***
Громкий крик петуха заставил Хрома подскочить на кровати и непонимающе осмотреться вокруг, сонно моргая. Однако замешательство длилось недолго, стоило ему увидеть совёнка, что сидел на изголовье кровати и также сонно моргал. Сенку заразительно зевнул, взъерошивая перья. Это показалось колдуну до забавного милым. — Утро доброе, — фамильяр повернул голову в бок с хитрым и хищным прищуром. — Как спалось? — Утро, — шатен моментально покраснел, вспоминая, что вырубился на груди у мужчины. И почему-то его сон прошёл без привычных кошмаров. — Необычно. Шатен встал и без лишних слов начал спешно собираться, находиться здесь больше не имело никакого смысла. Хром был этому несказанно рад, хоть и выяснилось, что от восставших и прочих разновидностей «живых» трупов ему никуда не деться. Он вспомнил слова фамильяра, и теперь всё это имело смысл, хоть и раздражало до зубного скрежета. Получается, тупой дед знал обо всём этом изначально? Или нет? Почему молчал? Ничему не учил, потому как у него не было нужных знаний? Только вбивал в голову наставления не оборачиваться, идя на дело, считай, заходя в чащобу или на кладбище. Что он вообще там делал, если пришёл не для благословенного проклятия? Что искал Касеки в древней могиле? Они это негласно не обсуждали, когда старик понял, что вразумительного ответа на свои вопросы от него не получит. Просто приняли сам факт произошедшего как волю судьбы и жили дальше. За этими размышлениями колдун собрал вещевой мешок и, подхватив совёнка на руки, привычным движением посадил его себе в капюшон. Он открыл дверь, спешно выходя и громко топая по скрипучим ступеням лестницы. В затхлом воздухе таверны витал освежающий шлейф крови и смерти, что становился ярче, чем ниже спускался шатен. Хром остановился на последней ступени и окинул взглядом помещение. Картина, представшая пред ним, его позабавила и озадачила. Парень быстро вышел из таверны и спешно направился на выход из поселения в сторону болот, краем глаза осматривая обстановку вокруг. Его уже не волновало, заметит ли кто-нибудь, куда он держит путь. Отойдя на достаточное расстояние, колдун задумчиво спросил: — Что это такое было? — А что не так? — Сенку вылез из капюшона и слетел на выставленную руку шатена, цепляясь лапами за запястье. Хром цыкнул. Фамильяру, кажется, нравилось бесить его почём зря, отвечая вопросом на вопрос. — Хмм, может то, что весь пол и стены таверны были залиты кровью и кусками плоти, а повсюду валялись людские руки или ноги, — колдун закатил глаза. — И в тоже время они, как ни в чём не бывало, перемазанные в этом всём и без конечностей, ходят мимо всего этого и обсуждают очередную попойку? Они что, не видят всего этого? Как они могут быть живы? Или, о… Да, точно. Я тупой, забудь. — Как приятно видеть проблеск ума в твоей головушке, — Сенку прищурил глаза и с лёгким смешком развёл крылья в стороны. — Они прокляты через воду, которой та чёртова старуха щедро разбавляла выпивку. После смерти они определённо восстанут, а те кто умер от руки проклятого, также будут прокляты. Пока сама земля и воздух не пропитаются проклятьем. Ночью они будут плодить новых, а с первыми лучами солнца возвращаться к «человеческому» облику, не помня и не видя ничего из произошедшего. — Замечательно, но откуда ты всё это знаешь? — Хром прикусил губу, сдирая сухую корочку с неё и быстро слизывая кровь. — Ты тоже? — Нет, — колдун почувствовал волну грусти и скорби от Сенку, — Мой отец. Шатен понятливо кивнул и решил не расспрашивать фамильяра дальше, чувствуя, как ему неприятна эта тема. Совёнок перелетел на плечо парня, и они молча продолжили путь. За неделю погода успела испортиться полностью. Резкие и пронизывающие порывы ветра дули так, что было невозможно сделать вдох. Мелкий и противный дождь водной пылью летел в лицо колдуна. Земля под ногами, перемешанная с бурыми листьями, от любого шага громко хлюпала и утягивала глубоко за собой. Влажный запах грязи и гниющих листьев, отдающих небольшой затхлостью, свободно заполнял лёгкие, что было в разы лучше ароматов витавших в таверне. На голову