Ученик колдуна

      Мелкий рой надоедливых, будто невесомая взвесь, капель дождя лился с темно-серого ночного неба. Он создавал туман ближе к земле, окутывая плотной дымкой траву и редкие деревья. Лёгкая, но надоедливая промозглая влажность заставляла бездумно запахнуться плотнее. Что и сделал путник. Тёмно-коричневый плащ с капюшоном из грубой ткани полностью скрывал его невысокую фигуру и половину лица. Через плечо был перекинут полупустой вещевой мешок. Но что его выделяло так это длинная кристально-белая борода, заплетённая в толстую косу, перевязанную на конце потёртым кожаным шнурком. Старые сапоги из сыромятной кожи грязно-коричневого цвета, доходящие до середины голени, с отвратительным чавканьем спешно ступали по давно забытой людьми тропе. Помимо этого ночную тишину нарушал лишь легкий шум дождя и тяжелое дыхание старого путника. Ему нужно успеть до наступления новолуния. Иначе его долгий путь не будет иметь смысла. Повторяющаяся череда редких деревьев и облезлых кустарников, окруженных пожухлой травой, стала сменяться чащобой. Кроны и ветви деревьев сплетались между собой, не давая проникнуть и крупице света.       Старик остановился, вглядываясь в непроглядную для человеческого глаза темноту. Сильный порыв ветра едва не сорвал плотно натянутый капюшон, заставляя болезненно поёжится. Большие слегка морщинистые руки с сеткой мелких шрамов схватили края ткани, удерживая на месте. Против воли с губ старика сорвалось неразборчивое ворчание. Зябко закутавшись в плащ, путник ступил в темноту леса. До наступления новолуния было чуть больше часа. Он почти добрался до места своего месячного похода, растянувшегося почти на три. К сожалению, его старое тело начало подводить, и особенно это ощущалось с наступлением холодов. Вот и времени на отдых уходит больше, чем старик того желал. Путник пробирался через оголившееся корни деревьев, быстро делая только ему понятные зарубки на коре. Давящую тишину нарушали звуки легкого шепота переходящего в завывания ветра. А ветра ли?       Спиной почувствовав чужое присутствие, старик остановился. Он хмыкнул на это и продолжил путь, огибая разросшийся и поросший мхом склизкий корень. Чем бы это ни было, оно не способно заставить путника испугаться и обернуться. Ведь главное — это именно не оборачиваться ни при каких обстоятельствах: чтобы не слышал и не чувствовал. Очередной сильный и непонятно как просочившийся через плотную заросль порыв ветра заставил споткнуться носком сапога о камень.       Старик довольно хмыкнул, приседая и проводя широкой ладонью по чуть треснувшим от времени булыжникам. Наконец-то нашел. Не теряя больше времени на жалость к своему уставшему старому телу, путник достал из мешка факел и, отогнав уже привычную для глаз темноту, быстрым движением зажёг. Но тот больше отвлекал, чем освещал дорогу. А ведь посмотреть было на что… То тут, то там, валялись недоеденные останки животных и людей. Старик пнул кусок погнутого доспеха, и его губы растянулись в злорадной улыбке. Части тел рыцарей и жрецов, предпринявших жалкую попытку очистить это место, поднимали ему настроение. Туча мелких многоножек и прочей насекомой братии бросились в стороны от яркого света, в отличие от любителей тепла.       С десяток восставших бросились на огонь, что тут же был отброшен в сторону. Костлявыми пальцами, обтянутыми трупной чёрной кожей, они рвали друг друга в попытке дотянутся до так желаемого тепла. Старик бросил безразличный взгляд из-под плотно опущенных густых бровей на иссушённое костлявое лицо с пустыми глазницами и по-звериному острыми зубами. И прошел мимо, не вызывая у тех какого-либо интереса. Его хладнокровность в данной ситуации была ему на руку, хоть и подгоняла как можно скорее вернуться домой. Только лишь благодаря ей он смог зайти так далеко в чащобу, не вызывая губительного интереса у восставших. Старик прошел совсем немного, как губы растянулись в предвкушающей ухмылке. Легкий серо-синий туман стелился по низу, словно вода, окутывая нестройные ряды плит и покосившегося камня. Путник отбросил капюшон назад, проводя грубыми мозолистыми руками по лысой голове.       Древнее, заброшенное и заросшее вокруг чащобным лесом кладбище предстало его взору. Туман и неплотно переплетенные кроны едва мешали мягкому освещению от тусклого света звезд. Затхлый запах, преследовавший мужчину, стоило ему только ступить на эту землю, стал невыносимо резким, отчего начинали слезиться глаза, и оседал неприятный ком в горле. Но мужчина лишь неопределённо пожал плечами на этот дискомфорт — бывало и хуже. Он провел ладонью по ближайшей надгробной плите, отгоняя серо-синюю дымку. Не то. Старик ступал всё дальше в глубь последнего пристанища для тленной оболочки. Под ногами с веселым хрустом ломались и крошились предположительно кости. Какое-то неясное и несвойственное ему будоражащее чувство распространялось по всему телу. Словно бы сейчас должно произойти что-то неожиданное. И даже то, что он не может найти подходящую могилу, его не раздражало и не расстраивало. Возможно ведь даже, что затея не увенчается успехом. Такие мысли витали в голове у старика: он проверил уже половину и всё не то.       