Ты плачешь, проливая слезы, а я — истекая кровью
В ранние годы это был обычный салон для животных, позже ставший хоть и не лучшим, но любимейшим местом, куда можно доверить собственных животных. Полноценная ветеринарная клиника, заправляемая одной девушкой: самой красивой, доброй, милой, заботливой и всё ещё счастливой, несмотря ни на что. Она считала успехом тот факт, что из обычного салона, в котором та купала щенков, включая юных спасателей, приводила в порядок бродячих или брошенных котят с теми же щенками, это место стало чуть меньше, чем больница: здесь одна молодая девушка спасает жизни пушистых зверят, делая счастливыми и их и себя. Кейти заслужила их любовь, любя их одинакового сильно. Блондинка стояла на улице, с трепетом осматривая улицы, ожидая «доставку». Сердце билось чаще, чем обычно. Волнение кружило голову. Совсем недавно ей поступил вызов, приняв который она не успела открыть рот, как обомлела. Конечно, та спросила, что случилось, но ответ мало что прояснил. Зато было ясно другое: ей срочно необходимо приготовиться к принятию раненого патрульного. Только вызывало страх другое… Один тяжело раненый, с другим — непонятно что; как бы ей не пришлось столкнуться со скелетом… Мгновение ока и вдалеке появился квадроцикл, несшийся, сломя голову, одной рукой управляя транспортом, а второй — удерживая собаку от случайно размазать ту по асфальту. Девушка увидела его, пса, что очень любила, потеряв трезвость в своих мыслях, не принимая факт травматизма. Однако сейчас ей необходимо взять себя в руки, потому что Райдер уже здесь, и он не просто просил, а требовал идеальной последовательности ей текущих действий. — Кейти, бери Чейза и заноси внутрь! — скомандовал лидер, решимость которого подкреплена и подавлена страхом. Обоим было не до приветствия, руки бешено тряслись, один не понимал, почему это случилось, вторая — как. Тем не менее, Кейти, сквозь непонимание, тревогу и ступор от вида побитого и кровавого овчара, аккуратно и заботливо взяла на себя довольно тяжёлую тушу, снова спросив у лидера причину данной трагедии, получив сухой ответ, оставив попытки узнать правду, теперь сосредоточившись на своём друге. Интерьер приятен глазу. Также как и вид звуки ухоженных, здоровых и счастливых животных. Немало травмированных зверей здесь побывало. Но с такими увечьями — ни разу. Для длинной, но исхудавшей, тушки ветеринарный стол был маловат, но в данной ситуации — подойдёт. — Кейти, пожалуйста, помоги ему!.. — Меррингтон уложила полицейского, незамедлительно приступив к осмотру, попросив хозяина пса не мешаться, разделяя его страх. Два раза повторять не надо — парень отошёл достаточно, внимательно, с надеждой, наблюдая за каждым вздохом своей подруги, не контролируя себя, чтобы не посмотреть на Чейза. Кэти начала с быстрой общей оценки пса. Она ощупала его после этого сделав несколько замеров с помощью различных инструментов, обнаружив, что у Чейза была какая-то внутренняя травма, забеспокоившись ещё больше, что даже атмосфера всегда доброй и нетронутой клиники окрасила её в алую радугу. Райдер почувствовал накал обстановки, ожидая её ухудшения. Прежде, чем продолжить, та достала бутылку с перекисью, уделив тщательной дезинфекции пару минут, подумав, что делать с рваными ранами: логично было зашить, нанести пластыри, забинтовать все повреждения. Но всё это может оказаться бессмысленным, если её опасения подтвердятся. Девушка положила руки на грязную грудь, потрогав, сжимая во всех местах, просто чтобы осознать, что ситуация с Шепардом выходит из-под контроля: собачья грудь была слишком твёрдой, окоченевшей, на ощущения «выбитой из строя». Та, не желая рисковать, зато зная, к чему это может привести, взяла и закрепила манжет, измеряющий артериальное давление, вокруг задней лапы, сняв показания. Как она и ожидала, кровяное давление оказалось довольно низким. Это стало для неё роковым диагнозом, но ей было необходимо сказать об этом Зику, даже если бы это стало самоубийством. — Райдер… — Кейти стояла, держа руки на кушетке, глядя сквозь пространство, не до конца понимая, что такое возможно. — Всё намного хуже. Я не знаю, что там случилось, но ясно одно: у Чейза внутренне кровотечение, грудная клетка не в порядке, скорее всего треснута… в лучшем случае, — Зик, слушая каждый её звук, прокрутил в голове всё ещё раз, просто не в силах справиться с эмоциями, пытаясь держаться, но опуская взгляд, трясясь, не выдерживая давления этих бежевых насмехающихся стен, ощущая нарастающую злость и грусть. — Зик… — девушка вернула друга в реальность, положив руку на плечо, глядя в карие, залитые кровью, глаза, даже не думая о том, насколько растерянным выглядел главный спаситель их Бухты. — Я могу обработать раны, но это — вне моих сил. Ему срочно нужна помощь специалистов, потому что даже обычный перелом — пустяк по сравнению с кровоизлиянием. Ему можно помочь, но сейчас необходимо действовать. Бери Чейза и направляйся в Камути, прямо сейчас. Парень был счастлив в окружении любимых животных, но даже ему временами не хватало тёплой руки, взаимности, той заботливой души, прикосновения которой крали маску хладнокровия, обнажая то, что он бы показал только Шепарду. Райдер заглядывает в голубые глаза, вспоминая, как много любимых и дорогих ему ещё живёт в его сердце, которое эта девушка так бережно поглаживает. Совсем мгновение назад шатен хотел разбить кулаки в мясо, схватив полукровку за шкирку, но сейчас… всё стало немного тише в его сердце. Для родных гнев куда разрушительнее, и Зику стыдно за такие чувства перед ней. Но он так счастлив, что из всех людей именно она видит его насквозь; такой беспомощный, оголивший душу, нуждающийся хотя бы в одном объятье, которое он ей подарил, чувствуя её хрупкие ручки на своей широкой спине. — Прости… — всё хорошо, она понимает; одно сердце на двоих. Как бы хотелось, но при жизни покой не вечен. Понимая, лидер разорвал объятья, не решившись даже заглянуть в её прекрасные очи, устремив серьёзный взгляд на своего приятеля, выведя решительность, уверенность и сдержанность на лобовой план. С такой же аккуратностью приняв на себя овчара, Райдер направился к выходу, слыша за собой не отстающие шаги, выходя из здания, снова встречая тёплую прекрасную погоду, не имевшую больше никакого смысла; теперь только капли дождя смоют кровавые следы. Сев на квадроцикл, положив пса на ноги и одев на голову, потерявший всякий смысл, шлем, лидер уже был готов к самому быстрому реагированию. Оставалось попрощаться с Кейти. — Что происходит? — в этот раз без нотки нежности, но серьёзности, ощущая надвигающуюся бурю, что затронет каждого из них, ущерб которой будет катастрофическим. — Я чувствую, как наша семья… начала уверенно тлеть, — и Зик станет либо жертвой, либо наблюдателем.Я боюсь умереть… Но что о смерти думаешь ты?
Интерьер с чёрно-синими стенами, пол, сделанный из плиток разных цветов, переходящих от белого к такому же чёрно-синиму. На стенах фотографии и наклейки с счастливыми животными; Рокки подозревает, что ни один из них никогда не был реальным, всё это, чтобы все поверили, что они вступили в Рай. Место было полным скамеек, стульев, обслуживающего персонала, среди которых находились и помощники животного происхождения. Униформа персонала представляла из себя голубые рубашки со штанами идентичного цвета. Обычно они улыбались, но не когда к ним в качестве клиента поступает член, мать его, Патруля. Ирония: пёс, обученный медицинскому мастерству, оказался на операционной койке. Несмотря на отчётливый шум и звериную суету, здесь было спокойнее, чем в стенах базы. Писк щенят и котят, громко гавкающие псы. Когда даже морским свинкам нашлось место. Ветеринары такие добрые, заботливые… они не хотят навредить своим собратьям. Они относятся к ним с почтением. Гладят лишний раз, играются, получают взаимную любовь, когда животный язык облизывает их лица, выражая бесконечную благодарность, потому что любят. Несмотря на то, что животные не могут обладать таким же человеческим интеллектом, свою уникальную особенность они выражают бессменной преданностью, которой нет и дна, потому что они любят. А Рокки и Скай никогда не поймут, почему столько великих людей боготворят слабых животных, забывая про самих себя. — Мне страшно, Рокки. Он лежит там, ему пытаются помочь, а я даже не могу быть рядом с ним. Кто знает, что с ним сейчас делают?.. Может, всё наладится и совсем скоро он сможет вернуться домой, к нам? А может… сегодняшний день был последним, когда мы могли быть рядом с ним… Леди и Бродяга сидели на скамейке — одна смотрела в пустоту, сдерживая эмоции, терпя крах, закрывая морду лапами, пока второй сидел справа, заботлива положив лапу на её левое плечо, крепко обняв, понимая ответственность за Маршалла. — Не бойся, Скай, как я уже сказал, всё вернётся в норму. Совсем скоро доктор выйдет из помещения, скажет, что Маршу нужен покой, и уже через, максимум, пару