шатена то и дело сыпались короткие сучки и последние листья, срываемые порывами ветра. Мерный гул крон и ветвей деревьев дополнял зловеще мирную картину осеннего леса. Хром быстрыми и пружинящими шагами шёл в том направлении, что ему указывал Сенку, то и дело останавливаясь, замечая какое-нибудь растение или жука. Фамильяр на нескончаемые остановки не ворчал, а наоборот воодушевлённо рассказывал о свойствах найденных ингредиентов, что колдун не знал. Парень же с поистине детским восторгом вбирал в себя новые знания, но в какой-то момент одёргивал себя и чуть ли не бегом начинал двигаться дальше, чтобы всё повторилось вновь. В таком темпе они двигались неделю. Хром только под непрекращающееся нытьё фамильяра залезал на склизкие и покрытые мхом деревья, чтобы передохнуть. Тут уже сам колдун начинал ныть, что он и ночью видит прекрасно, какой смысл тормозить. Они вышли на окраину болот, так что приходилось хорошенько подумать, куда сделать шаг и в какую сторону пойти, чтобы не наткнуться на очередную заводь, покрытую зелёной ряской. Сам же Сенку всё это время оставался в форме совы, ставя эксперимент, носит ли его возможность обращения накопительный эффект или, пока у них этот «обрубок» связи, надеяться не стоит. Хром устало потёр глаза, остановившись на короткий отдых. Ощущение, что они ходят кругами, его не покидало. Если предположить, что болота особенное место для ведьм, как кладбище и чащоба для колдунов, то выходит, что это не просто так. Либо его не хотят пускать, либо он чего-то не замечает. Сенку подсказывать не спешил, лишь недовольно клевал его в хрящик уха на особо тупые мысли шатена. Колдуна от этого пробирала лёгкая дрожь, и, как ни странно, это помогало прийти к какому-то выводу или решению. Хром покачал головой и бездумно пошёл в бок, надеясь найти хоть какой-то верный путь. Где-то вдалеке завывали восставшие, увязнувшие в трясине, мимо парочки таких парень проходил с фамильяром, не удостоив внимания. Вот и сейчас короткие подвывания влетали в уши колдуна, редко разбавляемые натужными всхлипами. Парень резко остановился, холодея внутри. Восставшие не всхлипывали. Да и, если прислушаться, этот вой больше походил на плач или стенания. Колдун отправился на звук, пару раз увязнув, ногой по колено. Почему он так реагирует на тонкий, и явно детский плач, ещё долго останется для него загадкой. Чем ближе он был к звуку, тем явственнее в рыданиях была слышна истерика. Хром заглянул за массивный корень поваленного и подтопленного дерева. — Эй, — оклик сам вырвался из него. Рыдания прекратились. Маленькая фигурка, покрытая грязью и трясиной с ног до пшенично-серой головы, подняла своё лицо. Расцарапанные колени обнимали тощие ручонки с длинными тёмно-фиолетовыми ногтями, чей цвет переходил и на пальцы. Карие глаза, залитые слезами, посмотрели на него с испугом. Дорожки влаги ползли вниз мимо пяти чёрных четырёхконечных звёзд, расположенных от правой до левой скулы в ряд. Неожиданно её лицо резко исказилось, превращая маленькую девочку в старуху.Часть 13
21 апреля 2024 г. в 20:20
Нестройный гул пьяной толпы крестьян, горланящих песни, не обременённые особым смыслом и приличием, затих на долю мгновения. Но только для того, чтобы затем разразиться отборными бранными словами и звуками битых глиняных тарелок и падающих тел. Очередная драка была подхвачена одобрительными и похабно-восторженными визгами местных девок.
Хром со всей дури приложился головой об стол. За всё время, проведённое здесь, он уверился в том, что у него достаточно крепкая голова. Голова, что не находит покоя от простоя и бездействия, или, проще говоря, парень помирал со скуки и однообразия. Его единственным развлечением было смотреть в окно на редких путников, забредших в это поселение по жестокой ошибке судьбы. Ну, или биться головой об стол от очередного пустого дня, проведённого в тесной комнатушке, изученной вдоль и поперёк. Сейчас ему было жаль не столь уменьшающийся вес кошеля, как ускользающий сквозь пальцы душевный покой. Пряный запах трав становился удушливым, оседая горечью на языке и пальцах.
