изменит, — глухо, будто из бочки проговорил молодой человек, отпивая вино из вычурного хрустального бокала. Он решительно не понимал, зачем Трелони снова пригласил его сюда обсуждать прошлое и напиваться, плача над собой.       — Вчера у меня была увлекательная встреча в храме. Человек, с которым я имел удовольствие говорить, предпочел скрыть свою личность и происхождение. Мы встретились ночью в исповедальне, общались через решетку, и мне видится, что ты, мой мальчик, будешь крайне удивлен и заинтересован предметом нашего разговора, — даже страдая от нервного истощения и подагры, Трелони обожал театральные паузы и многозначительные жесты руками. Вопреки усталости и раздражительности, молодой человек подавил приступ зевоты и весь обратился в слух. Ему казалось, что если он хоть на секунду потеряет бдительность или закроет глаза, то пропустит что-то важное, что-то жизненно необходимое.       — Сэр, я не понимаю.       — Человек, с которым я встречался, имел непосредственное отношение к сенатору Бишопу. После смерти последнего он хорошенько порылся в его документах и, среди прочего, наткнулся на прелюбопытнейшее письмо, которое косвенно может подтвердить, что Дэвида не казнили, — повисшую тишину можно было вспороть саблей.       — Что вы...Что вы сказали? — за секунду Джеймс оказался на коленях перед сквайром и мучительно вчитывался в каждую морщину на лице, силясь распознать малейший намек на сумасшествие: свое или Джона — не важно. Даже если он ослышался, и Трелони сказал что-то другое, молодой человек все прочтет по сухим обветренным почти синим губам своего старого друга.       — Есть вероятность, что наш доктор жив, — терпеливо, по слогам проговорил собеседник, и вся кровь Джеймса разом забурлила, раздувая и без того хрупкие вены своей неуемной силой. Пошатываясь, он встал и на ватных ногах добрел до бутылки с вином, разом осушив остатки прямо из горлышка, наплевав на этикет. Расправившись с алкоголем, Джеймс на мгновение потерял равновесие и оперся обеими руками о небольшой столик с напитками, перенося на него всю тяжесть не только своего бренного тела, но и душевных переживаний.       — Боже правый... — только и мог прошептать он, силясь унять тот шум, который всполохами крикливых чаек, набатом церковного колокола и лязгом брошенной на землю сабли разрывал его бедную голову. Трелони молчал, буравя сочувственным, но оттого не менее строгим взглядом застывшую согбенную фигуру юноши, который склонился над столиком в безуспешной попытке спрятать капли горного хрусталя, то и дело падавшие на бледные щеки, прочерчивая дорожку к шее и исчезая в складках его жабо.       — У меня нет оснований безоговорочно доверять человеку, который копается в документах своего бывшего начальника в надежде продать политикам, вроде меня, компрометирующие векселя или любовные письма, но в тот момент я ощутил слабую надежду, что Ливси жив, — устало прошептал сквайр, силясь сохранить энергию, чтобы рассказать самое главное. — В письме сенатор сообщал одному из своих людей, что ему необходимо обеспечить транспортировку двадцати секретных заключенных на остров Уайт и передать их вместе с несколькими ящиками продовольствия в распоряжение местному руководству в качестве уплаты долга. Имена, конечно, не указывались, но мое сердце подсказывает, что Ливси мог быть среди них, — сквайр выразительно помолчал и, не увидев искры понимания в глазах Джеймса, продолжил с нажимом. — Отправка произошла через два дня после предполагаемой казни Ливси — это первое. Бишоп ненавидел Дэвида за то, что он не в полной мере, как ему показалось, уделил внимание расследованию пожара в доме сенатора и, тем самым, не наказал виновного в смерти почти всей семьи чиновника. Остров Уайт — это рассадник чахотки, и кого бы Бишоп туда ни отправил — он не желал им мирной кончины, помяни мое слово. Куда ты, Джим?       — Я должен срочно отправиться туда и найти доктора, — двигаясь к дверям, будто в трансе, проговорил Джеймс, все еще плохо соображая после вина и сильного потрясения. Слова отказывались складываться в предложения, а мысли илом оседали на дне, предпочитая вовсе не двигаться в кромешной темноте сознания.       — И как ты себе это представляешь? Ты берешь первый попавшийся корабль, приплываешь туда, и тебе дают зайти на закрытую территорию, которая вот уже второй год находится во власти эпидемии? К этому проклятому берегу пристают разве что погибшие корабли или утопленники, — Трелони даже не мог представить, что юноше придется объяснять такие простые вещи. Он устало потер переносицу и снова принял капли.       — Что вы предлагаете?       — Смерть Бишопа развязала нам руки. Я выкупил много важных бумаг, которые подтверждают махинации бывшего сенатора, поэтому мне удастся обратить внимание общественности на его деятельность на посту. После того, как я расшатаю его репутацию, я попробую добиться аудиенции у короля и ходатайствовать о расследовании.       — Сэр, при всем уважении, даже если вы начнете действовать сию секунду, аудиенция у короля может наступить только через несколько лет, а медлить мы не можем! Чахотка не будет ждать, когда отреагирует общественность, и этот механизм придет в движение, — взорвался Джеймс, нервно расхаживая туда-сюда по комнате. Заслышав шум, в помещение вошел главный помощник сквайра, чтобы убедиться, что все в порядке. Получив утвердительный ответ, слуга поджал губы и, кивнув, вышел.       — Ты не хуже меня понимаешь, что оттуда не возвращаются. Это страшное место, — не без усилий сквайр поднялся из своего кресла и подошел вплотную Джеймсу, заставляя того посмотреть себе в глаза. — Мы даже не знаем, жив ли он, мы не знаем, был ли он в числе тех двадцати людей. Даже если ты его найдешь, тебя не выпустят с острова, да и корабли эту землю проплывают стороной. Обещай, мой мальчик, — глаза Джона снова наполнились слезами, но он волевым усилием подавил дрожь в голосе, — обещай, что ты не станешь так рисковать и дождешься, когда я обнародую переписку Бишопа.       — Вы знаете, что я люблю доктора, — утвердительный кивок головы, — и вы помните, как я страдал по нему, когда его не стало. Если есть хоть крошечная надежда, что Дэвид жив, я сделаю все, чтобы вернуть его домой, — юноша мягко положил свои ладони на плечи сквайра и тихонько сжал в ободряющем жесте, а затем позволил себе легкую улыбку. — Я не могу сидеть и ждать еще годы, пока все дойдет до короля, он реабилитирует честное имя доктора и вернет его домой. Я должен забрать Ливси сам, пока не поздно. Не беспокойтесь обо мне, прошу вас. Мне так часто не везло в жизни, должен же хоть раз наступить тот день, когда верблюд пройдет сквозь игольное ушко. Не в силах что-то сказать, сквайр молча обнял юношу и заплакал.