недель он будет вместе с тобой нежиться у базы под солнцем. Вы будете вместе, вам никто не помешает. И в этот раз я буду рядом, я защищу вас, Скай. Во что бы то ни стало, — спаниель очень благодарна Рокки от имени себя и далматинца. Бродяга всегда был одним из лучших щенков в их команде; все они были равны. Но взросление научило их тому, что время отбирает не только молодость души, но и близких тебе людей и собак: вчера он был для них другом, завтра от него уже ничего не останется. Лучший друг стал главной мразью, злейший враг — от него ничего не осталось. Проблема была в другом… В одной немецкой овчарке. Леди не знала, думали ли они одинакового, но сейчас ей не хотелось нарушать гармонию спокойствия, когда их обидчик находится достаточно далеко. Поэтому она сделает вид, будто сейчас волнуется за Маршалла, незаметно перемещая мысли к другому объекту любви. Чейз… После инцидента с Зумой и Рабблом они не контактировали. Она не знала точно, из-за чего он пришёл в бешенство. Скай сомневалась, что причина заключалась в измене или в Марше как виновнике. Конечно, момент не самый подходящий, но она подавляет смех, потому что посмела подумать о том, разозлился ли Шепард, потому что любил спаниель. То, как он любил её… изменило понятие любви. В щенячьем возрасте она думала, что любовь — это чувства, подарки, забота, доверие, семья. Повзрослев, её определение сузилось, заострив внимание именно на чувствах и заботе, начав чуть-чуть понимать, что такое нужда в любви. После продолжительных ночей с Чейзом, тревожных сон, переживая травму, она запуталась: любовь — это счастье или насилие? Бьёт — значит любить? Любовь познаётся в сексе? Чего он хочет от неё? Просто удовольствия? Мести? Поделиться болью хотя бы на половину? Самое последнее, о чём она додумается, это искренняя любовь Чейза к ней; он просто расстроен. Добиться прощения от мужчины намного легче, чем от женщины. Но этот случай кажется непростительным. И кто же провинился больше? : она в его муках или он в своём садизме? Прошло не так уж и много времени, зато все они повзрослели достаточно, чтобы задаться вопросами, что их побеспокоили бы только ближе к старости. Конкретно она задумалась: «Смысл искренней любви кроется в самом себе? Он хочет искупиться перед собой или просто выплакаться в женскую грудку?» — у него было столько шансов. Сегодня он утопил их все. Однако правда — он определённо думал исключительно о Шепарде, сделав то, что требовалось от бывшего заместителя: оставил подругу в покое, не используя чужую преданность для исполнения личных мотивов. Только Дьявол или овчарка могли догадаться о его тёмных мыслях: свёрнутая шея, вырванное сердце, переломанные лапы, вырванные когти с зубами, ушами и глазами, раздавленные всмятку. Разорванная морда с торчащими растоптанными мозгами, ставшие кормом для будущих опарышей. Вырванные позвоночник с раздробленной башкой и вырванной челюстью, с вогнанным в глотку хвостом и оторванным членом с расплющенными яйцами, без которых он больше никому в кишку не кончит. Зато его собственные, переполненные дерьмом, кишки будут теплиться на ярком горячем солнышке, демонстрируя его Матери природе остальные внутренности, не чувствуя вины за аморальное жестокое убийство — он бродячая шавка, выжившая за счёт драк с другими такими же как он — дикими и никому не нужными. Хотя в случае с оправданиями Шепарда… Закон дикой природы: всё, что происходит у животных — инстинкт. И даже кошка, пожирающая своих котят, не считается каннибалом. Он так хотел его ёбнуть!.. Ещё тогда, на базе, но до «чёрного дня», ставшего последним. Но он сдержался! Честь была главным атрибутом овчара, но Рокки ощущал ответственность за свои действия, начав меняться после него, но раньше остальных, приступив к ознакомлению с правилами настоящего лидера. Многие могли сказать, что до такого лидера, как Чейз, ему было как девятого круга по Данте. Бродяга не сказал бы этого вслух, но ещё тогда он выебал все правила в рот, чувствуя себя разбитым, преданным, кинутым и незамеченным: серая шерсть вновь окуталась в пыль, завоняв мусором, помоями в канализации, снова выживая под дождём; когда даже вода перестала его пугать, расценивая их лидера как главную угрозу. Но Рокки никого не слушал, даже собственный сомневающийся голос, чувствуя, что, отныне, он обязан исключительно себе. Он был готов оставаться сильным для себя, защищая тех, кого любит, но они его не любили. И когда последний женский голосок перестал пищать в его ушах, он сломался. Сломался, не пообещав, но намекнув Шепарду достаточно явно, чтобы тот понял, что помимо огня, в его жизни теперь есть вещи намного-намного хуже. Чейз просыпается каждое утро, ничего не чувствуя, а зря: на это утро он мог проснуться, погребённый под землёй, единственный знающий, кто его туда отправил. Его упорство не прошло даром, ведь он смог исполнить свою призрачную мимолётную мечту: пролить кровь овчара, сломать его кости, наконец-то коснуться своими лапами его разукрашенной тупорылой ехидной морды. Полукровка не подаст знака, но он очень счастлив, невероятно рад, не испытывая угрызения совести, что его радость за избитого овчара перекрывает страх за далматинца. По крайней мере, он отомстил за него. Нет… Он и капли не внёс справедливости в этот мир, прописав ему плечом в грудь. Если Рокки хочет отомстить за каждого, кто заплакал по вине овчара, он уже знает, как он отомстит. И он с удовольствием провернёт эту месть, даже если придётся опуститься ниже Шепарда, подтвердив его слова. Но сейчас он здесь, со Скай, возлюбленной его лучшего друга, который был там, весь изуродованный, при смерти, нуждающийся в медицинской помощи, ведь духовная вряд ли ему поможет. Им наплевать, они всегда будут рядом, как был он с ними, даже после всех тех неуклюжих позорных сцен, вызывавшие у всех смех, а у него — стыд и обиду, смотря периферийным зрением на смеющуюся овчарку. Могло показаться, что их воображение разыгралось чересчур уж, потому что услышали знакомый рёв квадроцикла, голос, просящий прохожих отойти, а свободных врачей принять пса, и два силуэта, выходящие справа из-за угла, один из которых нёс что-то коричневое, направляясь в их сторону. Они снова совершают одни и те же ошибки: никогда гармония тишины не продлится вечно, даже если так сильно хочется и кажется. — Заносите его сюда, мистер Райдер, — голос медсестры вывел Леди и Бродягу из транса, посмотрев сначала на неё, затем на молодого парня слева, чтобы снова проснуться и понять, что причина, по которой за жизнь Маршалла сейчас борются, в данный момент будет заведена прямо в ту самую операционную. Скай не успела открыть рот, как Рокки удручающе произнёс в своей голове мысль, за которую Райдер схватил бы его за горло, занёс внутрь, и лично усыпил лошадиной дозой: «Он так и не сдох?» — презрительный взгляд Бродяги, брошенный на отключённую овчарку, сказал всё за него: когда в поле зрения попадается Шепард, забота о близких уходит на второй, сейчас ему просто хочется ещё раз что-нибудь пробить этому немцу. Он такой слабый и беспомощный на руках Райдера… — Чёрт возьми, Карен, мы заняты! Я принимаю раненого патрульного! — воскликнул врач, рядом с которым стояли помощники, весь испачканный в крови, держащий иголку с нитками в руках, нависая над собачей тушей, похожей на сырое мяса с кровью, испачкавшей пол, смотря на появившуюся девушку, не наблюдая виновника прерванной операции; снаряжение далматинца перестало существовать в этой неразберихе, лежа где-то в углу. — Простите, мистер Додж, но все свободные места заняты, а этот случай… — девушка не успела договорить, как была оттолкнута в момент, а в помещение вторгся лидер «Собачьего Патруля» с раненым, объятым кровью, полицейским псом, выбив врача из колеи, не успев даже отойти, как шатен вернул его к реальности. — Увы, мистер, выбора у вас особо нет, — и настроения у Райдера тоже. — Либо вы спасёте жизни обеим псам, либо это станет вашей последней операцией, — девушка опешила, удивлённая тоном одной из главных персон Бухты, которая только что пригрозила одному из лучших докторов, отличаясь добротой и чувством справедливости. Рокки и Скай разделили её изумление. — У этого парня внутреннее кровотечение в районе треснутой груди. Этого вам должно быть достаточно. — Я-я… Эм-м… Мы сделаем всё, что в наших силах… мистер Райдер, — обоим мужчинам повторять дважды не имело смысла: один достучался, второй принял, попросив Карен найти ещё кого-нибудь, кто смог бы проследить за пожарным, чтобы Додж принял Шепарда: если сам лидер врывается во время операции к своему псы, кладя второго на стол — это должно требовать более повышенной продуктивности. Хотя бы потому что он не знал, кто из этих собак имеет больше запасного времени перед отправкой в иной мир. Мистер Додж с командой вернулись к работе, Райдер вышел из операционной, Карен отправилась на поиск лучших помощников, а Бродяга и спаниель просто пытались