Похоже у всех колдунов в крови и на роду высечено быть нелюдимыми и ценить тишину. Что было практически невозможно от стройного ряда мыслей фамильяра, которые перебивались меж двух языков и звучали довольно саркастично и едко. Но это никоим образом не раздражало колдуна, в отличие от шума оголтелой толпы, каждый вечер пытающейся спиться до сизых соплей.
Шатен провёл руками по голове, тщетно пытаясь, если не заглушить раздражающий шум, так хоть оторвать себе уши. Парень взъерошил волосы, стараясь не думать, но, к сожалению, он этого не умел. Въедливый рой мыслей настойчиво крутился в голове, вытягивая из него все жизненные силы.
Прошла почти неделя со сбора мешочка. И ничего. Совершенно ничего не происходило. Если, конечно, не считать растущее раздражение Хрома, из-за которого чувство вырывающегося из-под контроля колдовского огня всё чаще покалывало на его ладонях. Досада и злость бились в нём в яростном припадке, доводя парня до исступления. Он не спал, практически не ел и не пил, размышляя до помутнения в глазах. Почему не происходило ничего? Сенку уверил его, что пройдёт всего пару дней, как они увидят результат. Пара сменилась на тройку и затем медленно дошла до недели. Что-то было не так, и шатен даже не допускал мысли, что фамильяр ошибся. И раз вины мужчины нет, значит, всё дело в нём.
Он как обычно всё портит. Он где-то ошибся, сделал не так, как нужно. Совершил небрежную оплошность, неверно понял указания фамильяра. Другого объяснения и быть не может. Голову заполонял жёсткий и бессердечный голос, который шатен не может выкурить уже столько лет. Бесполезный, бездарный, никчёмный, бесталанный…
Хром так и продолжил бы вязнуть в болоте самобичевания, рассматривая заученные трещины в древесине, но его отвлёк усталый и тяжёлый вздох и последовавшая за ним короткая ярко-зелёная вспышка. Колдун поднял голову: фамильяр растянулся на правом боку на покрывале и смотрел на него как на идиота, но с какой-то довольной улыбкой, а-ля «он идиот, но он мой идиот».
— Сколько раз мне повторять, что ты сделал всё правильно, — Сенку двинул левой ладонью в сторону колдуна. — И твоей вины здесь нет?
— Ну, почему не работает тогда? — Хром поморщился от едва различимых капризных ноток в голосе, этого ещё не хватало.
Фамильяр выгнул бровь и как следует затем потянулся, переворачиваясь на спину. Он довольно хмыкнул и сел на кровати закинув ногу на ногу. Сенку всем своим видом показывал, какое удовольствие он испытывает от нахождения в форме человека. Каждое движение было неспешным и плавным, когтистые пальцы при разговоре не прекращали жестикуляции. Связь в такие моменты была тёплой и мягкой и приятно звучала на слух.
Мужчина приоткрыл губы, обнажая край белого клыка, но сжал их плотно обратно почти сразу, повернув голову в бок и прислушиваясь. Пьяные визги с первого этажа перешли в откровенный рёв разъярённой толпы, как резко всё стихло. Блаженная тишина приятно ласкала уши колдуна, чего нельзя было сказать о посетителях.
Губы фамильяра растянулись в гадко-довольной усмешке, будто именно этого они и ждали. Хром непонимающе сдвинул брови вместе, как вздрогнул от резко хлопнувшей двери таверны. Он выглянул в окно и увидел, как мужики вытащили окровавленного щуплого пацана с хорошо заметной дырой в голове. Колдун видел его входящим в поселение перед рассветом. Нетрезво шатающиеся крестьяне бросили его под относительно ровный плетённый забор и, пьяно смеясь, вернулись в помещение. Колдун подслеповато сощурился. Рассматривать лицо свежего трупа ему было без надобности. Он скорее пытался понять по степени размытия кровавого месива на затылке паренька, какое время дня сейчас. Получалось пока плохо, но радовало, что близилась зима с её длинными вечерами.