Смахнув туман с очередного покосившегося и треснутого камня, мужчина довольно фыркнул. Полустёртая надпись на надгробии гласила, что здесь похоронен юный жрец, так и не успевший вступить на путь света, но вот причина смерти за давностью времени откололась, и на ее месте была пустота. Распахнув полы плаща, старик снял с пояса маленькую лопатку и принялся копать. Новолуние приближалось с каждой секундой, и мужчина, подгоняемый азартом и все еще горевшим в нём возбуждением, резво раскапывал могилу. Через десять минут кончик лопаты наткнулся на почти сгнившую древесину. Что было странно: последнее захоронение произошло более пяти сотен лет назад. Отломав крышку, он заглянул внутрь и раздосадовано цыкнул. Причина его путешествия отсутствовала, а именно череп. И, судя по трупу, умер жрец как раз от его потери.       Старик чуть кряхтя вылез из ямы, отряхиваясь. Если бы дурацкий надгробный камень сохранил столь нужное знание о смерти этого дохлого и бесполезного недожреца, ему бы не пришлось надрывать, итак, больную поясницу. Мужчина чувствовал, что новолуние наступило. Он недовольно пригладил бороду, размышляя, как поступить дальше. У него нет времени ждать следующего новолуния, да и вряд ли здесь найдётся кто-либо подходящий. Всех жрецов, состоявшихся или нет, вот как лет четыреста пятьдесят хоронят в специальных мавзолеях с толпой охраны из рыцарей и прочих идиотов. Да и количество свежих трупов на пути сюда не радовало. Это место точно стоит в очереди на очищение, а значит теперь оно бесполезно.       Глубоко выдохнув через нос, старик осмотрелся. Всё же он может собрать насекомых и растущие здесь травы. Не так проворно, как ранее, мужчина стал искать пригодные для использования материалы. В основном это были грибы и могильные жуки с толстым прочным панцирем и длинными игольчатыми лапками.       Когда его заплечный мешок был забит под завязку, и старик собирался уже уходить, он услышал шипение с левой стороны от своего лица. Из-под опущенного капюшона высунулся змей, черно-белого кольчатого окраса по всей длине его небольшого тела. Змей настойчиво шипел в противоположную от них сторону. Старик, склонив голову ближе к своему ползучему другу, внимательно вслушивался. Закинув мешок за плечо, он двинул к краю кладбища, куда указывал его спутник. И, подойдя ближе, обомлел. Под иссохшей старой ивой, робко спрятавшись в ее корнях, рос ярко-голубой светящийся цветок. Старик нахмурился, рассматривая словно бы и не отсюда растение. Такой рос только на свежих могилах, и то не на всех. Человек при жизни должен быть добрым душой, чуть ли не святым, или же…       Старик нахмурился еще сильнее: это должна быть могила ребёнка с чистым сердцем, чтобы это черт возьми не значило. Путник опустился на колено ближе к цветку, разгоняя туман. И в самом деле, немного правее от корней была свежая могила. Каким образом это произошло, старику, откровенно говоря, было плевать. Он шел сюда за медью, а нашел золото.       Этот цветок обладал невероятными целебными свойствами, было просто какой-то неестественной и чудовищной удачей найти его. Не только мавзолеи, но и простые сельские кладбища теперь охраняют, а все такие цветы сразу же передаются «на благо» ордена жрецов или знати. Змей, обернувшийся вокруг шеи мужчины, довольно зашипел и ненавязчиво поторопил. Старик легко вынырнул из раздумий и протянул руку, готовясь сорвать цветок.       — Не тронь его!       Громкий детский вопль заставил мужчину отшатнутся в неожиданности. В давящей тишине, прерываемой лишь тихим шёпотом и далёкими завываниями восставших, услышать почти истерический крик было странно. Мужчина озирался в поисках источника шума. Но вокруг был всё такой же туман и деревья, да надгробные камни с плитами. Змей, заползший обратно под одежду старика, обеспокоенно шипел, тоже не понимая откуда был крик. Старик мог бы подумать, что просто сходит с ума, если бы вновь не попытался сорвать цветок.       — Не тронь его! Он мой! Мой!       Кричали сверху. Мужчина поднял голову. На иссохших ветвях дерева сидел ребёнок. Мальчик или девочка, было непонятно, как и жив ли он вовсе. Худое и бледное тело прикрывали драные грязные лохмотья. Руки, как и ноги, наполовину длины были в грязи и чём-то мутном. Всклоченные волосы, непонятно какого оттенка, и большие, впалые, возможно от голода или же разложения, карие глаза, горящие безумной паникой. Глубокие синяки под глазами слишком уж плавно переходили в грязную синеву впалых щек. Ребёнок неловкими движениями, граничащими с обычной для человека гибкостью, спускался с дерева, повторяя как в бреду одни и те же слова:       — Он мой! Мой! Она моя! Могила моя! Моё!       