разобраться, что только что произошло: только минуту назад они немного успокоились, доверив жизнь лучшего друга лучшему хирургу, подумав об одном и том же, чтобы откинуть негативные мысли прочь, закрыв глаза и расслабившись, ощущая, как свет лампы и её фонящий звук, как медицинский ушной шприц — выбивает из них всё дерьмо, просто чтобы успокоиться, хотя бы пару минут. И теперь они должны смириться с мыслью, что единственный врач, способный обработать далматинца, обязан переключиться на того, кто по скотски его обработал, потому что так решил их хозяин?! Кто угодно, но только не Рокки. Если бы прямо сейчас Райдер отдал команду «фас!», показав пальцем на шею овчара, то поблагодарил бы Бога за такой приказ. Но приказы он перестал выполнять, когда они потеряли своё вес, а счётчик смертей пробил потолок, обрушившийся не на того, кого надо было. Но по парню можно было сказать одно: он определённо раздражён. Уставший, в переизбытке стресса, волнение из-за ситуации с Патрулём, страх за Маршалла, смятение из-за Чейза. Когда днём он начинал поисковую миссию, он представлял всё, что угодно. Он мог представить самое худшее, но это — хуже в разы. Смерть — последнее, чего он ожидал. Оказаться в больнице? Только если ему дадут возможность обзавестись всеми травмами, которые получат его собаки, приняв на себя всю боль. Если бы ему задали вопрос, готов ли он умереть за свой Патруль, то его положительный ответ показался бы всем ложью, но правда в другом: он был готов умереть либо за всех, либо только за одного из них. Он всё ещё человек, такой молодой и в душе незрелый — не время умирать, пока «щенки» его так любят. Зик присел на скамейку, сгорбившись, положив руки на колени, закрыв глаза и глубоко вздохнув, переваривая сегодняшние события: организации миссии, формально найденный овчар, новость о драке между его лучшими псами-друзьями, его заместитель пытался убить своего брата, и стоило ему наконец-то прибыть к горячей точке, как всё превратилось в кромешный Ад: один разорван на куски, второй порезан и избит, третья в истерике, четвёртый… весьма подозрительно себя ведёт. Казалось бы, всего лишь эвакуировать двух раненых патрульных, но для их хозяина не потерять самообладание было более важным шагом к выполнению задачи. Всё… получилось? Он справился? Оба в нужных руках, трое рядом, готовые помочь, не пострадавшие. Спроси он сейчас спаниель или метиса, оба ответят, что он молодец, снова справившийся с ситуацией, требующей исключительного командования. Его лицо выразило бы улыбку и благодарность, душа — тепло, а мозг — выявил патологическую ложь. Он всё просрал. Хозяин обязан защищать своего питомца, а он обрёк одного из них на отречённость от семьи и предпочтения изгоя, а второго на близкую дистанцию к смертельному выстрелу. Он подвёл их всех, сидя с моральными жертвами на одной скамейке, не имея сил хотя бы посмотреть на них, но чувствуя на себе их взгляды. Ему так стыдно перед всеми ними… Райдер не знает, когда всё началось. Не знает, когда начал гореть, продолжая страдальчески тлеть на глазах у своих друзей, прячась в холодных железных стенах, разговаривая со своими призраками. — Ты винишь себя, да? — все трое смотрели в одну точку, пока метис не выбил их из мозгового штурма, приковав к себе взгляды, но продолжая сверлить плиточный пол. Они и не против, главное, чтобы тишина перестала бить по ушам; клиника давно замолчала в их головах. — Думаешь, что подвёл нас? Хотел спасти одного от собственных переживаний, а в последствии чуть не убил одного из них? Не скажешь нам, что сожалеешь о поиске Чейза, потому что твоя привязанность тебе не позволит, но в конце концов окажешься прав: его надо было оставить там, с самим собой, исполнив его желание. Таким, как он, не помочь. Дело не в моей ненависти, а в его диагнозе. Каждый день жить трагедией, ломаясь, пытаясь отомстить тем, кто ни в чём не виноват, когда остальные просто хотят двигаться дальше. Ты идеально знаешь, что мы чувствуем. Ты, я, Ч-Чейз… Именно мы трое потеряли то, что так любили. А Маршалл просто сделал свой выбор, поступив так… — он наконец-то оторвался от пустоты, чтобы боком заглянуть в человеческие глаза. — как поступил ты. — Скажи мне, Райдер, что бы ты сделал, оказавшись на месте Маршалла? Как ты думаешь, что бы сделал Чейз, оказавшись на месте Маршалла? А как бы поступила Скай? Зума, для которого она ему как сестра? Или даже… он? — Не Чейз. — В конце концов, Райдер, мы все делаем выбор сердцем, а не мозгами, потому что зачем нам поступать по чести, когда каждый второй топит её на дно? Пожалел ли Маршалл? Ради своего брата — да. Но после того, что он сегодня сделал!.. Нет, Райдер, с твоей овчаркой покончено. Шепард — всё! — Рокки… Зачем ты так говоришь? Вы прошли с Чейзом большой путь. То, что произошло, действительно ужасно, но это не тот самый повод, чтобы просто похоронить всё, что вы строили с детства. — Что, правда? Чёрт, Райдер, что ты несёшь?! Ты хотя бы видел, что там происходило, в лесу? Тебя там не было и ты не сможешь банально прочувствовать тот ужас и удивление, которое я пережил, увидев то, что творил твой щеночек. Я приехал как раз вовремя, чтобы прибежать к месту действия и остановиться как вкопанный, потому что я видел… то, как Шепард рвал Маршалла на куски, а Скай рыдала в этот момент. Она просила остановить его, пыталась прикоснуться к нему, а он просто отталкивал её, чтобы продолжать избивать своего брата. Это они прошли большой путь, Райдер. Но не мы с овчаром! Когда я пришёл туда, я лицезрел полное отсутствие сострадания у этой сволочи. Он схватил его за глотку, пытаясь оторвать ему кадык, рыча и надавливая на него. В его глазах не было чувства сожаления. Только искренняя ненависть и желание убивать, а желал он этого ещё с того дня, как они все начали умирать у нас на глазах. И что теперь, Райдер? Ты будешь обвинять меня в том, что я жестоко поступил с бедным травмированным Чейзом?! Но я знаю, что я сделал, и не жалею об этом. И даже когда я откинул эту мразь и начал избивать его, он не хотел, чтобы я остановился. Не хотел просить пощады и прощения. Он хотел, чтобы я продолжил, Райдер. Я понял это по его блядской улыбке! Шепард выглядел так, словно даже после потери сознания он всё ещё улыбался. Ну же, Райдер, скажи мне, что проблема кроется в психике Шепарда, не его мудатском характере или вседозволенности! Скай просто сидела между ними, с ужасом, снизу-вверх, смотря на друга, который в данный момент отправлял субординацию на попечение к овчарку, ставя под сомнение позицию лидера, а также критикуя его объективность и хладнокровность, выражая ему это прямо в лицо, не нарушая зрительного контакта, но почти срываясь, когда, не такой уж и стойкий, лидер не прерывал его, как раз наоборот: желая услышать в свою сторону обвинения в халатности и поражении. Если Райдер и вправду так уважает своих подчинённых, он будет слушать его внимательно, удивляясь тому, насколько просто отчитывать людей за то, в чём они проебались. — Я говорю с тобой не как младший по званию, а как друг, человек, щенок, выросший под твоей опекой. Зик! — метис спрыгнул со скамьи, встав в полный рост перед парнем, поза которого была статична, но взгляд не отрывался; такой рассеянный, выражающий непонимание, скрывающий подступивший дискомфорт: преданный пёс выражает неуважение своему хозяину. Больнее было только с овчаркой. — Скажи мне, какой ты лидер и спасатель, если даже в неконтролируемой ситуации, из двух зол, ты не можешь выбрать меньшее. Ты просто выбираешь сердцем. Ты предъявишь мне, что я не командир, я никогда не пойму или так хочу попробовать сам. Прошу тебя, не надо. Я лучше всех, после овчара, чувствую твою боль. Именно ты больше всех пострадал из нас, продолжая стоять на ногах, не выглядя как жертвой, которой он пытается быть. Ты не используешь никого, не срываешься. Ты как будто бы и не пострадал… — Но нам всем больно после… тех тонн трупов, которые… Рабблу… Чёрт возьми! Нашему Рабблу пришлось сметать бульдозером! Его вырвало от этого зрелища, проблювавшись на ту пачку из тел, немало из которых было разорвано. Он плакал, а я не мог сдержаться, — Рокки рвёт контакт, опуская взгляд, расширяя глаза от того ужаса и криков, водя головой, пытаясь выдавить это из себя. Скай не выдерживает этого, просто закрыв глаза, пытаясь выслушать его, сдерживая мокроту в глазах. А Райдер просто смотрел сквозь карие глаза, наблюдая тот роковой вечер, не сдерживаясь, чтобы позволить внутренней боли засунуть сердце под пресс вины и сожаления. — Но мы справились. Еле как, но справились. Ты, я справился, Скай, Маршалл, даже выросший крепыш-Раббл. Этой парочке очень тяжело, но мы с ними. Но после всего этого… именно твой любимчик, заместитель, пример для подражания продолжает насиловать не просто нас, а собственную психику, когда даже тебя он не хочет слушать. Если он этого так хочет, пусть проваливает, ищи себе новую жизнь, смысл, семью, но