Хром ещё какое-то время рассматривал скудный пейзаж из кривых домов за окном. Но он быстро потерял интерес к нему ещё в первый же день. Близилась ночь, судя по тому, как всё чётче видели его глаза. Колдун скривился. Ему приходилось каждый вечер спускаться и сидеть по часу или около того в углу таверны. Для вида заказывал кружку пива и незаметно выливал её под стол, или в тару редких и не в меру пьяных собеседников. Выдавливал из себя постную улыбку на все попытки хозяйки таверны сосватать такого «милошечного мужинку» за очередную местную девку, что седьмой водой на киселе была родственницей приставучей старухи. Кивал головой и притворно вздыхал, что, дескать, он уже связан клятвой, ничем помочь не может. Но чёртова карга не оставляла попыток. Фамильяр же был с ним, глубоко спрятавшись в капюшоне, и отпускал едкие фразочки в сторону того или иного пьяного бреда. А на всё сватовство карги бешено тараторил ругательства, сбиваясь с одного языка на другой.
Парень практически встал, тяжело и неохотно передвигая ногами, словно собирался идти не в зал таверны, а на виселицу. Но резко остановился, услышав до боли знакомые звуки. Он резко отодвинул стол, припадая к окну и до хруста сжимая хлипкую раму.
— Почему? Это… Почему именно это?.. — Хром тяжело задышал, его слегка потряхивало, глаза заволакивало какой-то смиренной и обречённой пеленой.
— Ну, а чего ты ожидал? — голос Сенку выбил Хрома из неглубокого транса.
Колдун почувствовал, как огонь охватывает его руки. Он повернулся к фамильяру, что не изменил позы, лишь едва покачивал ногой и выглядел слишком довольным собой.
— Да чего угодно, но не этого! — колдун яростно жестикулировал, и огонь вырвался, покрывая ладони и переливаясь от ало-красного до ядовито-зелёного.
Выкинутый парнишка на глазах превращался в восставшего, завывая на разные лады, от иссушающего его тела холода и медленно ползущих со скрипом когтей. Он неловко поднялся с земли и медленно заковылял обратно в тёплую таверну. Хрому до одури хотелось спалить здесь всё дотла. Начиная со старухи, владевшей таверной, заканчивая последним живым существом в этом городишке. В том, что это было их проклятье, сомневаться не приходилось. Превращение заняло всего несколько минут, а не дней или недель. Сенку глубоко вздохнул и самым мягким и спокойным голосом медленно заговорил:
— Хром, позволь напомнить тебе: ты провёл на древнем кладбище, окружённым чащобным лесом, три года, — фамильяр встал и неспешно начал приближаться к колдуну. — Это не просто место твоего бывшего заточения. Чащобы и кладбища, это места силы для колдунов и фамильяров. В моём детстве многие специально пытались отыскать такие места и пробыть там хотя бы ночь и выжить. Получить проклятие с места древней силы для обычных людей смерть, для нас же благословение. У таких мест есть некое сознание или древняя сущность, как тебе больше нравиться. Оно приняло тебя, буквально взрастило. Ты впитывал его силу с каждой ночью, пережитой там, с каждым вздохом, с каждым поглощённым существом.
Хром недовольно сморщил лицо от последних слов мужчины. Он не любил вспоминать, что ему приходилось делать, чтобы выжить. Сенку уже вплотную подошёл к парню, продолжая:
— Тебе не казалось странным, что ты чувствуешь и слышишь восставших, едва они поднимают вой? Что, куда бы ты ни пошёл, они были неподалёку? Что они убегали от твоего огня как от чумы? Смерть и трупы твои давние спутники, — Сенку положил ладони на его напряжённые плечи и посмотрел в глаза, выгибая брови домиком, отчего шрамы сдвинулись в непривычное положение. — Это то, кто ты есть. Многие мечтали повелевать мёртвой плотью и создавать существ себе в услужение, но лишь немногие были удостоены развить своё искусство в этом русле. Не отвергай этого, иначе я не ручаюсь за последствия отрицания такого дара.
Колдун внимательно слушал своего фамильяра, волна ярости постепенно сходила, как и огонь с лёгким шипением затухал на ладонях. Шатен устало закрыл глаза и кивнул, его голова просто раскалывалась. Потому он позволил Сенку мягко увести его за собой в кровать. Мужчина уложил голову Хрома к себе на грудь, перебирая мягкие короткие волосы. Колдун довольно уткнулся носом в неё, отдаваясь приятным и успокаивающим прикосновениям, сознание мягко и неожиданно быстро уплывало от него. Фамильяр довольно оскалился, услышав мерное сопение со стороны шатена. Что его разморило больше: близость с ним, или отчаянные крики боли и мольбы о помощи, перебиваемые множественным рёвом восставших — было неважно.