Старик без доли сожаления во взгляде наблюдал за вернувшимся, упавшим под конец. От восставших их отличало более человеческий, но всё ещё болезненно-мёртвый, вид да возможность говорить. Хоть и могли сказать они в основном одни и те же слова — пять или десять от силы.       Ребёнок выглядел отвратительно, через силу поднимаясь на ноги и трясясь всем телом. При более близком рассмотрении стали заметны многочисленные порезы и ушибы. В уголках рта засохшая кровавая корка, уходящая дальше по шее. Его бормотание было то громким, то тихим, то переходило в откровенный истерический вопль, произношение слов было коверканное, будто он уже и не помнит, как правильно их произносить гниющими связками. Руки безвольно висели вдоль туловища, покачиваясь в такт трясущемуся телу. Половина ногтей была сломана под корень, а с кончиков пальцев начинала отлетать кожа легким слоем.       — Не тронь! Не тронь! Мой! Только мой!       Старик покачал головой. Ему было абсолютно без разницы откуда взялся этот ребёнок, что находился в шаге от становления восставшим. Не прилагая особых усилий, он оттолкнул его в сторону и сорвал цветок. Реакция была незамедлительно. Ребёнок встал, медленно покачиваясь, взгляд, что горел безумием, на пару секунд стал потерянным, пока не стал наливаться звериной злобой. Слышно было как заскрежетали его зубы. Дитя с дикими воплями схватилось за грязные волосы.       — Моё! Я же сказал, что это всё моё! Тупой ты, полусдохший, чёртов дед! Верни! Верни, сейчас же! Всё это моё! Они мои! А-а-а! Ты убил их! Убил! Убил! Убил… Зачем… Зачем?!       С каждым выкрикнутым словом ребёнок становился все тише, но не прекращая с несвойственной для детей будто животной злобой смотреть на него исподлобья.       — Так ты живой… — наконец обронил старик, до сего момента хранивший молчание.       Честно сказать, он был удивлён, даже не так, он был предельно шокирован. За всю его «долгую» жизнь, такое виделось ему впервые. Как ребёнок смог выжить на древнем кладбище, где вся вода и любая еда, или то, что можно было принять за неё, является мучительным и смертельным ядом? Каким образом преодолел чащобу, не попав в когтистые руки восставших? Что он здесь делает? Чья тогда могила? Сплошные вопросы без ответов. Задать их, как оказалось, выжившему старик не успел.       Ребёнок с поистине жалобным писком согнулся пополам, хватаясь за живот, и через секунду заходясь в кровавой рвоте. Спазмы различной силы заставляли содрогаться итак тщедушное тельце в припадках. Старик почувствовал движение змея под тканью, пока его голова не высунулась из укрытия, привлеченная шумом. Ребёнок, тяжело дыша, трясущейся ладонью попытался вытереть рот от кровавых масс, но только лишь размазывал её сильнее.       Мужчина безразлично пожал плечами, собираясь уходить. В любом случае ребёнку осталось страдать недолго, возможно, он слышит его предсмертные хрипы. Пройдя пару шагов, старик резко остановился из-за сузившейся удавки на шее. Змей раздраженно зашипел в правое ухо, а кончик хвоста резко дёрнул за бороду, заставляя посмотреть в сторону ребёнка, который проявлял чудеса упрямства и живучести. Дитя, упираясь коленями и локтями в землю, ползло в его сторону, разгоняя туман. Выглядело жутковато. Мужчина отвернулся, и удавка на шее стала сильнее, практически лишая возможности сделать вдох. Он в раздражении повернул голову обратно к ребёнку.       — И? Что ты хочешь? Чтобы мы взяли этот без пяти минут ходячий труп с собой? Что-то я не припомню у тебя такого сострадания и человеколюбия! Даже к детям!       Змей в ещё большем раздражении зашипел на мужчину, концом хвоста указывая на цветок в руке старика.       — Ты должно быть шутишь?       Черно-белый змей недовольно сузил глаза и проворно сполз с тела мужчины, направляясь к ребёнку. Старику ничего не оставалось как пойти за ним. Ребёнок за это время успел полностью упасть на землю, но не переставал ползти. Подойдя ближе, старик услышал тихое шептание, что не звучало однако как горячечный бред. Вот только разобрать слов он всё равно не мог, отчего пришлось присесть и опустить голову к мертвенно-бледным искусанным губам.       — Возьми…       Ребёнок трясущейся рукой схватил жилистыми пальцами грубую ткань плаща.       — Меня…       Змей прополз круг вокруг него, вернувшись к старику.       — В…       Мужчина понемногу терял терпение: выйти из чащобы нужно до рассвета.       — Ученики…       Ребёнок, хрипло дыша, зашёлся в кашле, но хватки не ослабил. Как у него ещё остались силы было загадкой. Старик хмыкнул.       — С чего бы?       Продолжая содрогаться в кашле, дитя недобро улыбнулось и, свободной рукой указывая на змея, сказал:       — Потому… что… ты… колдун…       После этих слов силы окончательно покинули его, и он упал без сознания. Старик, осознавая смысл сказанного, рассмеялся. И в самом деле искал медь, а нашел золото.