я не хочу отпустить нас обратно в яму, из которой Шепард просто не хочет выбираться, дело не в беспомощности. Прости меня, Райдер! Можешь пнуть меня прямо в морду, усыпить как бродягу, но я скажу это за всех нас: твой «Чейз» — сучка! А ты как сутенёр, который за неё отвечает. Просто сразу скажи, что ты любишь именно его, а на нас тебе стало насрать после той срани, которую они делали столько раз. Ты просто боишься, Зик. Боишься потерять Чейза, потому что смерти невиновных и тебе родных, открыли твои глаза — боишься потерять рассудок, также как и мы, — тишина, да и только. Предъявить было сложно, правда была не на стороне Рокки, а на тех, кто стоял за его спиной, за которой не было именно их двух. — Если ты и дальше продолжишь оправдывать его действия, позволять такие выходки, — лапой намекая на лежащее тело пятнистого собаки за дверью, в которую, вроде бы, кто-то вошёл ещё пару минут назад. — Мы просто откинем в сторону всю ту заботу, которые ты нам подарил. Я уверяю тебя, я стану первым, кто накинется на него, но не последним, кто отвернётся от тебя. Бродяга сделал шаг назад, выражая своими бровями ту грусть, сожаления от своих слов, которые вырвались по его воли, не ненависть, злость, презрение, отречение — всё это было бы дешёвым оправданием. Ему и вправду неприятно от того, что он говорит, но кто, если не он?! Очередная истерика Шепарда? И так уж и заебавшая детская лекция от лидера? Его слова станут предупреждением, прежде, чем любимая собачка Зика пострадает… получив инвалидную степень, что станет для восемнадцатилетнего парня окончательной травмой. Тогда их наследие будет уничтожено. То, за что они боролись, шли сквозь огонь, воду и шторм, спасая людей, умрёт вместе с последними нитками Чейза. Позор не в том, что потеряли себя, а в том, что не смогли спасти себя от того, что подавляли всю свою жизнь, рождённые для этого. Это понимает и Райдер, давно опустив взгляд, не услышав ничего нового или сенсационного от своего пепельного друга. Обидно ему только от того, что этот день настал: его башня начинает рушиться, падая прямо на упрямое лидерство, закапывая с собой оставшиеся шансы на реабилитацию. — Ты прав, Рокки, — «ожидаемо» — метис другого ответа и не ожидал, лишь надеясь услышать что-то более стоящее, но больше похожее на «я разберусь с Шепардом», но взгляд тот поднял на лидера, смотря на опустошённую физиономию, глаза которой всё ещё опущены. — Я сдаю позиции, забыв, где моё место, но и где место нашего заместителя — под нами. Вами, — зрительный контакт лидера и подчинённого, отца и сына, друзей, которым страшно. — Именно я отвечаю за вас, чтобы вы могли жить и спать спокойно. Я — ваша опора, готовая страдать за вас. А Чейз — тот, кто будет направлять её, чтобы она не упала, поддерживая собственным весом, который он имеет для всех нас. Даже для тебя, Рокки, — Прав? Ошибается? Они все друг для друга значили всё. Может, где-то там, далеко внутри, Бродяга питает теплоту к Шепарду, но пока он делает то, что приносит ему садистское удовольствие, эта теплота замораживается на градус больше с каждой новой причинённой болью. — Я не виню тебя. Ты молодец: ты выражаешь недовольство лидеру, потому что умён, видя проблему, сомневаясь в чём-то, не идя напролом как самоуверенный в своих решениях глупец. Тебе давно уже за два года, но ты уже такой взрослый… Все вы, — они изменились не только размером, но и особенностью: Зума перестал картавить, Раббл бояться пауков, а вода для Бродяги стала такой тёплой; питбуль всё ещё улыбается, но то, как он смотрит в пустоту на замок из тел — обжигает. — И я бы не позволил сегодняшнему повториться вновь. Я просто хочу вернуть его, Рокки. Потому что люблю. Я не хотел этого. Просто хотел вернуть всё, как есть. Наше детство. Без… крови и насилия. Я ведь рос вместе с вами. Не вы со мной, а мы вместе. Без тебя, Рокки, я — никто, — и он без него — аналогично. — Мы все — одна большая семья, хоть и не родная, но именно поэтому наша связь такая сильная. И я… Я вижу и чувствуя, как она начинает рваться. Пожалуйста, Рокки, не уходи, я хочу, чтобы вы все остались со мной. Скай слышит его, метис — тоже. Он всем сердцем хочет простить хозяина, чтобы обнять, растаять в объятьях, забыв ссору с Чейзом, вспоминая, как они смеялись вместе, а не дрались вместе. Когда-то солнце было для них всего лишь источником тепла, теперь — показателем погоды для души. Если бы у него был выбор, он бы пожертвовав своей братской связью с Маршаллом, чтобы вернуть всё на место. Без воспоминаний о прошлом, которое затмило детство. Теперь там только боль и облегчение, что оно осталось там же, где и жертвы, держа немца за хвост, чтобы похоронить в могиле. Что они будут делать без Чейза, без Райдера? Овчар пропадёт, а будет это на их совести, потому что его уже к тому моменту не станет. Как бы это странно не звучало, но лидер не ожидал, что спаниель просунет голову под его руки, чтобы он убрал их, позволив ей лечь ему на ноги, упокоившись там, чтобы выразить свою любовь к нему. Раньше, чем это сделал бы Бродяга. Он думал, что они больше никогда не доверятся ему, но он так рад ошибаться, гладя свою преданную Скай от макушки до хвостика, не говорящая ни слова, не нуждаясь в них. Рокки стоял там и смотрел, как его хозяин и подруга успокаивают друг друга, чтобы следом его заметили и как раз-таки почесали и погладили голову, о чём он не просил, но никогда не отказывался. Он и не хочет, просто смотря на их лидера, оставляя все обиды на второй план, не желая терять ещё одну родную ему душу, просто уложившись рядом в ожидании чуда. Скай успокоилась, Рокки на страже, а Зик просто упирается головой об стену, закрывая глаза, снова делая выдох, избавляясь от негатива, заполонившего их маленькую группу, благодарный своим «щенкам» за то, что они есть, и они всё ещё с ним. Даже после стольких страданий… Но была одна деталь, которая ударила по мозгам парню, заставившего его открыть глаза, задумавшись, напрягая голову, всматриваясь в потолок, рассматривая его, слегка опуская голову, смотря в коридор, уж слишком его это задело. Он, конечно, мог о многом подумать, но это слишком вцепилось в него. Зик не хочет беспокоить своих ребят, но задаётся одновременно простым и очень личным вопросом: «Почему Чейз был мокрым?».Когда тебе очень плохо, ты не просишь многого, но хочешь, чтобы тебя обняли
Гармония общественной суеты заглушилась семейной, промотав время, насладившись тем покоем, который они подарили друг другу. Сколько прошло времени — они не знали, да и не хотели, лишь надеясь, что у двух лучших друзей всё будет хорошо. Ожидание было мучительным, потому что волнение пробирало до мурашек? Или удовольствием? Ведь они наконец-то смогли получить то, чего им не хватало столько времени, прося об этом месяц… или месяцы. Они устали физически за сегодня и психически за несколько месяцев. Классика жанра: как оно всегда и бывает, счастье не вечно, но в их случае это было даже плюсом, ведь ради этого они сюда и пришли, сидя здесь уже чёрт знает сколько десятков минут. Наконец-то дверь открылась, и оттуда вышел мистер Додж, привлёкший их внимание, приготовившись к докладу о состоянии двух чудных собак. Скай встала с Райдера, Рокки встал тоже, как и Райдер в полный рост, в этот раз с капелькой уважения, но трое думали об одном: лучше бы это были позитивные новости. — Итак, мистер Райдер, у меня определённо есть хорошие новости, — троица затаила дыхание, не показывая, но интрига чудовищна. — Думаю, я начну с вашего далматинца Маршалла: — все в этой Бухте знают и любят Маршалла, а после действий овчара, любовь к нему поднялась ещё больше, а популярность — одинаково добротно. — В связи с глубокими ранами, у него было вызвано общее кровотечение, которое мы пресекли — потребовалось прижечь ткани, после чего нанести повязки. Это сработало очень даже хорошо, а рваные раны мы успешно зашили. Но я перейду к немного затруднительному положению вашего пса. Я не буду спрашивать, что именно случилось с вашими питомцами, но его травма правой задней лапы намного более серьёзная проблема. Не пугайтесь, но части кости как раз-таки раздроблены, а некоторые из осколков даже задели артерию. Вызванное кровотечение было довольно сильное, и поэтому нам потребовалось время, чтобы пресечь и его. — К счастью, я смог ввести загуститель крови, чтобы помочь телу Маршалла сформировать необходимый тромб, и это сработало очень и очень хорошо. Конечно, его ноге все еще требовалась дополнительная помощь, чтобы остановить кровотечение, потому мы наложили свободный жгут: это дало сгустку стабильное место для начала формирования. И, насколько я могу судить по своим расчётам, кровотечение полностью прекратилось. После этого, я двинулся дальше, сняв жгут и немного очистив область. Рана была относительно глубокой, и на ней было не так много кожи, поэтому её пришлось зашить степлером. Всё-таки скобы лучше скрепляют рану и более устойчивы к разрыву, нежели швы. Также рваные раны нашего пятнистого друга отлично срослись со швами, и все предыдущие припухлости на них уменьшились. Я скажу лишь то, что Маршаллу очень повезло, что вы привезли его сюда так быстро. У нас даже было дополнительное время для оказания ему первой помощи. Ваша лётчица весьма опытная в вопросах оперативности. Но… я клоню лишь к том, что при любых других обстоятельствах… травма такого рода привела бы к ампутации лапы. Но сейчас всё отлично! Он чувствует себя очень хорошо. Скажу даже, что ваш любимый далматинец в сознании, и поэтому если вы хотите навестить его, вы можете сделать это прямо сейчас. И это было так приятно услышать… Один из двух грузов был сброшен, спаниель забыла о плохом, пропустив пару слёз счастья, а Бродяга, сделав глубокий вдох с закрытыми глазами, опустил мордочку — именно сейчас всё стало, как прежде. — Это отличные новости, доктор Додж! Но что с моим Чейзом? — лидер тоже был доволен услышанной новостью, но пока он не услышит точно такого же ума-заключения о его пастухе, тот расслабится только в гробу. Это понял и Додж, продолжив… только теперь с хмурым взглядом, и это не то чтобы побеспокоило Леду и Бродягу, но командующий определённо был недоволен. — А касательно лейтенанта Чейза… Скажем так, во время операции возникли осложнения, и потому в этот раз новости немного противоречивые: — для метиса всё было в точности да наоборот, но проблема всё ещё заключалась в Райдере, что не шелохнулся. — Вы оказались правы, мистер Райдер — грудная клетка действительно треснула. Когда мы её вскрыли мы быстро обнаружили, что осколок кости, а именно рёбер, пробил одно из легких, и оно повредилось, что как раз и стало главной проблемой. Всё, что нам оставалось, так это оставить овчарку вскрытым, в то время как приоритет был перенаправлен на надувание его легкого и герметизацию прокола. Увы, все попытки наполнить его воздухом не принесло плодов, и потому мы решили подключили его к системе жизнеобеспечения, дабы поддерживать приток кислорода к его мозгу, пока мы в процессе его лечение. И даже тут не всё так гладко… К сожалению, оставлять пациента «открытым» на длительный период времени, пока его не прооперируют, не является безопасным методом, поскольку это увеличивает вероятность развития инфекции, которой, к счастью, не наблюдается. Мистер Додж замолчал на мгновение, пока мысли Райдера были далеко не радужными. Спаниель продолжала сидеть на скамейке, глубоко внутри переживая за состояние того, кто её ненавидел всем сердцем, прямо сейчас испытывая страх за хозяина; ей хотелось исчезнуть, потому что инстинкт самосохранения подсказывал, что Зику от сохраняющего рассудок командира до сорвавшегося психа осталось недалеко. Но волноваться надо было не ей. Рокки улыбался… Он увёл взгляд в стороны, не сдерживая себя, давая волю мимолётному счастья, улыбнувшись уголком губ, думая об овчаре, который не переживёт эту операцию. Только подумать, от ублюдка, мешающего жить до ублюдка, который своей кончиной даст волю им, обычным смертным, не желающие зла. Только счастья… Но Райдеру такой расклад был не по нраву. Его хмурый взгляд и сжатые кулаки вернули этих двоих на землю, внимательно рассматривая его. — Мистер, Райдер, спешу вас успокоить, — каменные кулаки разжались, взгляд вернулся к доктору в надежде услышать хоть что-то, что удержит его от разгрома этой клиники; Рокки сидел по соседству. — Мы сделали Чейзу первоначальную операцию, показавшая, что он страдает от небольшого внутреннего кровотечения из-за тех же фрагментов рёбер, которые пробили его лёгкое. После физического удаления кусков костей мы наложили те же швы на повреждённые участки и очистили область. При этом, мы обнаружили перфорацию его лёгкого, но смогли зашить её. Это и позволило нам успешно наполнить его лёгкое воздухом, чтобы в последствии наконец стабилизировать его нынешнее состояние. Прямо сейчас хирурги перепроверяют свою работу, дабы убедиться, что всё было учтено и ничего не пропущено. И после этого процесса, мы проведём повторное обследование на предмет любых осложнений или других травм, которые, возможно, не были вылечены. В конце концов, если всё подтвердится, нашего стража закона отправят на восстановление. На данный момент это всё, что я могу сказать. Но самое главное другое: у Чейза всё получится. Совсем немного и тот сможет вернуться к вам домой. Райдер был счастлив, Рокки расстроен, а Скай осталась нейтральна, но думая о мысли встретиться с любимым пятнистым ангелом. За сегодня произошло достаточно много выжигающего психику дерьма, но в конце дня хоть что-то хорошее им досталась. Маршалл и Чейз будут жить, а когда пастух вернётся домой, он и его хозяин смогут приступить к реабилитация, обретая призрачный шанс вернуть всё, как было, не взирая на потерю тех, кто значил для каждого из них всё. — Теперь… когда всё успокоилось, мы можем… просто зайти и поговорить с нашим другом, Райдер? — это было бы отлично… Они были здесь целый час, поддерживая своего приятеля духовно, а теперь что мешает им просто подойти и сказать, как они его любят? — Да… Да, Рокки, — Зик обернулся к ним с расслабленным выражением лица, сдерживая недовольство, стараясь хотя бы выглядеть так, словно негатив для него ничто. Он смотрит на двух своих подчинённых, давая им понять, что не держит зла. Там, в палате, их ждёт потрёпанный и уставший далматинец, но несмотря ни на что нуждающийся в них. — Мы можем. И мы сделаем это прямо сейчас. Мистер Додж? — они никогда не бросят членов своей семьи.Если я начну блевать кровью, ты поможешь или будешь смотреть?
— Хочу заранее предупредить, что из-за скоб в его лапе и швов в ранах он чувствует невыносимую боль, и поэтому нам пришлось ему самые сильные обезболивающие, какие у нас только были. Это помогло, вот только теперь самочувствие Маршалла далеко не трезвое. А также в связи с сотрясением мозга, вызванным сильными ударами его… «амнезия» усилилась. Из-за этого он может совсем не помнить, что произошло, и поэтому, если вы хотите ему это объяснить, рассказывайте медленно, если не придётся повторять. Но несмотря на этого, ваш дружок вполне может говорить сам. Приятной вам беседы, — Додж ушёл, больше ни единой лишней души, а перед троицей, на кушетке, разлеглось пятнистое создание. — Р… Р-Райдер?.. Рокки? Скай?! — вот он, безобидный калека, который даже не знает, как тут очутился и что произошло за последние пару часов. — Ребята, рад вас видеть, — это правда: его речь была замедлена, уныла, а морда расплылась в экстазе; по крайней мере, так он чувствовал себя, но выглядел «во все наркозные». — Маршалл, дружище, мы очень рады, что ты очнулся, — Зик со Скай и Бродягой подошли к нему, поприветствовав улыбками, а парень и вовсе с удовольствием почесал его за ушком, заставив далматинца высунуть язык от удовольствия, балдея от прикосновений хозяина, снова вернувшись в детство. Он перевернулся на левый бок, установив новый контакт. — Маршалл, как ты себя чувствуешь, братишка?.. — счастью, кушетка была крепкой, и это позволило метису упереться на неё передними лапами, сократив расстояние между мордами двух друзей. — Спасибо за заботу, Роуки, — Бродяга осознавал состояние своего друга, и всё равно не мог сдержать улыбки от умиления. — но если честно… я вообще не помню, как тут очутился и до сих пор не знаю, что тут делаю… — он не знает. А Скай, стоявшая рядом — единственная, кто помнит всё от драматичного начала и до трагичного конца. И теперь либо она расскажет ему всё, либо они сделают это вместе. Без лидера. — Марш, ты… обязан знать, что случилось с тобой… и не только, — Рокки отступил, посмотрев на кокер, взглядом насекая, что они должны сделать это вместе, хотя бы потому что предыстории он не знает; самка так и не рассказала ему. — Что именно, Рок? Райдер? С-Скай? — радость в щенячьих глазках пропала, сменившись страхом и волнением: что за ужас такой должен был произойти, чтобы он очутился в койке с перевязанной лапой, накаченный обезболивающим? Только лидер, стоявший за ними, немного успокаивал их своим присутствием. А спаниель… была такой обеспокоенной, что пятнистому хотелось обнять её, лежа вместе с ней на этой холодной кушетке. Рядом с ней любая ледышка превращалась в тёплую травушку под такой же красивой звездой. — Маршалл… — начала Скай, аналогично подойдя близко, присев и посмотрев на своего любимого, даже не знавшего о том, что у него появилась пара. — Это всё из-за Чейза, — выражение морды пятнистого изменилось: «причём тут мой друг?». — Это произошло час назад. Вы… не просто поссорились. Произошло то, из-за чего Чейз пришёл в ярость и напал на тебя. Вы яростно боролись, кусались, царапались. Всё выглядело так, будто вы пытались убить друг друга, — а теперь смятение и шок. Его слова «я бы никогда не напал на него» показались бы максимально смешными и уморительными. Однако правда: когда ты пытаешься выглядеть чрезмерно серьёзным, общество всегда ржёт над тобой. — Правда в том, что это он пытался убить тебя, а ты просто разозлился на него из-за накопившегося. Но ты всё ещё защищался, а потом… он… собирался добить тебя. Увы, у тебя не было шансов против разъярённой овчарки. Я пыталась помочь, но была слишком слаба, чтобы остановить вас или, даже, его. Единственное, что тебя спасло… это Рокки, — она закончила, отдав право голоса стоявшему справа, кивнувший, собиравшийся продолжить, пока наивная натура пятнистого не прервала их, закричав, недовольный тем фактом, что они лгут ему. Это то, как ему это всё казалось… — Маршалл, брат, послушай меня. Между тобой и овчаром всё кончено. Он собирался убить там в лесу, а я пресёк его действия в самый последний момент. Ты столько времени прощал и терпел его. Я отказывался ставить того на место, потому что не хотел этого у тебя на глазах, потому что знаю, как он много значит для тебя. Но теперь моё терпение лопнуло. Я больше не позволю ему прикоснуться к тебе, иначе я травмирую его ещё сильнее, чем он есть. Он больше тебе не нужен. У тебя есть мы, Маршалл: я, твоя Скай, Раббл, Зума, Кейти — мы все, кто угодно, но больше не он. Я счастлив, что с тобой всё в порядке, ведь провинился перед тобой. Просто поверь мне. Сейчас ты не в том положении, чтобы осознавать такие вещи, но когда ты отойдёшь и встанешь на лапы, ты сразу же согласишься. И я тебя обещаю: просто попроси меня, Маршалл, и Шепард закричит. Все молчали. Скай была согласна, хоть и слова Бродяги переходили некоторые границы, готовые пробить скорлупу, но достучаться до брата. Рокки было наплевать, что ему скажет лидер, как накажет, заставит извиняться, — не имело значения; преданность, гордость и уважение перед чужими отправились на свалку, куда отстранились лидер с овчаром. Но Райдеру определённо не нравились слова, тон и посыл слов пепельного пса. Он хотел настроить всех против самого преданного ему патрульного, а при удачном случае так и просто нанести сокрушительный удар по Чейзу. Ему не терпелось вставить свои три копейки, но сейчас он сделает одолжение, всем им. Скрестив руки в недовольстве, убрав взгляд с держащего флаг, тот посмотрел с интересом на Маршалла — что óн хотел сказать на всю эту лабуду. Но Маршалл в смятении: его брат хотел убить его? Это он его так изувечил? Перестать общаться, дружба кончилась, разрушенные узы семьи? В конце концов… заставить Шепарда кричать? Как, зачем и настолько громко? Всё это казалось бредом, он бредит! Последствия лекарств — это сон или галлюцинации. Как только пожарный отойдёт, они с полицейским снова заговорят, как в старые добрые, не избитые человеком, времена. — Маршалл, малыш… — все взгляды устремилось на Зика, понявший, как всё это выглядело с его стороны. Угрюмая гримаса сменилась понимающей, сожалеющей, разделяющей факт бредовости: всё это и вправду казалось чокнутым сном, но Райдер реальность принял, осталось реализовать её пострадавшему. — Это правда. Ты и Чейз вступили в битву, очень жестокую. Факт твоих… повреждений обосновывается именно вашей конфронтацией. Рваные раны, порезы на морде, сломанная лапа, выбитые зубы — всё это из-за драки. С Чейзом всё хорошо, он пострадал не меньше тебя, но с вами обоими всё будет хорошо. Я тоже тебе обещаю. Значит, это правда. Ссора, драка, битва насмерть… Подраться со случайным прохожим — неприятная нелепость, но когда ты дерёшься со своим лучшим другом, ставшим братом, не имеющий схожей ДНК… хочется проснуться, осознать, что это был самый страшный сон в твоей жизни, а твои любимые в порядке. Они бы никогда не подняли на тебя руку, как ты и на них. Семья нужна для того, чтобы заботиться о своих, преодолевать препятствия, а когда очень больно — утешать, обнимать и напоминать о бесконечной любви, что никогда не иссякнет, пока смерть не постучится в уязвимое сердце. — Но это в прошлом, не думай о плохом или грустном, Маршалл. Сейчас ты в безопасности. И я с тобой… — Скай… Спаниель встала и упёрлась лапами на кушетку, чтобы, в этот раз, приблизиться к паре вплотную, коснувшись её маленьким носиком, сильно озадачив пятнистого, не удивлённая такой реакцией, посмеявшись, снова признавая, каким милым он является, не взирая на физические травмы. — Ты определённо не в курсе, но ты должен знать, что ты и я — больше, чем друзья. Я тебя не оставлю, мы позаботимся об этом. Наши призраки нас не побеспокоят. Она… принадлежит ему… Это неправильно. Это возлюбленная Чейза, которую тот боготворил с детства, так часто рассказывая о всей значимости этой спаниели, что тому было стыдно не просто перед остальными или Райдера, но и перед лучшим другом; можно было сказать, что пятнистый был единственным, кто видел овчарку насквозь. А когда тот почувствовал симпатию к самке, которая не была братско-сестринской, он предал его — своего лучшего. Он никогда бы не сказал ему, не приложил лапу, но даже сквозь потребность к объекту любви, тот всё равно бы остался в стороне. Чувства предали не просто овчара, но и самого далматинца. Но мозг твердил одинакового: «он всё ещё твой брат», — и он не допустит ссоры, чего бы это не стоило. Это пробудило в нём те самые воспоминания с бывшей, которые рекомендовали Маршаллу отпустить пастуха, а ещё лучше — оттолкнуть. Если они говорят правду, то между ними просто что-то не так. Это не мёртвая дружба, у неё всего лишь инвалидная степень. Мозг кричал, что это бред, ошибка, он должен отвергнуть их. Может, он и вправду под наркозом, но сейчас ему необходимо поговорить со своим другом, решить все проблемы, не закидывая в гроб воспоминания детства, отказав спаниель, предпочтя Рокки Чейзом. Преданность… То, что отличает их от людей. Они преданы Райдеру, а Райдер предан принципам. Маршалл предан Шепарду, а Шепард предан Райдеру. Но кто предан ему… такому весёлому, грустному и одинокому спасателю. Рокки?.. Скай. Из всей материи в этой вселенной, только две собаки остались ему преданы, прямо сейчас желающие открыть ему глаза. Он давно уже не маленький, обязанный повзрослеть, ведь инфантильность повлечёт за собой смерти невинных. Какая ирония… Скай плевать на измену, на Чейза, верность и мёртвых — ей всего лишь нужен тот, кто будет любить её родственную душу, заполнив пустоту внутри. Это лучше всех понимает и Бродяга, смотря на них с неподдельной радостью, без капли ревности, но с внутренней жаждой собственной любви, которую он потерял. Но у него всё ещё есть свой маленький братишка и подруга, которую могла бы заменить ему сестру. Вау… так и до приёмной семьи недолго осталось. Дождь наконец-то перестанет капать… В небе два мужских и женских лучика. И только Зик был озадачен, почему Маршалл и Скай находились в этих отношениях. Они расстались или даже хуже? Измена — ужасный грех, но для кого-то побег. Он не может знать наверняка, ведь это не его дело. Лекции вряд ли теперь будут особенно влиять на его собак. Будет лучше позволить им поступать по велению сердца, но под опорой мозгов, иначе до очередной трагедии недалеко. Хотя бы Маршалл наконец-то успокоился, закрыв глаза, весь перебинтованный, но расслабившийся, смирившийся с участью, не оставшийся позади его близкими. Они могут выдохнуть: всё вернулись на круги своя. Жизненный урок: когда тебе кажется, что худшее осталось впереди, а в твоей башке наступило мгновенье молчания, будь готов к ещё бо́льшему пиздецу. — Надеюсь, я вам не помешал, — входная дверь сзади них открылась, чтобы в проёме появился уже запомнившийся им доктор, что банально не мог как-то им помешать за исключением одной неудобной детали: он привёз им подарок. — Наконец-то хорошая новость: у вашего любимого полицейского всё отлично, он в сознании, великолепно себя чувствуя. Надеюсь, он составит вашему пожарному прекрасную компанию, — «вот дерьмо» — лучше и не скажешь. В палате стало на две души и одной огромной проблемой больше. Хирургу следовало исчезнуть ещё до операции, но заведя сюда данное тело, он позволил ящику Пандоры избавиться от замка — оставалось открыться, продемонстрировав внутренности трупа, лежащего там. Пока двуногий катил кушетку к левой, от далматинца, стороне, второй виновник торжества демонстрировал исключительно перевязанную, вместе с грудью, спину и идентичные бинты. Лежало оно на правом боку, отстранённое от остальных. Кто-то затаил дыхание, кто-то испытывал шок и трепет, а кое-кому хотелось от этого тела избавиться. И никто даже не заметил, как человеческий силуэт исчез из комнаты, ставшей маленькой и душной, стоило появиться одной незначительной псине. — Че… Чейз?.. Ты как? — больше никому не смешно. Выглядело так, как если бы во время жаркой оргии на вечеринку нагрянули важные ублюдки в балаклавах и с пушками. Или Стелла Гольдшлаг в центре Израиля. Да если бы вместо него был гнилой вонючий труп, то такой резкой смены настроения и не предвиделось бы. Собака, лежавшая справа от него, не знала о рассуждениях минутной давности, но догадывалась о том, как сильно «пепельный» и «принцесса» пытались убедить его, какая он редкостная сука. Не получилось. Хотя бы сейчас Маршалл попробует из любви. — Приятель? Насколько опасна немецкая натренированная овчарка? Овчарка, которую использовали во Второй Мировой Войне, чтобы разрывать маленьких детей. Собака, способная всю жизнь хранить верность, защищать слабых, а на «крайняк» и бегать по полю боя, заползая под днище танка, активируя, лазером, взрывчатку, разрывая на кусочки себя и военную технику, как это сделали Дина, Чипс, Сэм, Джаст, Сэрби, Оуни, а также Ниггер. На что способно существо, которым властвуют обида, гнев и боль от потери? Что ты чувствуешь, когда весь мир против тебя, а всё, что тебе остаётся, — или разнести его в щепки или уйти, не сказав ни слова? Наверное, так он себя сейчас чувствовал? Они вместе с ним в одном помещение, он в сознании, но не говорит ничего. Так продолжалось недолго. Он аккуратно шелохнулся, после чего вздрогнул, а затем издал странный звук: приглушённый смех или плач? Таким оно казалось, прежде чем овчар сказал хоть что-то. — Маршалл?.. — он сказал это достаточно тихо, чтобы никто не услышал, кроме того, кому это было адресовано. Он не хотел выглядеть таким стеснительным, запуганным или неправым, но хотел остаться с ним наедине, прошептав на ушко все пожелания, что подарят ему отдельный номер в гостинице Ада. Но для начала поиграет. — Мы же с тобой… всё ещё друзья? Братья? — Чейз… — а что ему оставалось ответить? Послать подальше, ведь он под защитой, ему никто не навредит даже сейчас? Продолжать делать вид, будто ничего не знает? Подыграть, чтобы добиться истины? Иногда даже в самой худшей ситуации ты обязан сказать исключительно правду. То, что ты чувствуешь, и как считаешь правильным. — Естественно, дружище! Всегда были и будем, — Бродяга снова потерпел поражение, приложив столько усилий в пустую, слыша в голове, как немецкая сучка смеётся на той кушетке. Маршалл всего лишь хотел вернуть дружбу, не отворачиваясь от остальных. Почему он должен делать то, что от него требует, а не то, что направляет его? Рокки и Скай казалось, что он бредит или боится сказать то, что думает о Шепарде. — Тогда почему… — прежде, чем он ответил, тот просто аккуратно посмеялся в синтезе с плачем, звук которого отражался от стен; жалкий и беспомощный. — ты заставляешь меня страдать?!. — он обернулся и посмотрел ему в глаза. Кровавые и выцветшие встретились; огонь и вода; Ад и Рай; мука и счастье; Альфа и Омега — они такие одинаковые! Овчар смотрел на объект личной обиды со слезами на широко раскрытых глазах, под одним из которых был тот самый след пепельной собаки, зрачки которых сузились до кошачьих, а улыбка казалась призрачной, будто не было в нём издёвки, только серьёзный вопрос. Его морда была ужасающе маниакальной. Присмотревшись, он улыбался, но именно глаза заставляли встать в ступор и не отводить взгляд, пока оно смотрит на тебя. А смотрел он на своего брата, что даже не подозревал, почему тот плачет. Скай и Райдер в страхе, Рокки в ожидании, но далматинцу просто больно на это смотреть. Когда они изменились? Что с ними случилось? Где он провинился, чтобы стать объектом ненависти. Его брат желал ему смерти — не достаточно ли эта причина весомая, чтобы сдохнуть прямо здесь и прямо сейчас? — Нет, Чейз… Я бы ни за что не сделал тебе больно, — голос пятнистого дрожит, сердце забилось у каждого. Чейз развернулся к нему в упор, не нарушив глазного контакта, отдававшего суицидальными мотивами. Но пастух наклонился ближе. Зик не мог понять, что было не так с его верным псом, всё это для него выглядело дико, нестандартно. Зато для метиса в норму, что заставило того прийти в боевую готовность. — Ты… Ты прав, Маршалл… Мне не было больно тогда… Всего лишь грустно и очень неприятно на душе. Зато сколько других сдохло, сгорело заживо, разорвалось на твоих девственных голубых глазках. Пожарный не может потушить огонь — ты просто ничтожество. Мне так нравится насиловать твою психику, но мне абсолютно насрать, где именно я проебался и где мне стоило остановиться, чёртов пятнистый гандон. Но знаешь, где ещё ты ошибся, братец?! Нервный тик взял над ним вверх, улыбка спала, а карие глаза метнулись к розовым — спаниель вздрогнула, увидев не бывшего друга, а насильника и маньяка, смотревшего на неё сверху вниз, где она была каждую ночь. Этот взгляд… так сильно отдавал ненавистью и презрением — точно также, как и месяц назад. Если неделю назад он просто над ней глумился, к чему она привыкла, то сейчас она снова переживает травму: чёрный силуэт на фоне красного солнца, алые глаза приказывают ей свернуться калачиком, потерять рассудок и броситься под поезд. Бродяга зарычал на интуитивном уровне, ведь видал такое проявление достаточно часто, выработав инстинкт: при любой выходке овчара скалиться и готовиться к изнасилованию. — Ты отнял её у меня! — овчарка бросилась на далматинца схватившись за него, упав с кушетки, навалившись на пятнистого, но невероятно быстро потерпев поражение, в мгновение ока оказавшись снизу под другой собакой, начавшей — дежавю — избивать её морду, сбивая бинты и разрывая швы на морде пастуха. — Когда же ты сдохнешь?! — никакой пощады. Он был прав, когда сказал сам себе, что его стоило бы оставить в лесу. Но что теперь? Маршаллу снова больно, Райдер ничему не научился, Скай в шоке, стоя неподвижно прямо перед ними, отойдя и бросившись к кричащему пожарному: сквозь таблетки он всё равно чувствовал фантомную боль в сломанной лапе и других ранениях, проливая слёзы от отсутствия сил выдержать напор эмоций. Они были правы… Его друг мёртв, осталось только имя и тело. — Рокки, остановись! — прокричал лидер, подбежав к метису, пытаясь оторвать того от пастуха, но тот был максимально настроен на то, чтобы наконец-то прикончить главную причину всех их кошмаров и больных воспоминаний, схватив того за шею острыми клыками и начав давить без конца, заставляя себя держать свои зубы на тонкой шее, пока жертва не перестанет двигаться. Не имея другого выбора, Райдер просто взял Рокки за ошейник, прикладывая силы, чтобы оторвать доминирующего пса, но это не помогало: «пепельный» просто «рвал» его за собой. Парню было страшно, ведь тот на полном серьёзе мог прикончить Шепарда, который сейчас бился в «конвульсиях», смотря в потолок, выдерживая давления… не сопротивляясь, продолжая проливать слёзы, держась лапами за голову Бродяги — и всё это на глазах у Зика. — Твою мать, Рокки, хватит! — закричал лидер, теряя контроль, хватаясь обеими руками за собачью пасть, всё ещё лишённый успеха, своими карими глазами увидев то, как Чейз закрыл глаза, опустив лапы, перестав двигаться, а Маршалл продолжал плакать и стонать от боли, а спаниель успокаивать любимого. Это стало для парня последней каплей. Он бы никогда в жизни этого не сделал, но однажды он сказал себе, что порвёт на куски за своих щенков. Пришло время для реализации. — Рокки! — лидер резко и сильно схватил Бродягу за загривок, сжав его в кулаке, чтобы правой рукой мощно и чётко нанести удар в серый затылок. Затем ещё раз. И ещё раз. И когда метис, заскулив от боли, отпустил пастушью шею, дав сигнал командующему, тот обеими руками, всё ещё держась за загривок, бросил собаку достаточно далеко, чтобы та не смогла правильно приземлиться, ударившись головой об пол. Наступила роковая минута молчания. Что только что произошло? Что случилось? Ещё несколько минут назад они отлично общались: Райдер гладил Рокки и Скай, спящую у него на коленях. Троица смогла поприветствовать своего любимца, убедившись в наступившей гармонии, готовые к тому, чтобы простить Чейза. И всё это ради того, чтобы их хозяин ударил члена их семьи. Он заставил Рокки испытать боль, заскулить, а Маршалл и Скай наблюдать. Прямо сейчас он стоит над телом своего преданного пастуха, смотря на него, не сдерживаясь, показывая поступившие слёзы, чувствуя душевную боль от того, чем он стал. Чем они стали! Мальчик заглядывает каждому из них в глаза, не выдерживая шокированного взгляда, оправдываясь тем, что он просто защищал своего друга; он не верит даже самому себе, отказываясь просить прощения, зная, что не будет прощён самим собой. Даже Бродяга был напуган, смотря на него опущенной головой и телом, а любовная пара дрожала в страхе. Маршалл не кричал, потому что данная сцена притупила боль; когда бойцу отрывает ногу, он чувствует аналогичное. Райдер опустил глаза, признавая поражение. Нет, они все провинились в том, что появились на свет, и парень просто желал вернуться под землю. Входная дверь снова открылась, в помещение вошла группа врачей, напуганная, задающая вопросы, взглянув на одну группу зашуганных собак и на вторую — хозяина и пса. Чёрт… Это выглядело так, словно хозяин свернул шею собственной собаке, приготовившись к тому, чтобы провернуть то же самое с остальными зверями. Они не знали, что он и вправду приложил руку к насилию. Это и напугало парня, ведь он не хотел показаться таким. Он просто… защищал своего самого любимого друга! Что ему оставалось делать? Жалко, что никто из них этого не признает… кроме доброго и заботливого овчара, которого больше нет. Чейз больше никогда не скажет ему, как сильно тот скучает. Что бы ни случилось, овчар всегда будет на его стороне. Придёт время, и хозяин поймёт, но Шепард отказывается улыбаться.Почему одной ссоры достаточно, чтобы уничтожить дружбу, любовь, семью? Почему?!
Время пролетело незаметно, и все они снова на своих местах: овчар и далматинец на кушетках в разных палатах, а их близкие всё ещё с ними. В этот раз голоса затихли. Это место было очень тихим. Это место казалось придорожным Раем. Именно здесь его друг может лежать, не беспокоясь ни о чём: никто его не тронет, никто не зайдёт с желанием перегрызть тому горло. Зик сидел здесь достаточно долго, думая о прошедших шести месяцах, поглядывая на овчара. Тому было просто очень грустно и жаль за травмы, обретённые им. Мы все немного травмированы, но этот случай — действительно другой. Всё это ложь: Зик не знает, как ему помочь, какая реабилитация ему необходима, ведь такое не лечится. Время его исправит? Оно же их всех и порвало на кусочки. В жизни лидера наступила чёрная полоса, а он уже десятый, — может, сотый раз? — не знает, что делать. Может, Чейзу просто нужно уйти? Отправиться туда, где солнце и вправду светит ярче? Место без чёрной смерти, без человеческих пороков… ведь это основная причина, почему они все оказались здесь. Поэтому все они похоронили принципы с честью, предпочтя чувства и заботу друг о друге; забота о тех, кто остался человечен — мёртвый он или нет. Ирония состоит в том, что среди них возвышается и он — хладнокровный лидер и глава их больше не щенячьей семьи. Зик уходит. Оставляет своего щенка в покое, держа подальше от ходячей катастрофы, кой он и являлся. — Мы уходим, Бродяга. Мужской низкий голос разнёсся на всю комнату. Метис был единственным, кто стоял к лидеру спиной, опустив взгляд, заткнув свою пасть, идеальнее всех поняв, что игры кончились. Прошло то время, когда они резвились, играли, тянули верёвку, облизывали своего хозяина — всё это сдохло, растоптанное, перемолотое, выброшенное на свалку, сгнившее и съеденное падальщиками. Что бы он ни сказал или сделал, его хозяин усыпит его быстрее, чем тот подумает сбежать обратно жить уличным псом. Но Рокки всё понимает. У каждого из нас есть тот, за кого мы расстреляем толпу ни в чём не повинных инвалидов или детей. Он и лидер зависят от своих привязанностей, которые исчезнуть с их смертью. Они сегодня сделали достаточно… Будет лучше, если они уйдут; отпустив — становится легче. Спаниель останется, а овчар будет в дальней палате, под защитой врачей, которым лидер убедительно пригрозил, больше не пытаясь выглядеть так, будто ему не похуй на этих людей. Далматинец пытался уговорить хозяина, мгновенно пожалев о своём решении, когда тот всего лишь посмотрел на него мрачным взглядом, а его пара просто шёпотом убедила его оставить всё как есть. Придёт момент и даже она уйдёт, а этим двоим будет, о чём поразмыслить; это ничего им не даст — всего лишь меланхолия. С Маршаллом останется его пара, доживая остаток вынужденных дней в этой больнице, скрашивая время, улыбаясь, счастливый и гордый за свою храбрость, ведь он наконец-то получил её и она останется с ним навсегда, радуясь тому, что остальные члены семьи не забыли о нём, навещая и проводя с ним время, даже не пытаясь узнать, где овчарка. Он потерял брата, но обрёл новую родню. Грудная клетка на ощущения — каша, раздавленная прессом. Всё тело болит, морда ноет, глаза закрыты, дыхание учащённое, настроение ужасное. Овчар остался один. Он не против, чувствуя, как в сердце боль, печаль и сожаление. Он смотрит в потолок, думая о том, о чём не скажет вслух, пытаясь сдержаться, чтобы не расплакаться. Ему страшно находиться одному в четырёх стенах, боясь воспламенения, обрушенного потолка на тело и дальнейшего сожжения заживо; кожа лопается, вместо клочков шерсти — уродливые волдыри, карие глаза — вытекший майонез. Клаустрофобия или одиночество — выбор, которого не было. Но было время подумать, переживая одни и те же мысли каждый день, давно потеряв нужду во времени, не прося о помощи, которую пытался обеспечить ему хозяин. Всё началось неожиданно, закончилось — ещё быстрее. Там, за дверью, люди и их животные, которым они признаются в любви, давая клятву всегда заботиться и быть рядом. Свет от лампы портит зрение. Хочется раствориться в темноте, переворачиваясь на правый бок, спиной к двери, за которой настолько людно, что одиноко. Закрыв глаза, прикрыв уши, мир снаружи канул в лету. Сознание в параллельном мире, выглядящем лучше, чем там, где они существуют. Его лапа трогает другую, слыша ласковый голос, готовясь провалиться в сон. Всё это настолько прекрасно, что фантомная боль снова бьёт мачете по сердцу. Шоковый удар по всему телу, секундный тремор со стороны, но всё ещё мёртвая тишина в пустой комнате. Реальность напомнила о себе и несбыточных мечтах, заключённых в телах, давно покинувших наши жизни. Чейз никогда с ними не встретится. Они мертвы. Их никогда не было в его жизни. Пытаясь вспомнить их лица, в голове образуется трещина; очень больно. Они где-то там, где ему не место. Он попадёт туда на закате. Странный звук нарушил тишину. Очень стыдливое, позорное и глубокое. Всё хорошее рано или поздно кончается. Остаются воспоминания. Он отказывается смотреть в будущее, пытаясь вернуть прошлое. С каждой попыткой звук становится громче, безысходность — очевиднее, отчаянность — бессмысленнее. Чейз скучает, мечтая видеться хотя бы во снах. Собачье тело вздрагивало из раза в раз, сопровождаясь плачем.Добро пожаловать домой, Маршалл!
Группа собак, во главе с группой людей, приветствовала старого друга, поздравляя с возвращением в родные скромные края их острова спустя две недели. Зума с шиной уже шёл на поправку, способный улыбаться, этим и встретив старого приятеля, стоя рядом с улыбающимся Рабблом не держа друг на друга обиды — они выше этого. Пятнистый похрамывал, но в окружении семьи вся боль превращалась в ничтожную мелочь, ради их улыбок можно и потерпеть. Даже Кейти соизволила прийти, аккуратно обняв пятнистого друга, не вызывая дискомфорт в лапе и остальных местах. Бродяга сказал брату, как он рад, что тот снова дома, ведь без него было так тихо. А Маршалл отвечает взаимностью, счастливый избавиться от постоянного времяпровождения в четырёх стенах. Открытое поле с близкими — вот чего не хватает для счастья. Райдер подтвердил их слова, погладив пожарного, одарив улыбкой, не забыв об инциденте, но уладив всё необходимое, избавившись от постоянной моральной давки. Сказав ему достаточно, тот встал, отдав его на ласку толпе, отойдя чуть подальше, смотря на это довольный, обратив внимание на поисковый взгляд далматинца, мигом вернувшийся к Рокки. Зик был того же мнения… И снова: они всегда были не одни. Метис и лидер точно чувствовали его присутствие, но сейчас было не до этого. Этот замечательный, хоть и пасмурный, с серым небом, день был слишком многообещающим, чтобы какое-то животное его испортило. Оно тоже это понимало. Всё, за пределами этого праздника, казалось мрачной тенью, в которой можно было спрятаться, зарыться, как в одеяло. Место за их дубом — мрачнее некуда. Чей-то томный, скрытый в тени, взгляд осматривал счастливые лица и морды, радость от текущего события, а он просто злился, не понимая, что такого идеального было в этом далматинце. Вечный позитив? Разве можно быть счастливым там, где люди погибают жестокой смертью по чужой воле… Ненависть, презрение и обида — то, что он олицетворял. Казалось, карие глаза светились, высунув только голову из-за дерева, подобно хищнику. Разбитому, грязному, подавленному подобию хищника… Он так ненавидит людей, боготворящих этого синеглазого, что хочется провести геноцид далматинской породы — это было видно по его глазам. И всё это пропало, когда Чейз встретился с Райдером. Именно этот парень лучше всех знал тех, кого вырастил и воспитал, чувствуя эмоции каждого. Хотя и не стоило быть родителем, чтобы ощущать присутствие призрака, обиженной души, кричащей о покое. Чейз смотрит на расстроенного лидера и вся его угрюмая гримаса спадает, надевая ту, которая идеальнее всего олицетворяла одно — сожаление. Ему очень жаль, что так получилось, но быть рядом с ними он не может. Овчар жертвует собой, чтобы хозяин всегда мог быть с ними. И поэтому Зик принимает решение уйти от него, вернувшись к толпе, подозвавшей его. Но эти двое ничего друг другу не скажут; чувства сделают всё за них. Затем наступит тишина, составившая ему компанию, когда последняя душа скрылась за дверями. Трава и листья преданного ему древа развивались на ветру. Ветер не холодный, но холодно внутри. Он посидит здесь немного и уйдёт. — Добро пожаловать домой в Ад, Шепард.